Читать книгу Портрет семьи (сборник) - Наталья Нестерова - Страница 9

Бабушка на сносях
Часть первая
ПОБЕГ
Поклонник

Оглавление

Провожал меня таксист. Когда приехал, я спросила:

– Сколько возьмете за то, чтобы донести мои чемоданы до машины, а потом до поезда?

– Я не грузчик.

– Тогда до свидания. Сколько я должна за вызов?

– Ладно, поехали! Двойная такса, согласны?

Это был грабеж. Вокзальный грузчик взял бы дешевле, но кто потащит чемоданы до машины?

Мне нельзя поднимать тяжелое.

В купе я пришла первой. Таксист поставил мои чемоданы в ящик под сиденьем. Я расплатилась.

Села и постаралась расслабиться. Все! Я в бегах! Да здравствует новая жизнь!

Последние несколько дней мне везло – ребят не было дома. Заболела Ирина Васильевна, Лика отправилась за ней ухаживать. Лешка помаялся три дня и съехал к жене. Это настоящая любовь! Там нет компьютера и Интернета!

Укладывала чемоданы в одиночестве. Обилие вещей, зимних и летних не по сезону, которые я брала с собой, могло вызвать подозрения. Но обошлось.

Сыну я позвонила:

– Срочно уезжаю в Караганду, то есть в Курган. Мой двоюродный брат в тяжелом состоянии.

«Дай Бог ему здоровья!» – мысленно пожелала я.

– На сколько едешь? – спросил Лешка.

– Сейчас сказать трудно. Отпуск за свой счет взяла на месяц.

– Месяц ради брата, которого толком не знаешь? – удивился сын.

– Получится, приеду раньше. Не стану же я там сидеть!

– Ладно. Звони!

– Обязательно! Береги Лику! И пожалуйста, контролируй, чтобы она пила витамины и регулярно ходила к врачу.

– Яволь, маман! Обязано (обязательно)! Обниманс (обнимаю)!

– Целую тебя, мой мальчик!

* * *

Телефон – великое изобретение. Не будь у меня номера сотового телефона Антона Хмельнова, как бы я попала на прием к столь высокому чину? Караулила бы его на крыльце? Хватала за фалды пальто, когда в окружении охраны он идет от машины к офису? Заявилась вечером к нему домой?

Мы с Антоном остаемся, считаю я, друзьями.

Но землеройке трудно дружить с орлом в небе, они на разных уровнях бытия. И по большому счету проблемы их друг другу не в помидор (не очень интересны), как говорит Лешка. Нахваталась словечек от сына.

– Привет, Антон! – сказала я, когда он ответил. – Это Кира. Как дела? Можешь говорить? Есть время?

– Могу… три минуты.

– Когда у тебя прием по личным вопросам? Можно записаться?

– Издеваешься? Но у меня правда совещание!

– Я перезвоню.

– Нет! Приходи в кабинет. В девять… лучше в полодиннадцатого.

– Завтра? Утра?

– Какого утра? Сегодня вечера. Пока!

Тяжка доля российских олигархов! Я в семь вечера выключаю компьютер и отправляюсь домой.

Антон не принадлежит себе до полуночи. Для него работа – это жизнь. Для меня работа – это только работа.

Отдаю ему должное – велел секретарше накрыть ужин на двоих. Но я была не голодна. Антон жадно ел. Наверное, впервые за день.

– Как Люба? – спросила я.

– Нормально.

По его тону я поняла, что говорить о жене он не хочет. Есть другая тема, вполне безопасная: дети. Мы ее живо обсудили. Мы называли своих чад оболтусами и одновременно хвастались их успехами. У нас хорошие дети, правильные, удачливые и перспективные.

И совсем некстати у меня вырвался вопрос:

– Антон? У тебя есть любовница?

Он подавился куском осетрины, закашлялся, выпил вина.

– Тебя Люба подослала?

– Я сама себя подослала.

– И что у нее на повестке дня головы?

