Читать книгу Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Рубанова - Страница 8

К 100-летию Тонино Гуэрра в Театре музыки и поэзии Елены Камбуровой ставили «Terra Гуэрра. Каприччио»: а мы встречались с Еленой Антоновной в 2019-м, когда еще шли репетиции, и пили в ее кабинете чай со сладостями – какое-то дикое количество конфет и зефира на столе, впору лишь выбросить, не в себя же… Она – маленькая, уютная, хрупкая, со сказочными глазами – вспоминала юность, годы учебы, Раневскую с Окуджавой и рассуждала о своем театре, созданном для очень чуткого зрителя… «если допустить, что не вся публика – дура», добавила я про себя и открыла блокнот.

* * *

Наталья Рубанова: Идут репетиции «Terra Гуэрра»: над постановкой работает Лора Гуэрра, супруга Тонино, как драматург. Когда премьера?

Елена Камбурова: Да, мы все очень болеем за то, чтобы у нас появился новый спектакль, посвященный Тонино Гуэрра. Он был больше чем сценарист, режиссер и актер. Он был настоящий романтик! Поэт и художник. Его 100-летний юбилей будет отмечаться в марте 2020 года: премьера намечена на следующий сезон. Итальянская песня очень красива, а в нашем спектакле будут звучать как эстрадные шлягеры 1950–70 годов, популярные во время расцвета дара Тонино, так и неаполитанские народные песни, а еще отрывки из классической итальянской оперы позапрошлого века… Сам спектакль основан на отрывках из сочинений Тонино: бесконечному пространству его пьес, рассказов, стихотворений и сценариев.

Н. Р.: В юности вы хотели стать драматической актрисой, но поехали поступать в Киевский институт легкой промышленности. Зачем?

Е. К.: Я приехала в Киев, но в театральное поступать не решилась. Так вышло, что моя тетя была связана с институтом легкой промышленности, и я подумала: ну, хоть годик там поучусь, в Киеве поживу, а не в Хмельницком. Все спонтанно и просто: нужно было переехать.

Н. Р.: Ваш первый опыт сцены оказался печальным, и тем не менее вас это не остановило.

Е. К.: Да, была серьезная травма – после провала в 10 классе можно было вообще забыть о сцене, но внутренний голос говорил: «Надо! Надо идти дальше!». И я перешагнула через травму.

Н. Р.: Вы переехали в Москву, но в Щуку вас не приняли: чтобы остаться в столице, работали на стройке. Что дал этот острый опыт?

Е. К.: Маляром работала. Трудно, но выдержала! Это был очень трудный год, жить было негде… И все же было жутко неловко возвращаться домой. Как сказать родителям, что не поступила? Может быть, из-за гордости все это и терпела. Через год я случайно поступила в цирковое училище, когда узнала про интересную студию художественного слова на ВДНХ. Пришла туда, меня спросили, могу ли я спеть что-то – и я спела «а капелла» песню «Куда бежишь, тропинка милая»: тогда-то Сергей Андреевич Каштелян и сказал мне, что надо петь, что есть цирковое училище, а там – эстрадное отделение… Как Буратино поступила: шла в одну школу, а попала в другую.

Н. Р.: Вы были знакомы с Окуджавой: что вспоминается прежде всего?

Е. К.: Меня поразила его доброжелательность. Я бывала у него дома в Москве, смущалась – поставила его тогда на пьедестал, слишком высоко, а это неправильно: смотреть снизу вверх. Он спрашивал: «Как дела?» – а у меня дела тогда не очень хорошо шли, так как все, что я пела, было против власть предержащих: меня и в «декадентщине» обвиняли, во многом… Тогда ведь процветали мажорные улыбчивые вещицы, а у меня – совсем иные интонации, Таривердиев… Зачем я все это Окуджаве рассказывала? А он отвечал: «Увы, так». А когда я попала на радиостанцию «Юность» и мне предложили записать песни Окуджавы «О Лёньке Королёве» и Новеллы Матвеевой, это было счастье. Окуджава для меня – это мои университеты, это моя школа. Кстати, на радио «Юность» фамилия Булата Окуджавы прозвучала впервые именно в контексте исполнения его песни Еленой Камбуровой. Мной.

Н. Р.: Какие университеты постигались через музыку Таривердиева?

Е. К.: Самое главное, чему я научилась у Микаэля Таривердиева, это что слову в песне должно дышаться легко и хорошо. Когда слово что-то значит, надо подобрать для него верную интонацию…

Н. Р.: Вы никогда не стремились создать шлягер, и тем не менее стали известны, что скорее исключение из правил, не так ли?

