Читать книгу Держись подальше - Наталья Семёнова, Натали Рок - Страница 8

Я захожу в дом и ко мне тут же спешит мама:

– Боже, Лиза, что случилось?

Я бросаю взгляд в зеркало в прихожей, и сама поражаюсь своему внешнему виду: волосы растрёпаны и влажными прядями собрались у висков; на шее и груди блестит пот; кое-где по телу мазками видна кровь, уже заветренная, но всё же… Его кровь.

Меня снова начинает бить озноб.

– На Руслана, нашего соседа, напали… У Пляжа, – вру я, глядя на свои руки. – Я была рядом и помогла ему добраться до дома.

– С ума сойти! Ты в порядке? Отец пошёл оказать ему помощь?

– Да. И да, я в порядке. Правда, мне нужно в душ.

– Хорошо, – глядя на меня с тревогой, уступает она мне дорогу к лестнице, но всё же спрашивает: – Но… Лиззи, что ты делала в такой поздний час на Пляже? Я думала ты давно отправилась в свою комнату.

– Я… Мне захотелось посмотреть на ночное море, – говорю я быстро и спешу подняться по лестнице. Хорошо, что она не видит моего лица – мне жаль, что приходиться врать.

Первым делом я распахиваю шторы на окне. Я хочу увидеть, когда в его комнате загорится свет. Мне важно знать, что с ним всё в порядке, что я поступила не глупо, решив поддаться его воле и не везти его в больницу. А затем я оправляюсь в душ.

Никогда я не мылась так быстро и в тоже время так тщательно.

Кровь… Я ненавижу кровь! Иногда она означает, что ты уже не способен ничем помочь… Это ужасно. Не представляю, как я справилась при виде Руслана. Похоже, лечение не прошло даром.

Я с силой жмурюсь и вновь прибегаю к технике мышечного расслабления, опускаясь на дно ванной. Через минуту мне становится значительно легче, и я, накинув на себя лёгкий халат, возвращаюсь в комнату.

Встаю у окна и пытаюсь понять, что там происходит – на первом этаже дома напротив. Жаль окна гостиной выходят на другую сторону.

Через несколько минут в дверь моей спальни аккуратно стучат, а следом в комнату входит папа. Я чувствую, как сердце в груди начинает стучать с удвоенной скоростью и бросаюсь к отцу:

– Как он? Всё хорошо?

– Спит. Должен признать, мальчик разбирается в подобных травмах, да и ты успела вовремя со жгутом. Но… Давай присядем – день был не из лёгких.

– Конечно, – отступаю я, но сама остаюсь на ногах.

Я волнуюсь, потому что догадываюсь, что папа зашёл ко мне не только для того, чтобы сообщить о состоянии Руслана. И мне снова придётся врать, чтобы прикрыть соседа…

– Лиза, – вздыхает папа. – Руслан уже сообщил мне, что ваша встреча на Пляже была случайной, что он сам настоял на том, чтобы не обращаться в больницу, что ты поступила так, как и должен был поступить в подобной ситуации добросовестный человек, но тем не менее я хочу убедиться, что ты в будущем по возможности будешь избегать любого рода встреч с этим молодым человеком.

– Но… Почему?

– Потому что он сам мог зашить ножевое ранение. Понимаешь, что это означает? Что это не первые его травмы подобного характера. Не знаю, чем он занимается, что скрывает, но знаю, что не хочу, чтобы ты каким-либо образом касалась его дел. Хорошо?

– Ты считаешь, что это что-то криминальное? – спрашиваю я, прежде чем подумать.

– Я не знаю, дочка, – поднимается он с моей кровати, шагает ко мне, обхватывает ладонями мои плечи: – Наша мама очарована соседями, но я… Я вижу, что с этой семьёй не всё просто. – Папа целует меня в лоб на прощание и просит: – Пожалуйста, держись от этого мальчика подальше.

Я неопределённо качаю головой и обнимаю себя за плечи, когда папа закрывает за собой дверь.

Как? Как я смогу держаться от Него подальше, если мне до зуда в груди хочется узнать, что с ним произошло на самом деле? Никак.

Я вздыхаю и снова подхожу к окну.

Спит. Сам мог зашить рану. Потому и настоял, чтобы я отвезла его домой? Очевидно, лишнее внимание к произошедшему Руслану не требуется. Выходит, папа прав, и это не первые Его травмы.

Чем же ты занимаешься, Руслан Климов?

В голове всплывает картина: кирпичная стена и Руслан, сидящий у неё.

Подушечки пальцев на руках начинает покалывать – знакомое ощущение.

Я должна его нарисовать.

Я иду к стеллажу, достаю из ящика альбом, к которому уже давно не притрагивалась, и нахожу заточенный простой карандаш.

Наверное, я все эти полтора года не рисовала карандашом – желания не было. Теперь же мне безумно хотелось нарисовать портрет Руслана, его опущенную голову, сжатые в кулаки руки, каждую ссадину на его лице. Ножевая рана не вписывалась в картину, потому её я упущу.

Я сажусь за стол, открываю альбом, одним махом перелистывая старые рисунки, – всё ещё сложно их видеть, – и приступаю к делу.

Рисование полностью отключает меня от реальности. Я не замечаю времени, не замечаю усталости, голода или жажды. Лишь ощущение карандаша в пальцах и мысленный образ, который я переношу на бумагу. До последнего штриха, до последней мелкой детали.

