Читать книгу Ради красоты - Наталья Русская - Страница 5

– Закрывай дверь, закрывай! – радостно кричал Яните отец, вбегая в квартиру и придерживая руками автомат.

– Что это?

– Отнял. Тупицы юные совсем не шарят, кто перед ними, – ухмыляясь, поставил автомат в угол и скинул китель. На лице красовался фингал.

– Ты о ком? Ты отдашь его?

– Дай пудру глаз замазать, – проговорил отец, разглядывая себя в зеркале.

Девушка пошла к шкафу, достала косметичку.

– У нас не будет проблем? – спросила она таким тоном, словно это она была родителем.

 Яня уловила в глазах отца озорной огонёк, так отражалась невозмутимая уверенность в собственной правоте. В нём не было злости, только ребячество, поэтому она невольно улыбнулась.

В эту же секунду раздался дверной звонок.

– Прыгай в окно! – смеясь, произнёс счастливый отец.

– Но я только начала рисовать.

– Иди! – настойчиво повторил он.

Яня замешкала, тогда отец подтолкнул её к двери в комнату. Обречённо вздохнула и, не взглянув на рисунок, где залитые солнцем поля искали своё продолжение, взяла сумку и открыла окно. Хоть они и жили на первом этаже, прыгать было страшно. Раздался ещё один звонок, и Яня выпрыгнула.

– Чёрт, – сказала она, взглянув на свои сине-розовые носки. Она достала телефон и, помедлив, набрала номер однокурсницы, что жила возле института. – Привет. Ты в общаге? Не одолжишь кроссовки?

Ступая по израненному лужами асфальту в одних носках, Яня ругала себя за то, что была так мягка с отцом. Но в автобусе раздражение прошло, поскольку дома, гаражи, баннеры с рекламой подрагивали в серебристой дымке тумана. Незамеченным для неё осталось лишь то, что пассажиры с любопытством разглядывали её ноги.

*

Переводя взгляд с грязных голубых кроссовок на полинялое здание института, Янита чуяла, что сегодня ей не хватит терпения, чтобы усидеть на парах. Она надела наушники и скользнула по влажной траве. Девушка ускорялась, загребала мусор ногами, пыталась поднять его выше, закрутить и запаять в воздухе, словно это были элементы единой урбанистичной картины. Она долго блуждала с колотящимся от радости сердцем, разглядывая лоснящийся металл кодовых дверей и матовое покрытие огромных фонарей.

На бугристой, наслоённой краской стене был нарисован непропорциональный человек с высокими плечами. Быть может, не плечами, а крыльями? Янита осторожно провела рукой по распухшему от уплотнения бетону, напоминающему настоящий грунтованный-перегрунтованный холст. К слову, на холсте ей удалось писать лишь однажды, ещё в художественной школе. Тихо приблизилась и поцеловала ноги ангелу, точно ожидая увидеть в нём что-то ещё.

В отличие от матери, Яните нравилось, когда отец был пьян. Она понимала, какой вред здоровью наносит привычка, тем не менее различала, что в эти моменты отец был свободен: вырывался из заточения, предавался фантазиям, не бросался в безысходную волну. Янита много рассуждала после, а был ли у него другой путь, могла ли жизнь сложиться иначе, и каждый раз обречённо заключала, что мир слишком отзывчив к людям, чтобы не вручить все ключи от заветного сундука с счастьем.

Возле дверей здания, где раньше располагался торговый центр, толпились люди.

– Что здесь? – спросила Яня у школьниц.

– На втором этаже открывается галерея, – деловито произнесла то ли их мать, то ли учительница. – Это первая галерея в городе!

– Не может быть?! – завороженно проговорила Яня.

– Ты хоть знаешь, кто приехал на открытие? Хотя откуда тебе знать, – женщина оглядела Яню, значительно взглянув на кроссовки.

– Кто приехал на открытие, – передразнила женщину Янита.

– Бестолочь! К нам в город приехал сам Виталий Пресин. А нам и показать нечего, кроме необразованной молодёжи. Девочки, отойдите от неё!

– Отойдите от неё, – вновь передразнила Яня и залилась смехом.

Ровно в тот момент, когда Янита решилась дотронуться до манящего синевой банта рядом стоящей девочки, толпа продвинулась вперёд. Количество света в белоснежном пространстве ошеломляло. Яня остановилась, отшатнулась, точно произошло столкновение с чем-то нереальным, неземным, невообразимым.

– Проходите быстрее! – сказала работница галереи и подтолкнула Яниту вперёд.

Она сделала несколько шагов и снова замерла. В зале, в который бы вместилось три, а то и четыре квартиры Беловых, на каждой стене висели огромные полотна. Яня едва дышала, не в силах отвести взгляда от калейдоскопа чужих переживаний.

Возле картины с чёрным небом стоял мужчина, которому едва было за тридцать. Он улыбался и, оглядывая толпу, взметал густые смоляные брови над чуть раскосыми карими глазами.

