Читать книгу Резонанс единства - Не Егоров - Страница 7

Чат «К-роль, парни, наш стиль К-роль» (индекс цитирования участников ноль – тридцать три, коэффициент социальной активности высокий).

Вольт: Кто в курсе, как Шафа угораздило?

Фапир: Полный тьма. Обычный секс-райдер, он даже не чухнул, что она из «Трепетных».

Лоскут: А выложил зачем? Или это она?

Вольт: Ей на хрена? Чтоб повод был?

Фапир: У неё видоса не было, а он в тех чатах не трётся. Нет, на ровном месте и такой пиар!

Вольт: Что там было хоть? Сам блуд или что?

Фапир: Если бы! Шаф же с фантазией не дружит

(Фапир выкладывает видео.)

В кадре явно хорошо употребившие юноша и девушка снимают себя на коммуникатор и обсуждают дальнейшие планы на вечер. Диалог ведет юноша.

– Я сразу говорю: четыре минимум. Я страстный перец, жёсткий, но нежный! Устраивает?

– Смотря насколько нежный, – хихикает девушка.

Юноша высовывает язык и облизывает объектив.

– Гарантирую не меньше!

– Дурак, – улыбается девушка, – один уже мимо!

– У меня огромный запас, – юноша играет языком возле её лица, – не разочаруешься!

Девушка смеется и закрывает его рот рукой. Юноша отстраняет её ладонь, приникает к уху девушки и, понизив голос, шепчет:

– Без ограничений, согласна? Я проникну везде, я буду повсюду, и ты будешь на небе! Согласна?

– Ну что ж, попробуй, – поворачивается к нему девушка.

(Видео обрывается.)

Вольт: Херь какая-то, детский лепет

Лоскут: Угу, я даже петтинг подробней согласую. А тут бикса явно стрёмная, а он за секунду на весь карнавал! Обезопасился, пля… Но как же это всплыло в этих чатах? У Шафа двойные пароли даже на обычные галереи!

Вольт: Да-а… Вроде чушь, но в там… Девку жалко

Фапир: Всех жалко. И фиг знает, как теперь перепихнуться, чтоб не зависнуть. Что снимать, как хранить?

В «Матовый глянец» Клавдий не пошёл. Не пройдя и квартала, священник извинился и, сославшись на упущенное, пообещал навестить Грабова «может, попозже».

– Конечно, падре. Я займу вам место.

– Спасибо, Карл. Я постараюсь не задерживаться.

Обманув друг друга, собеседники разошлись.

Редактор вздохнул с облегчением. Разговор со священником вызвал недоумение и оставил после себя один только вопрос – что происходит с Клавдием? Ответ лежал в области фантазий, а фантазировать не хотелось. Ведь вечер пятницы… Время индульгенции, полученной на два следующих дня. Это как прикасание к неге отсутствия обязательств, как погружение в суть желаний, когда предвкушение ярче желаемого…

Если бы у Карла спросили, как он себе представляет идеальный вариант времяпрепровождения, он не задумываясь ответил бы:

– Каждый день как вечер пятницы. С на бесконечность отложенной субботой.

* * *

В пятницу «Глянец» преображался. Из тихого и в чем-то действительно респектабельного клуба он превращался в шумный вертеп, перемешивающий в алкогольном экстазе все слои населения маленького городка. В такие дни золотой зал оправдывал свое эксклюзивное предназначение. Доступ посетителей в зал определялся лично Грабовым по каким-то его собственным представлениям об эксклюзивности. Предполагалось, что здесь дороже, и Тори каждый год рассказывал об увеличении стоимости членского взноса, но редактор не помнил, чтобы ему выставляли какой-нибудь счёт. К тому же большинство посетителей золотого зала часто не могли позволить себе лишний коктейль, а не то что вечно дорожающее членство. Завсегдатаи были совершенно различны по социальному положению и достатку. Единственное, что их объединяло, – это, пожалуй, симпатия владельца и его фантазии о светском обществе. Но тем интересней здесь было.

Редактор давно вписался в этот разношёрстный коллектив и даже считался здесь щедрым человеком. Ведь для страждущих поменять реальность он всегда делал исключение из своих правил.

Он пришел в клуб, когда веселье было в самом начале. На сцене разминался племянник Грабова, задавая музыкальный фон гомону выпивающей публики. Карл считал, что в этом главный талант Дарвика: казалось бы, полная импровизация его «оркестра» очень точно ложилась на обстановку и в конце концов подчиняла её себе – посетители и не замечали, как начинали двигаться и говорить в задаваемом им ритме, постепенно увлекаясь звучанием. Когда Дарвик начинал основную программу, равнодушных уже не оставалось.

