Читать книгу В дециметрах от рая - Наталья Самсонова - Страница 2

Высокий мужчина средних лет сидел в кресле, вытянув бесконечные ноги в идеально пошитых брюках. Тяжелая умная кудрявая голова склонилась вперед, взгляд из-под косматых бровей был направлен на ботинки, сшитые по индивидуальной мерке.

Рука с бокалом свешивалась к ковру. Вечеринка удалась, хотя сказывалась усталость, и немного подташнивало от перебора спиртным. В нем он периодически топил несовершенство окружающего мира. На этих частых застольях было много народу, из них некоторых он встречал с искренним теплом, от других же старался отгородиться, т.к. своим необычным нутром элидеша, вознесшим его так высоко, он чувствовал что-то неладное, исходящее от них.

В свой внутренний мир Красавчик пускал немногих.

Вот и сейчас к нему ломились две прекрасных на вид девушки. Похоже, одержимые демоном абидабакасного звеевургта.

Блондинка с точеным телом и золотистыми кудрями, мерлинмонронистого вида.

Современная индустрия красоты изготавливала таких в огромном количестве. Но эта была хороша. Хороша от природы, без пластиковых добавок. Прекрасная загорелая легкомысленная… Ее прелестный ротик, обрамленный пухлыми губами с дугообразным изгибом, удивленно открывался при любом мало-мальски сложном слове, длинные волосы золотом лились по спинке.

Из под платья (приличной длины, для будоражения потенциальных поклонников – а что там, выше?) торчали тонкие ножки, а ручки с тонкими пальчиками покрывали все вокруг восторженными рукоплесканиями. У нее была маленькая для ее высокого роста ножка. Не то что корявые огромные ступни некоторых великорослых дам.

Идеально хороша!

Она была бы хороша, если бы не маячившая за ее спиной мамаша, также каким-то образом попавшая на вечеринку. Дочка была, похоже, катапультированным от родного древа яблоком. Ее мама была коренастой дамой в длинной юбке и не очень лепом жакете.

Противоположность дочери. Она была почти брюнеткой с перелакированными волосами, убранными сзади в крендель, и с неприятными темными глазками на бледном веснушчатом лице. В ее ушах болтались дорогие крупные серьги, которые придавали ее облику что-то куриное, когда она наклоняла голову набок.

В руке, как и положено, была дорогая сумочка, однако, не подходившая к общему стилю. За сумочку она получила несколько модных «ай-ай-ай» и визитную карточку соответствующей тематики. Последняя должна была облагодетельствовать куриноподобную даму рекомендациями по поводу принятых в обществе манер и lookов.

Безупречную материнскую улыбку дополняли острые, бегающие глазки оценщика. Она издали следила одновременно за дочей, периодически пытаясь оценить реакцию на нее окружающих. Осуждать ее было особо не за что.

– Мой бедный Палио, он нас так рано оставил, – периодически всхмыкивала она в разговоре то с тем, то с другим представителем мужского пола. – Дочка, вон там шампанское пьет, блондиночка, вся в него. Дама горестно подносила руку к густо намазанным ресницам (тушь – только водостойкая, ибо никакое горе не должно портить внешний вид на пати!):

– Красавица, правда ведь?

И очередной представитель мужского пола соглашался: «Красавица!». С традиционным мужским дуновеющим послемыслием после этого.

Мамаша была вдовой не очень бедного человека, который оставил вполне приличный пансион ей и дочери-кукле, которую нужно было так же пристроить, пока молода и красива. Вечеринка была для этого самым хорошим местом.

Обладательница златовласой дочери всеми ментальными способами пыталась сейчас надавить на нутро элидеша, чтобы избежать перетекания его внимания к стройной высокой шатенке.

Та носила на гордо посаженной голове с профилем, отчасти схожим с античным, такую же густую копну волос, но темных. Ее фигура не была столь стройной и юной, как у блондинки. А талия была даже тоньше. Ответвления от талии вверх и вниз были пышнее, руки и ноги сильнее. Надменный красный от природы рот не разевался при слове «полифил». Она была выше этого в своем ничегонепонимании. Строптивей. И от этого привлекательней.

По шкале Красавчика она была безопаснее прекрасной блондинки, т.к. была схожа с ней содержимым, но не имела интеллектуального приложения «Мамаша». А мамаша, как подумал Красавчик, была явно не дура, т.к. при такой куриной пнеобразности какое-то время была подругой Палео. А он когда-то считался не только умницей, но и признанным красавцем. Обе молодые дамы стояли в зале с бокалами шампанского и делали ручкой Красавчику и другим мужчинам.

Красавчик сделал им ручкой в ответ (почему бы и нет) и снова принялся разглядывать свои ботинки.

Ширину дверного проема пронзил тонкий длинноволосый силуэт.

– Да что они все сговорились покорять длинными волосами сегодня?

Эта была пострашнее блондинки с шатенкой.

Чем?

Не внешностью!

Внешность у нее была что надо! Очень стройная и очень пропорционально сложенная фигура. Ноги можно было смело показывать по самое не хочу (или хочу). Прекрасные почти черные волосы, фарфоровый цвет кожи с румянцем, вспыхивающем при волнении, и синие глаза.

Конфетка?

Как бы не так!

Под длинными волосами где-то наверху скрывался сообразительный мозг, который мог «отполифилить» многих дам с этого пати. В синих глазах светился ум, а румянец чаще появлялся в ходе научных дебатов.

