Читать книгу Семь ключей родового дерева - Наталья Сергеевна Вечерина - Страница 5

В пожаре у Аксиньи сгорел не просто дом. Сгорела вся ее веселая девичья жизнь, со своими прелестями и радостями. Пропали в огне пожарища родители. Черным пеплом накрыло, разметало, унесло вдаль, уничтожило неожиданно, мгновенно все то, что было дорого, любимо, и, казалось, надежным и вечным. И от этого «мгновенно и неожиданно» Аксинья никак не могла поверить в случившееся. Не могла осознать и тем более принять, что все это произошло не в страшном сне, а наяву, и ни с кем-то, а с ней. Она медленно опустилась прямо на землю, обхватила голову руками и молча сидела, уставившись в одну точку, пытаясь собраться с мыслями. Но мыслей не было, в голове стояла глухая пустота.

Находясь как в замедленном сне, девушка увидела рядом с собой что-то блестевшее на солнце. Среди черных головешек обгоревшей жизни ярким пятном выделялся закатившийся под обломки жетон – бляха. Она знала эти бляхи. Такие носили воины тьмы. Так их называли, за смуглую кожу, и черные одеяния. Да и дела их были тоже черны. Несли они в мирные селения разруху, смерть и горе. Сжигали деревни и села, поджигая их с четырех сторон так, чтобы жители не могли убежать. Грабили дома. Насиловали женщин. А мужчин уводили в плен или убивали. Что помешало им в этот раз осуществить все их намерения – осталось загадкой. И село оказалось уничтоженным почти со всеми жителями.

***

На бляхе, сквозь копоть, проступали буквы и затейливые вензеля. «Именной», – подумала Аксинья. Такие жетоны были только у предводителей воинов. Аксинья зажала находку в кулак и в бессильной ярости прошептала: «Будь ты проклят! И ты, и весь твой род!».

И, наконец, немного отойдя от шока, заплакала от переполнявшего ее отчаяния и полного непонимания что же делать дальше и как теперь жить.

***

Потерянная, с опухшими от слез глазами, девушка сидела на земле, среди обгоревших руин родительского дома. В руках она, неизвестно зачем, крепко сжимала найденный жетон. Такой ее и застал Мацко.

Услышав о пожаре от племянников-воронят, разносивших эту новость среди всего племени, он со всех ног помчался к тому, что еще вчера было селом. Больше всего в этот момент он боялся только одного – потерять свою Аксинью навсегда.

Его мало беспокоило, что скажут люди, что подумают, и как объяснить кто он и откуда пришел. Большую часть леса юноша легко пролетел птицей, но там, где лететь было опасно, пришлось замедлиться, обернуться человеком и бежать – бежать – бежать, надеясь только на свои ноги. «Только бы была жива!» – думал Мацко. – Только бы была жива!»

И, увидев издалека знакомый силуэт, почти задохнулся от переполнившего его счастья: «Жива!», на секунду замедлился, почувствовав как груз неизвестности покидает его, и побежал еще быстрее, лишь бы обнять, прижать к себе и не отпускать никогда, как будто это «прижать» и «не отпускать» могло что-то изменить. Осознав размахи бедствия и горя, Мацко понял, что Аксинья осталась совсем одна, и именно сейчас нужно принимать единственное решение. Хотя, если уж быть честным, решение это сын старейшины принял уже давно. Но боялся озвучить его себе и окружающим, зная, какие последствия оно понесет за собой.

Этот пережитый страх – потерять навсегда, был настолько близким и таким реальным, что затмил собой все сомненья.

«Пойдем, Аксюта, пойдем!» – Мацко помог девушке встать, и полностью уверившись в правильности своих мыслей и предстоящего поступка, повел ее прямиком к дому знахарки.

Агафья буквально остолбенела, увидев за спиной Мацко, робко стоящую рыжеволосую заплаканную девушку, как две капли воды похожую на любовь Власия – Настасьюшку. Она единственная знала тайну Ворона, как знала и о его тяжелом выборе между долгом – принять правление от своего отца и своим личным счастьем. Знала она и том, что несмотря на ладную его семейную жизнь и многочисленное потомство, в душе Власия, сделавшего выбор в пользу долга, что-то надломилось, а потом и умерло. И даже в самые радостные моменты жизни в глазах его никогда не появлялся тот особый, ни с чем не сравнимый свет, который выдает всех любимых и любящих.

С тем же проворством, с которым старушка накрывала на стол и выставляла неизвестно откуда появившиеся, еще дымящиеся блюда, Агафия сообразила – быть беде. Сама она ничем не рисковала, приютив влюбленную пару, Власий ей был не указ. А вот Мацко, судя по всему, сделавший свой выбор отнюдь не в пользу долга, рисковал всем. Закон есть закон, и его нарушение каралось строго.