«Ему бы саундтреки писать, – решил Разуто, остановившись на пороге большого зала и послушав пару минут. – Парень напрасно считает себя поэтом».

Он подошел к бару и поприветствовал Бруно.

– Бородатый из группы больше не появлялся? – спросил он у бармена.

– Вообще больше никто из этих не приходил. Ну и отлично, я считаю, толку от них ещё меньше, чем прибыли.

– Ясно. Бруно, сделай мне что-нибудь духоподъёмное, но в рамках восприятия. Долгий вечер немолодого мужчины, как-то так.

– Хорошее название, господин Разуто. Я постараюсь.

– Постарайся, косорукий, а то в соцбюро тобой давно интересуются!

Из-за спины редактора выскочил ещё один завсегдатай золотого зала, талантливый механик Лорк.

– Это нужный парень, – кивнул он на Разуто, – хотя по виду обыкновенный жлоб. Но тем и цепляет.

Вечно одалживающий на выпивку механик считал себя принципиально честным человеком и каждой фразой эту принципиальность доказывал. Его нарочитая откровенность не снискала особой любви у окружающих, на механика постоянно жаловались, но Тори ценил Лорка и из списков «важных персон» не вычёркивал. Такую оценку редактор полностью разделял, и «откровения» механика его даже забавляли.

Карл давно убедился, что Лорк не только «откровенен» на словах, но честен и даже отважен на деле. В первый раз редактор это отметил ещё при переезде – приглашённый по совету Грабова механик, кроя владельца трёхсоставными эпитетами, привёл долго пустовавший дом в полный порядок, по собственному почину проверил все коммуникации и исправил «безруко сляпанные» участки. А затем, ещё где-то через год, заметив редактора среди фанатов космобола, Лорк с урной наперевес вломился в толпу, окружавшую недоумевающего Карла, и крутился вокруг, пока фанаты не отступили. Его энергичные действия позволили Разуто покинуть агрессивное окружение, хотя и показались Карлу излишне избыточными. И только потом случайно выяснилось, что механику это геройство обошлось в четыре глубоких пореза и кучу мелких ссадин – любители виртуального спорта отстаивали свои предпочтения реальными колюще-режущими предметами. После этого даже самые нелицеприятные и некорректные высказывания Лорка перестали для Карла иметь значение.

– Привет, Лорк. Коктейль будешь?

– Чаянья считываешь, но хреново получается. Чистым угощай, без примесей, мне вдолгую прозябать некогда. Слышал, стаканотёрка, двойной организуй, редактор справедливость оплатит.

Оплатив «двойной без примесей» Лорка, Карл дождался свой коктейль и хотел ещё немного послушать Дарвика, но появился Грабов и потащил его в золотой зал.

– Тори, умерь пыл, – притормозил друга Разуто. – О твоей эмоциональности и так уже в колокола звонят.

– Карл, у меня нет времени на загадки, – остановился Грабов. – О чем ты сейчас?

– С Клавдием пообщался. Он заинтригован мордобоем Калюжного. Считает это предтечей конца света.

– И правильно считает, – твердо кивнул Тори. – Я их больше на порог не пущу! Это что это такое, никакого уважения! Так они совсем обнаглели, – завёлся он и снова подхватил редактора под руку. – Не хотят забирать свою агитацию, представляешь?! И платить не хотят!

– Да ладно. Добились справедливости без демонстрации её желания?

– Я не знаю, чего они там добились, но еле-еле нашёл одного, кто хоть как-то в курсе. «Отпала целесообразность!» – плохо передразнил оппонента Тори. – Что это вообще значит?

– То, что мир полевел достаточно, боятся переборщить. Выкинь, коль неактуально.

– Там больше двадцати страйк-ап-панелей! Вот связался на свою голову: гардероб не работает, драку устроили, Барий до сих пор злится!

– Так вот отчего ты такой энергичный.

– Он давно тебя ждёт. Ты его не провоцируй, пожалуйста, я и так весь извёлся!

– Ему не понравилось? – изобразил удивление Разуто.

– Ну вот только не начинай, ладно? Пойдём, он уже несколько раз про тебя спрашивал.

* * *

Калюжный сидел за дальним столиком золотого зала, окружённый разной наполненности бокалами. Несмотря на это, он был собран и обошёлся без размягчающих собеседника вступлений.

– У вас скоро выборы, – твёрдо перешёл он сразу к делу после коротких приветствий. – Познакомь меня с кандидатами.