Это Люба так говорила: на повестке дня головы. Она ловко сращивала идиомы. В данном случае: «на повестке дня» и «в голове». Когда выходила замуж, в день бракосочетания, мы замешкались с ее нарядом, не могли пристроить фату, которая сидела на прическе как белый флаг сдающейся армии…

– Помнишь? – улыбнулась я своим воспоминаниям. – Как в день вашей свадьбы ты нервничал, торопил нас. А Люба кричала в ответ о себе в третьем лице: «Невеста готова, как штык из носа!»

– Помню! – буркнул Антон. – Я все помню.

И принялся сосредоточенно жевать, не поднимая глаз от тарелки.

Пауза затянулась. Дернула меня нелегкая испортить ему настроение! Ведь от Антона зависит мое и ребенка финансовое благосостояние.

– Проси! – велел он.

– Что?

– То, зачем пришла.

– Откуда ты знаешь, что я пришла просить?

– А зачем еще ко мне приходят старые друзья? – усмехнулся Антон. – Не решать же, в самом деле, мои семейные проблемы.

– Если я могу помочь в твоих, в ваших, – поправилась я, – проблемах, то я готова.

– Не можешь! – отрезал он.

– А ты мне услугу оказать? – с вызовом спросила я.

– Какую?

– Которая, естественно, незаконна! Которая, естественно, использует твое служебное положение!

– Не заводись, Кира! Что тебе нужно?

– Отпуск за свой счет. Очень длинный, месяца на два. (Далее последует законный декретный отпуск.) Если при этом сохранится зарплата, я не обижусь.

– За свой счет с оплатой? – уточнил Антон.

– Да! Еще вариант с командировкой возможен. Как бы отправь меня в командировку, можно без командировочных.

– Куда ты собралась и что, собственно, произошло?

– Это не важно.

– Ага! Хочешь, чтобы я пошел, вернее, дал распоряжение другим людям пойти на должностное нарушение и при этом ничего не знал?

– Да! Именно так!

– Интересно девки пляшут! – развел руками Антон.

Больше всего мне хотелось встать, развернуться и уйти. Роль просителя – одна из самых трудных для меня. Но я не могу себе позволить ублажать самолюбие. У беременных не должно быть самолюбия, только себялюбие – любовь к ребенку в себе.

– Что молчишь? Говори! Не выдам я твои тайны, – с усталой насмешливостью привыкшего к просителям небожителя говорил Антон.

– Только в обмен! – с большим трудом я взяла веселый тон. – Ты мне колешься насчет любовниц, я тебе рассказываю свою рождественскую сказку.

– Кира! – гаркнул он.

– Антон! – Я ничуть не тише воскликнула. – Я тебя раньше просила? Я тебя замучила одолжениями? Конечно, вы сами, без просьб, много для нас сделали! Низкий вам поклон! Но разве ты меня не знаешь? Разве я бы пришла, не будь ножа у горла?

– Не плачь, пожалуйста! – испугался Антон.

Я не заметила, как потекли слезы. Вытерла их салфеткой, шмыгнула носом, усмехнулась:

– Вот и поговорили. Ладно, забудь! Не было разговора!

– То есть как это «не было»?

Антон смотрел на меня с таким удивлением, словно я всю жизнь ходила в маске, а сейчас сняла.

– Никогда не видел, чтобы ты плакала! – оторопело проговорил он. – Мама у тебя умерла, ты часами сидела замороженная, в одну точку смотрела. Станешь перед тобой, а ты не видишь. Люба твердила, плохо, что она не плачет. Когда баба плачет, баба все переживет.

– Значит, я сейчас в порядке, все переживу. Пока! – Я поднялась и пошла к двери.

– Стой! – Антон забежал вперед, загородил мне путь, смешно растопырив руки.

– Извини за нелепую сцену! – буркнула я.

– Сядь на место! – велел Антон.

Больше вопросов он не задавал. Мы обсудили детали. Я отправляюсь в командировку в Уренгой, но на самом деле туда не являюсь. Зарплата и командировочные идут на мой счет, в любом городе, где есть отделение «Роснефтьбанка», я могу снять деньги.

