Читать книгу Совсем не страшно в темноте - Наталья Евгеньевна Винокурова - Страница 6

Как вы думаете, чего хотят люди после смерти? Хотят ли они продолжать своё развитие, учиться, познавать? Удивительно, но многие – нет. Обычно они просят отправить их туда, где смогут получить желаемое, но не достигнутое при жизни. Нищий – туда, где у него будет много денег, одинокий – туда, где у него есть друзья и любовь, бесплодная – туда, где она счастливая мать. И я отправляю. А что мне ещё остаётся. Если в этом заключалась главная цель их существования – пусть будет так. Что касается меня – я рад быть здесь, рад быть полезным и, более того, иметь возможность каждую ночь видеть мою Танечку. Её спящее личико для меня – единственное и ни с чем не сравнимое счастье.

Однако рабочий день пока ещё в самом разгаре. Как для проводников, так и для служащих офиса, в котором я сейчас нахожусь. Эта человеческая работа так утомительна: люди что-то кричат, суетятся, бегают повсюду с папками бумаг… И совсем не замечают Смерти, стоящей посреди коридора.

Вы уже знаете – я новичок. Никогда не могу точно рассчитать времени, и каждый раз прихожу раньше. Опаздывать ведь мне нельзя.

– Рита, Алексею Викторовичу плохо! Вызови «скорую» быстро!!!

Пожалуй, пора браться за работу. Хотя, может, его ещё и спасут. Ложные вызовы у нас тоже случаются.

Я пошёл на звук. Звеня посудой, секретарь судорожно пыталась накапать директору «Корвалол». Мужчина, покрасневший, с расслабленным галстуком и полурасстёгнутой рубашкой, шумно втягивал в себя воздух, едва не стекая на пол с директорского кресла. Он был очень плох.

Такие моменты для человека самые неприятные, да. Когда постоянно работаешь, вертишься в этом круговороте, вечно решаешь какие-то дела, то напрочь забываешь о себе. А потом, когда ты вспоминаешь и поднимаешь голову от бумаг, Смерть уже здесь, в твоём рабочем кабинете.

– Доброго дня, Алексей Викторович. Меня зовут Сет.

– Фух, слава богу отпустило! Тебе чего надо? Дел по горло…

– Я пришёл сказать вам очень важную новость. Боюсь, вам уже не придётся возвращаться к своим делам.

– Да кто ты вообще такой, чтобы мне указывать! Говори, зачем пришёл, и проваливай! Ты курьер? Принёс письмо?

– Письма нет, я скажу на словах.

– Валяй.

– У вас только что случился инфаркт миокарда, и вы умерли.

– Чтоб ты сам сдох! Это же надо – нести такую чушь!

– Я уже полгода как мёртв.

– Риточка, выпроводи этого ублюдка! Кто его вообще сюда пустил?.. Риточка?.. Леночка?..

В кабинете было пусто, едва увидев характерно искривлённый рот своего директора, обе секретарши в страхе разбежались звать на помощь. Озираясь по сторонам, начальник наткнулся на своё обездвиженное тело и осёкся. Дотронулся до него ногой. Перевёл взгляд на меня и в растерянности моргнул.

– Алексей Викторович, вы должны будете идти со мной. Скажите, куда бы вы хотели направиться, и я вас отведу.

– Чёрт бы тебя побрал… – он попытался присесть на соседнее кресло, но с непривычки упал сквозь него, так же как и я прошлой ночью. Он провалился бы и через пол, но я вовремя его удержал, подав руку.

– Напрягите ступни чуть-чуть. Уплотните их. Как у меня, видите? Так вы сможете стоять. Если напрячь бёдра, можно сесть.

– Понял, – он предпринял ещё одну попытку опуститься в кресло, на этот раз удачную. – Дело в том, парень, что я не могу сейчас уйти. У меня сегодня совещание, подписание контракта, ещё две важных встречи вечером. Ужин с женой, наконец… Поэтому давай-ка быстренько отправь меня обратно в тело, и закончим с этим. Был рад общению.

– Алексей Викторович, при всём моём уважении к вам как к директору, вы не можете мне приказывать. Я подчиняюсь собственному высшему руководству, и если оно решило, что ваш опыт на Земле завершён, значит это так. Поздним вечером у меня тоже запланирована встреча с любимой, поэтому, прошу вас, примите своё решение и ответьте на мой вопрос. Куда бы хотела направиться ваша душа? Где она чувствует свой дом?

– Я не хочу никуда идти!

– Помощь нужна? – в окно кабинета зловеще проникла костлявая рука с косой.

– Спасибо, Азур, на этот раз я сам.

– Тогда я просто зайду водички попить.

Коллега, уже в своём привычном обличии, человеческом, прошёл к кулеру и по-свойски наполнил пластиковый стакан.

– Знаете, Алексей, – заговорил он, присев на диван и закинув ногу на ногу. – А ведь всё здесь, в вашем человеческом мире, сизифов труд. Напрасный. Сначала вы сами создаёте для себя барьеры, а потом всю жизнь их преодолеваете. Или рушите.