– Барий, да я понятия не имею, кто собирается выдвигаться, – честно признался Разуто, слегка оторопевший от такого натиска. – Ещё вроде рановато объявляться…

– В самый раз, – непререкаемо произнес Барий. – Сейчас они команду добирают, финансы ищут. Мне нужны оппоненты вашего мэра. Желательно все, кто намерен бороться, а не в поддавки играть. Это первое. Затем, мне нужен местный контент определённого формата. Готов заключиться с твоим филиалом на подборку и трансляцию. Это второе. Профили избирателей мы предоставим – соцопросы и статистика согласия у нас имеются.

– Ты теперь занимаешься политикой? – немного удивленно спросил редактор.

– В пень политику, – решительно тряхнул головой Калюжный. – У вас здесь небо закрыто, а это юрисдикция местной власти. Нам нужно его открыть.

Как выяснилось, Калюжный представлял интересы компаний интеграторов малых летательных аппаратов в инфраструктуру городов. Компании объединялись и пытались частично отыграть результаты цифровой контрреволюции, снимая некоторые запреты в регионах, где это было отдано на усмотрение администрации. Для этого был создан фонд «Малое небо, безопасность и занятость», представители которого вели переговоры с руководителями администраций и при отсутствии результата поддерживали альтернативных кандидатов, согласных рассмотреть возращение технологий. Параллельно фонд финансировал создание информационного фона, объясняющего, насколько его инициативы чудесны и как скверно жить без их реализации.

– Сейчас нам вступать самое время, – жестко щурился Калюжный. – У вас тут чёрт знает что происходит. Статистику происшествий видели? Одни аварии чего стоят!

– Да, я слышал, – задумчиво протянул Разуто. – И даже фирму из-за этого оплатил. Юридическую.

– Это правильно, следишь, значит, за обстановкой. Следовательно, про рост правонарушений тоже знаешь. Как взбеленился городок – везде снижение, а у вас наоборот. Но это нам только на руку – при применении дронов уровень безопасности вырастает на пять-семь процентов! Это если в лоб оценивать, без сопутствующих изменений. Так что всем выгодно, наша позиция беспроигрышная.

Редактор хотел уточнить, как именно дрон мог бы помешать стукнуть Бария в челюсть, но не стал. Разуто не хотел участвовать в его беспроигрышном проекте. Нет, контракт плёвое дело – филиал с удовольствием подпишет и выполнит все обязательства, но узнавать, кто собирается баллотироваться, и знакомить с ними Калюжного никакого желания не было. Редактору не хотелось объяснять, что он далёк от политики, что его должность не требует участия в светских тусовках и как его это радует. Поэтому он ограничился тем, что передал Барию контакты Фуллера и юридического отдела и пообещал содействие в подписании договора.

– А за кандидатами – это к Тори, – кивнул он на растерявшегося Грабова. – Это он у нас в политике дока – и фондам помогает, и митинги устраивает. Очень активная позиция у человека.

– Тори мы подключим, – не отвлекся Калюжный, – но нам здесь сейчас любые связи нужны. Ситуация смотри какая…

И Калюжный снова пустился в описание «окна возможностей» и важности быстрых действий. Таким упорным и решительным Барий нравился редактору ещё меньше. Разуто повторно выслушал его агитацию и пообещал подумать. Но Калюжный не успокоился и явно готовился представить свои аргументы по третьему кругу. Его нужно было отвлечь.

Редактор огляделся. Через стол от них чинно трапезничал Грумник, на этот раз в одиночестве, без учениц. Это не мешало ему довольно щуриться и аккуратно поглощать маленькими порциями приготовленную на пару рыбу. Правильное питание стояло у Грумника на втором месте сразу после феминизма.

– Вот, кстати, кто вам нужен, – вклинился Разуто в короткую паузу из монолога Бария.

– Кто? – сбился Калюжный.

– Вот, видишь, через стол от нас? С рыбкой. Это Грумник. Бог, – очень серьёзно кивнул Карл. – Ну, Тори в курсе, – снова апеллировал он к Грабову. – Лучше его ваши инициативы никто не представит. Тори, познакомь их. Если Грумник возьмётся, то за сетевое продвижение твой фонд может быть спокоен.

И, сославшись на другую встречу, редактор встал, пожелал Калюжному успехов и отправился в большой зал.

