Читать книгу Держись крепче - Наталья Семёнова, Натали Рок - Страница 3

Пару секунд я шокированно гляжу в знакомые глаза, не способная шевелиться. Настоящий отец? Да этому парню с модной бородой от силы тридцать пять лет! Он, что, был в моём возрасте, когда… с моей ма… Неужели…

– Ма-а-ам… – жалобно тяну я, когда она, вежливо кивнув – своему бывшему любовнику?! – останавливается рядом. – Ты изменяла папе?

– Валерия! – строго осаждает она меня, виновато глянув на мужчину.

Она не слышала то, что он сказал? И не узнаёт его?!

– Валерия… Я… – начинает тот, но я мешаю.

– Мам, этот молодой человек только что заявил, что ты, будучи взрослой женщиной, завела роман с подростком. И родила от него меня.

Мама заметно пугается, бледнея, и впивается каким-то безумным взглядом в мужчину, пока тот говорит:

– Ты всё неправильно поняла, Валерия…

– Стойте! – буквально взвизгивает мама. – Замолчите сейчас же!

– Мам?

– Лера, иди в свою комнату, – обхватывает она моё плечо дрожащими пальцами и тянет от двери. – Сейчас же!

– Ну уж нет, – переходит мужчина в наступление, переступая порог и не позволяя маме закрыть дверь перед его носом. – Эта девочка – моя дочь. И я больше не позволю вам скрывать её от родной семьи!

– Скрывать?.. – оторопело повторяю я, ничего не понимая.

– Вы не имели права вот так врываться в наш дом! – протестует мама. – Да ещё и сообщать о таком в лоб!

– О чём таком, мам?.. – тихо спрашиваю я, не уверенная, что хочу, чтобы мне ответили.

– Что происходит?

Папа.

Пап, я тоже ничего не понимаю, и понимать, кажется, не хочу.

– Она имеет право знать, что её силой отобрали у родной матери! Отобрали у меня!

– Что вы себе позволяете? Мы удочерили Леру по всем законам!

По всем… что?..

Господи, мои родители – вовсе не мои?..

Я смотрю на маму, всегда такую спокойную и бесстрастную, но сейчас возмущённую и крайне взволнованную. Смотрю на папу – он схватился рукой за голову, и в его лице ни кровиночки.

Молодой мужчина.

Его обуревает праведный гнев, он яростно жестикулирует, что-то доказывая маме.

Что?..

То, что я его дочь.

Ну уж нет! Это всё слишком!

Ощущая, как в ушах невыносимо громко звенит кровь, я разворачиваюсь к лестнице, запинаюсь о первую ступеньку, помогаю себе руками подняться и продолжаю собирать неровные ступени, пока не добираюсь до второго этажа. Не знаю, заметили ли внизу моё отсутствие, да и не хочу знать. Сейчас мне важно остаться одной. Важно сохранить свою жизнь прежней. Сохранить себя. И желательно не сойти с ума.

Но, возможно, это уже случилось.

Иначе как объяснить то, что происходит?!

Я врываюсь в свою комнату, да так и замираю на пороге. Вот оно. Разница, которую я никогда не замечала. Чёрные обои с неровными кругами ядовито-розового цвета на стене напротив кровати – клеила я их сама, буквально тем летом. Две другие стены в тёплых тонах, сплошь завешанные плакатами рок-групп или рисунками Лизы. Встроенная мебель в классическом стиле, безобразно выкрашенная тоже в чёрный и тоже собственноручно. Кровать с мягкой спинкой застелена бельём с принтом грозного плюшевого медведя-пирата, покрывало – черное с розовой бахромой по краям. Повсюду разбросана одежда, книги, журналы и прочие вещи. Года два назад мама прекратила добиваться от меня порядка в собственной комнате, потому что отчаялась.

Мама…

Я медленно закрываю дверь, прохожу к кровати и сажусь с краю. Смотрю в одну точку целую вечность. Или всего секунду.

Меня. Удочерили.

Я им не родная, поэтому-то мы так и отличаемся друг от друга. В моих генах просто отсутствует тяга к прекрасному и высокому, которая бурлит в крови моих родителей.

Моих…

Я вспоминаю вечную бабочку на шее отца, как баловалась с ней, когда он брал меня на руки, как терпеливо выносил эти игры, украдкой целуя меня в лоб. Мой папа не всегда умел выражать свои чувства. Застенчивый в какой-то степени, но всегда отзывчивый. Не счесть, сколько раз он спасал мои сочинения по литературе от двоек. Как, впрочем, и другие домашние задания.

Ну а Лев Барашков с его песней «Милая моя»?

Мы слушали её на репите и кружили по гостиной в ритме вальса только потому, что в ней было слово «солнышко» – именно так папа чаще всего меня зовёт…

А мама чаще всего зовёт меня Лерусей, когда довольна мной, или Валерией, когда не довольна.

