Читать книгу Сон любви - Наталья Быковская - Страница 6

Так назывался новый Город-у-моря – город Эл, богатый и шумный, гармоничный и пёстрый, как сама морская стихия. Жители его были счастливы, и немудрено – правители города, мудрые Перегрин и Шун, потомки Рагима, были достойнейшими из достойных. Злые языки говорили, что слепцу и глухому невозможно быть правителями, но языки эти принадлежали варварам, развязывавшим войну за войной. На деле два брата-правителя были достойными продолжателями дела своего великого предка – законы, написанные ими в самом начале своего правления, выросли из преданий, легенд и записей предыдущих королей, чтобы собрать все их знания и пережитый опыт, а потому они соблюдались и почитались свято. «Каждому честному человеку приготовлено своё маленькое счастье на берегу города Эл!» – так гласила пословица, известная и в самых дальних уголках Мира. Было оно готово и для братьев-королей – они потому и были вдвоём, что помогали друг другу, становясь единым целым в делах правления. Шун был слеп, но оттого умел слышать столь чутко, что безошибочно отличал правду ото лжи и дурное от хорошего, а Перегрин, хоть и был туговат на ухо, умел видеть глубже человеческих одежд – он видел самую суть человека, душу каждого, кто приходил просить совета или суда правителей.

Шун и Перегрин редко общались словами, но понимали друг друга превосходно – когда умеешь слышать или видеть истинные чувства и мысли человека, мало что может быть тайной для такого друга.

В день, когда в Эл прибыли Ярл и Иоаким, был устроен праздник – сыновья правителей были любимы не меньше их самих. К тому же, Ярл не появлялся дома больше года, и по нему успели соскучиться. Братья радостно приветствовали знакомых воинов и девушек, перешучивались с пекарями и кузнецами, легко кланялись учёным скрипторам, учившим юношей города грамоте, чтению и другим наукам.

– Как же славно вернуться домой!.. – с чувством промолвил Ярл. – И как же странно, что мне как будто неловко здесь быть…

– Что за странные мысли бродят в твоей голове? – недоумевающий Иоаким поравнялся с братом. – Тебе здесь все рады, что тревожит тебя в твоём собственном доме?

– Я не могу объяснить этого даже себе, Иоаким, – Ярл встряхнул головой, стараясь избавиться от внезапно навалившейся тяжести. – Наверное, это весна мутит мне голову.

– Лучше бы так, а то ты начинаешь меня пугать, – Иоаким усмехнулся своей летучей улыбкой и дал коню шпоры. – Поспешим, брат! Пир во дворце родителей уже начался, а мы не можем позволить ждать себя дольше, чем того требует этикет!

Братья пустились по мостовой вдоль аллеи фонтанов и поравнялись со старой ратушей, излюбленным местом гнездовья серых чаек. Ярл обернулся и увидел море – старая башня располагалась напротив маяка, и можно было провести по улицам города прямую линию между двумя твердынями, не задев ни одного дома, так что море, такое далёкое и одновременно близкое, было хорошо различимо. Ярл ещё ребёнком облюбовал для себя это место. Он любил залезать на башню, чтобы полюбоваться тем, как солнце утопает в морской пучине, и мечтать о чём-то невыразимом, несбыточном. Он был немного мечтателем, за что над ним часто подшучивал брат.

– Никак воспоминания одолели? – продолжая улыбаться, спросил Иоаким. – Быть может, мне оставить тебя тут до следующей луны, чтобы ты не витал в облаках при встрече с отцом?

– Нет, брат, я вспомнил о том, как приходил сюда в детстве, – Ярл отвечал невпопад, чувствуя, что в память его рвутся чужие мысли: «Море и ветер, буря и камни, сила и падение, спрятанный ключ, предательство, отчаяние и пустота…».

– Перестань, я же вижу, что ты загляделся на рыженькую дочку старого Сапруса! – продолжая смеяться над собственной шуткой, Иоаким взял под уздцы коня Ярла и повел в сторону дворца. – Будет тебе, брат, девушки подождут!

– Да, конечно… – Ярл совсем было перестал слышать брата, как слух его заполнили трубы замковых бойниц – они были дома.

Морок развеялся, и на лице Ярла снова расцвела привычная бесхитростная улыбка – в свои покои он вошёл на закате, не забыв поприветствовать добрую половину дворцовых слуг, с которыми его связывали детские забавы и приключения.

День клонился к ночи, и рубиновый шар, окрасивший морскую лазурь в багрянец, также бесстрастно тонул в пучине, не обращая внимания ни на кого в Мире – в первый вечерний час Ярл и Иоаким предстали перед своими родителями.

Шун и Перегрин по традиции встали, приветствуя своих сыновей и наследников. И, хотя церемония ограничивалась присутствием придворных внутреннего круга, все беспрекословно следовали традиционной необходимости соблюдать вековые приличия. Шун прятал в уголках губ незаметную никому, кроме, разумеется, Перегрина, улыбку и гордо вслушивался в дыхание сына, многое говорившее ему о том, каким стал Ярл за последний год. Он слышал в нём радость возвращения домой, звон стремлений и наивность идеалов, неистовое желание изменить Мир к лучшему и что-то ещё, потаённое для самого Ярла, а потому неясное и для Шуна. Перегрин молча смотрел на Иоакима. Страх промелькнул в его сердце, но отец не может быть беспристрастным, когда судит своего сына, и потому всевидящий сосредоточился на возродившейся дружбе братьев.

Торжественность момента была прервана голосом Ярла:

– Отец, будь в добром здравии! Я, Ярл, сын Шуна, правителя города Эл, рад вернуться в родной дом. Город-без-короля признал мои победы, и его жители попросили меня стать их предводителем. Я согласился с этим долгом и хотел бы просить доброго совета у своего многомудрого родителя!

Какими бы наивными ни казались Шуну речи его всё ещё слишком молодого сына, он не мог не сочувствовать ему – мечты о Мире, каким его рисовали в легендах, до сих пор тревожили его во снах.

Перегрин увидел желание друга раньше, чем тот успел об этом подумать – протянув твёрдую руку, он помог другу спуститься с возвышения, на котором располагались их кресла, чтобы тот смог подарить теперь уже вовсе явную улыбку своему сыну.