* * *

В большом веселье шло полным ходом. Площадка перед сценой была заполнена и колыхалась под песни Дарвика, освещаемая переливами медиастен и яркими прожекторами сцены. Студенты, начавшие кутить достаточно рано, уже знакомым текстам подвывали. Средний возраст пока переваривал переход из рабочего агрегатного состояния в режим покорения вершин, но уже подёргивался в такт. Скованные опытом прожитых лет толпились в сторонке, вдалеке от динамиков, и рассматривали маслеными глазами дородность женщин эпохи изобилия, отводя глаза от молодёжного гротеска – смысл пялиться на недостижимое? Опыт сужал диапазон возможных неудач.

Редактор остановился рядом с «опытными», здесь не расплескать коктейль было значительно проще.

– Дарвик в ударе, – ввели его в курс происходящего периферийные ценители.

– Про судороги уже исполнял? – уточнил Разуто.

– Нет, но «Печаль» и «Я обращу» уже были. Подпевают.

– Судороги вообще примут на ура! – замечтался один из дедуль, провожая взглядом двух женщин, направляющихся в сторону сцены.

– Ждём, – закивали остальные завсегдатаи. Они знали: «Судороги» заставляли подпрыгивать даже случайно заглянувших в клуб. А сегодня пятница, и пенсионеры надеялись на абсолютно безумное колыхание их средневозрастных тщетных надежд, затянутых в искусственный шёлк.

Вот только Дарвик не оправдал ожиданий. Закончив «Дни суровей ночей», он смахнул пот с лица и кивнул бас-гитаристу. Тот подпрыгнул, тряхнул головой и начал выводить ритмичную руладу, пока без поддержки остальных музыкантов. В такт пританцовывая, гитарист вывел мелодию на максимальную высоту и резко оборвал, организовав захватывающую паузу.

– Эй вы, там, в углу! – вклинился в паузу Дарвик. – Вам, старички, посвящается.

Пока музыканты организовывали музыкальную подоснову посвящения, а Дарвик, резко подцепив микрофон, встраивался в ритм, весь зал обернулся и внимательно осмотрел «посвящаемый» угол. Старички зарделись. Разуто усмехнулся и отсалютовал своим бокалом в такт вступлению. И Дарвик запел.

Припев не подкачал:

Песня у Дарвика получилась очень динамичной. Студенты, ловившие, по обыкновению, лишь ритм, не вдумываясь, подхватили уже на втором припеве и «гриф», и «выцветший миф», согласно подпрыгивая и утвердительно кивая головами. На третьем куплете танцевал весь зал.

Последнее слово зал угадал и выдохнул за исполнителя. Припев встречали овацией и поголовными скачками.

Редактор оглядел своё окружение.

– Это же… Эйджизм! – прошипел рядом стоящий дедуля. – Публичный! Куда смотрит Тори?!

Глаза его слезились от обиды. Его негодование разделял солидный дородный мужчина, пообещавший разгромить дискриминантов в сети. ещё несколько сконфуженно улыбались. А остальные… Остальным было всё равно. Лишь бы тётки прыгали.

– И это правильно, – оценил Разуто реакцию большинства.

– Таких необходимо обличать! Циничность какая! – ещё сильней забухтел общественник, приняв вывод Карла за поддержку его инициативы.

– Только будьте предельно точны в формулировках, – строго кивнул Разуто. – И не упустите, что ритм сочинения также является дискриминацией.

– То есть? – озаботился неравнодушный мужчина.

– Да по тому же возрастному признаку. Мы же не можем так энергично танцевать.

Общественник, обманутый серьёзностью Разуто, слегка потерянно кивнул и отвернулся.

– Я с вами согласен, – печально произнесли за спиной шеф-редактора. – Нам пляски противопоказаны.

Разуто обернулся. Старенький преподаватель экономики в местном колледже, посещавший «Глянец» из-за неувядающего азарта к карточным играм, смущённо улыбался Карлу, смотря на него снизу вверх.

– Профессор Занзимир! – обрадовался редактор. – Вы сегодня в плюсе?

– Увы, господин Разуто, – мило развел сухонькими ручками собеседник. – И всё ещё не профессор, и не в плюсе. Такие вот два удара в один день.

Они перешли в малый зал, где музыка была не так оглушительна, и пристроились за маленьким столиком в углу. Редактор, невзирая на слабое сопротивление проигравшегося «профессора», заказал ему «травник-гид» – сорокоградусную смесь полезных трав. Как по Карлу, полезность эта была весьма сомнительной, но местные пенсионеры подобные сомнения считали святотатством.

Еще раз поблагодарив за угощение, Занзимир кивнул в сторону зала, где продолжала буянить пятница.

– Дарвик ухватил суть. Хотя, конечно, неожиданно.

– Вы про новый шлягер? – уточнил Разуто. – По-моему, он пел исключительно для дяди.

