Читать книгу Демонология и я. Сны Зимы. Часть 2 - Нелл Уайт-Смит - Страница 5

Перед самым пробуждением я опять видел Зиму. В одном из тех ясных, хотя и сюрреалистических снов, что рождают в вас чувство зноя, хотя вашему телу совсем и не жарко. Я испытывал какое-то ощущение подавленного желания эротического толка. Я видел Зиму где-то на краю… утёса, может быть, или высокой башни. Шел мокрый снег, а, может, изморось или, может, всё укрывал плотный туман. Водяной завесой был я сам, и я… пытался обнять мою Зиму. Я пытался от чего-то её спрятать, а потом… хрустальный купол Бирюзовых Сводов дал трещину, и весь океан упал на нас.

Я очнулся, дёрнувшись, и почти сел с перепугу, но потом ко мне вернулось самое обычное на свете желание продолжать валяться и никуда не вставать. Я лёг обратно, всё ещё не осознав где я и кто, пытаясь вернуться в приятный полусон, но потом понял, что лежать неприятно, нежиться негде, а чуть позже понял, что замерз.

Медленно восстановив в памяти последние воспоминания, я сделал вывод, что мы не в Храме (голые влажные камни, где я лежал, очень вряд ли могли оказаться Храмом, если только он не развалился весь до основания). А если мы не в Храме то, видимо, Лири всё же удалось переместить нас туда, где предположительно находился Ювелир, когда на него напала Тень…

Тень! Я вскочил, подумав о ней, но вслед за этим неприятным озарением вспомнил, что никого здесь нет, поскольку Тень убил Ювелир. Откуда я это знал? Помнил это место, этот мрак, запах сырого камня и почти слышал мужской голос, звучавший из тьмы, но почему? Потому что мне это приснилось? Очень глупо считать, что здесь безопасно только потому, что впечатления последних дней сложились в один слаженный сон. Я перевёл дыхание, осознал, в какой я ипостаси, и помахал руками, чтобы согреться.

Температура тут, нужно сказать, освежала: в воздухе пахло сыростью и землёй. Стояла темнющая темень. Такой уровень непроглядности словно бы сам собой достаёт блокнотик и предлагает вам список того, что вы всегда хотели сделать, но стеснялись. Вот я бы поел.

Сон быстро растаял. Напрягши мозги, я вспомнил события, предшествовавшие нашему бегству из Храма, и начал уже беспокоиться о Лири, но почти первым же движением наткнулся на что-то лежащее на полу, и, нагнувшись, нащупал её руку. Удивительно, какие грубые у неё оказались пальцы и какие неестественно холодные. Как у трупа, наверное, не меньше. А потом я понял, что это и есть рука трупа. Я даже не понял, что почувствовал в тот момент: то ли как волосы шевелятся, то ли как седеют.

Как она могла совершить ошибку, стоившую ей жизни? Почему она вообще стала пытаться перенести нас, если знала насколько это рискованно, и главное – почему не предупредила меня об этих опасностях, ведь уж всяко не мне следовало оценивать шансы погибнуть. Что я теперь буду делать здесь один? Как вернусь в Храм или хотя бы попаду в другой город, и как… как, во имя Сотворителя, мне теперь поступить с её телом, ведь я не могу его бросить здесь просто так…

– Пушистик, ты проснулся? – донёсся до меня из-за спины громкий голос Лири.

– А-а-а-ага, – сообщил я, в сложном вокальном упражнении умудрившись перевести вопль ужаса в согласие. – Я решил, что ты умерла.

– Это тело охранницы Ювелира. Рядом лежал самоцветный камень, я его уже убрала к себе. Я думаю, демон действительно осознанно подставился, если не ради Иннар, то ради того, чтобы телохранительница отдала за него жизнь в неравной схватке. С Тенями могу справиться некоторые демоны, но механоиды им неизбежно уступают в скорости. Даже телепаты из Крылатого Легиона. Демон, конечно, бросил её одну, хладнокровно следя за тем, как благородство ведёт её к гибели.

Это предположение очень ладно согласовывалось с моим сном. Но если пик Дара здесь достигла телохранительница, то где же Иннар? И была ли она здесь вовсе?

