Читать книгу Уроки бессмертия - Наталья Разбаева - Страница 3

На глазах у зрителей, количество которых было настолько велико, что если окинуть всю толпу мимолетным взглядом сверху, могло показаться, что оно приравнено к количеству звезд на небе, разворачивалась настоящая драма. Ее сюжет был избит и протерт до дыр даже в те времена: богатая принцесса влюбилась в нищего и сбежала с ним из дворца. Но «добрый» мальчик-паж, поспособствовав побегу, сразу же после этого обо всем доложил королю. Разгневанное Его Величество велело поймать беглецов. Результатом погони стал труп безвинно убиенного юноши и жуткий слезоразлив, который устроила несчастная принцесса в качестве поминального марша по своему возлюбленному. Увидев, какое горе причинил своей госпоже, мальчик-паж мгновенно устыдился своего неблаговидного поступка и убил себя ударом ножа в сердце. Вволю наревевшись над бедным возлюбленным (авось прорастет), принцесса с ужасом понимает, что паж тоже погиб и отыграться за свою утрату ей будет не на ком. На следующее утро в комнате находят ее бездыханное тело, не переварившее тройную порцию яда. Из-за этого папа-король, к этому времени успевший изрядно подразориться на похоронах, лишается ума и в порыве безумия выбрасывается из окошка. И в завершение голос за кулисами победно сообщает, что вскоре эта страна вообще была стерта с лица земли.

«Слишком мрачно!» – скажете вы, но для жителей Англии XIII века, закаленных демонстративными казнями, чуть ли не каждый день устраиваемыми Инквизицией (в те времена это была единственная организация, упорно не желавшая даром есть свой хлеб и наслаждавшаяся своим повышенным трудоголизмом), это было довольно приятное зрелище, так называемый лакомый кусочек на закуску. А также лишнее доказательство (и весьма утешительное) тому, что без бедных богатые не живут.

Именно поэтому в этот мрачный осенний денек, выдавшийся на удивление тихим и безветренным, на одной из многочисленных площадей Эш – столицы английского королевства Кэррис – собралась такая толпа. Неделю назад здесь остановились бродячие артисты, дни и ночи напролет готовые развлекать благодарную публику то комедиями, то трагедиями, то фокусами, то цирковыми номерами и шутками. Мастера попались на все руки.

Драма подходила к своему логическому завершению, и толпа, в который раз просматривавшая один и тот же сюжет, опять рыдала и готова была рукоплескать буквально после каждого слова, оброненного артистами, – настолько профессионально, естественно, безошибочно и красиво они сыграли свои на первый взгляд банальные роли. После каждого нового выступления в представлении можно было найти ранее упущенные прелести, а главное, можно было бесконечно долго любоваться на умелых красавцев-актеров. И небольшой балаганчик скоморохов использовал это обстоятельство напропалую, извлекая для себя немаленькую прибыль.

Наконец драма завершилась первоклассным падением престарелого короля из окошка. Все ранее умершие герои на минуту появились на сцене и принялись раскланиваться перед разразившейся бурными рукоплесканиями публикой. Под ноги им полетели мелкие монетки и головки дешевых полевых цветов. Овация продолжалась минут пять, и со стороны артисты начинали напоминать сломанные раскладушки, то и дело сгибающиеся и разгибающиеся. Но потом на сцену вышли клоуны и акробаты, и любимцы публики все-таки смогли удалиться за кулисы, представлявшие собой две чисто символически повешенные занавески, за которыми трибуна, служившая сценой, сразу же обрывалась. Недалеко от нее расположились вагончики скоморохов. Именно туда небольшой группкой и направились все участвовавшие в пьесе артисты, оживленно переговариваясь между собой и весело гомоня. От общей массы отделились три тонкие юношеские фигурки, которые сразу взяли немного правее, в сторону парка. Думаю, следует остановиться на них поподробнее.