– Это неважно. Я давно это понял. Хотя был уверен, что хотя бы мое преподавание не потеряет актуальности.

– Так вроде и не теряет.

– Нет, что вы. Это инерция, всё классическое образование – это инерция. И они бы давно всё перестроили, если бы знали, как от нас избавиться. И наверное, это правильно. Хотя очень обидно.

Занзимир сделал маленький глоток, благодарно кивнул Карлу и смущённо улыбнулся.

– Они? – переспросил Разуто.

– Да, они. Учить их должны они сами, просто лучшие из них. Гибкие, умом подвижные, не обременённые догмами прошлых веков и опытом других условий. И они это чувствуют.

– Вы про кого, Занзимир? Про раньше всех пьяных студентов? Про тех, кто обучение считает самой большой проблемой своего возраста?

– Это потому, что учим их мы. Такие, как мы. А им нужно другое. Им нужно научиться выживать завтра, и не вчерашними примерами. Время ускорилось, и знания очень быстро теряют актуальность. Я это понял, но, вы знаете, тянет к молодёжи. И хочется выделиться среди них чем-то, знаете, таким мудрым, взвешенным, с высоты знаний, подкреплённых опытом. А не получается. И мало того, понимаю, что не получится. Потому что нас разделяет главное. Я вижу силу их убеждений. Веру в то, что вот это белое, это другое, это хорошо, это правильно… А у меня таких убеждений нет. Уже нет. И были ли когда-то, я уже не помню…

– Все серенькое, Занзимир? Все склизкое?

– Все кривда, Карл. Оценки потеряли опору.

– А вы молодцом, стабильны, – похвалил собеседника Разуто. – Начали за упокой, им и закончили. Может, вам уменьшать ставки? В «Пороке», вы наверняка смотрели, советуют оставаться пусть не при деньгах, так хотя бы при эмоциях. Или у вас размер на настроение не влияет?

– Дело не в проигрышах, – улыбнулся Занзимир. – Вы знаете, я отвратительный игрок и не надеюсь преуспеть. То есть раньше меня ещё терзали надежды, я искал свою игру, ту, в которой я могу хотя бы сохранить свою ставку. А потом мне выдалось управлять одними курсами, и мне открыли глаза. Невозможно играть на страхе потерь. И вообще на страхе. Страх всё портит, всё… Но избавиться от него… Поэтому я смирился и оцениваю игру как интересное времяпровождение. Иногда это стоит даже крупного проигрыша.

– То есть вы платите за общение? Этакий Бланк Шифт из «Теней прошлого господина дьявола»?

– Можно сказать и так. Если не играю с Вальзоватом, конечно.

– Да, платить за общение с Вальзоватом – кощунство, – рассмеялся Разуто. – Истинные ценности должны оставаться бесплатными.

– Ценности… Да-а… Извините, Карл, скажите, пожалуйста, – Занзимир замялся. – Вы… Вы в последнее время ничего странного не замечаете?

– Два – ноль, – не раздумывая ответил редактор.

– То есть, извините?

– Второй вопрос за день и ни одного наблюдения странного. И это, конечно, странно.

Карл покрутил бокалом, рассматривая собеседника. Занзимир был ему в принципе симпатичен, и поэтому Разуто продолжил диалог.

– Я, наверное… – начал Занзимир.

– Не сумели сформулировать, но переформулировать не будем. И что же вас… хм… удивило в это самое последнее время?

– Удивило? – переспросил Занзимир. – Скорее обескуражило. Поведение близких, Карл, поведение самых близких… Просто я не одинок в своём недоумении, многие рассказывали, и я подумал, что, возможно, вас тоже коснулось…

– Не коснулось. Возможно, оттого что у меня нет близких. И что с ними? Отбирают жилплощадь, напевая песенку Дарвика?

– Нет, мои хорошо устроены. Для них экономика не наука, это я застрял в определениях.

– Да, я слышал, что деньги приносит только нарушение правил.

– Приносит – да, но сохранение возможно, только если им следовать. Но дело не в деньгах.

– Надо же. Любопытно.

– Да, наверное. Понимаете, как бы это… Понимаете, Карл, до последнего времени я всегда мог предсказать реакцию близких на то или другое событие. На своё мнение, свои слова и поступки… Ведь если разобраться, все наши слова и поступки зависят от знания реакции окружения, не так ли?

– Ну так ли, – пожал плечами Карл. – Иначе кто бы нам объяснил, что такое хорошо, а иное плохо.

– Вот именно! – закивал Занзимир. – И невозможность предсказать реакцию убирает основу оценки собственных действий. И это обескураживает.