Я знаю все их привычки, сильные и слабые стороны – например, мама обожает печь, но сама мучное не ест. Худая, как спица, она обычно стоит над моей и папиной душой, контролируя максимальное количество пирогов, которые мы в силах в себя впихнуть. Остальное она уносит на работу, или угощает соседей. Иногда приходиться страдать и моим друзьям, не вовремя решившим заглянуть в гости. Пожалуй, больше всех всегда достаётся Зефирке.

Я знаю этих двоих людей всю свою жизнь. У меня нет никого роднее них. Они – мои, пусть и чудаковатые, но родители.

И неважно, что это слово в нашем случае не несёт в себе своего прямого определения.

Да.

А вот с тем, что меня якобы силой забрали у биологических мамы и папы, разобраться придётся. Это, по меньшей мере, интересно, а по большей – необходимо.

Я решительно поднимаюсь на ноги и иду вон из комнаты.

У меня не выходит понять, сколько времени я провела в своей комнате, но в коридоре уже пусто. Я прислушиваюсь к звукам родного дома и безошибочно определяю, где сейчас находятся мои родители. Тихие всхлипы мамы и успокаивающий голос папы доносятся именно из гостиной.

Захожу в комнату и оба родных лица обращаются в мою сторону. Папа теребит пальцами свою бабочку – так всегда происходит, когда он волнуется. Мама же вновь всхлипывает и, поднявшись с дивана, спешит ко мне:

– Леруся, мне так жаль! – Она тянется меня обнять, но в последний момент словно не решается и обхватывает своими прохладными пальцами мои. – Прости нас, пожалуйста. Ты не должна была узнать вот так…

– То есть вы когда-нибудь рассказали бы мне о том, что удочерили меня? – без особых эмоций спрашиваю я.

– Мы… Д-да, наверное, нам бы пришлось…

– А что значат слова того парня? – сужаю я глаза. – Меня правда забрали силой? Вы?

– Господи, Лера, конечно же, нет!

Я выдыхаю с облегчением, словно всерьёз подозревала родителей в чём-то криминальном, а затем спрашиваю:

– Где он? Вы его прогнали? Он что-нибудь объяснил?

– Он… О, моя девочка!

Мама порывисто прижимает меня к своей груди и вновь начинает рыдать. К нам подходит папа и обнимает нас обоих. Шепчет тихо и немного неумело слова успокоения. А я почему-то начинаю раздражаться. Да, новости шокирующие, но они и так знали правду! А теперь эту правду хочу знать я.

– Мам, пап, расскажите мне, как всё было.

Мама часто кивает, отстраняется от меня и бросает быстрый взгляд на папу. Тот без слов её понимает и уходит, как я понимаю, за стаканом воды.

Мы с мамой располагаемся на диване, дожидаемся отца и воду, а затем она, сумев успокоиться, начинает рассказывать историю моего удочерения.

– Так вышло, что мы с твоим папой не можем иметь детей… И идею о усыновлении или удочерении вынашивали долгие годы. Добившись определённых успехов в сфере своей занятности, купив большой и удобный дом, обжив его и обустроив, мы наконец решились. Направляясь в дом малютки, мы ещё не знали, кого возьмём, мальчика или девочку. А когда увидели тебя… – Мама нежно улыбается и смотрит на меня. – Тебе не было и года, ты ещё не знала родительской любви, вам, малюткам, не уделяли достаточного внимания, но… Твои глаза выражали такое количество жизнерадостности, что наши с папой сердца в один миг были покорены. А твои рыжие, как и у меня, волосы? Миш, помнишь, как они торчали в разные стороны, словно намагниченные?

– Конечно, – тихо улыбается папа и с теплотой во взгляде смотрит на меня. – Самое настоящее солнышко.

– Да-да! – подхватывает мама, тихо посмеиваясь. – Ты олицетворяла собой радость и веселье, которого так не хватало в нашей жизни. Мы сразу почувствовали, что ты наша.

– Значит, я какое-то время жила в доме малютки? – немного хрипло спрашиваю я, потому что в горле першит от услышанного.

– Десять месяцев, да, – кивает мама. – То, что сказал этот молодой человек… Я уверяю тебя, Лера, мы и представления не имели, что детей могут забирать силой у кого-либо. В твоих документах значилось, что от тебя отказались по доброй воле… – Мама протягивает ко мне руку и нежно поглаживает мои пальцы, поддерживая. – Может статься так, что этот визит не больше, чем обман…

– У нас одинаковые глаза… – устремляя взгляд в окно, глухо говорю я. – Мам, что он ещё сказал? Он представился? Сообщил, как его можно найти?

– А ты… ты хочешь? Хочешь встретиться со своими биологическими родителями?

– Не знаю, – отвечаю я честно. – Но… Я хочу знать правду о себе.