– А где мы находимся, ты знаешь? – спросил я, выпрямившись и отойдя от мёртвого тела подальше, оттягивая при этом промокшую от скопившейся на камнях влаги штанину подальше от кожи, уже покрывшейся пупырышками. Но из-за здешних особенностей освещения в том, чтобы удалиться, я преуспел не особенно.

– Мы где-то посреди ничто, направо от неизвестности, – сообщила мне Лири, и я, не задумываясь, её поправил:

– Железной дороги.

– Что?

– Я всегда завершаю такие фразы присказкой «направо от железной дороги», а ты «направо от неизвестности». Просто забавно, – улыбнулся я.

– Пушистик, мы не знаем, где мы! Возможно, отсюда вообще нету выхода! – выпалила Лири, и я собрался напомнить ей, что никакой я не Пушистик, что Конструктор себе позволил непонятно что, и у меня имя есть, но тут подумал, что спорить с так быстро приклеившимися кличками глупее глупого. Поэтому я вздохнул и начал вещать Лири то, чему меня учили на курсах содействия попавшим в чрезвычайные ситуации:

– Не бойся. Сейчас мы живы, не ранены и нам ничего не угрожает. Не может быть, чтобы из этого помещения не нашлось выхода. Я думаю, нам следует искать проход тактильно.

В этот момент мои пальцы как раз нащупали шершавый камень, я безбоязненно подошел к стене и даже сам как-то успокоился. Судя по текстуре камня, мы всё-таки оказались в пещере. Вообще, я думал, что к этому времени глаза уже должны бы начать привыкать к темноте, но этого всё не происходило, и никакого выхода я не находил.

– В конце концов, – выдохнув сам, успокоил я Лири, – мы ведь можем вернуться так же, как и прибыли!

Дальше дело шло так – я обследовал пещеру, а Лири читала мне лекцию о том, почему мы не сможем вернуться в Храм с помощью камней.

Тут нужно сказать, что Лири не умела делать две вещи: признавать свои ошибки и врать. И от этого неловкого сочетания она пустилась в очень пространные рассуждения о том, как произошло то, что произошло, и как камни стали бесполезны. В том, о чём она говорила, я, как вы понимаете, совершенно ничего не смыслил.

Я, разумеется, ничего из этого объяснения не помню, но вот специально для этой книги я не поленился и пригласил к себе на чашечку чая одного из огранщиков (вы его не знаете). Он поведал мне, что, скорее всего, Лири просто не умела пользоваться камнями для мгновенных перемещений. В те годы несовершенство технологии делало это сложным и в немалой степени опасным делом. То, что мы вообще попали туда, куда собирались, объяснялось тем, что Лири начала готовить камень правильно, но затем где-то ошиблась, а камень сработал от выброса энергии, что произошел, когда Конструктор порвал локальные межи мастерской. Сам камень при этом, вероятнее всего, повредился и замкнулся или даже треснул. Словом, уже не годился для дальнейшего использования без дополнительной огранки.

Но в то время я, постаравшись абстрагироваться от этого, принялся искать выход, ощупывая всё подряд, и задумался о своём. Наконец, я спросил Лири, прервав её рассуждения:

– А чем Иннар вообще могла заинтересовать Ювелира как женщина? Что в ней такого?

– Моя мать работала инженером, – гордо ответила Лири. – Потенциалом она превосходила Мастера, он прислушивался к ней и давал ей всё, что она хотела, потому что видел, как она изменяла завтрашний мир. Её проекты до сих пор очень сильно опережают время. Возможно, её следует признать самым талантливым инженером за всю историю. Такая душа, конечно, не могла не привлечь демона…

– Вы называете «демоном» только Ювелира? – быстро задал я уточняющий вопрос, уже давно крутившийся в голове. Я как-то скорбно заметил, что лучше всего собирается самая бесполезная информация.

– Да, – ответила мне огранщица и вернулась к старой теме, – и поскольку свет души Иннар полностью поглотил демона, вызвав страстное желание… – дальше я особенно не слушал – Лири начала как по бумажке произносить ожидаемые реплики, которые, хотя где-то и пересекались с действительностью, всё равно нуждались в делении на два, а то и на четыре. Что-то вроде: «Трам-пам-пам… сгорал от страсти… тыры-пыры… такая вся недоступная, а такой хороший Конструктор, тря-ля-ля, такой плохой Ювелир…» О, кстати!..