В середине шла красивая девчонка лет семнадцати, обладавшая стройной фигурой и грациозностью движений дикой кошки. Изящные руки, длинные ноги, тонкая талия и кокетливая, слегка покачивающаяся походка заставляли провожать ее жадными взглядами многих мужчин. Девчонка обладала узеньким, но миловидным и улыбчивым личиком, на котором выделялись огромные глаза-хамелеоны, часто менявшие свой цвет с темно-зеленого на светло-карий и наоборот. Копна длинных мягких пушистых волос роскошными волнами спускалась ниже пояса и обладала необыкновенным цветом, таким же переменчивым, как и у глаз. У корней волосы были темными, цвета настоящего красного золота; начиная от плеч и заканчивая поясницей, плавно переходили в соломенно-желтый, а на самых кончиках выгорели до почти белого оттенка. Она была одета в коротенькую рубашку и распахнутую на худенькой груди великоватую ей мальчишескую курточку. Длинная юбка из плотной ткани выглядела немного презентабельнее. Летом на этой легкомысленной особе вряд ли можно было увидеть так много одежды, но холода поздней осени заставили ее проявить всю скромность своего вкуса.

Слева от девушки пристроился высокий стройный юноша, ее ровесник, бледный, с черными-пречерными глазами в обрамлении длинных густых ресниц. Из-за мертвенного цвета кожи глаза юноши казались какими-то запавшими, приобретшими болезненный, лихорадочный блеск; под ними пролегли серые тени – то ли от усталости, то ли от бессонницы, то ли от ресниц. Его красивое лицо носило на себе отпечаток броской хитрости. Черные вьющиеся волосы парня, густые и шелковистые, едва касались плеч. Он был облачен в черную куртку и черные брюки из недорогого добротного материала. Тем не менее, он носил свой небогатый наряд с такой гордостью и с таким достоинством, что смотрелся в нем настоящим принцем.

Последним в их компании был двенадцатилетний мальчишка, выглядевший намного старше своих лет ввиду слишком высокого роста, слишком серьезного взгляда и слишком самоуверенной манеры держаться. В дополнение к высокому росту мальчику досталась поразительная худоба: он был тощ до жестокой костлявости. Узкое лицо его было примечательно впалыми щеками, резко очертившимися скулами, прямым, немножко заострившимся носом и пронзительными серыми глазами, обладавшими прозрачностью стекла. Его короткие светлые волосы чуть прикрывали уши и непокорными прядями то и дело падали на чистый гладкий лоб. Вообще, для мальчика у него была поразительно нежная и ласковая кожа. Черные ресницы и брови придавали его лицу выразительности. Мальчишка тоже одевался во все черное: потрепанную, худо-бедно залатанную куртенку, по возрасту намного старше своего обладателя, и великоватые штаны, заправленные за голенища мягких сапожек из телячьей кожи – ровесников вышеупомянутой куртенки.

Такая манера одеваться была типична для бедных слоев населения, поэтому этой троице никогда не приходило в голову унывать из-за собственного внешнего вида, и они оставались веселыми и жизнерадостными. Удачно прошедший спектакль еще больше поднял им настроение.

– У нас впереди целый вечер и вся ночь, прежде чем наступит завтра и нам опять придется заниматься репетициями и представлениями! Я предлагаю заглянуть в гости к Малленгейму. Если мы поможем ему по хозяйству, старый пастух разрешит нам взять коней из своего стада и покататься по лесу. Я больше всего на свете обожаю верховую езду! – привычно улыбаясь всем прохожим, попадавшимся навстречу, говорила своим спутникам девчонка. – Этим вечером я намерена веселиться! Вы пойдете со мной?

– А я не понимаю, в чем прелесть. Пока носишься на этой кобыле по всем кочкам, все на свете себе отобьешь, – недовольно буркнул блондинчик, двенадцатилетний мальчишка.

– Брось, Венс, не ворчи! Только представь, здорово-то как: земля под ногами коня, что небо, он не бежит – летит, притом настолько быстро, что кажется – деревья сливаются перед тобой в единую темно-зеленую полосу, ветер свистит в ушах, касается лица, треплет волосы…

– Ага, и набивает туда хвою, пыль, грязь, песок, так что потом не отмоешься; сливающиеся в единую полосу деревья на поверку оказываются чьим-то свежеокрашенным забором, и в результате великолепная прогулка оборачивается кучей проблем!

– Венс! – девчонка заливисто рассмеялась, и на этот раз к ней присоединился черноволосый парень. Мальчишка, кинув на своих друзей хмурый взгляд исподлобья, мимолетно улыбнулся и тоже захохотал. Вволю позабавившись, девчонка, игриво толкнув мальчишку локотком, шутливо поинтересовалась: – Зачем же ты тогда идешь с нами, если езда верхом так тебя раздражает? Возвращайся в балаганчик, пока не поздно. Можешь нас даже и не ждать, мы вернемся ближе к утру. Ведь Эльмон полностью разделяет мои интересы. Он не такой зануда, как ты.