– Слушайте, уважаемый, – оскорбился директор. – У меня тут не бал ангелов смерти. Прошу вас побыстрее уладить наш вопрос и…

– Позвольте мне договорить. Благодарю. Итак, всё в вашем мире бренно, – Азур словно ненароком смахнул несуществующую пыль со своих безупречно выглаженных белых брюк. – Вы сначала сами придумываете для себя достижения, потом достигаете их, а потом теряете всё. Потому что эти достижения являются только вашим вымыслом, плодом вашей фантазии, и за пределами вас их не существует. Таким образом, на протяжении всей жизни вы играете в игрушки. Вот например те же деньги. Сами придумали, сами поделили. Зарабатываете. Вам и в голову не может прийти, что того блага, которое вы назвали деньгами, может быть нескончаемо много. Что есть такое пространство, которое целиком состоит из того, что вы нарекли деньгами. Понимаете?

– Понимаю, – ответил Алексей Викторович, уже более заинтересованно. – А курс евро там какой?

Азур поманил меня пальцем и шепнул на ухо:

– Какой сейчас курс, Сет?

– Рублей восемьдесят. Я давно не…

– Сорок к одному, Алексей, – гордо озвучил Азур. – И никакой инфляции! Банки открыты круглосуточно, вклады под девяносто процентов годовых. Ипотечное кредитование от одного процента. Притом – совсем забыл – вы же финансовый директор! Это значит, что вы сами выбираете, какими курсы валют и бумаг будет завтра!

Глаза Алексея Викторовича пылали.

– Забыл добавить, Алексей. Перелёт – за счёт компании.

– По рукам, ребята. По рукам, я согласен. И давайте отправимся поскорее!

Азур иронично подмигнул мне и удалился первым, оставив после себя на диване лужу «выпитой» воды.

Танечка моя, любимая… О чём ты думаешь? Что снится тебе этой беззвёздной ночью? Вспоминаешь ли ты меня, или давно забыла? Ушки забыли мой голос, а сердце забыло мою улыбку. Люди такие самозабвенные. У них такая короткая память. Но я не виню. Я люблю тебя всякой, Танечка. Моё чувство к тебе осталось таким же, как и в день моего ухода. Я испортил нам годовщину – прости. Не был аккуратен, не дотерпел всего лишь недели. Ты плакала много тогда, но время стирает всю боль. Не надо грустить. Будь счастлива…

Дождь барабанил по металлическому подоконнику. Люди любят наблюдать за этим из окна. Им нравится смотреть, как ударяются и отскакивают упругие капли. Если следить за ними долго – час или два – то начинаешь видеть больше. С каждой новой каплей слабеет, вымываясь из глубин души, острое чувство одиночества. Весь этот плачущий холодными слезами земной шар становится твоим другом. Жаль, люди нечасто могут позволить себе провести столько времени у окна, просто созерцая. И даже когда они позволяют себе немного насладиться непогодой, они видят только серый подоконник и капли. Они не желают видеть Смерть, сидящую у их окна. Но сюда я пришёл вовсе не для того, чтобы работать.

Я протянул руку сквозь стекло и отодвинул тёмно-синюю штору, плотную преграду, отделяющую её комнату от внешнего мира. Заглянул внутрь и замер в растерянности. Танечка… Моя любимая, милая Танечка, не спала. И она была не одна. И ей, как я может быть и желал бы, сам себе в этом не признаваясь, вовсе не было грустно.

Я смутился. Удивительно, но во мне в этот момент не возникло ревности, соперничества, горечи или какого-либо ещё негативного чувства – просто пустота. И именно эта пустота меня смутила, потому что я ждал своей обычной, человеческой реакции. В первый раз за все эти полгода я ощутил, что мертво не только моё физическое тело, но и мои эмоции.

Я немного уплотнился и позволил дождю омыть меня. Охладить. Дождь намочил мне волосы. Я позабыл про образ свитера, и дорожки воды потекли по моим обнажённым плечам. Потом я поднял голову к небу, и струйки теперь текли уже по лицу: по щекам, носу, подбородку. Немного щекотно, но уже не так, как при жизни. Почти никаких красок, почти без чувств.

– Она молода, Сет. Я бы сказал, чересчур молода, чтобы оставаться твоей вдовой. – Азур и здесь счёл своей обязанностью курировать меня. – Кстати, а она красива телом.

– Прекрати на неё пялиться.

– Ты ведь тоже смотришь.

– Азур…

– Пожалуй, между вами всё кончено, брат, – с наигранным трагизмом проговорил он, а затем незамедлительно улыбнулся мне. Да, мы оба понимали, что причины для печали нет. Но и причины для радости я не видел.

– Скажи, у тебя ведь тоже случалось такое?

– Я уж и не вспомню. Сотни лет прошли. Твоя Таня вот через полгода тебя забыла – а я за столько веков должен помнить, кого я там когда-то любил?..

– Значит, чувство не было истинным?

– Конечно же нет. Истина доступна единицам. И ты это знаешь. Мы все это знаем после смерти, но при жизни – почти никто.

– Азур, пошли, может, убьём кого-нибудь?

– Работать от скуки – что может быть прискорбнее.

– Это не скука. Только что я почувствовал себя бесполезным. Пустым. Я никогда раньше не ощущал ничего подобного и хотел бы…

– Можно. Только чур теперь я выбираю адрес.