– Лири, а почему ты считаешь, что твой отец – Ювелир?

– В смысле? – сделала вид, что не поняла вопрос Лири. – Потому что так считает Центр, ты сам видел двойной кулон.

– Да, я видел кулон, но вот сам Конструктор считает иначе, он считает тебя своей дочерью, почему ты не согласна с ним? Ведь очень неприятно считать себя нежеланным ребёнком, результатом насилия, при том, что любящий отец и мастер совсем рядом, да и к тому же весьма симпатичен тебе…

– Вот именно! Мастер Конструктор слишком много страдал в этом поколении, но есть я, и я уйму его боль и успокою его сердце, когда мы поженимся…

«Ох… ты ж… беда какая…» – подумал обречённо я, невольно закрыв руками лицо.

– Ой! – неожиданно встрепенулась Лири. – Пушистик, я нашла здесь лаз! Стенки ровные, как отполированные, наверное, здесь шла Тень. Значит это – правильное направление.

– Хорошо, – поспешил я взять ситуацию под контроль, – Лири…

– Я пойду вперёд!.. – последний произнесённый ею звук перерос в удаляющийся вниз визг, прежде чем я успел добраться до того места, откуда звучал её голос.

За то время, пока звучал крик, я передумал очень много чего выразительного и очень мало чего цензурного. Но главное, что я помню об этом моменте, – ощущение ушедшего в пятки сердца, какое раньше я испытывал всего разок, когда оставленный на моё попечение воспитанник работного дома трёх лет от роду вывалился у меня на глазах из окна четвёртого этажа. Надеяться, что эта пещера оборудована так же, как и мой родной работный дом, где в тот раз сработали спасательные сетки, я, конечно, не мог. Но зато, бросившись вперёд и споткнувшись о тело охранницы, расшибив себе колено в кровь и стукнувшись до искр из глаз лбом о камень, получил немного времени на размышления, пока не мог встать. Тогда я подумал, что наверняка всё не так и плохо. Каким-то задним умом я сообразил, что ход, куда свалилась Лири, не может быть вертикально отвесным, а значит, и шанс выжить у неё есть.

– Пушистик, я жива! – донесся приглушенный голос Лири откуда-то из тьмы. Я ответил ей не сразу, а полежал полминутки, порастирал ушибленную ногу и поразмышлял немного о том, что будь у меня дочь, то на месте великих господ Конструктора и Ювелира я бы подал в суд на тех, кто её так воспитал. И требовал бы там их публичных телесных наказаний. Но потом уделённая мной самому себе пауза прошла, я выдохнул и двинулся на звук голоса Лири, возвестившего мне как раз:

– Но есть проблема!

– Ты застряла там? – экстраполировал я на неё свой последний опыт.

– Нет! – у меня немного отлегло от сердца. – Но я не могу двинуться ни вперёд, ни назад!

– Это и называется «застряла»!

– Нет, «застряла» – это когда что-то не даёт пройти дальше и вернуться назад, а здесь путь свободен, просто он очень узкий и гладкий – я не могу даже встать на четвереньки, и зацепиться не за что!

– Нет, «застряла» – это… – начал уже влезать в препирательства я, но прочувствовал всю их бессмысленность и потому просто спросил раздраженно, – зачем ты вообще полезла туда?!

– Я же ниже тебя и тоньше!

– Я оборотень, дура! – проорал я прямо в лаз, и, высказавшись, привалился спиной к стене, чтобы пораскинуть мозгами. А что, если она теперь там умрёт? Как мне с этим жить? Глупая девчонка ни о своей жизни не думает, ни о жизни нормальных механоидов.

– Пушистик, здесь тянет свежим воздухом. Наверняка есть выход. Прыгай сюда, обернувшись котом, – ты сможешь меня подвинуть вперёд.

– Нет! – крикнул я туда ей. – Я не полезу в одну ловушку с тобой только потому, что ты с головой не дружишь! Я придумаю, что можно сделать ещё! Найду помощь! – я иссяк, подохрипнув, и подумал, что так она, наверное, решит, что я бросил её, и продолжил чуть спокойнее:

– Не бойся там: я всё решу! – подумал ещё и добавил. – Главное – оставайся на месте.