– Вот именно поэтому я и иду с вами. Без меня вам будет слишком хорошо, а так не бывает. И позволь мне не извиняться за ваш испорченный моим присутствием вечер, – с едкой ухмылкой откликнулся Венс.

– Да ладно врать-то! Ты просто боишься умереть с тоски, если останешься без нас в балаганчике, – вступил в разговор красавец Эльмон. – К тому же, пока мы молоды, глупо тратить ночь на сон, ведь втроем мы запросто сможем обратить ее в день! Венс, если ты будешь поменьше вредничать, а Лика – на это реагировать, у нас все получится!

– Да как же можно жить, не подкалывая друг друга? – Венс и Лика разочарованно переглянулись; на дне глаз обоих плясали одинаковые огоньки хитрости и смеха.

– Лика, мне кажется или Моне хандрит? – лукаво поинтересовался Венс, останавливаясь.

– Если ошибаешься ты, то ошибаюсь и я, – девчонка тоже остановилась и подмигнула другу. – Давай проучим его?

Вдвоем они набросились на своего товарища и, повалив его на землю, принялись мутузить, несерьезно и несильно, шутливо. Тот как бы нехотя отбивался, он не сердился – смеялся. Вдоволь вывалявшись в пыли, трое друзей как-то незаметно оказались на ногах и наперегонки бросились бежать вниз по улице, на ходу нарочно задевая прохожих и посмеиваясь над ними. Вскоре они очутились на Базарной площади. Это была самая крупная торговая площадь в Эш. Сюда стекались торговцы из всех соседних городов, деревень и сел. Здесь был большой выбор самых разнообразных товаров по ассортименту, по цене и по качеству. Продукцию с этой площади поставляли даже во дворец короля Кэрриса, если обозы Его Величества по каким-то причинам задерживались в пути.

На Базарной площади ошивался весьма разнообразный контингент: обычные нищие и измотанные паломники; удачливые и не очень эмигранты; бездарные фокусники, жулики и шарлатаны; воры-карманники; крестьяне и знатные господа, заглянувшие кто за предметами первой необходимости, кто за милыми сердцу безделушками. И, конечно же, торговцы. Именно они чувствовали себя здесь полноправными хозяевами каждый в меру своей наглости, хитрости, важности, лицемерия, доброжелательности и обыкновенной прыти.

Большинство торговцев недолюбливало бродячих артистов, путая их с попрошайками, но моим героям все же удалось завоевать расположение некоторых из них. Поэтому, когда они проходили по Базарной площади, им пришлось ненадолго задержаться у булочника, по старой дружбе разгрузив ему повозку со свежим хлебом, только что прибывшую из пекарни (Лика в это время вволю наболталась с самим булочником), затем они расшаркались с зеленщиком, имевшим обыкновение из-под полы, по самому строжайшему секрету, предлагать всем семена быстрорастущего мака, и перебросились парой словечек с молочником, у которого на вывеске лавки с утра всегда было нацарапано «свежее молоко», а к вечеру табличка подозрительно быстро менялась на другую, с не менее корявой надписью «простокваша». Пусть они были не слишком удачливыми дельцами в сфере торговых отношений, зато в сфере человеческих – просто замечательными людьми. Вечерами они любили собираться вшестером в теплом доме булочника и есть свежеиспеченные сахарные крендельки с простоквашей. Но этот вечер был предназначен не для дружеских посиделок.

Миновав Базарную площадь, друзья вышли к реке, через которую был построен широкий каменный мост. Булыжник, из которого он был сделан, опасно крошился даже под легкой поступью почти невесомых артистов. Дело было в преждевременной старости моста. Камень сточили частые в английских королевствах, а особенно в Кэррисе, дожди и колеса многочисленных торговых обозов, которым, чтобы попасть на базар, непременно нужно было переправиться через реку. Это способствовало тому, что мост очень быстро износился, но его аварийное состояние никого нимало не смущало, и по нему продолжали ходить люди и грохотать телеги.

