Читать книгу Бусы Мнемозины. Роман-лабиринт - Наталья Викторовна Белинская - Страница 19

В первом классе у нас была замечательная учительница – Мария Эммануиловна. Я тогда уже читала про гимназию и думала, что классные дамы там выглядели именно так: пожилая (по меркам семилетнего ребенка), с заколотым на макушке пучком рыжевато-каштановых волос, в темном платье под горло, с белым воротничком… Она нас не баловала, легко держала дисциплину в классе, но ее доброта и чувство юмора окутывали и пестовали нас и заставляли навсегда привязаться к этой маленькой некрасивой женщине.

– Гриша Куренков, что такое ударение? – спрашивала она.

– Это такая палочка в слове… – пытался выкрутиться не слишком прилежный Гриша.

– Вот взять бы эту палочку и кое к кому приложить! – сдвигала брови Мария Эммануиловна, одновременно гладя нерадивого ученика по коротко стриженной голове. И на следующем уроке Григорий сам поднимал руку и рассказывал про выделение голосом слога в слове и про то, как это может помочь правильно писать сомнительные гласные. Например, так можно проверить одно «о» в слове «молоко»: вспомнить слово «моло́чный».

– А кто знает, какая буква пишется после «м»? – интересуется коварная учительница. Мою поднятую руку она сначала «не замечает», ожидая ответа от притихшего класса. Но желающих рисковать (понятно же, что «а», но почему она тогда спрашивает?) больше не находится.

– Мо-ло-ко! – радостно сообщала я.

– А откуда ты знаешь?

– А мы с бабушкой часто гуляем, а мимо машина проезжает, на ней так написано!

Такой вариант обучения, очевидно, не предусмотрен в правилах запоминания безударных гласных, но все-таки машина – не забор! И учительница делает поучительный вывод:

– Видите, дети, для того чтобы знать, как пишутся трудные слова, нужно много читать. И лучше всего – читать книжки, а не все подряд на улице!

Но привычка читать все подряд у меня осталась навсегда.

А когда объявили, что в космос полетел Юрий Гагарин, она прямо с урока вывела нас на улицу. Запрокинув головы в совершенно синее апрельское небо с прозрачными белыми облачками-пушинками, подсвеченными золотом, мы слушали о том, каким теперь свободным и сильным станет все человечество – и как хорошо и правильно, что первым стал герой из нашей великой страны!

Во втором классе меня перевели в другую школу, потому что в ней – и больше нигде в городе – уже с этого возраста начинали учить английский язык. Учительница там была моложе, одевалась она разнообразнее, но мне казалось, что ей все время что-то мешает и, чтобы не показывать этого, она относится к своим ученикам холодно и сурово. Думаю, у нее была близорукость: она все время щурилась, но очков не носила. Возможно, это приводило к некоторой скованности и рассеянности, когда она писала что-нибудь на доске. У нас с ней отношения сразу не сложились: моя так называемая «врожденная грамотность» заставляла замечать малейшие описки Лилии Михайловны, а убежденность в том, что все ошибки нужно исправлять, не давала вовремя промолчать. И таких моих грамматических выступлений перед всем классом было немало, что, естественно, не могло нравиться учительнице. С другой стороны, она знала, что я права и наказывать меня не за что. И все-таки из педагогических соображений поставить меня на место было необходимо.

Наш класс расположен на первом этаже. Идет урок русского языка. Мой ответ у доски уже окончен. В тот момент, когда я собираюсь сесть на место, за окном проезжает телега. Учительница внезапно говорит:

– А теперь дополнительный вопрос: объясни нам, что такое телега.

Нам никогда не давали таких заданий в младших классах. Я не понимаю, что это вопрос на засыпку, а воспринимаю его, как игру в слова. А более интересной игры для меня нет!

– Телега – это большой деревянный ящик на колесах. В него запрягают лошадь и перевозят людей и вещи…

– Достаточно. Садись.

После этого тактика поведения Лилии Михайловны по отношению ко мне изменилась. Она больше не задавала мне каверзных вопросов и ничего не говорила, когда я указывала на очередную ее описку, а молча исправляла ее. А когда мы встретились на улице лет через двадцать пять, она не просто узнала меня и ответила на мое приветствие, но заулыбалась так, как не улыбалась никогда в школе. И я вдруг увидела не схему-училку, а живую, чувствующую и очень неглупую женщину…