Читать книгу Первым будет Январь - Наталья Бокшай - Страница 3

Утром я проснулась как раз тогда, когда бабушка сажала хлеб в печку. В доме пахло уютом и детством.

– А Василь Палыча так и нету, – всплеснула руками бабуля, выглядывая в окно.

За ночь метель так и не утихомирилась, мело так же, как и накануне.

– Света белого не видно, – качала головой бабуля.

– Не переживай, – попыталась успокоить её я. – К обеду утихомирится всё. В любом случае без ёлки не останемся. А если и останемся, то ничего страшного.

– Да ну как же, – бабушка вздохнула. – Ты же так любишь её наряжать. Думаешь, не знаю, как тебе хочется чемоданы открыть с игрушками?

Я улыбнулась, садясь за стол, где бабушка уже поставила для меня тарелку с кашей и кусочком масла. Вообще я по утрам так плотно не завтракаю, максимум кофе и небольшой бутерброд. Но тут всё было по-другому.

– Соседка заходила, молока вот принесла, – бабушка кивнула на кастрюлю, из которой собиралось сбежать молоко. – Так что можешь не покупать, когда пойдёшь в магазин.

Я кивнула. К молоку я была равнодушна: есть – хорошо, нету – и не надо. Но с завтраком поторопилась, – бабушка сильно нервничала, то и дело бросая взгляды в окно и прислушиваясь к внешним звукам.

– Зайду по дороге к Василию Павловичу, – пообещала я ей, выходя из дома. – Узнаю, может он и не ходил ещё в лес.

– Заодно пирогов им отнесёшь и банку земляничного варенья, я давно обещала, – закивала головой бабушка.

К магазину идти было несколько минут, но за ночь намело по колено, дорогу ещё никто не чистил, приходилось пробиваться самостоятельно. И к тому времени, когда я дошла к порогу местного супермаркета, с меня сошло семь потов, а щеки пылали пожаром. Когда я вновь отправилась в путь к дому Василия Павловича, ноша моя заметно увеличилась, мешая мне торопиться, а метель стала только сильнее, залепляя глаза.

– Кто там?

Баба Люся выглянула из-за двери, когда я с силой постучала в калитку. Мохнатая чёрно-белая собачка Мушка залилась таким лаем, точно выносили хозяйское добро, бегая от ворот к дому и обратно.

– Это я, баб Люсь, – помахала я рукой. – С наступающим вас.

– Ой, милая! – обрадовалась хозяйка, узнав меня. – И тебя с наступающим. Что ж Арина тебя в такую-то метель прислала? Совсем не жалко внучку.

– Да ничего, – улыбнулась я. – Мне полезно. Я вам тут гостинцев от бабули принесла, надеюсь, ничего не раздавила.

– Ой, спасибо, – обрадовалась баба Люся, забирая у меня пакет с пирожками. – А Василий мой к вам не заходил? Что-то долго его нет. Ещё до рассвета в лес за ёлками уехал. Лесничий наш с ними, у них там заказов полсотни.

– Не было ещё, – отозвалась я. – Погода нелётная.

– Да погода-то им не страшна, а вот кое-что другое, – она хмуро посмотрела в сторону дороги, уходящей из деревни в лес. – Коли по пути Михалыча встретили, рыбака нашего, чтоб ему клёва не было, то всё, можно не ждать. У них же это дело без самогонки не обойдётся.

Я засмеялась.

– Ну так праздник же, можно, – успокоила я бабу Люсю. – Вернутся, куда они денутся.

– Пусть только вернутся, я им! – пригрозила та. – А ты погодь, я Арине-то свой гостинец передам.

И она резво заспешила обратно в дом, громко шаркая комнатными тапками по хрусткому снегу.

В общем к ноше моей добавилась ещё полуторалитровая банка маринованных грибов, фруктовый кекс и какие-то журналы, которым бабушка обрадовалась больше всего.

– Так и знала, что Палыча только за ёлкой и посылать, – бабуля моя с досадой махнула рукой. – Сейчас дела доделаем и сами пойдём.

– Да куда ты в такую погоду пойдёшь? – удивилась я. – Бог с ней с этой ёлкой. И без неё обойдёмся.

Но бабушка как-то так жалобно посмотрела на меня, словно я лишала её единственной радости в жизни. Мне даже совестно стало.

– Ну ладно, – сдалась я. – Только ты дома останешься. Я и сама справлюсь. А то ещё тащить тебя вместе с ёлкой.

– Да как же сама-то? – заохала бабушка. – А коли чего…

– Тогда без ёлки, прячь назад свои чемоданы, – скривилась я. – Не бывать волшебству в этом году, пусть спит себе дальше.