Впрочем, его персона, похоже, ее не заинтересовала. Она была молодым и перспективным специалистом по какой-то исследовательской части за красоту фигуры приглашенным на пати. Они дружили немного. Как два альфа-волка.

Красавчика качнуло в кресле…

Тяжелый короткий алкогольный выруб. Клевок носом.

Почему на нем одета юбка из пальмовых волокон?

Что это за странное ожерелье из крабовых панцирей у него на шее?

Почему он, схватившись за голову, сидит у ревущего океана?

Какая-то толстая дубина рядом. На ней знаки, написанные краской и вырезанные силуэты чудовищ с оскаленной пастью!

Всполох молнии!

Перед ним высокий тотем из дерева. Сверху на его горе безучастно и свирепо смотрят темные точки тотемных глаз.

Отблеск скользнул по блестящей золотистой древесине вокруг фигуры тотема, и тот снова скрылся в тьме урагана.

Он встает с мокрого песка и поднимает дубину. Она огромная, но он держит ее с легкостью в руке с налитыми бицепсами.

Он в пальмовой юбке, но он мощен и силен. Он огромен и сплетен из мышц.

Ах, да!

Он вспомнил! Или понял?

Его племя постигла тяжкая утрата огня, большой ветер разметал их хижины, скот убежал из-за ограды, бушующий океан не дает удить рыбу.

И вот он на берегу поет какую-то песню, слышанную им от отца – предыдущего вождя.

– Оулееееееее-улеееееео, оулееееее-улееееееем.

А вдалеке фигурки, сжавшиеся под пальмовыми листьями; женщины, дети, тощие соплеменники ждут от него спасения для всего их рода.

Он легко поднимает свою ритуальную дубину (ей же он выносил приговоры нарушителям закона племени) и потрясает ей перед идолом. Вверх-вверх, перебросить в другую руку и еще раз вверх-вверх. Так учил его деда его прадед.

Потом он подходит к идолу и ставит дубину в боковую нишу, простираясь ниц. Он просит прекратить ураган.

Песок на ладонях, на лице, на мышцах груди, на преклоненных коленях, везде….

А ледяной ливень все льет и льет.

Старый Пбулупту подходит к нему с протянутой трясущейся рукой. Вождь дает ему несколько моллюсков. Пбулупту уходит, слезы в его морщинах смешиваются с небесной водой.

Звериный рев вождя несется к небесам.

Он берет кувшин с остатками священного напитка, совершает возлияние духам, пьет сам и начинает танцевать под какой-то замысловатый ритм.

Алкоголь греет тело, отяжеляет голову.

Песня.

Стук барабанов. Бум-бум-бу-буи-бум.

Мрак.

Ледяной ливень.

И женщина.

Откуда?

Она не в соломенной юбке и ожерелье из ракушек, как его жены.

Она закутана в светящуюся зарю, разрывающую мрак.

Она сжимает его голову, смотрит в глаза.

У нее необычные зеленые глаза, таких глаз он никогда не видел. Таких глаз нет в его племени.

В его племени нет таких глаз, как у него. Серо-голубых.

Она говорит с ним.

Он слышит: «Он – копия Олуина!».

К ней подходит закутанный в зарю мужчина.

У него серо-голубые глаза, такие же, как у него.

Он говорит: «Мы опоздали… Это все, что от них осталось. Они малоразумны, потомков элидешей больше здесь нет». Вдали беззубым ртом хохочет Пбулупту.

Она обнимает его и плачет, зареносный мужчина оттаскивает ее, и они идут в океан, к солнцу. Откуда ночью солнце в океане?

Он хочет идти за ней, но не может и падает в забытье на песок.

Утро.

Прекрасная морская гладь, остров с поломанными пальмами, никакой грозы, его народ счастлив…

Молния подожгла дерево. У его народа есть огонь.

Он снова может ловить рыбу и собирать плоды…

Кто-то плачет.

Наверно, это заболевший маленький ребенок его двенадцатой жены Мъамбы.

Для него нужно набрать целебных трав.

Рукой вождя он берет и швыряет дубину в мерзкого Еену. Это он отнял ночью дарованного вождем моллюска у старого Пбулупту. Будет теперь хромым. За нарушение законов племени.

Как же болит под налобной повязкой на солцепеке.

Была ли эта женщина или нет?

Деликатное сопение рядом.

Нырок обратно. Кабинет.

Уфф. Никакой грозы…

На ковре рядом с креслом стоят дамские туфли средней ценовой категории и обыкновенного качества. Ученая? Нет, та сегодня была на шпильках. Веки Красавчика были как у Вия, но что-то перевесило их тяжесть, и он посмотрел наверх.

– Ну и кто догадался назвать ее таким именем? – подумал он. – Наверно, папаша Стахан. Такие экзотические отцы (конечно, на счастье) дают какие-нибудь экзотические имена своим отпрыскам и отпрыскиням, не зная того, что экзотика создает неврозы из-за выделения из окружающей среды.

Помпеинья Стахановна (за глаза Помпоша Стакановна) стояла рядом, слегка покачиваясь от выпитого. Это была дама средних лет, аккуратной невыразительной внешности, в среднестатистическом наряде. Вопреки экзотическому имени, характер у нее был не нервозный. Она была кем-то там по самым разным вопросам.