Читать книгу Любимые монстры Мэри Шелли - Наташа Ридаль - Страница 5
Часть 1. Тысяча восемьсот насмерть замерзший
Глава 3
ОглавлениеДва дня пролетают в заботах о маленьком Уильяме и жалобах Клер на черствость Байрона. Она возводит свои страдания в такую степень, что кажется, будто весь мир вращается вокруг нее одной. Ей совершенно неинтересно, почему бешеный пес повел себя странно в присутствии Байрона и Полидори. Едва ли она вообще обратила на это внимание. В отличие от сестры, Мэри не любит неразгаданных загадок. Отчего Ньютон внезапно передумал нападать? Чего испугался? Вспоминая, как Джон без колебаний закрыл ее собой, мисс Годвин впервые ощущает что-то вроде симпатии к доктору. А ведь она даже не успела сказать ему спасибо.
Она рассеянно улыбается кормилице и оставляет с ней сына.
Бесконечный дождь всем порядком надоел. Воспользовавшись небольшим просветом на небе, Перси, Мэри и Клер спешат на виллу Диодати. Ветер снова сгоняет грозовые тучи, они похожи на серое облако пыли, поднятое в небо табуном пустынных лошадей.
Байрон и его врач уже в столовой. Перед поэтом, как обычно, нет тарелки и приборов, но в этот раз на месте бокала зияет пустыми глазницами человеческий череп. Впрочем, он отлично обработан и отполирован, так что вполне может сойти за кубок. Клер брезгливо поджимает губки.
– Убери эту мерзость, Альбэ!
– С какой стати, дорогая? – возражает лорд и подмигивает Шелли. – Быть может, я хочу забыть о том, что впереди у нас – мрак и душная пустота небытия, откуда никому нет возврата.
– Звучит так, будто ты всё же вернулся, – Перси проглатывает нервный смешок.
Байрон берет в одну руку череп, в другую – бутылку красного вина и, пока слуги подают блюда гостям и наполняют их бокалы, переливает в свою жуткую чашу содержимое бутылки. Мэри бросает быстрый взгляд на Джона, который исподлобья следит за действиями лорда. Сегодня Байрон почти так же бледен, как Полидори.
– Что ж, возможно, мертвецы когда-нибудь найдут способ возвращаться в этот мир, – голос поэта звучит так, словно он обращается к «бедному Йорику» со сцены Королевского театра Друри-Лейн. – Вспомните опыты Эразма Дарвина4. Он воздействовал электрическим током на мертвый организм и заставил онемевшие мышцы сокращаться. Ходили слухи, будто ему даже удалось оживить мертвую материю.
– Зачем вы говорите такие ужасные вещи, милорд? – притворно содрогается Клер.
– Байрон лишь пытается немного развить твой ум, дорогая, – улыбается Перси.
– Но для этого есть и другие способы, – замечает Мэри. – Например, чтение книг.
– Или изучение языков, – неожиданно добавляет до сих пор молчавший Полидори.
Метнув в доктора недобрый взгляд, Байрон подносит кубок из черепа к губам. Пьет, пока не осушает его полностью. Мэри ждет удобного момента, чтобы поблагодарить Джона за чудесное спасение у ворот дома Одье. Природная застенчивость сковывает ее душевные порывы. Клер хохочет над шуткой Перси, которую Мэри отнюдь не находит смешной. Сводная сестра в свою очередь рассказывает какой-то театральный анекдот.
Джон Полидори привык относиться к болтовне мисс Клермонт как к фоновому шуму, сопровождающему их совместные ужины. Перестав вслушиваться в слова, он с удивлением обнаружил, что она его почти не раздражает. С не меньшим удивлением он ловит себя на том, что его слух очень четко выхватывает из разговора редкие реплики Мэри. Ее умные замечания явно тешат мужское самолюбие Шелли, который воспринимает свою подругу как дорогую оправу, удачно оттеняющую блеск его собственного гения. За последние дни неприязнь Джона к Перси раздулась до размеров Австралии, хотя он и не вполне отдает себе отчет, в чем кроется причина столь сильной антипатии.
После ужина компания перемещается в гостиную и располагается на ковре. Лакей Байрона Уильям Флетчер предусмотрительно поместил среди подушек особую лампу и длинную курительную трубку, которую заранее заправил. Очевидно, старый слуга знаком с системой выпаривания опиума не хуже китайцев, содержащих курильни в лондонском Ист-Энде.
– Вот что развивает воображение намного быстрее, чем книги и иностранные языки, – говорит Шелли, делая затяжку над лампой.