– Дать тебе наличных? – спросил Антон на прощание.

– Нет, спасибо! У меня есть, накопила. Две тысячи долларов.

– Богачка! – невесело усмехнулся он.

* * *

Ехала я в город Алапаевск Свердловской области. А столица области ныне называется Екатеринбург. Есть город Санкт-Петербург, а его область – Ленинградская. Наша география не поспевает за нашей жаждой перемен, которые почему-то относятся к прошлому.

В Алапаевске живет и работает учителем физики в средней школе Игорь Севастьянов. Без малого тридцать лет назад я испортила Игорю жизнь.

Он влюбился в меня глубоко и прочно. Мы встречались два месяца, один раз целовались. Его била крупная дрожь, а я себя уговаривала: надо же когда-то начинать целоваться, терпи! А потом Игорь привел меня в компанию своих друзей по университету, там был Сергей Смирнов. К концу вечера я уже твердо знала, что мне наконец повезло и я встретила свою мечту.

Получивший отставку Игорь не хотел сдаваться. Он караулил меня у подъезда, звонил, натурально плакал. Словом, я чуть не возненавидела его, постылого. Игорь устраивал разбирательства с Сергеем – нечто среднее между мордобоем и дуэлью.

Первый раз Сергей дал себя побить, во второй раз отметелил Игоря.

Игорь решил покончить жизнь самоубийством.

Он полоснул бритвой по венам, лег на кровать, сложил по-покойницки руки и… заснул. Трагедия и фарс! Человек не знал, что так просто с жизнью не расстаются, а кровь имеет способность сворачиваться. Пришли ребята, которые жили с Игорем в одной комнате в общежитии. Увидели жуткую картину: все в красных пятнах, Игорь в отключке…

Я пришла навестить его в больницу, но так и не зашла в палату. О чем мы могли говорить? Все, что можно было сказать, я ему сказала. Игорь вызывал у меня исключительно негативные эмоции. Словно я была кислородным баллоном, а он, чахоточный, умолял меня о нескольких вздохах. Но мне самой кислород нужен! Кроме того, я уже знала, что Игорь способен из какой-то ерунды, вроде моей улыбки, или доброго слова, или шутки, просто хорошего настроения в день свидания, нафантазировать бог знает что, вплоть до нашей золотой свадьбы и кучи внуков.

Передала фрукты через нянечку, написала записку: «Я желаю тебе счастья! ПОЖАЛУЙСТА! Ищи свое счастье вдалеке от меня! Кира».

Игорь перестал надоедать, но не разлюбил.

Каждый раз, когда мы сталкивались или оказывались в одной компании, он смотрел на меня не отрываясь. Взглядом голодной больной собаки.

Он распределился в город, где жила его мама, в Алапаевск, учителем физики в затрапезную школу.

Хотя до встречи со мной были планы остаться в аспирантуре, была отличная работа в студенческом научном обществе.

Позвонил мне и сообщил новость:

– Уезжаю на Урал. Буду недорослям законы Ньютона вдалбливать.

Чувствовать себя виновницей краха чужой жизни было крайне неприятно. И все это смахивало на шантаж. Я должна была чем-то пожертвовать, чтобы он не наломал дров. Чем, интересно, пожертвовать?

– «Мы в ответе за тех, кого приручили» должно распространяться на домашних животных, кошечек и собачек, – сурово сказала я. – А человек имеет голову на плечах, волю и разум. Чего ты от меня хочешь?

– Я звоню, чтобы попрощаться.

– До свидания!

– Можно я тебе напишу?

– Не стоит. Но если уж очень…

– Очень! – заверил Игорь.

– Тогда пиши. До востребования, почтамт на Кирова. Счастливо! – и первой положила трубку.

Прошло около полугода, когда вновь раздался звонок. Игорь из своей тмутаракани:

– Ты не заходила на почтамт?

– Зачем?

– Там мои письма.

– А! – вспомнила я неосторожные обещания. – Обязательно зайду.

Про переписку напрочь забыла. Он молчал, но по дыханию чувствовалось, что волнуется безмерно.