– Рад, что вас так много. Ну что, я, пожалуй, начну. Для Лоренцо Буджардини с самого начала было очевидно, что «Чёрное небо» – не совсем его творение. Художник полагал, что это произведение послано высшими силами, чтобы постичь свет. Буджардини должен был, нет, обязан воспроизвести послание Всевышнего. В первую очередь для других, для тех, кто не слышал неземной голос. Но он и сам упорно вглядывался в тайну созданного им чёрного пространства. И что же в итоге он постигает? Что перед ним нечто такое, что не имеет конца или начала, оно само и есть начало и конец. Нуль форм.

– Не живопись, а рассуждения какие-то, – закапризничала Яня.

В действительности же, её поведение было связано не с концепцией Лоренцо, а с тем, что от картины исходили странные упругие потоки, которые без её согласия норовили вобраться внутрь. Ничего подобного она раньше не чувствовала.

– Вы совершенно правы! В метафизике Лоренцо ощущает себя и последним, и первым философом.

– Почему тогда он не пошёл в философию? Зачем ломать наше сознание, оставил бы нам классических трёх богатырей или грачей, – пошутила Яня и тут же осеклась. – Без начала и конца, конечно же.

Сказав это, она увидела, что на противоположной стороне зала забормотала противная училка из очереди. Школьницы же смеялись.

– Он не мог отказаться от своего предназначения, – продолжил Виталий. – Вселенная наградила его истинными знаниями, и, тем самым, именно он был призван положить конец прежним заблуждениям, продвинуть искусство вперёд. Живописный супрематизм стал для Буджардини одним из путей, что вёл к пониманию жизни, – Пресин на мгновение задумался, Яните вдруг показалось, что он смотрит прямо на неё изучающим, ироничным взглядом. Может быть, ожидал, что она снова сморозит какую-нибудь глупость? – А жизнь, в свою очередь, раскрывала себя в беспредметных картинах, как безграничное возбуждение, оно одно и являлось высшей реальностью. С помощью разума понять тонкие материи невозможно, только в слиянии и проникновении наступает момент пробуждения, исчезает иллюзорность действительности. И Буджардини не только смог сам познать это, он учит остальных увидеть мир под другим углом, увидеть мир настоящим.

По телу пробежали мурашки, Пресин говорил то, о чём Яня думала и сама, но не могла выразить словами. Однако она не доверяла Буджардини, поскольку с его картин исходило не тепло, а скорее мгла, поэтому было совершенно неясно, зачем художник выстелил и одолел этот путь из красок. Яните вдруг причудилось, что и её картины неживые. Она заторопилась покинуть галерею, чтобы поскорее убедиться в неподдельности собственных образов.

Яня уже повернулась уйти, но тут приметила крошечное сияние, какой-то обрывок, даже не приметила, а предугадала присутствие света. Того самого света, что может наполнять изнутри. Она осмотрелась по сторонам, но предчувствие словно играло с нею, ускользало ровно в тот момент, как только она была готова коснуться его. Яня выбралась из человеческой гущи и огляделась в зале, наконец, что-то мелькнуло слева. Она поспешила туда. Паника внутри неё нарастала. Кто-то окликнул. Она не остановилась, опасаясь, что свет снова ускользнёт, поэтому она вцепилась в него тем властным, что жило в груди и с давних пор управляло ей. Девушка завернула за перегородку и увидела картину без подписи.

Розовое море теснилось в рамках, казалось, дай ему волю, оно выплеснется через край, обрушится и растворит пол и стены галереи. Донеслась пропитанная солью и сумерками прохлада, проявились отблески на кварцевом песке. Из уверенных мазков, что переливались, словно тонкий шёлк, показались пропахшие лимоном, камнями и сушёной рыбой пейзажи. И Яня нырнула, чтобы стать морем, небом, солнцем – всем.

– Тебе кто разрешил сюда заходить?! – возмутилась женщина, видимо, следившая за порядком в галерее. – Уходи немедленно, чтобы духу твоего здесь не было!

Опомнившись, Яня пошла прочь. На полпути вернулась.

– Кто художник? – спросила она у смотрительницы, которая теперь укрывала холст тканью.

– Неизвестен, – нехотя ответила та.

Яня выбежала из галереи, на улице было пустынно. Она рыдала, зажимала рот рукой, чтобы не закричать от восторга. Медленно передвигая ноги, пошла вперёд, ощущая, как едва появившийся свет растекался и обволакивал. В висках стучало. Ей был вручен подарок, который она должна была разглядеть, и она распознала, не пропустила. Теперь для того чтобы раствориться в мире, Янита должна превратиться в похожую картину, именно её она и должна создать. И тогда не будет Яниты, не будет картины, а будет лишь тишина и свет. Боль пронзила тело, и девушка опустилась на корточки.

Она приняла свечение, осознала его важность, почуяла в нём необходимость. Жизнь пройдёт зря, если она не сможет постичь его. Нет, это была не просто жадность, это и было её смыслом.

Не плечо сегодня болело, это душа металась в счастливом волнении.