– А конкретней, профессор? Что именно вас… хм… обескуражило?

– Понимаете, у нас традиция. Уже много лет по субботам мы собираемся на субботний семейный завтрак. У меня брат и сестра, младше меня, трое детей, внуки, дети и внуки брата и сестры… Это было как подведение итогов, своеобразный метроном, отсчитывающий короткие этапы жизни семьи. И всем был дорог этот момент, мы чувствовали, как бы это… что не одиноки в этом мире, что есть близкие, и опора в них не зависит от внешних передряг. Да, было всякое – и ссоры, и недопонимание, и не всегда этот завтрак проходил весело и счастливо. Но это у всех случается, в целом это было очень здорово. До последнего времени.

– Занзимир, у вас очень длинное вступление. Я понял: большая семья, крепкий тыл и в промежутках вы оплачиваете общение за игрой на втором этаже.

– Я живу один, все выросли и справляются…

– Да, обычное дело. Так что про субботу? Родня тоже втянула вас в игру?

– Нет, – вздохнул Занзимир. – Сначала… Сначала они перестали слушать мои советы. А ведь многим помог своими знаниями основ экономики, поверьте. И не только этим. Потом любое мое слово стало вызывать раздражение или насмешку. С братом происходит то же самое. Мы думали, у всех неприятности, так совпало, и они переносят своё настроение на близких. Но все хвастаются успехами и в начале завтрака выглядят довольными. А потом начинают ругаться. Вы не представляете, Карл, вспоминают то, что нас объединяло, то добро и взаимопомощь, которую они оказывали друг другу, и укоряют за неё, полностью переворачивая её смысл и последствия. Завтрак превратился в сущий кошмар!

– И вы продолжаете на него ходить? Платите лучше Вальзовату.

– В последние время все собираются у меня…

Нет, Занзимир не всхлипнул, но Карлу показалось, что ему этого очень хотелось.

– Приходят по традиции в час и уже через полчаса начинают скандалить.

– И не расходятся?

– Только после десерта… Как и раньше.

– Класс. Это напоминает «Письма, которые не мы сочинили», финальный сезон сейчас в трансляции на «Дабл-Ю-Ди-Ви». Там тоже все старые заслуги оцениваются заново. Похоже где-то всплыло завещание, о котором вы забыли сообщить. И дело все-таки в деньгах.

– Карл, дело не в деньгах, совсем не в деньгах! – пылко залепетал Занзимир, утирая сухие глаза. – В прошлую субботу внучатый племянник подставил мне подножку! Я обеспечил ему поступление и всегда втайне от брата снабжал средствами. Он называл меня «милейшим икс-юродным дедом»! И специально подставил подножку. Я сильно упал, уронил этажерку. Потянул ногу и отбил бок. Так вот, Карл. Все засмеялись. Все, Карл! И никто мне не помог…

– Да-а… – протянул Карл. – Интересные у вас субботники. Смотрите, так и до поножовщины дойдет. Постойте, Занзимир. А на видео снимали?

– Что, простите? – отвлекся от скорби Занзимир.

– Ну, ваше падение эти милые домочадцы фотографировали? Племянник коммуникатор в руках не держал?

– Не-ет… – задумчиво вспоминал «профессор». – Пальцем показывали…

– Жаль.

– Почему? – потерялся рассказчик.

– Не укладывается в теорию преподобного Клавдия, – объяснил Карл. – Съёмкой удивительного у нас занимается церковь, ищет в этом скрытые смыслы и предтечи апокалипсиса.

– Я не понимаю… – пролепетал Занзимир. – При чём здесь церковь?

– Как всегда, ни при чём. Идите в полицию.

– Зачем, Карл? Это моя семья! И они считают ненормальным именно меня.

Договорить им не дали.

– Вот он где! – раздалось от барной стойки. – Карл!

– Да кашу мне в рацион, – расстроился Разуто.

– А мы тебя обыскались!

Под словом «мы» Калюжный против обыкновения и статуса обзывал не только себя, а ещё слегка придушенного у себя под мышкой Грумника. Грумник вытягивал из-под мышки фон Бария шею и натянуто улыбался.

– Слушай, ну, спасибо, ну, то что нужно! Какие таланты у вас здесь пропадают! Нет, ну такой уровень контента на коленке мастрячит!

Калюжный сиял и только что не пританцовывал от распиравшей его радости. Грумник семенил в такт.

– Знал, что тебе понравится, – вздохнул Разуто. – Знакомьтесь, Занзимир, господин Калюжный. Где-то в чём-то «фон». Грумника вы знаете. Барий, это местный экономист Занзимир Прогалич, оплот классического образования.

