Читать книгу Демонология и я. Сны Зимы. Часть 1 - Нелл Уайт-Смит - Страница 4

Всю глубину тьмы ещё предстояло найти. Беловолосая демонесса смотрела на то, как падает снег, выхваченный ярким светом открытой настежь во вьюгу двери. Он окрашивался в искрящийся, желто-оранжевый цвет свечного сияния, пока пролетал наискось мимо освещённого прямоугольника открытых дверей. Скрываясь за его пределами, он исчезал в бездонной ночи. Словно поглощённый навек великим Хаосом. Словно пожранный черным драконом, как самой смертью. Белый снег.

Демонесса опустила ясные, цвета высоких серебряных звёзд глаза, найдя взглядом заносимый кристаллами воды порог, и тихо произнесла, коснувшись тонкой, словно хрустальной, рукой тесного ворота застегнутого наглухо черного платья:

– Я никогда не включала здесь айры. Он не любил их свет, – она притронулась к крошечным глянцевым черным пуговицам, спускающимся частой пунктирной линией от шеи вниз. Её рука замерла, а бледные губы снова разомкнулись в кроткой печальной улыбке, – наши дни озарялись лишь огнями газовых рожков и свечами. Я оставила только свечи теперь.

– Если вы сделаете, как задумали, то в сиянии свечи вместо света будете видеть одни только тени, – негромко произнёс пришедший по её приглашению демон.

Стоя неподалёку от этой женщины с ясными холодными глазами и также глядя в разыгравшуюся за дверями дома вьюгу, он словно находился в каком-то другом, удивительном и далёком месте, что открыло для него память, пригласив широким жестом плохих воспоминаний на прогулку по вьюгам ушедших эпох.

– Да, – обронила женщина, не посмев отнять руку от груди, – а вы сейчас видите цветной свет этого мира. Он красив?

– Он, – тихо ответил её собеседник, тяжелым взглядом смиряя холодную ночь, – словно бесконечный танец печалей, вечно приближающийся в каждом движении к экстазу, как сложная симфония идеальных созвучий, которую я черпаю горстями и самоцветами приношу в вечный дар Храму.

– Когда вы говорите об этом так, так просто забыть, сколько крови стекло вниз по вашим локтям и пальцам, – шепнула горько женщина, уронив слезу из непокрасневших глаз. Капля упала вниз, впитавшись в плотную ткань траурного наряда.

Демон повернулся лицом к ней и произнёс:

– Вы никогда не увидите этого света.

– Нет, – поспешно шепнула демонесса, – нет, разумеется, нет, но я и не хочу. Я потерялась бы среди этого сияния, ослепла бы и… никогда бы… не смогла, – она опустила взгляд вниз, а затем вновь подняла глаза и вгляделась в бирюзовую радужку своего собеседника, – никогда бы не смогла найти Его.

Демон приблизился к своей собеседнице. Каждый шаг его гулким эхом отдавался в пустых, лишенных всяких украшений серых стенах. Снег на плечах растаял, оставив после себя капли, дрожащие оранжевыми отсветами:

– Вы никогда не сможете найти его потому, что его больше нет в мире.

– Никто не может знать этого наверняка. Лабиринт…

– Я был в Лабиринте, – мужчина прервал демонессу, встав совсем близко к ней и заслонив ей вид на безумный полёт обреченных кристаллов льда, – я прошел его от начала и по периферии до самого сердца его. Там нет заблудших душ. Вы станете жить в своих снах, но не будете видеть свет, и мир оденется для вас в серый саван. Он наполнится безликими тенями и – более ничем.

– Вы вернёте себе Храм, господин Ювелир, чего вам нужно больше? – прошептала демонесса, отводя взгляд и отстраняясь, словно кутаясь в невидимую шаль из отрицания и бесконечных сожалений. – Снова примете под свою руку Машины Творения, а сами – встанете одесную Часовщика, нашего семикрылого великого господина.

– Кому вы венчались однажды, – напомнил ей Ювелир.

– И кого Я покинула, – тихо произнесла женщина, выделив личное местоимение властной бесцветной интонационной привычкой, и прибавила совсем тихо, – ведь однажды любили даже вы.

– Никогда, – ответил ей Ювелир тихо и низко, одним мягким движением оказавшись к ней слишком близко, ближе, чем она хотела бы видеть его когда-нибудь.

Не дожидаясь его прикосновения, понимая, что время истекло и час пришел, она обернулась, сдалась. Расправила плечи и встретила его взгляд холодно, спокойно.

Ветер за безыскусными толстыми стенами выл, но внизу, под низким его стонущим плачем давала о себе знать предвечная тишина. Та самая страшная тишина, предшествующая каждому сакральному творению, она всегда отступала на шаг перед любой песней жизни. Отходила, не исчезая при этом полностью, и там, за границей размытого ореола, в непроглядном ледяном объятии тихо ждала часа своего возвращения.

Демонесса отметила тихо:

– Вы медлите.

– Я жду, – признался Ювелир, – надеюсь, что вы напомните, как изгнали меня из Храма, приняв его под свою руку.

– Почему?

– Чтобы знать, что вы всё ещё способны чувствовать, что вас не покинула гордость. И этим вселить надежду в сердце моего брата, нашего великого семикрылого господина. Он ещё любит вас и, волей Сотворителя, будет любить всегда.

