Читать книгу Водяные знаки - Наталья Владимировна Тимофеева - Страница 4

Дождь пахнет рыбой. Может быть, она,

В раздутой туче плавая, играет

И, сетью молний там оплетена,

На землю чешую свою роняет?

И чешуя, сползая по стеклу,

На нём кривит серебряные блёстки…

Дождь, обернув мой двор в свою полу,

Бросает скупо книзу влаги горстки,

Тотчас закончив свой нетвёрдый крап,

Как только вечер, потемневший ликом,

Его настиг. Дождь выдохся, ослаб,

И солнце предзакатным нежным бликом

Вдруг высветило зелени кайму

Над черепичной красной мокрой крышей,

И светотень ажурную канву

Явила взору, где искусно вышит,

Дождём омытый, абрис вечных гор

И цепь огней в таинственном предгорье,

И на моём окне рисунок штор,

Изломанный дыханьем ветра с моря.

Уплыли рыбы в тучах… Верховей

Унёс их запах, острый, как касанье

Хребтов колючих радужных сельдей

И чешуи серебряной мерцанье.

Не распознаю сослепу рубля,

Но лист любой на ощупь распознаю…

Уже за Янтрой вспаханы поля,

А лозы солнцем кисти наливают.

Из летних таинств не разгадан лишь

Округлый короб с мякотью ореха.

Он падает, скорлупкой бьётся в тишь,

Но этот звук для уха не помеха.

Его тугого тела не разъять,

Он бесконечно крепок для ладони.

Молочно-спел иль горек, – не узнать,

Пока сентябрь на землю не уронит.

И запах йода, и смолистый вкус,

И множество извилин мозговитых, —

Мой с детства не приевшийся искус

Открыть орех в стараньях позабытых.

Его я покупала, лучших яств

Попутчика, уже разбитым где-то,

Теперь он ждёт, когда рука раздаст

Моя его на две частицы света.

Он ждёт давно, огромен, одинок,

Стеля листву по черепичной кровле,

И серый ствол услужливый вьюнок

Обвил, струясь цветочной алой кровью…

Я стала блюсти сиесту, —

Здесь солнце палит нещадно.

Найду попрохладней место,

Залягу с винцом – и ладно.

А бархатный персик – влажен,

А синяя слива – гладка,

А день непомерно важен,

В жару расплываясь сладко.

Звучит над селеньем песня,

Болгарский напев порожист,

А я ем лохматый персик,

В него погружая ножик.

Окну орхидеи снятся,

В стекле отражая стрелы…

Да, мне уж давно не двадцать,

А впрочем, кому есть дело?

Мне нравится леность тела,

Забывшего торопливость,

Я в зеркало поглядела,

Его не взыскуя милость.

Живу, ожидая чуда —

Восхода или заката…

Я здесь обрелась оттуда,

Где правды ждала когда-то.

Сломать воспоминанья об колено,

Как хлам ненужный, выбросить в навоз,

Сдуть наносное, словно с пива пену,

Начать сначала. Можно – не всерьёз.

Зачем бежать, стерню ногами чуя,

А сердцем пересиливая боль?

Ведь есть же на земле такое чудо,

Которое зовётся просто – «соль».

Соль солона, но не из слёз родится,

И не от бед пластуется она,

А смысла наполнением гордиться

Ей по ранжиру, тем и я сильна,

Хоть не вписалась в жизни повороты.

Но не люблю бессмысленную «круть»,

Когда она безглазо мчит кого-то

И не даёт на миг передохнуть.

На поле лжи лежат мои сомненья,

Они за расстояньем скрыли рты,

Что прокляли моё освобожденье

От недостойной этой маяты.

Здесь даже сны нахлынули другие, —

Они наивней, чище и светлей.

И снятся мне не копи соляные,

А разговоры звёзд-поводырей…

У ветерка рубаха нараспашку,

Ему косая сажень с косогор

Дала полынной веточкой отмашку,

А он и побежал во весь опор.

В чешму3 насыпал сливы по дороге,

И по проулкам разогнал собак,

Цыганские подталкивая дроги,

Их выкатил на Вырбицкий большак.

Пошёл плясать по мосту, пыль вздымая,

Да спрыгнул в реку и пропал из глаз….

И лишь большая рыба золотая,

Хвостом плеснув, его поймала враз.

Она вздохнула, плавники топорща, —

Ловить здесь воздух, видно, не впервой,

К тому же, ветер был весьма солощий, —

Приличный ужин рыбе золотой…

Она стояла в водорослях, ластясь

К потоку солнца, словно сытый кот,

И блёсткой головой сусальной масти

Чесала камни, разевая рот…

Какие тени нам на стенах

Рисует полная луна!

Орех зелёной вздыблен пеной,

Остатки давешнего сна

На нём качаются, спадает

В прохладу сумерек простор,

И в небо абрис улетает

Закатом высвеченных гор.

Бежит цыганская лошадка, —

Копыт ритмичен метроном,

Поёт пичуга тонко, сладко,

И залит дворик серебром.