– Как поживаешь? – спросила я.

– Хорошо, – выдавил Игорь.

Наверное, он долго готовился к этому звонку, и разговор наш много для него значил. Но мне не улыбалось вновь пребывать в положении человека, отказывающего в милости тяжелобольному. И я куда-то спешила, была наполовину одета.

– Пока? – первой попрощалась я, но вопросительным тоном.

– Ты правда получишь мои письма?

– Конечно! Всего доброго, Игорь!

На почтамт я заглянула еще через несколько месяцев.

– Наконец-то! – воскликнула девушка в окне и выдала мне большую стопку писем. – Мы храним только месяц! А он все пишет и пишет, отправляем обратно, а он снова пишет! Теперь-то вы будете забирать?

– Буду, – обреченно пообещала я.

И вот двадцать с лишним лет я периодически прихожу на почту и получаю письма Игоря. Тут же на открытке пишу ему пару строк, мол, жива-здорова, чего и тебе желаю.

На антресолях лежат коробки из-под обуви с письмами Игоря, многие конверты я даже не вскрыла. Коробка так называемой текущей корреспонденции хранится в большом отделении платяного шкафа под платьями на плечиках. Коробка заполняется – отправляю ее на антресоли. Рука не поднимается выбросить это эпистолярное наследие, но и читать его заставить себя не могу. Любовные письма от нелюбимого – самые скучные из возможных текстов. Кроме того, Игорь не беллетрист и не поэт, его речь косноязычна, хотя и отшлифовалась на штампы за многие годы.

По утверждениям Игоря, наша переписка – тот самый кислород, без которого ему вообще не жить. Мои жертвы в ответ на великую любовь не столь уж обременительны. Во-первых, я иногда отвечаю. Во-вторых, никому не рассказывала об этой переписке, то есть не сделала из Игоря посмешище.

Когда вырабатывала план побега, я не сразу вспомнила об Игоре. Мне требовалось скрыться так, чтобы ни одна разыскная собака не обнаружила. Просто ткнуть пальцем в карту и поехать неизвестно куда – очень соблазнительно. Но не в моем положении, которое дальше будет становиться все уязвимее. Мне необходимо участие, крыша над головой, медицинское наблюдение, относительно нормальные условия после родов хотя бы на несколько месяцев. Лучше на год, пока ребенок не станет ходить, или на два, когда он будет говорить, или на всю оставшуюся жизнь…

Мысленно перебрала знакомых и родственников – не очень много кандидатур, и никто не годился. Об Игоре я не помнила, как не помнят об охраннике, которому ежедневно показываешь пропуск у входа на работу. Уже склонялась к мысли поехать куда-нибудь на юга, снять квартиру и затаиться. Но ни одного знакомого лица даже при моей необщительности – это страшно. Случись что-нибудь со мной, как поступят с ребенком? Отдадут в детдом? Стоило огород городить, чтобы моя дочь пополнила ряды несчастных сирот… Ее, конечно, могут удочерить и отправить куда-нибудь в Австралию. Рожать ребенка, чтобы осчастливить австралийских фермеров? Неизвестно, как они воспитают мою малышку. Вдруг они мормоны? И будет девочка третьей женой религиозного фанатика…

Я предавалась этим размышлениям, проезжая в троллейбусе по Чистопрудному бульвару, увидела здание почтамта. Надо бы выйти, забрать письма Игоря, давно ему не отвечала… Игорь! Чем не выход? Отличный выход! Я стала протискиваться к двери.

Игорь хорош тем, что я даже не обузой на шею ему повисну, окажусь своего рода благодетельницей. Ты столько лет меня ждал? Вот, дождался, принимай! А если захочет все по-настоящему, с постелью и поцелуями? Тянуть время! Тебе, Игорек, терпения не занимать! Я сейчас не могу, доктор не велит. Но целоваться придется! Ничего, не сахарная, ради ребенка потерплю. И есть хорошая уловка: дай мне к тебе привыкнуть, не торопи, потерпи!