Я заканчиваю рисунок под утро – откланяюсь на спинку стула и замечаю, что к ламповому свету добавился солнечный. Самый рассвет, ещё не вошедший в полную силу. Откладываю карандаш и разминаю шею, спину. А затем и ноги – прогулкой к окну.

Шторы на Его окне плотно задёрнуты, хотя ещё вечером были открыты.

Значит, Он там, в своей кровати. И не хочет, чтобы я его видела.

Я вздыхаю и иду спать.

Он мне снится. Руслан. Его руки в крови обхватывают мои скулы, взгляд – смесь холода и огня. Он что-то кричит или рычит – я не могу разобрать слов. Затем на его месте появляется папа, стискивает мои плечи и настоятельно раз за разом о чём-то просит, и я опять не в силах разобрать слов, но нутро дребезжит тревогой. Папа склоняется, чтобы поцеловать меня в лоб, и я снова вижу лицо Руслана, со свежими ссадинами. Оно безумно близко к моему. Наверное, поэтому я разбираю, наконец, его слова: "Держись от меня подальше."

Первая осознанная мысль по пробуждению: захочет ли Руслан со мной разговаривать?

Я его прикрыла, и значит, он задолжал мне объяснения, верно?

Откидываю одеяло и сажусь. Глаза сами находят окно напротив, и у меня замирает сердце – шторы открыты. Подскакиваю к окну и вижу взмах кудрявых волос. Вика присаживается на кровать брата и сжимает его руку своей, а затем и вовсе ложится рядом, крепко обнимая его. Он обнимает её в ответ, прижимаясь щекой к волосам на макушке.

Интересно, если бы она вчера всё же поехала с ним, то тоже бы пострадала? Или, наоборот, уберегла бы брата от беды? Должно быть, сейчас она себя винит. Или нет. Они оба из тех людей, которых сложно разгадать.

Я умываюсь, одеваюсь и спускаюсь на первый этаж – желудок урчит от голода.

Мама приветствует меня тёплой улыбкой, говорит, что сегодня решила остаться дома, потому что накопилось много дел по нему. Но я понимаю, что она беспокоится о моём состоянии после вчерашнего. И я не против.

Мама поджаривает мне тосты, ставит на стол клубничное варенье, персиковый джем, масло. Готовит мне и себе капучино. Болтает при этом обо всём на свете – я слушаю её с улыбкой.

А затем она смотрит на дом напротив и спрашивает:

– Лиззи, а ты… Ты не хочешь проведать Руслана? Я соберу тебе корзинку с гостинцами.

Чтобы меня с этой корзинкой встретила Вика и обсмеяла? Нет, спасибо.

– Не сегодня. Ему нужен отдых, я думаю.

– Да… Ты права.

Позже мне звонит Лера, и я приглашаю её в гости.

Мы загораем у бассейна, купаемся, разговариваем о всяких глупостях. Я почему-то не спешу ей рассказывать о вчерашнем – ощущение, что это касается только нас с Русланом. Интересно, а он рассказал своей сестре о том, кто ему помог добраться до дома? Или тоже считает, что это только наше?

На протяжении всего дня я исподтишка наблюдаю за домом Климовых. Вика, если и покидает комнату брата, то лишь за тем, чтобы что-нибудь ему принести. Она заботится о нём, как настоящая сестра. Мы с Катей тоже не бросали друг друга, если из нас кто-то заболевал.

Ненадолго заскакивая в свою комнату, я видела, как эти двое смотрят кино на ноутбуке, или же болтают, или же играют в настольные игры. Вид Руслана радовал – он быстрыми темпами шёл на поправку. Все ссадины обработаны, на синяках нанесён специальный крем, бедро плотно забинтовано. Один раз я застаю момент, как Вика меняет брату повязку.

Может, она не такой уж плохой человек? Своего брата она действительно любит. А если человек способен любить, то совсем безнадёжным быть не может, верно?

– О чём задумалась, Зефирка? – щурясь на вечернее солнце интересуется Лера.

Я отворачиваюсь от территории дома Климовых и спрашиваю задумчиво:

– Ты же тоже считаешь, что я не должна была так быстро прощать Гордея?

– Тоже? – поднимает подруга тонкие брови. – А кто ещё так считает? Чего я не знаю?

– Всё ты знаешь, – отмахиваюсь я, глядя на блики солнца на воде. – Я привыкла к тому, что он мой парень. Знаю, что от него ждать, а чего ждать не стоит. Привыкла к мысли, что наши родители ждут нашей свадьбы. Но…

– Любишь ли ты его? – догадывается Лера.

– А он меня? – смотрю я на неё. – Вдруг, мы оба настолько привыкли друг к другу, что уже давно воспринимаем наши отношения, как что-то должное. Никаких волнений, ревности, тоски друг по другу. Я и злиться на него долго не в состоянии, как мы все вчера убедились… Дорога ли я ему, а он мне?..

– Моё мнение на ваш счёт ты знаешь, – вздыхает она и протягивает руку ко мне, чтобы сжать пальцами мою ладонь. – Ничего нового я тебе не скажу. Но может то, что кто-то заставил тебя обо всём этом задуматься, к лучшему?

– Не знаю, – вздыхаю и я.

Вновь поворачиваю голову в сторону дома Руслана, смотрю на его балкон. Чем он занят сейчас? И почему мне это интересно тогда, когда то, чем занят мой парень меня мало интересует?