Демонесса взглянула на тёмный механический алтарь, расположенный здесь же, в центре помещения, а потом ответила своему собеседнику:

– Вы не сможете вселить надежду в его сердце.

Ювелир больше не ждал. Разлетелись в стороны маленькие черные пуговицы, звучным градом рассыпаясь по однотонному холодному полу, падая в нанесённый снег. Ювелир единичными точными движениями разорвал демонессе платье, оголив бледные лунной грацией плечи с тонкими линиями ключичных костей.

Он поднял руку на уровень её груди, и над пальцами засверкали ясным неземным светом алмазы. Каждый из них когда-то был чистой невинной душой. Повинуясь воле демона, камни один за другим впились в серебристую кожу Зимы, сплетаясь между собой белым родированным золотом и тонкой сталью. Металлы и самоцветы плели прямо на коже женщины удивительное, волшебное, нерушимое кружево, злую ясную вязь из горя и света. Кровь тонкими алыми струйками текла вниз по обнаженным незащищенным грудям, собираясь на сосках карминовыми каплями и, набухая, падала вниз, туда на безыскусный пол Холодного Дома.

Когда Ювелир закончил, ноги у демонессы подогнулись. Она упала вниз, белой подбитой птицей опустившись в черное озеро шлейфа собственного траурного одеяния. Пальцы её судорожно коснулись ноги Ювелира чуть выше голенища сапога, словно ища поддержки, словно стремясь утолить этим странную острую боль, отдававшуюся внутри сердца серым и страшным бессилием сделать следующий вдох.

Не обратив внимания на это страждущее прикосновение, демон отошел в сторону в безликом молчании, которое так шло его лицу. Приблизился к механическому алтарю, жужжащему тысячей шестерней. Бегло взгляд его скользнул по голему, лежащему на нём. Спящему вечным беспробудным сном.

– Постойте, господин, – попросила его демонесса, страдая. Ювелир слышал, как коснулась каменных плит её побледневшая от холода и боли рука, как резко дернулись запястья в этом нервном касании, – я вижу вокруг одни тени.

– Так будет теперь всегда, госпожа Зима, – ответил Ювелир, замерев.

– Постойте, – снова попросила она, теребя непривычное украшение на шее так, будто могла снять его, как обычное колье, – постойте, я не смогу. Вокруг будут только безликие тени. Отныне и навек. И я буду знать каждое мгновение вечности, что мне суждено… одиночество, – Ювелир смотрел на бесстрастное лицо спящего голема, чью жизнь поддерживал механический алтарь, – я вижу ясно теперь, что каждый, кто живёт в этом мире, – не Он. Лишь робким светом теплится его душа в этом механическом теле на алтаре. Я вижу, почему вы не можете её забрать.

– Она слишком слаба. Нужно убить голема, чтобы душа вашего любовника не оказалась размыта новой душой, зарождающейся в механике тела.

– Теперь я мученица посмертия своего возлюбленного. И это всё, что я буду отныне и до гибели мира помнить о нашей любви, ради которой я предала своего мужа… Предала и никогда не пожалела об этом.

– Да, – холодно подтвердил её слова Ювелир, – Вы говорили мне, что души механоидов, не сужденные мне и неотнятые мною на пике достижения их Дара, напряжения всех их душевных сил… что те души, что не отдал я Даром Храму, не вложил в самоцветные сердца Машин Творения, возвращаются в Лабиринт. Что там блуждают они в вечной тьме и что оттуда могут однажды найти дорогу в мир. Я уверял вас в обратном, презрев собственные интересы, ведь чего желал я более, чем вернуть себе Храм? Ради вашего супруга, ради своего великого брата я просил вас одуматься, не совершать со мной сделки, ссылаясь на знания, известные мне с абсолютной точностью, но вы не поверили мне. Теперь вам больше незачем цепляться за существование тела своего любовника. Вы прокляли сами себя, пусть я и одобряю это затворничество и это проклятье.

Его рука коснулась металла алтаря. Замерла в обманчивом бездействии.

– Не смей убивать его, Ювелир, – прорычала Зима, роняя по плечам белые волосы, пачкая их алой кровью, – не смей!

– Иначе вы зазря продали мне Храм. Обрести вновь его душу, не отпустив её из тела, невозможно.

– Тогда знай, что Я найду способ добраться в Лабиринт и найти Его душу там, а пока это невозможно – Я буду ждать. Я буду ждать пришествия Лабиринта до конца времён, чтобы вернуть душу в механическое тело, приготовленное для него.

– Это тщета.

– Я всегда буду ждать! – крикнула Зима, теряя с этим криком последние крохи прежней себя. Растрёпанные волосы, измазанные в алом пальцы и блуждающие нервно зрачки терзали полную холода бездушную отныне для неё сферу мира, лишенную тепла и приюта.

Ещё крик Зимы не рассеялся под низким сферическим куполом Холодного Дома, когда Ювелир остановил механизм.

– Ищите теперь его душу среди бесконечных теней, госпожа, – произнёс тихо демон, ощущая, как затухает жизнь голема, чья душа походила для него на неприметный уголёк, – но помните, что велико время зимы, ибо всё вернётся.