Трубка идет по кругу. Красный турецкий ковер с арабесками стоит, наверное, целое состояние. Мэри немного разбирается в коврах. Узелковое плетение, если усвоить его принцип, становится простым и понятным, в отличие от поведения людей. Она отмечает про себя, что настроение Байрона улучшается с каждой минутой. Поэт позволяет Клер прижаться к нему и из-под опущенных ресниц лениво следит за ее рукой, ласкающей его грудь. Перси некоторое время наблюдает за ними, потом придвигается к Мэри. Его пальцы, нырнув под нижнюю юбку, нетерпеливо скользят вверх по шелковому чулку. Мисс Годвин вспыхивает и в этот момент случайно ловит взгляд Полидори. Ей что-то мерещится в серых глазах Джона, что-то помимо неловкости. Однако уже в следующую секунду он отворачивается к камину, и в его слегка расширившихся зрачках пляшут языки пламени.
– Нет, – Мэри отталкивает руку Шелли, смущенно одергивает подол.
– Но почему?
– Мы не одни.
– Прежде ты никогда не оскорбляла моих чувств пошлыми предрассудками, – поэт обиженно откидывается на подушки.
Лорд делает очередную затяжку, наклоняется к мисс Клермонт и целует в губы. Гостиная двоится в глазах Мэри. В круговерти подушек, картин в тяжелых золоченых рамах и разверзшегося неба за окном свет неожиданно меркнет.
В эфирном тумане ей кажется, что она бесконечно долго спускается по винтовой лестнице с выщербленными каменными ступенями. До ее слуха доносится смех Клер и странный демонический хохот Байрона. Сознание куда-то уплывает, а когда вновь возвращается, Мэри не чувствует ничего кроме жуткого, обволакивающего холода. Открыв глаза, она видит пустое помещение с кирпичными стенами и маленькими окнами под самым потолком. В них просачивается тьма дождливой июньской ночи. Она лежит в медной ванне, наполненной ледяной водой. На ней только нижняя льняная сорочка, доходящая до середины икр. Сорочка облепила тело. Она хочет прикрыться руками, но руки не слушаются. Свечи в канделябрах справа и слева от ванны разливают вокруг необычный красноватый свет. Мэри пытается подняться – безуспешно.
Внезапно над ней возникает лицо Байрона, позади расплывчатым пятном маячит доктор Полидори. Мысли путаются, однако картинка слишком уж яркая и реалистичная, чтобы быть сном.
Байрон опускает руку в воду и легонько проводит пальцами по бедру Мэри. Она дрожит, и не только от холода.
– Мы вылечим твои страхи, – ласково говорит лорд и поворачивается к своему врачу. – Вода недостаточно холодная. Добавь еще льда.
Мэри умоляюще смотрит на Джона. На бледном лице, наконец попавшем в фокус, отчетливо читается внутренняя борьба. В сердце барышни вспыхивает надежда и тут же угасает при звуках голоса Байрона:
– Ну же! Разве ты не должен выполнять мои приказы?
Полидори, с ведром в руках, медленно приближается. Избегая взгляда Мэри, он покорно высыпает в воду новую порцию льда. Когда доктор наклоняется над ванной, красное пламя свечей подпитывает разыгравшееся воображение мисс Годвин: ей чудится, будто зрачки Джона заполнили почти всю радужку, а белки глаз приобрели жуткий кровавый оттенок.
Зажмурившись, Мэри чувствует, как проваливается в пустоту, и… резко садится на постели. В нос ударяет затхлый запах старого дома. Она понимает, что находится в спальне мадам Шапюи, которую хозяйка уступила им с Перси. Никакой сквозняк не способен до конца выветрить отсюда прошлое, обитающее в сундуках и рассохшемся шкафу с неплотно прилегающей дверцей. Шелли спит на своей половине кровати. Небо за окном наливается свинцовым рассветом.
Несколько минут Мэри смотрит на спящего поэта, пытаясь вспомнить, как они очутились дома. Веки Перси подрагивают, и вот он медленно размыкает ресницы. Но тут в комнату влетает Клер.
– Я видела дивный сон! Всё было так реально! – она бросает многозначительный взгляд на Перси и снова скрывается за дверью.
Молодой человек, приподнявшись на локтях, наблюдает, как Мэри рассеянно встает, идет к стулу, чтобы взять свою одежду, и вдруг замирает.
– Боже, – она испуганно поворачивается к Шелли. – Сорочка сырая!
– Ничего удивительного, – невозмутимо откликается он. – Ночью, когда мы возвращались от Байрона, разразился ливень. Мы все промокли до нитки.
4
Эразм Дарвин (1731-1802) – английский врач, натуралист, предвосхитивший идею естественного отбора; дед Чарльза Дарвина.