Очутившись на противоположной стороне, друзья побрели по берегу речки. Они направлялись к уже показавшемуся вдали домику искомого ими пастуха Малленгейма. Сразу же за его жилищем начинался широкий луг, отведенный под пастбище. Река делала резкий изгиб и протекала вблизи от этого места, так что животным Малленгейма никогда не было недостатка в воде. Здесь же, рядом с домом пастуха, располагались многочисленные конюшни. Вообще, Малленгейм был не последним лицом в Эш. Он выпасал королевских коней и работу свою делал просто отлично. Доверенные ему стада никогда не разоряли волки, ни одна лошадь еще не потерялась и не отбилась от стада; после таких прогулок его животные непременно становились сильнее и выносливее. Но у Малленгейма была своя беда: он весь выкладывался на работе, когда присматривал за лошадьми, и у него совсем не хватало времени, чтобы вести свое небольшое скромное хозяйство. Это обстоятельство и заставило его искать помощи моих героев. Они сумели быстро столковаться: друзья прибирали в его домике и готовили еду, и за это получали в пользование на всю ночь трех королевских скакунов, по собственному усмотрению выбранных ими.

В этот вечер Малленгейм был не один. В его домике за маленьким растрескавшимся столом вместе с хозяином сидел незнакомый тип, прятавшийся в черном плаще. Одарив его настороженными и подозрительными взглядами, друзья, тем не менее, не стали топтаться на пороге, а по одному протиснулись внутрь и любезно поздоровались с присутствующими.

– А вот и мои юные помощники! – приветливо улыбнулся им пастух – дородный мужчина среднего роста лет примерно шестидесяти, но выглядевший поразительно бодрым и бойким для своего возраста. – Не волнуйтесь, ничего не отменяется. Наш уговор по-прежнему в силе. Мы с моим гостем сейчас уйдем.

– Если вы не договорили – сидите, вы нам не помешаете, – откликнулся Эльмон. – Если, конечно, вы не обсуждаете что-нибудь важное, что не должно коснуться наших ушей.

– Признаться честно, мы уже все обсудили, – Малленгейм поднялся, человек в плаще черной тенью метнулся за его спину и что-то тихо шепнул. Малленгейм покосился на него, а затем перевел внимательный взгляд на друзей и остановил его на самом младшем. – Венс, если я правильно помню, ты говорил мне, что неплохо метаешь ножи?

– Да, – немного удивившись, откликнулся мальчик, причудливо изогнув одну бровь. – Мы с Ликой иногда показываем этот номер. Я кидаю в нее кинжалы, а специальные магнитики притягивают их, чтобы они в нее не попали.

– И все же это требует немалой сноровки и от бросающего. Мне кажется, ты очень ловок, – гнул в одну сторону пастух.

– О да! Венс у нас просто чудо! – внезапно вмешалась Лика. – Ему с поразительной легкостью удаются все физические упражнения и акробатические номера. К тому же, Венс быстро учится. С ним приятно иметь дело. Без преувеличения могу сказать, что он краса и гордость нашего балаганчика.

– Да-да, хвалите меня, хвалите! – иронично фыркнул Венс, ничуть не смутившийся от такого обилия комплиментов. Чувство собственного достоинства и самомнение у мальчишки зашкаливали за пределы допустимых норм. – Я правда очень юркий, пролезу везде. Так что, если вам понадобятся мои услуги, ну, к примеру, куда-нибудь пролезть вне очереди или обворовать чужой сад на яблоки, обращайтесь. Вам я не откажу.

Малленгейм опять покосился на своего подозрительного гостя, но тот лишь кивнул ему – жест, понятный только им двоим, – и с легким поклоном удалился, прошмыгнув тонкой тенью между моими героями. Венс попытался за этот короткий миг рассмотреть его лицо, но не успел. Незнакомец оказался быстрее. С тихим скрипом дверь за его спиной захлопнулась.

– Все как всегда? Новых поручений не будет? – задорно поинтересовалась Лика, гибкой кошкой скользнув за спину старика и бойко принимаясь собирать со стола грязную посуду. Незнакомец ничуть не смутил ее, и, похоже, что сразу же после его ухода она о нем позабыла.

Эльмона неожиданная встреча тоже не взволновала. Он уверенно взялся за метлу и зашуршал ею по полу, тихонько затянув какую-то песню про любовь и попеременно подкалывая свою подружку. На долю Венса обычно выпадала готовка ужина, и сегодня он взялся за свою работу с каким-то смутным осадком на душе, оставшимся после ухода незнакомца. Мальчику очень сильно не понравилась заинтересованность того подозрительного типа его персоной. Но он не мог понять, чем это вызвано, поэтому ничего не стал спрашивать у Малленгейма о его госте.