Он светляков на дне качает,

Как проблесковые огни,

И шоколадом вечер тает,

И в целом мире мы – одни.

Устами роз глаголет тишина

О невозвратном времени бутонов.

Судьба моя теперь предрешена

По правилам совсем иных законов.

Как будто я отрезала пирог,

Огромный пласт, испорченный гниеньем,

И чист мой разум, и высок порог

Пред новым, неопознанным рожденьем.

Как будто детство постучалось вновь

На улочку, укрытую разлукой

От глаз, забывших вечную любовь,

Задавленную бесконечной мукой.

Из сада слов я вырву сорняки,

И горный воздух мне наполнит душу,

Чуть было не ослепшую с тоски,

Разученную понимать и слушать.

Благоуханна, словно фимиам,

Ложится тишина, венчая веси,

И жмутся разноцветные к горам

Скоплений терракотовых навесы.

Драконы гор мой стерегут покой,

Закольцевав хвосты под облаками,

И просто нет возможности такой —

Разжалобить тоскою белый камень.

Здесь бьют ключи благословенных вод,

Их разговор студён и равнодушен.

И жизнь моя размеренно течёт,

И ритм её дыханию послушен.

Здесь шум дождя такой же, как везде,

Когда он пляской распаляет бубен,

Стуча босою пяткой по воде

Среди обычных неприметных буден.

По крыше скачет мойщик черепиц,

Журча, стекает в реку с косогора,

Пугает громом гордых белых птиц

И намывает в лужах много сора.

Он пахнет небом, ухарь, вертопрах,

Переселяясь из высоких далей

И прибивая паданки в садах,

Он знает, что внизу его не ждали.

Но роз благоуханная пора

Его цветеньем манит благодатным,

И он кропит их венчики с утра,

Встречаясь с обожаньем ароматным.

Да, розы в дождь сияют красотой!

Целуя влагу алыми губами,

Они роднятся с синей высотой,

Что за шипы цепляется краями.

А за дождём белеет пелена

Пологих гор, и дальше – только ветер.

Его бежит за тучами волна,

И мир под ним сверкает, чист и светел…

Садилась солнца половина,

Под тучей спрятав медный бок.

Горела медью полонина,

Тянулся ветер на восток.

Простор страдал одышкой пряной

И сливы дикие ронял,

На травы вечер падал пьяный

Под спуд листвяных одеял.

На виноградник свет ложился

Прощальным радостным мазком,

И птичий голос нежно лился,

И пахло мёдом и вином.

Террариум страстей к действительности глух.

Как цепок взор судьбы за стёклами разлада!

Летит моя душа над памятью, как пух,

Ей больше ничего из прошлого не надо.

Там, в призрачной дали, растаял чей-то смех, —

Злорадства не снести родному поголовью…

Что ж, кажется, и я развеюсь без помех,

Довольствуясь вполне лишь волей, да любовью.

Открыт ветрам простор широкий и святой,

Внизу бежит река, вверху над крышей – аист.

Со старых гор закат струится золотой

И я сама к себе испытываю зависть.

Кивают мне цветы и терпкая полынь,

Цепляют за подол кусты чертополоха,

А месяц молодой на бархатную синь

Насыпал из рожка блескучего гороха.

Волынки голос пьян, он, медленно-тягуч,

От Вырбицы плывёт на лодочке воздушной,

Свой в летнем вечеру обыгрывая ключ,

Дыханью ветерка неспешного послушный.

Ничто не тяготит разнежившихся дум,

И непривычный штиль не предвещает бури.

Уляжется за мной и оборвётся шум,

И лишь вода в реке со мной побалагурит.

Назавтра снова день и, может быть, дожди,

Я разожгу огонь не для тепла – для счастья,

Что, верится, споёт волынкою в груди,

Попавшись и в мои бесхитростные снасти.

Я всю жизнь сторонилась симметрии, нет в ней искусства,

Есть лишь искус красивости, глаз услаждающий штамп.

Симметричность мышления – это продуманность чувства,

А любовь – непорочная дева, не женщина – вамп.

У любви серафимы живут над крыльцом под застрехой,

Ей на косы в ночи переносят огни светляки.

Для любви все сердца, словно воск, но не станет потехой

Чьё-то сердце в огонь опрокинуть иль в недра тоски.

У любви всё открыто, распахнуты настежь оконца,

Ей хитрить ни к чему, ей противна искусственность слов…

Потому так нечаянна радость – влюбиться под солнцем,

Где давно от симметрии денег страдает любовь.

Но не всем этот дар драгоценнее кажется злата,

Продаётся эрзац, как телесная тень волшебства…

А любовь, как и Бог, на земле не бывает богата,

Вырастая из крови людской, будто в небе трава.

Директория чувства – несметная область сомнений,

Переменчивый азимут света и робкая власть

Над таинственной сутью любви, над попыткой явлений

В ограниченный круг бытия, отражаясь, попасть.

Что же делать, когда невозможность смиряет желанья,

Воздух правды бывает и солон, и остро-колюч.

