Читать книгу Уборщица. Женский роман - Наталья Бочка - Страница 3

Надя выросла на улице. Её отец, один из многочисленных сожителей матери, ушёл в неизвестность, едва узнав о будущем ребёнке. Разговоров о нем никогда не было и Надя не знала кто он, что за человек.

Вместе со старшей сестрой, познавала Надя уличную науку и была совершенно свободна. Ни кто не присматривал, ни кто не следил. Мать, больше была занята поиском очередного мужчины, чем воспитанием детей. Всякий раз, когда она приводила нового хахаля в дом, отправляла дочерей погулять на улицу.

Росли дети у всех на глазах, ни кому не нужные отовсюду гонимые. Соседи с грустью смотрели на девочек, но кто-то и со злобой. Кто пожалеет, а кто и отшвырнёт.

Немало хлопот доставляли сёстры всей округе. То в окно камень швырнут, то игрушку отберут. Да, разное бывало. Любое хулиганство во дворе сваливалось на них, даже если Надя с Мариной находились в этот момент совсем в другом месте. Что бы ни случилось, во всём виноваты Цветковы. Соседи распекали на все лады. Матери запрещали своим детям водить дружбу с сёстрами, под страхом наказания. Были, конечно, и те, кто не обращал на это внимание, но таких людей горстка. Поэтому друзьями сестёр были такие же как они беспризорные.

Тётя Люда никогда не упускала случая высказаться в сторону семьи Цветковых. Очень уж бранила она Светлану – мать девочек:

– Мужиков к себе водит, что ни день, то новый, – тараторила она в окружении соседок.

Татьяна Кирилловна из двадцать шестой квартиры, простая, плотная женщина с добрым лицом, жалела сестёр и их мать и в ответ всегда говорила:

– Что ж ты Людмила злая такая. В чужом глазу соринку видишь, а в своём бревна не замечаешь. Сама что ли мужиков никогда не водила? Или за Гришку боишься, как бы Светка не увела? – говорила она со смехом.

Но тётя Люда не останавливалась. И лились из неё ругательства как из рога изобилия. Будто завидно было, что у Светки столько ухажёров, да за своего сожителя побаивалась, как бы он по дороге в соседний подъезд не завернул. Всё-таки была Светлана помоложе и покрасивее.

– Да мой Гриша на такую лахудру даже не позарится. У неё в квартире грязи на вершок и гора посуды немытой. Я своими глазами видела, – выкладывала тётя Люда.

И действительно, в чём, в чём, а в этом она была права. Квартира Светланы совсем не походила на уютное семейное гнёздышко. Пыль, грязь и немытая посуда накапливались месяцами. Пожелтевшие от времени обои грустно оттопырились и свисали в отдельных местах. Дверные косяки с облупленной белой краской, зашарканный пол. Землистого цвета тюль грустно застыла на грязном окне кухни. Остальные окна залеплены газетами. Грязные вещи повсюду. Мебели в квартире почти не было. Её вынесли и обменяли когда на еду когда на водку. Нормальный человек, оказавшись в таком жилище, постарается быстрее оттуда убраться.

Шло время. Росли дети, взрослели.

Светлана, пережив очередную любовную историю – попивать стала ещё больше. Не проходило пары дней, чтобы она не заявилась домой пьяная. Девочки мать любили и жалели. Но чем больше понимали, тем больше отдалялись, жили своей жизнью и не очень правильной.

Старшая Марина – быстро переняла поведение матери и стала загуливаться. Скандалила и обвиняла мать во всём. В пятнадцать лет она имела за плечами большой опыт ночных гуляний.

Младшая – Надя наивный ребёнок, не очень задумывалась, как быть и что делать. В двенадцать лет, ещё слишком привязана к матери. Не зала другой жизни и не сравнивала. А раз не понимала, то и не осуждала.

Но чем старше Надя становилась, тем больше замыкалась.

Эта девочка – смотрела на окружающий мир диковатыми глазами. Она чувствовала, что не такая как все и грустила. Она довольствовалась старыми игрушками и старой одеждой, что отдавали сердобольные люди. Часто Надя замечала на себе косые взгляды и считала – это от того, что она некрасивая. Не сразу пришло осознание, что все в округе живут не так как их семья.

Однажды, старшая сестра собрала свои вещи. В бурной ссоре, назвала мать «алкоголичкой» и ушла, пообещав никогда больше домой не возвращаться. Надя поплакала. Сестру она любила и никак не могла понять, детским своим умом, почему так вышло. Теперь ей приходилось в одиночку терпеть нападки пьяной матери. Надя окончательно замкнулась и перестала обращать внимание на то, что происходит вокруг.

Соседка Татьяна Кирилловна жалела маленькую Надю, часто звала к себе, кормила супом. Старалась всячески опекать молчаливую, угрюмую девочку.