Вскоре пастух ушел выгонять свое стадо, попросив ребят собрать для него листья дикой малины, когда те поедут в лес, и Венс все-таки решил поделиться своими опасениями с друзьями. Они как раз были заняты выяснением отношений.

– Ты неправильно моешь посуду. Надо вымыть тарелку, вытереть, отложить. Вымыть, вытереть, отложить… А ты стопку моешь, потом стопку вытираешь. Вон сколько воды натекло!

– Отстань! Так экономится время. Ты, кстати, тоже неправильно подметаешь. Надо мести от себя, а ты к себе. Никто так не делает.

– Ничего ты не понимаешь! Грести к себе надо все, что можно, чем бы это ни являлось. В хозяйстве все пригодится.

– Даже мусор?

– Даже мусор можно к чему-нибудь приспособить. Да-да, и ты зря смеешься! Умные люди делают на этом большие деньги.

– Вряд ли ты можешь отнести себя к их числу!

– Лика! – укоряюще взглянул на нее Эльмон, но девчонка лишь заливисто расхохоталась. Тогда юноша тихонько подкрался к ней сзади и нежно обхватил за талию. Лика вздрогнула от неожиданности и разбила тарелку. Весело фыркнув, она прильнула к своему другу и, мечтательно закатывая глаза, пробормотала:

– Моне, видишь, что ты наделал?

– Не волнуйся, милая, я уберу…

– Вас ничего не настораживает? – нашел время, чтобы вмешаться, Венс. Моне и Лика укоряюще посмотрели в его сторону, но, насколько они могли судить по задумчивому и хмурому лицу их друга, он прервал их не специально. – У меня такое чувство, что за нами следят.

– Глупости! – уверенно сказал Эльмон, тем не менее, убирая руки и возвращаясь к отставленной в сторону метле. – Ты же видишь, здесь никого, кроме нас нет. Да и кому это надо?

– Не знаю, – Венс попробовал варившийся у него в котелке бульон, посолил еще немного, затем продолжил говорить: – Тот тип, что только что был в гостях у Малленгейма, не показался вам странным?

– Только тем, что прятал свое лицо под капюшоном. Кто в наше время этого не делает? – Эльмон, подметая, как раз приблизился к Лике, и они обменялись легкими привычными улыбками. – Может быть, он просто хотел остаться неузнанным.

– Лицо прячут те, у кого не чиста совесть. Иначе зачем им это?

– Ну не чиста она у него и что с того? – передернула плечиками Лика. – Нас-то это никоим образом не касается. Венс, да что с тобой? С чего ты вдруг задергался?

– Он мне не понравился. Он интересовался мной. Меня это беспокоит.

– Может, он просто хочет предложить тебе выгодную работу? – предположила девчонка.

– Убить кого-нибудь ночью в подворотне?!

– А ты бы отказался?

Лика и Моне весело рассмеялись, Венс с горькой усмешкой отвернулся. «Может быть, и согласился бы», – неожиданно подумалось ему, но он, сам ужаснувшись своим мыслям, поспешил поскорее прогнать их. Сзади к нему подошла Лика и, ласково обняв за узенькие хрупкие плечи, уткнулась носом в плечо.

– Прости нас, – покаялась она. – Мы с Моне всего лишь шутили. Не обижайся.

– Нет, ничего. Может, у меня и вправду разыгралось воображение, – Венс охотно простил ее.

Девчонка чмокнула его в щеку и вернулась к мытью посуды.

* * *

Ночь встретила троих друзей холодным ветром в лицо, от которого познабливало, тысячей шелестящих и шуршащих звуков, стрекотом в траве и тихими напевами в вышине, в самых кронах зеленых деревьев. Небо выпустило на середину сцены красавицу-луну, круглую, бело-золотую, при взгляде на которую создавалось ощущение, что она довольно улыбается. Мелкие серебристые звездочки горохом рассыпались по небосклону, и ночь казалась светлой и ясной, как сам день.

Три всадника мчались по тихому лесу. За их спинами столбом вставала пыль и беспокойно шевелились потревоженные ветки деревьев. Лика и Моне ехали почти рядом, переплетя руки, а другими, свободными, удерживая поводья своих лошадей. Венс намного отставал от них. Ближе к полуночи он стал еще более рассеянным и хмурым. Его душа была не на месте, чувство того, что за ним кто-то следит, только усиливалось. Венсу очень хотелось куда-нибудь спрятаться от этих вездесущих невидимых глаз, а еще лучше – вернуться в балаганчик, но он не мог оставить друзей, да и страшно ему было остаться одному. Поэтому Венс держал все свои мучения в себе, утешаясь тем, что все это всего лишь предрассудки.