Всё короче минуты, и тени длинней расстоянья

Между ложью и сердцем, чей голос чуть слышный горюч.

Словно сучья сухие впиваются в душу ответы

На простые вопросы, а сложных – не стоит труда

Задавать, если эхо несчастья заблудится где-то

И с порожистой кручи судьбы утечёт, как вода.

Ты мне просто поверь, я в свободу ныряю без страха.

Здесь условностей нет, всё понятно, как абрисы гор.

Может быть, я найду голове своей новую плаху,

Но любить тебя буду, как тысяча любит сестёр!

Ночная птица крикнула негромко,

Со старой груши оборвался плод,

Погасла света тонкая каёмка

И, кажется, – весь мир вот-вот уснёт.

Но он звучит легко, освобождённо,

Из жара дня в прохладу погружён,

И ветерок порхает… окрылённо

В такт ветру кроной машет чёрный клён,

Пищат в мансарде радостные мыши,

Копытом бьёт цыганский сивый конь,

И сумрак белых стен тенями вышит,

И бабочка летит на мой огонь.

Зажжённый хворост манит разговором,

В камине места много для тепла…

И лишь моя душа с немым укором

Пеняет мне, мол, раньше не могла

Забыть про боль, что на сердце ложится

Могильным камнем? Посмотри во тьму!

Ты слышишь, как кричит ночная птица?

Она свободна! Больше никому

Не дай себя в силках запутать снова,

Судьба утрат сердечных не вернёт…

Ей вторю я – мне ничего иного

Не надо, пусть всё будет, как идёт.

Да, эта ночь укромная прекрасна,

В ней есть для дум божественный приют,

И верится, что с жизнью не напрасно

Я состязалась, оказавшись тут.

И верится, что счастье не отпустит,

Что воля разум вынесет из бед…

Но есть в ночи всегда немного грусти,

И не на всё она даёт ответ.

Объявлена любовь, – парадный выход сердца

Под перекрёстный блеск мерцающих огней.

Ах, мне бы на неё душою наглядеться

И перестать считать черёд счастливых дней.

Но, разменяв судьбу на горестные всхлипы,

Уже не увидать любви за пеленой

Потоков горьких слёз, что приходилось выпить,

Увы, не мне одной, увы, не мне одной…

Объявлена любовь на сцене совершенства,

Сияет, как огонь, проснувшаяся медь…

Так много обещал короткий миг блаженства,

Что впору в небеса, как птице, улететь.

Негромок голос был из ракушки суфлёра,

Любовь свои слова забыла невзначай

И вот она ушла, сказав немало вздора, —

Она вернулась в рай, она вернулась в рай…

Объявлена любовь в грядущие столетья,

Мечтателям она увидится во сне,

Когда-нибудь и я стряхну с себя веретья

Из памяти своей о невозвратном дне.

Когда-нибудь и я увижу рай небесный

Среди земных щедрот, где чувствам места нет.

И пусть мне от любви под небом станет тесно, —

Её недолог свет, и мой недолог свет…

Затем, что правду говорила,

Затем, что землю берегла

И небеса боготворила,

В тюрьме прижиться не смогла.

Как птица падает за тучи

В плену потоков ледяных,

Так я, с земной сорвавшись кручи,

Лишусь и близких, и родных,

В чужом краю навеки кану

Для тех, кому не горек хлеб,

И сердца пламенную рану

Освобожу от душных скреп.

Не надо слов для темы плача,

Невелика земля людей.

И раз не выпало иначе,

То кроме Бога нет судей!

Тоске неведомы поблажки,

И я не стану горевать.

Из родника наполню фляжки

И буду снова понимать,

Как в целом мире безграничном

Частицы малые срослись,

Но их мельчайшие отличья

В моей душе отозвались!

Разлуки белые глаза

Скользят по окнам равнодушно,

Их взгляду время не послушно,

Пытаясь вырваться назад.

Но там, откуда я взялась,

Всё тот же омут неприятья.

Моё под ветром смялось платье, —

Он надо мной ярился всласть, —

Однако разум уцелел,

Ему продолжить сказ недолго.

Немного воздуха отволгло,

Да раскрошился света мел,

И пепел выпал по краям

Дороги, не ведущей к храму.

Лишь память носится упрямо

По жёлтым скошенным полям,

Где от стерни лоснится холм,

За ним другой, но до заката

Истлеет и она. Когда-то

Страшилась мыслей чёрных волн

Моя душа, теперь не так, —

Её покоя не нарушить…

А тишина заходит в душу,

Как расстояний вещий знак…

Там, где в сердце была Россия,

Разрастается пустота.

Не берёт меня ностальгия,

Ум покинула суета.

Словно бабочка, кокон сбросив,

Полетела на свет душа.

Пусть для тела настала осень, —

В чувствах золото, а не ржа.

Ни сомнений во мне, ни фальши,

Не тревожит чужая речь.

Буду жить, как и прежде, дальше,

Будет время, как прежде, течь,

Но на память наложит вето

Этот дивный для глаз простор,

Где ещё не погасло лето

Над горбами лиловых гор.