Мама нехотя кивает, сглатывает и говорит:

– Он… Он сказал, что тебя буквально вырвали из рук матери и спрятали от них. Всё это как-то связанно с родителями девушки, твоей биологической… мамы. Все эти годы они тебя искали и… и хотят с тобой познакомиться, узнать, какой ты выросла. Он… он оставил свой номер телефона, просил, чтобы ты ему позвонила.

– Хорошо. Дайте его мне.

– Миш? – прикрыв глаза, словно ей больно, просит мама.

Папа прочищает горло, лезет в карман халата рукой и, вынув из него клочок бумажки, дрожащими пальцами протягивает его мне.

– Солнышко…

– Всё в порядке, слышите? – перехватываю я листок, поднимаясь на ноги. – Хватит пускать сопли. Я по-прежнему ваша не в меру неуёмная дочь. Ничего не изменилось.

– Обещаешь? – заглядывает мне в глаза мама. – Лерусь, мы с папой так сильно тебя любим…

– И я вас люблю, но позвольте мне во всем разобраться, ладно? Мне это нужно.

– Д-да… Конечно, мы не станем тебя отговаривать от… Но, милая, будь осторожна, хорошо?

– Как всегда, мам.

Я по очереди целую родителей в щёку и быстро покидаю гостиную, направляясь в сад.

Пальцы жжёт клочок бумаги, зажатый в них. Что я ему скажу? Что спрошу? Знойный воздух, встретивший меня на улице, тоже обжигает кожу и лёгкие, но порыв ветра приносит прохладу и ароматы цветов, которыми так любит заниматься папа. Когда есть на это время, разумеется.

Я захожу в тень небольшой беседки, деревянные стены которой сплошь увиты плющом, и сажусь на подушки, закреплённые на лавках. Листок с номером телефона, выведенным витиеватым почерком, оставляю на подушке сбоку от себя и накрываю его своим телефоном, чтобы шальной ветерок вдруг не унёс его с собой.

Восьмёрка.

Мы удивительно одинаково выводим эту вертикальную бесконечность. Тот же наклон, та же окружность.

Даже страшно как-то…

Сколько раз в редких приступах стыда, что одолевал меня, когда я в очередной раз отказывала родителям составить им компанию в походах в театр или на балет, я пыталась найти в нас что-то одинаковое? Каждый раз и пыталась. Но глаза… Или одинаковая восьмёрка… Найти подобную и очевидную схожесть априори невозможно.

Я им не родная. У нас нет общих генов. Нет той незримой связи, что даёт одна кровь.

Но я родная двум другим людям. Их продолжение. Их кровь и плоть.

Забрали ли меня у них силой или нет, факта это не меняет – я родной ребёнок совершенно незнакомой мне пары человек.

И это чертовки пугает…

Я снова смотрю на цифры и, поддавшись порыву, быстро набираю их на всплывшей клавиатуре экрана телефона. Прижимаю тот к уху и слушаю гудки.

Один. Второй. Третий.

Я всё ещё не дышу, потому кружится голова.

– Алло?

Заставляю себя медленно и тихо выдохнуть, но способность говорить и думать напрочь отбивает. В горле сухо, как в самой жаркой пустыне, а в ушах вновь нарастает звон.

– Лера? Лера, это ты?.. – тревожно спрашивают с той стороны, пока я продолжаю молчать, судорожно пытаясь понять, что со мной происходит. Мужчина вздыхает, молчит мгновение и говорит: – Если это ты, Лер… Прости меня, ладно? Я так долго тебя искал, и когда нашёл… Я поступил безрассудно… Не нужно было так… с ходу. Но, Лер, мы с твоей мамой хотим тебя узнать. Хотим, чтобы ты была в нашей жизни… Если… Чёрт, я так надеюсь, что ты тоже этого хочешь! Прости. Я не должен напирать. Если ты тоже этого хочешь, Лер, то приходи к нам, ладно? Бар «У дороги» на Полянской, мы работаем в нём и живём над ним. Ладно?.. Мы будем…

Я неожиданно для себя самой судорожно втягиваю воздух, пугаюсь тут же и спешу сбросить вызов. Пальцы дрожат. Меня всю знобит от внутреннего холода, взявшегося неизвестно откуда. Прижимаю телефон к груди и выхожу на горячее солнце, чтобы хоть как-то согреться. Хоть как-то уменьшить внутреннюю дрожь.

Ещё сегодня утром моей единственной проблемой было уговорить родителей передумать на счёт института, в котором я должна учиться…

А теперь?..

Теперь буквально всё перевернулось с ног на голову. Которую, к слову, разрывают противоречивые мысли и вопросы.

Мне нужна помощь. Рядом нужен человек, которому я безоговорочно доверяю и с которым могу обсудить всё, что душе угодно.

Надеюсь, Зефирка не будет против того, что я вырву её из лап горячо ею любимого Руслана.

Тем более, что с того причитается.