Проезжая по небольшой полянке, усаженной то тут, то там, мшистыми пеньками, мальчик заметил еще не облетевшую, несмотря на позднюю осень, дикую малину и вспомнил о просьбе пастуха. Крикнув своим, чтобы подождали, он увел коня с тропинки. Прекратив бешеную скачку, Моне и Лика подъехали к нему, и все вместе они приблизились к малиннику. Спрыгнув на землю, мальчишка протянул было руку к почерневшей от холодов ветке, как вдруг друзья явственно услышали сухой треск ломаемого кустарника, и на поляну, прямо перед моими героями, выбрался мужчина в белой окровавленной одежде. Его тело все пестрело ожогами и многочисленными ранениями. Натолкнувшись на троих друзей, он обвел их мутным полубезумным взором и, пошатнувшись, упал прямо на руки Венса, вовремя успевшего его подхватить. Лика испуганно вскрикнула и, зажмурившись, отвернулась. Моне быстро очутился на земле и нагнулся над пострадавшим. Бегло осмотрев мужчину и прощупав пульс на шее, он произнес:

– Его срочно нужно отвезти к лекарю, иначе он умрет. Венс, помоги мне усадить его в седло.

Но едва ребята попробовали чуть-чуть приподнять его, как мужчина беспокойно зашевелился, вздохнул и, приоткрыв глаза, пробормотал, с трудом разлепив пересохшие губы:

– Оставьте меня, заклинаю! Уходите… пока он не пришел… не настиг меня…

Дрожащей рукой мужчина перекрестился и умер. Моне и Венс, изваяниями застывшие над трупом, переглянулись, словно совещаясь, что им делать дальше. Кусты затрещали во второй раз. Венс кошкой метнулся на ближайшее из деревьев, Моне схватил Лику и утащил ее в заросли малины. Тихим свистом Венс заставил их коней разбрестись подальше от этого места, и они с удовольствием вернулись на тропинку.

Из кустов вынырнул высокий крепкий мужчина в наброшенном на голову черном капюшоне, который, тем не менее, не покрывал и половины головы незнакомца. Он сразу же натолкнулся на труп и, убедившись в том, что не ошибся, принялся его обыскивать. Его хитрая улыбка, отлично видимая моим героям в свете луны, ознаменовала успешное завершение поисков незнакомца. Быстро сунув себе в карман что-то маленькое, что поместилось в его кулаке, он поднялся на ноги и скрылся в той же стороне, откуда пришел. Кусты за его спиной с сухим недовольным треском сомкнулись.

Подождав для верности еще пять минут, Моне и Лика выбрались из малинника, а Венс легкой ласточкой спрыгнул к ним с дерева.

– Это был его убийца! – выпалил мальчишка. – Может быть, нам следует догнать и остановить его?

– Остынь! – Моне, одной рукой обнимавший перепуганную Лику, другую положил на плечо своего маленького друга. – Я полагаю, что нам следует внемлить совету этого несчастного и убираться отсюда подобру-поздорову. Тот тип, вероятно, очень силен. Вон как отыгрался на бедняге! Мы при всем желании не сможем остановить его.

– Мне кажется, он колдун. Ожоги на теле умершего очень похожи на оставленные огненными шарами, – заявил Венс.

– Много ты видел огненных шаров! – отмахнулся Эльмон. – Давай, лезь в седло.

– А может быть, возьмем его с собой? – робко подала голос Лика, покосившись на покоящееся возле ее ног тело. – Давайте отвезем его к какому-нибудь храму или монастырю. Пусть его, по крайней мере, похоронят со всеми почестями. Не оставлять же его здесь!

– Ты права, милая, заедем в храм.

Моне пристроил умершего на спине своего коня и поехал первым; Лика и Венс последовали за ним. Их прогулка была безвозвратно испорчена, но никто об этом и не думал, ломая голову над тем, чем же провинился этот несчастный человек перед тем бородатым мужчиной, что заслужил такую жестокую, страшную смерть, и про себя гадая, что же он все-таки унес с собой.

А Венсу, помимо всего прочего, до самых дверей храма казалось, что за ним следят чьи-то невидимые глаза. И только когда он шагнул под освященные своды, тяжелый взгляд отпустил его.