Читать книгу Какие они, пациенты психушки - Наталья Григорьевна Суркова - Страница 6

Разные. Добродушные и не очень, бесхитростные и себе на уме, молчаливые и болтливые. Такие же, как и обычные люди. Просто каждый из них однажды пережил какой-то стресс. Сосуды в голове (или что-то там еще) не выдержали. Началось воспаление. Как результат – галлюцинации.

Конечно, наследственность тоже играет роль. Только вот, если бы я, к примеру, в свое время спала бы не по 3—4, а по 7—8 часов в сутки… Если бы не произошло в моей жизни очень неприятное событие. То, пожалуй, жила бы по сей день спокойно и не вспоминала бы про эту самую наследственность. А она у меня, к сожалению, есть.

Но мне еще повезло. Смогла выкарабкаться. Если же повреждение в мозгах серьезное, пациент становится похожим на ребенка. Взрослый человек с разумом 4—5 летнего дитятки. При этом словарный запас у него остается прежним. Жутко.

Помню Иринку. Тогда ей было годиков 45. Смешная. Бывшая библиотекарь. Помнит все географические названия: континенты, столицы стран, названия рек, морей. В остальном – ребенок-ребенком. Меня называла «горошком» (халат потому как у меня был в горошек). Подойдет, пальцем по моему халату поводит: «Вот горошек. Еще горошек». Имя мое не помнила. Или не хотела запоминать.

Когда начинался приступ, ходила злая и хмурая. Не подойти. В обычное время дружелюбна и улыбчива. (У меня, кстати, было наоборот. Во время приступов всегда рот до ушей. Радостная бегала. По ночам же плакала).

Старенькая матушка Ирины обязательно раз в неделю в больницу приходила. Передачки приносила. Не забывала дочку.

В психушке эта больная пролежала к тому времени немало – лет 18, по-моему. Выпускали редко. Однажды, во время довольно длительной ремиссии, отправили домой на пару недель. Так эта звезда умудрилась за это время забеременеть и избить мать.

Сделали ей аборт и затолкали обратно в больницу. Отругала я ее за то, что мать обидела (ну, как отругала, построжилась на нее слегка). Ирина начала оправдываться: «А что она дома бардак развела? Я домой зашла – а там грязь».

Объясняю: «Ир, маму обижать нельзя. Она ведь у тебя старенькая. Ходит уже с трудом. (Матушке ее было уже под 80 лет). Сложно ей убираться».

Иринка задумалась. «Думаешь, я неправильно поступила? Я обязательно извинюсь, когда мама на свиданье ко мне придет».

Ребенок. Эта больная женщина в душе ребенок. Обладающий физической силой взрослого человека.

В свое время я и сама себя боялась. Боялась, что в момент приступа натворю что-нибудь страшное. Но об этом расскажу чуть позже.

Еще одна пациентка. Ее я встретила, когда лежала во второй больнице. Постоянно распевала песни. Голос – как колокольчик. Звонкий, чистый, хрустальный. Абсолютно беззлобна. Даже улыбка у нее, как у ребенка.

Лет 25—30 ей тогда было. В больнице лежала лет 5. Первый раз попала туда после родов. Так ее организм среагировал на, видимо, нелегкое для него испытание. Но после первых родов Юля смогла прийти в себя. Вышла из больницы, зажила обычной жизнью. Но они с мужем, к сожалению, решили родить второго. Его не выносила. Потому как полностью сошла с ума. Уже навсегда. Сделали ей аборт, потому как лекарства от шизофрении и вынашивание ребенка – вещи абсолютно не совместимые.

Родные от нее отказались. К ней никто не приходил. Ни мать (которая воспитывает ее ребенка), ни тем более муж. Бывший муж. Она же вот уже лет 5 ходит по больнице со свертком в руках. Полотенце сворачивает в рулон и изображает, что укачивает ребенка. Песни ему поет. Жутко. Страшно. И вылечить уже невозможно. Повреждения в мозгу оказались необратимыми. Кто знает, почему на нее так подействовала беременность. Наследственность? Да, видимо. Но, скорее всего, был и какой-то стресс. После первого приступа ей нужно было лет пять нервы в порядок приводить, а не новые роды планировать. Кто бы знал…

…

В больнице со мной лежала бабушка. Она не понимала уже ничего. Сидела на кровати и постоянно что-то бубнила себе под нос. Однажды я все-таки смогла разобрать, что она твердит: «Дай Бог силы, дай Бог здоровья». Эту фразу она повторяла сутками бесконечное число раз.

На окружающих никак не реагировала. Вообще никак. Ее не было смысла о чем-то спрашивать. Она давно уже ушла куда-то далеко. До нее уже не достучаться. Кто ж тебя так обидел, бабушка, что ты так не хочешь возвращаться в этот мир?

Что поразительно – хотя жила (именно жила, безвылазно) она в психушке довольно долго, всегда была очень опрятной. Вместо платочка на голове носила вафельное полотенце. Которое ежедневно стирала в раковине обычным хозяйственным мылом. Бубня себе под нос одну и ту же фразу, она мылила и мылила ткань, стараясь избавиться от видимых только ей пятен. Вот как можно было в больничных условиях так отстирать полотенце, что оно всегда выглядело белоснежным? Видимо, когда-то она была большой чистюлей.

Страшно. Несмотря на то, что последний приступ у меня самой был очень давно, я боюсь, жутко боюсь однажды навсегда остаться в этом заведении. Превратиться в мычащее, мало что понимающее существо. Как же это страшно…