Бубенцова, при встрече с Татьяной Кирилловной посмеивалась:

– Смотри Татьяна, стащит Надька что-нибудь. Вот и будет тебе расплата, за всю твою доброту.

– Ты Людмила, совсем в людях хорошее видеть перестала, – отмахивалась Татьяна Кирилловна.

– А ты разве сама не понимаешь, что за девчёнка. Стащит и имя не спросит.

– Не нужно думать обо всех плохо. Надя – девочка хорошая.

– Да, хорошая? А кто мне под окном всю сливу оборвал?

– Так дерево не твоё, а общее, – говорила Татьяна Кирилловна.

– Как это? Оно у меня под окном растет, и я за ним ухаживаю, – кипятилась Людмила.

– Это же дети! Себя что ли в таком возрасте не помнишь? – добродушно смеялась Татьяна Кирилловна, а Людмила умолкала, нечего ей было ответить. Да и не очень она любила разговаривать с Татьяной Кирилловной, которая всегда всех оправдывала и ни в ком не видела зла.

Надя действительно была диковата. Она сторонилась людей. Худенькая, хрупкая девочка со светлыми короткими волосами, напоминала мальчишку. Лицо её почти всегда было неумытым. Россыпь мелких веснушек по щекам, круглые зелёные глаза в которых часто замирало грустное пустое выражение, да вздёрнутый нос.

Когда девочке исполнилось тринадцать, мир вокруг стал казаться другим. Пришло осмысление поведения матери. Затаилась обида. Только сейчас Надя осознала, насколько она была обделённой и обозлилась. На мать, на её мужчин, на соседей. На всех.

Из тихого, замкнутого ребёнка она стала превращаться в странную девушку. Но, она уже привыкла к косым взглядам людей и это больше её не заботило. Она мысленно возвела барьер между собой и другими. Складывалось впечатление, что ей абсолютно на всё наплевать.

Мать не желала замечать происходивших с дочерью перемен. Это интересовало её меньше всего. Лучшими друзьями были теперь собутыльники и присутствие дочери раздражало. Основным вопросом был – где взять сегодня на выпивку. Она шла по соседям с надеждой выпросить взаймы, но так как проделывала это довольно часто, люди перестали давать. Редко в доме у Цветковых можно было найти что-то похожее на еду. Когда Света и её ухажёры приносили домой кое-какой харч для своих пирушек и Наде кое-что перепадало.

К четырнадцати годам Надя стала расцветать той дикой красотой, которая опалена солнцем, вымыта дождём и высушена ветром. Худощавое тело всё ещё напоминало мальчишеское, но теперь на нём определились признаки женственности, хотя ещё и не явные.

Когда она приходила домой, очередной ухажёр мамы похотливо разглядывал девушку и отпускал пошлые шуточки, чем неизменно вводил мать в яростное состояние. Надя стала замечать ненавидящий взгляд Светланы.

Всё чаше она стала Надя загуливаться до поздней ночи с дворовыми пацанами. Не много девушек в четырнадцать лет могут себе это позволить. Поэтому уже к пятнадцати, Надя познала и дворовую любовь.

Домой её не тянуло. С матерью, Надя виделась редко. Каждый разговор превращался в перебранку. Неосознанно, Надя повторяла слова Марины, которые когда-то сестра говорила матери.

Сочетание наивности и дерзости странно уживалось в Наде. Возможно, она была бы только дерзкой, если бы многие поступки её не говорили о глубокой наивности. А возможно осталась бы наивной, если бы обстоятельства не заставили её быть дерзкой. Это была та дерзость, которая кажется, смешной всякому кто видит её проявление. И та наивность, которая кажется странной на фоне отчаянной дерзости. Черты её характера были столь противоположны, что казалось непонятным, как кротость уживается с нарочитой наглостью, а доброта со злобой.

Можно точно сказать, то хорошее, что в ней было – дано природой, а к плохому – принудили обстоятельства.

Двор смаковал каждое событие, происходившее в двадцатой квартире. Темы были настолько разнообразны, что слушателям ни на минуту не приходилось скучать. То Светку побил новый алкаш-любовник, то из окон квартиры неслись такие диалоги, что на прослушивание их можно было, смело продавать билеты как на концерт.

Тётя Люда – конечно же, всегда была первая в очереди на такие спектакли. Она так красноречиво комментировала происходящее, что её слова как истина разносились в совершенно не изменённом виде.

А Татьяна Кирилловна жалела и Светку и Надю. Надю особенно. Она видела,

что девочка несётся под откос с бешеной скоростью, но что тут можно сделать. Понимая, что Надя отдалилась от неё, и нет возврата былым, тихим отношениям. И всё же Татьяна Кирилловна верила, что Надя совсем не такая, какой хочет показаться. Обстоятельства складываются не в её пользу, но сама Надя, ни в чём не виновата.