Е. К.: Шлягер я создать действительно не стремилась. Мы с моей пианисткой Ларисой Критской всегда были выше шлягеров тех времен. Рядом с Окуджавой и Матвеевой они были ничем: впрочем, сейчас все относительно в сравнении с нынешней попсой… Однажды Таривердиев предложил мне записать песню «Маленький принц» в кино: она вызвала неоднозначные эмоции со стороны редакторов, они боялись… Представляете себе, какую эмоцию несли в советские времена слова «Где же вы, где же вы, счастья острова, где побережье света и добра»? Это Добронравов. И все-таки мы потом спели эту песню в Доме композиторов.

Н. Р.: Какую роль сыграл «случай, бог-изобретатель», в вашей карьере?

Е. К.: Именно случай привел меня на радио «Юность»: его слушала молодежь и узнавала меня! Если бы мне тогда еще разрешили с концертами выступать, но увы: «Москонцерт» запретил мои гастроли. И все равно я выезжала в разные города, что-то около 700, наверное… Свердловск, Новосибирск… много где была! А в Саратове на меня написали «телегу»: я должна была ехать в Ленинград, мне звонил директор залов города Пастернак и спрашивал, почему я не еду. А как ехать с «телегой»? Он сказал, что соберет в Ленинграде комиссию, что будет положительный отзыв о моем концерте… Так и вышло.

Н. Р.: Как вы познакомились с Раневской?

Е. К.: Это чудо, что она слушала радио! Я и пела, и читала из горьковских «Сказок об Италии»… Читала «Нунчу». Меня записали, а Раневская на гастролях в Ленинграде, оказывается, включила радио и стала меня слушать. И написала обо мне на радио хорошие слова! Редакторы сказали: «Пляши! Тебе Раневская написала письмо!». И только через год мы с ней увиделись – надо было подписать некую бумагу. Первая фраза Раневской: «Вы кто такая?» – «Я Камбурова» – «Хорошо, что вы не Фифа!». Ну а протекцию для будущих встреч составила мне собачка Фаины Георгиевны, Мальчик, типичный «черный собак». Раневская боялась, что если умрет раньше Мальчика, то кто же его возьмет, кому он будет нужен… Так и вышло, она ушла раньше. А взяла собачку Мальчика актриса Майорова.

Н. Р.: Вы любите французский шансон 20 века, поете не только на русском. Чем близки шансонье, Жак Брейль?

Е. К.: После циркового училища меня чудом – снова случай! – взяли в группу молодежи Театра эстрады. Перед нами выступал Жак Брейль: у меня тогда все преобразилось в голове, я поразилась, как может петься песня – это было и ударом, и озарением. Лишь много лет спустя я узнала других шансонье. А пою я на английском, на иврите, на греческом… Каждый язык по-своему музыкален.

Н. Р.: Что для вас актерство?

Е. К.: Актер – очень сложная, очень зависимая профессия. Я-то в песнях становлюсь актрисой, не быть ею как-то странно… Я никогда не пела навязанного мне репертуара – а многие актеры должны играть то, что за них решают. И зависти много, ненависти даже… Это очень морально тяжелая профессия: редкий актер доволен своей судьбой. Только талант помогает преодолеть все это.

Н. Р.: Как у вас появился театр – снова случай?

Е. К.: Да. Я была в Бонне на фестивале, там же был и Лев Сергеевич Шимаев, некая фигура при Ельцине. И ехали мы в поезде вместе с Шимаевым и Градским. Зашел разговор о желаниях. Мы с Градским сказали, что хотим театры. «Ну, будет вам по театру!» – ответил Лев Сергеевич. Так и случилось, как в сказке. На встрече Юрия Михайловича Лужкова с творческой интеллигенцией я сказала о том, что очень нужен Театр музыки и поэзии… И Лужков услышал: мне предложили встретиться с ним лично. Вообще, это была авантюра, как мне казалось, – то, как я добивалась театра. А чудо все-таки произошло. Самое настоящее чудо: в 1992 году у нас появился свой театр на Большой Пироговской улице в Москве. Спектакли, концерты, программа для детей, подготовка к премьере «Terra Гуэрра»… Мы экспериментируем с песенным жанром, ищем новые формы на стыке музыки и драмы. А еще у нас есть свой, особый, зритель. В первую очередь чуткий.

03.05.2019, для «ВМ»