Найдя гениальное решение, я испытала подъем духа, которого давно была лишена. Тупиковая ситуация вдруг оборачивалась прекрасной перспективой.

В долгий ящик я решила дело не откладывать.

Прямо с почтамта заказала справочную телефонную службу Алапаевска, и мне по фамилии и адресу дали номер домашнего телефона Игоря. Я тут же его набрала.

– Привет! – радостно поздоровалась. – Это Кира.

– Кто? – спросили на том конце.

– Игорь?

– Да-а… – Он растерянно протянул.

– Игорь, я могу подумать, что ты не рад меня слышать! – капризно захихикала.

– Очень! – Он задохнулся от восторга. – Очень рад! Но ты никогда… Ты уже три месяца не пишешь… Кира! Это правда ты?

– Конечно! Как же тебе доказать? – Я жеманничала, как записная кокетка. – Помнишь, мы ходили на каток в парк Горького? И ты учил меня прыжку вполоборота? А я все время падала. Мы замерзли, а ты еще купил мороженое!

(В тот вечер я отбила копчик, и у меня здорово болела попа, выражаясь языком моего сына, до рождения которого оставалось три года, болел банкомат. Я была зла на собственную неуклюжесть и срывала недовольство на Игоре и фруктовом мороженом. Но сейчас те события неожиданно покрылись романтическим флером.)

– Кира! – Он боялся поверить. – Это ты!

– В полный рост и с преинтереснейшим известием. Хочешь знать каким?

– Да!

– Я к тебе приеду!

Послышались странные звуки: грохот, шелест, возня. Не в обморок же он упал?

– Игорь! – позвала я. – Игорь, что с тобой?

– Кира! Я… ты… мы…

– Мы скоро увидимся.

– Повтори, пожалуйста! Ты хочешь ко мне приехать?

– Совершенно верно. Кажется, ты не рад?

– Что ты! – закричал Игорь. – Страшно рад! Счастлив! Не могу поверить!

– То-то же! – Я перевела дух. – Когда буду выезжать, дам тебе телеграмму, чтобы встретил поезд.

– Кира? Ты не могла бы еще раз сказать? Ты в самом деле намерена ко мне приехать?

– Сколько раз тебе повторять?

– Кира! Не могу дышать!

– Крепись! Я везу большие запасы кислорода. До свидания, Игорь! До настоящего свидания!

Положила трубку, не услышав ответного прощания, а только булькающие звуки. Заплакал от умиления, что ли? Хорошо бы его не разбил инфаркт до моего приезда!

Все последующие приготовления к побегу не составили труда. Главной заботой был разговор с Антоном, которого требовалось подбить на должностное преступление. Больших угрызений совести я не испытывала, потому что читала в романах Латыниной про нравы российского бизнеса. Беременную женщину продержать несколько месяцев на зарплате – это копейки по сравнению с забавами олигархов, которые прикарманивают промышленные комплексы.

Но мне пришлось лихо, когда в середине разговора Антон потребовал открытости. Я пустила слезу и не заметила этого. Я ломала себя, как хирург скальпелем резала по живому. Просила! Я никогда в жизни ни о чем никого не просила! Это все равно что быть чуть-чуть повешенной. Тебе на шею надели петлю, выбили из-под ног табуретку. И ты висишь, горло передавило, глаза выкатываются, язык полез наружу… Хорошо, что Антон вовремя подхватил меня и снял петлю!

Я считала, что уже ничего нового не могу узнать в жизни, испытать новых чувств или ощущений, что не развиваюсь эмоционально или физически.

И сие есть физиологическая норма для женщины-бабушки. Но ребенок, которого я ношу, пробил коридоры в моем сознании, абсолютно неожиданные.

Я могу врать, просить, навязываться, унижаться, клянчить деньги, строить козни и интриги. Если бы мне потребовалось для собственного здоровья, которое есть благополучие ребенка, забрать у нищего корочку хлеба, я бы забрала!

Все дело в счастье, которое со мной случилось.

От этого счастья я на пятом месяце.

Портрет семьи (сборник)

Подняться наверх