И бабушка сдалась. Как маленькая, честное слово. Видимо, ей действительно было крайне важно, чтобы в доме всё было так, как каждый год – ёлка, счастливая я, накрытый стол и ещё молодая она.

Признаться честно, я была тронута её рвением устроить нам обеим праздник. К тому же, во всей этой предпраздничной кутерьме я и думать перестала о своём разбитом сердце и неприятностях по поводу моего рухнувшего проекта мечты. Пожалеть себя у меня ещё будет время, когда вернусь обратно в город, а сейчас поддамся бабушкиному настроению и поверю в чудо.

С этими мыслями я и отправилась в лес, прихватив с собой старенькую пилу и позволив бабушке завязать на мне новый белый пуховый платок, который она связала мне к празднику.

– Ну, настоящая Снегурочка, – просияла бабушка, оглядев меня со всех сторон. – А то носишь не пойми что, едва уши прикрывает.

И наказав мне поторопиться до темноты, отпустила меня.

Эти места я прекрасно знала с раннего детства и мне здесь жутко нравилось. Вот крайний дом, в котором жила тетя Оля, работавшая на почте, её огромный яблоневый сад, тянувшийся до самой реки. Вон там пляж с мостками. А там дорога к соседней деревне. Если перейти речку не по подвесному мосту, по которому мы ходили летом, а напрямую, то лес был совсем близко, вон даже ещё следы от повозки деда Василия видно, не совсем их замело.

Идти было тяжело, зато ветер подгонял прямо в спину. Назад будет наоборот. Но чувствовала я себя легко, как никогда, словно с каждым шагом сбрасывала с себя куски налипшей грязи, становясь чище и свободнее.

Молодой подлесок встретил меня лохматыми ветками в снежных шапках, попробуй теперь рассмотри, какая ёлочка моя. Стряхивая снег в поисках «той самой», я и не заметила, как стала уходить всё дальше, к тому же ветер здесь был тише, лишь протяжно гудел в высоких соснах.

Стемнело быстро, раньше обычного, а ёлку я так и не выбрала – то слишком тонкая, то слишком мало веток, то чересчур высокая, то кривобокая. Ворча себе под нос, что лучше было бы вообще без неё, добрела я до того места, где река делала крутой поворот, становясь к лесу ближе, чем в любом другом месте. И именно тут я встретила её – ту самую ёлочку, которая набирала высший балл по всем требуемым критериям.

– Ну, наконец-то! – обрадовалась я и заторопилась к ней. – А то браконьер уже устал мотаться вдоль кромки леса.

Спилив ёлку, я впервые за всё время своего блуждания, огляделась.

Местность показалась совершенно незнакомой. К тому же в сумерках всё было непривычным и приходилось сильно напрягать глаза, чтобы высмотреть в метели ближайшие ориентиры. Кроме реки я не узнавала здесь ничего больше. Да и времни прошло неизвестно сколько!

– Нам с тобой, ёлка, вон туда, – кивнула я в сторону, откуда пришла. До моста дойдём и будем дома.

Так я и сделала. Желания идти вновь вдоль кромки леса у меня больше не было. Темнота пугала, особенно когда фантазия рисовала не пойми что.

Снег весело хрустел под ногами, метель смазывала все очертания, превращая мир в таинственное полотно.

– Что ж ты, Декабрь, уступать не хочешь? – заговорила я вслух. – Минутки твои тикают, сколько не гневайся. А вот от подснежников, я бы не отказалась, зря что ли в такую даль тащилась? Хотя … И за ёлку спасибо. А завтра наступил время Января и всё начнётся сначала.

Шла я долго, словно целую вечность, а моста всё не было. Спина взмокла, лицо пылало от жара, а боковой ветер всё никак не мог сорвать с меня пуховый платок, сколько не старался. Я стащила варежки и засунула их в карман – ладони горели. Пила страшно мешалась, и я зацепила её за пояс пуховика, – пусть болтается себе где-нибудь сбоку, а не мешает мне перехватывать ёлку из руки в руку.

– Надо было другую куртку надеть, – проворчала я. – От такого марш-броска и похудеть можно.

И тут до меня дошло.

Ветер!

Я остановилась. Сердце забилось чаще, но уже не от моей пешей прогулки.

– Вот блин! Это же тот самый приток, – простонала я. – Мне вообще теперь в другую сторону! И как можно было перепутать?

Река, вдоль которой я шла, была безымянным притоком нашей Чернобродки. Гуляя вдоль леса я и не заметила, как далеко ушла, а теперь мне предстояло вернуться обратно, чтобы перейти притоку и выйти к своим местам.

Лес остался за моей спиной, но, не смотря на это, мне сейчас больше всего хотелось, чтобы он был рядом и успокоил меня своею тишиной взамен разбушевавшейся в чистом поле стихии. Мои следы быстро заметало снегом, и кроме воя ветра я больше ничего не слышала.