– Ну что вы, Карл, – подхватился смущённый Занзимир. – Очень приятно.

– Да, классика налицо, – оглядел старенького преподавателя Калюжный.

– Барий, повежливей, – попросил Разуто.

– Ну а что, одной экономикой сыт не будешь. За какую школу ратуешь, болезный?

– Я приверженец…

– Вот и правильно, – закивал Барий. – По костюмчику вижу, она тебя не подвела. Видишь, Грумник? – он обратил взор под мышку. – Теория никого до добра не доводит.

– Ж-женщина… – пискнул из-под мышки Грумник.

– Начинается на букву «ж», – перебил нетерпеливый Барий. – И заканчивается на неё же. Карл, ты слышал его рассуждения? Про венец и предназначение?

– Слышал.

– Великолепно! Парень гений, но застрял в теории. Вот примерно как ты, как тебя… Экономист! Так, что мы тут употребляем? Нет, этого нам не нужно. А ну-ка постой!

– Занзимир, не обращайте внимания, – повернулся к преподавателю Карл. – Барий у нас из столицы, со слегка атрофированной вежливостью.

Барий тем временем поймал пробегавшего мимо официанта и заказал ему чуть ли не четверть бара. После чего усадил на место попытавшегося откланяться Занзимира и, не выпуская из объятий полузадушенного Грумника, продолжил:

– Я вот что тут Грумнику объясняю. Экономист, слышишь хорошо?

Не ожидавший обращения Занзимир испуганно кивнул.

– Во-от, поддержишь меня. Я ему, – Барий сильнее «обнял» Грумника, – толкую, что не туда он энергию тратит! За женщин права качать уже давно лишнее, тут впору уже снижать им самооценку! Но аккуратно, на этом погореть в секунду можно! Вот где задача, вот где страсть. Ведь чего придумали: потрогать чеё – согласуй, посмотреть ни-ни, взгляд в пол, чтоб не смутить, а уж достанешь, ну понятно что, так у неё шок до онемения – ты ей чувство прекрасного разрушил. И как здесь размножаться, а? Ведь они что сломали этими своими закидонами?! Демографию сломали! А это сложнейшая штука, чтоб вы себе представляли, её одними инстинктами починить невозможно!

И Барий пустился в рассуждения, в которых смешивал в одну кучу мужчин, женщин и энергетику, количество потраченных на половое влечение джоулей и выделение при этом тепла, связывая всё это с количеством разнополых особей при изменении климата. Грумник и Занзимир рты раскрыли, но перестали понимать уже после затраченных на размножение калорий. Разуто не слушал с самого начала.

– И здесь, в провинции, ещё сохранилась эта пропорция, в чем-то магическое семь к десяти, а лучше к двенадцати. В столице же всё, – Барий активно жестикулировал, – всё, схлопнулась симметрия. Вот за что нужно пластаться! Уловил?

Он наклонился к Грумнику. Грумник судорожно кивнул.

Удовлетворившись согласием, Барий повернулся к редактору:

– А старичок совсем глухой, что ли?

– Я слышу, – обижено прошептал Занзимир.

– Что-то, Карл, с ним не так, – не обратил внимания Барий. – Глазки какие-то странные, тревожные, дышит через раз. Он нам тут коньки не отбросит?

– Я здоров! – пискнул Занзимир посильнее.

– Барий, брось, – поморщился Разуто.

– А то, по мне, так это лишнее, – нахмурился Калюжный. – Давай ему скорую вызовем. У вас психиатрическая есть? А то укусит кого.

– Я нормальный! – подхватился и завопил интеллигентный Занзимир.

– О, смотри, буянить начал, – кивнул в его сторону Калюжный. – Ну ничего, ты отодвинься, как полезет, я его графином успокою.

– Вы! Сам! Такая! – топнул ножкой побагровевший Прогалич и сердито заковылял прочь.

– Ужас, – качая головой, смотрел ему вслед Барий. – И это преподаватель! Теряем молодёжь.

– Ну и зачем ты это устроил? – поинтересовался Разуто, недовольно оглядывая Калюжного.

– Я? Карл, о чём ты? Дед за малым нас не порешил! Слушай, нужно Тори предупредить.

– Барий, шутка не смешная.

– Да какие шутки?! У меня вон до сих пор руки трясутся! Грумник, скажи!

– Занзимир всегда был странным… – закивал Грумник.

– Вот! – показал на Грумника Барий. – А ты говоришь – шутки! Хорошо, психушку не вызываем, но я тебя предупредил. Как ты не видишь-то?!