– Только не останавливаться, – приказала я себе и затопала дальше, таща ёлку за собой.

Счёт времени я давно потеряла, и мне стало казаться, что я блуждаю здесь уже целую вечность. Но когда передо мной выросла высокая стена жёлто-бурого при дневном свете речного тростника, я совсем растерялась.

– И где я? – нахмурившись, огляделась я.

Достав из кармана телефон, который был в этой глуши бесполезной вещью, я включила фонарик, но и он оказался мне совсем не помощником, только «зайчиков» нагнал в мои привыкшие к темноте глаза. Зато как выяснилось, времени было уже почти восемь часов вечера.

– Бабушка меня убьёт, – простонала я, убирая телефон обратно в карман.

Решив, что разумнее будет перейти притоку, чтобы выйти к реке, которая, по идее, должна была находиться где-то впереди, я пошла обратно, выискивая место, где бы можно было выгоднее перебраться.

– Хорошая прогулка, ничего не скажешь, – покачала головой я. – Эту новогоднюю ночь я точно не забуду.

Наконец дремучие заросли поредели, и я двинулась прямиком по льду на другую сторону. Но там меня ждал сюрприз в виде новой стены непролазного тростника, через который ломиться, как медведь, у меня уже не было просто сил.

– Пойдём, ёлочка, куда-то туда, – вздохнула я.

Мне было уже не страшно, я жутко устала и волновалась за бабушку. Как она там без меня? С ума, наверное, сходит. Небось, в полицию уже позвонила или за участковым сбегала, а то и вовсе деда Василия на куски разорвала от негодования. Хотя, я была бы рада, если бы кто-то меня окликнул или фонариком поморгал.

Шла я ещё какое-то время, пока не увидела место, где можно было бы выйти на берег.

– Ты, оживляющий явленное,

не прекращай колеса вращать!

Ты, кто вёл нас стезёю правой

к битве и тризне великой!

Слова забытой, но откуда-то знакомой мне песни друг сами собой вырвались из меня скорее от бессилия, чем от желания петь. Я упала, запнувшись за собственные ноги.

– Не могу больше, – выдохнула я, утирая лицо снегом. – А идти ведь надо, иначе замёрзну здесь.

Спина давно остыла, и теперь лёгкий холодок выбивал из меня дрожь. Достав телефон, чтобы посмотреть нет ли заветных палочек сети или хотя бы просто узнать время, я с досадой увидела застывшее на экране тоже самое время – телефон от холода впал в кому.

– Так мне и надо, – усмехнулась я. – Команду подвела, себя подвела. Ничего-то я и не умею. Проекты у меня слабые, ляпов куча, недочёты во всём, договариваться с людьми не умею. Живу на работе, ничего другого больше не вижу. Личная жизнь ни к чёрту, даже пощёчину заехать не могу, позволила ноги об себя вытереть, а теперь потерялась на ровном месте! А ещё в каких-то облаках надумала витать, крепость ей, видите ли, взрослой тётке примерещилась! Вот дура!

И я заплакала. Сначала нехотя, всё ещё стараясь сдержать себя и весь взорвавшийся внутри меня вулкан. А потом зарыдала так, что вой метели был лёгким шёпотом в ночи. Завалившись на бок, я позволила себе наконец-то выплеснуть из себя всю накопившуюся боль и обиды, жалея себя, как если бы меня могла пожалеть мама. Чувствовала я себя по-настоящему раздавленной, но не тем, что не знала куда идти, а тем, что все мои мечты, цели и планы рухнули как раз тогда, когда все люди верили в чудеса.

Неожиданно лёд подо мной зловеще затрещал, отзываясь где-то вдали. Но мне было не до этого. Я снова и снова вспоминала прошедший год, свои идеи, которые казались мне лучшими, свою подружку, так волновавшуюся за меня, своих друзей, которых было не так много, но всё же мне с ними было интересно и легко, свою старую квартирку, в которую вложила душу, а потом задумалась о том, что пора её продать. Вспомнила то, что я никогда не видела своих родителей, у нас даже фотографий их не было, хотя бабушка уверяла меня, что красотой я в маму, а характером в отца – упрямая и просто невыносимая…

Лёд снова затрещал и в этот раз громче и пугающе, заставив меня замереть от ужаса и забыть о слезах.

– Это ещё что? – выдохнула я.

Смахнув ладонью снег, под которым темнело пугающее тёмное зеркало реки, я с замирающим сердцем увидела, как от того места, куда с моих ресниц сорвалась слеза, бежит паутина трещин. А затем лёд подо мною грохнул пушечным выстрелом, и я с головой ухнула в ледяную воду, не успев даже ойкнуть.