Карл посмотрел в чистосердечно выпученные глазки Калюжного, покачал головой и, не прощаясь, пошел за Занзимиром.

Прогалича он не нашёл. Правда, особо и не искал. Перекинувшись несколькими фразами со знакомыми, Разуто решил, что на сегодня общения достаточно и, расплатившись, направился к выходу.

* * *

Освещённые улицы были пустынны. Было прохладно, часы показали около нуля и порекомендовали вызвать такси – получасовую прогулку при такой погоде они посчитали нецелесообразной.

– То гуляй, то не гуляй, – недовольно ответил часам Разуто. – Ещё на такси твой процессор возить не хватало.

Он поднял воротник и пошел в сторону набережной, вызывая активность информационных табло, освещавших его путь рекламными призывами. При появлении рекламы часто приобретаемой редактором продукции часы вибрировали, требуя обратить внимание на выгодные предложения. Когда-то редактор хотел отключить эту функцию, но каждый раз, когда он собирался это сделать, попадались действительно хорошие варианты, и Разуто передумывал. Сейчас он уже привычно реагировал на вибрацию и переводил взгляд на информационные табло, рассматривая, что же могло его так заинтересовать.

Реагируя на очередной сигнал, редактор заметил две фигуры, стоявшие в тени колонны вычурного подъезда старого здания мэрии. Фасад здания переливался предложением мгновенных транзакций с приложением «Факт-связь». Яркая реклама достоинств системы осветила фигуры – двое молодых мужчин застыли в позах тяжёлых раздумий, опустив головы и не шевелясь. Они напоминали две статуи, случайно забытые при переезде.

Редактор поёжился – пожалуй, часы были правы, нужно было заказать такси. Зябко-то как. Редактор прибавил шагу. Когда он поравнялся с подъездом, один из стоявших медленно поднял голову и посмотрел на редактора. Рот у него был заклеен.

Разуто встретился с молодым человеком взглядом. Вроде не тот. Хотя как узнать, когда половина лица скрыта под скотчем. Единственное, у парней в клубе рот был заклеен крест-накрест, а у этого широкой полоской от уха до уха.

– И уже непохожи, – пробормотал редактор. Он кивнул молодому человеку и продолжил движение. Сзади раздались неторопливые шаги.

Почему-то захотелось пробежаться. Похоже, часы ошиблись – температура была явно ниже нуля. Редактор сдержал внезапный порыв и, опустив голову, замедлился. Тень от головы преследователя медленно приближалась к его ногам. Разуто обернулся. Молодой человек понуро шел за ним. Второй остался стоять возле колонны и даже позы не изменил. Казалось, он не заметил исчезновения своего приятеля.

Редактор сделал ещё несколько шагов, остановился и повернулся к преследователю.

– Чем-то помочь? – спросил он, стараясь, чтобы зубы не сильно стучали от холода.

Молодой человек равнодушно смотрел на него и продолжал идти. Приблизившись практически вплотную, он остановился и не мигая уставился на редактора.

– Привет, – сделал редактор шаг назад. – Если помощь нужна – кивни. Если не нужна… тоже кивни.

Молодой человек на предложение не отреагировал и продолжал пялиться, впрочем, без всяких эмоций. Ни угрозы, ни приветливости в его взгляде не читалось. Казалось, достаточно его развернуть, и он с таким же усердием будет рассматривать что-нибудь ещё, вплоть до пустого места.

– Хорошо, – сказал редактор. – Но если передумаешь – ты не стесняйся, кивай. Я услышу.

Он повернулся и пошёл в сторону моста. Молодой человек тут же тронулся и потащился следом.

Честно говоря, ощущать присутствие незнакомца за спиной было не очень комфортно. И редактор старался, чтобы его сопровождающий находился в зоне видимости. Поэтому он подстраивался под шаг и, если не получалось, следил за тенью, судорожно решая, что делать, если тень начнёт дергаться. При этом он вспоминал, где ближайший полицейский участок – не домой же его вести. Снова завибрировали часы, и редактор облегчённо вздохнул – на мосту показалось такси. Он быстро поднял руку и вызвал нужное приложение.

Когда редактор садился в машину, молодой человек застыл рядом, и Разуто, казалось, затылком чувствовал его взгляд. Карл захлопнул дверь и посмотрел на незнакомца.

– Ну, – махнул он рукой, – не скучай.

Никаких эмоций в ответном взгляде так и не проявилось. Он не шелохнулся и когда такси тронулось. Затем машина повернула за угол, и молчаливый попутчик скрылся из виду.