Следовало вставать и искать помощь. С первым я худо-бедно справился, и вот тут из глубин бездонного мрака донеслось зловещее приглушенное рычание. Оно говорило с моей внутренней механикой, вызывая первобытный, как перед лицом самого Хаоса, ужас. Я застыл, надеясь, что если не буду двигаться, то его источник пройдёт во мраке мимо. Но с каждым мгновением звук становился всё ближе, и у меня не оставалось сомнений в том, что тот, кто его издаёт, прекрасно видит меня. Я перестал дышать. Существо рядом со мной зарычало громче, сделав быстрый мощный рывок от утробного угрожающего звука в открытую яростную агрессию, предшествующую смертоносному прыжку. Не дожидаясь атаки, я перекинулся котом и прыгнул в лаз.

Нельзя сказать, что я полетел вниз. Скорее слишком быстро спустился по крутой горке с очень неприятной остановкой в конце. Будь я чуть тяжелей – сломал бы Лири ноги, а себе шею.

– Ну вот, так лучше, – заключила девушка, когда я остановился. Я же, отчаянно проскальзывая лапами, пытался подвинуть её вперёд, но даже со всем ускорением мне не хватило ни сил, ни веса. Я попытался перекинуться механоидом, но в результате вышло и того хуже, и я вернулся в кошачий облик.

– Лири, там…

– Это была я. Акустическое эхо из родных камней я делать умею. Теперь сними с меня ботинок. Смотри…

– У тебя вообще есть где-нибудь мозги? – потерял я над собой контроль и какое-то время высказывался в адрес впечатавшихся мне в морду её специальных, дорогущих, созданных исключительно для механических ног, ботинок. А когда иссяк, то просто лёг, запретив ей что-либо говорить, и какое-то время молча злился. Мысленно я открывал свою будущую книгу, и, отслюнявив палец, пролистывая такие важные главы как «браки» и «смерть» демонов, я принялся заполнять стремительно толстеющую главу «как узнать: гонятся ли за вами на самом деле». Наверное, именно она обеспечит моему труду коммерческий успех.

– Ты же не хотел ко мне сам прыгать, – не слишком искренне извинилась Лири, когда ошибочно решила, что я с ней снова готов разговаривать. – Сними с меня правый ботинок и шейным клапаном прижмись к моему клапану на пятке. Здесь в тоннеле есть дырочки – это следы когтей Тени. Ты цепляйся за них своими когтями и толкай.

– У меня недостаточно веса. Мне не хватит сил, – напомнил я ей с мрачной рассудительностью.

– На это у меня есть решение.

Я выслушал её решение, покритиковал его для вида, но дальше, поскольку идей лучше у меня не нашлось, начал заниматься его претворением в жизнь. Я всё ещё злился на Лири, и потому все её попытки начать разговор пресекал. Обернувшись механоидом, я в страшной тесноте и темноте действительно стянул с неё ботинок, сразу позаботился о носке, вложив внутрь обуви и пропихнув поглубже.

Чтобы сам ботинок не потерялся, я привязал его шнурками к своему – решение показалось мне простым и довольно удобным, хотя и отняло у меня несколько обращений и немало нервов. И после того, как я это всё сделал, то понял, что простым и удобным решением было привязать ботинок ко второму ботинку Лири, а не к моему. Я вздохнул, тихонечко застонал, прикинув время на исправление и решил оставить как есть. Дальше я закатал ей штанину до колена и отжал в названной мне последовательности потайные кнопки, освобождая в ликровые вены содержавшуюся в изолированных сосудах присадку.

– Пушистик, у меня голова кружится, и мне плохо, – заявила мне Лири, как только модификатор ликры бросился по её венам.

– Постой-постой, – успокоил я её, наклоняя голову и касаясь шейным клапаном её пятки, – сейчас мы увеличим круг ликрообращения, и станет легче.

Когда я совершил озвученное и наши системы соединились, я смог, имея на это право, признать, что эта присадка ударяла в голову. Я даже задумался сперва, не опьянею ли сам, учитывая то, как давно я нормально не ел. Но, с другой стороны, ещё я очень давно не чистил ликру, а это, в свою очередь, тормозит интоксикацию. Впрочем, уже через несколько секунд стало ясно, что присадка не настолько крепкая, чтобы мне стоило беспокоиться.

– Наши тела, особенно механика, – начала вещать Лири, – сильнее, чем мы думаем, только…

– Слушай, а почему, – прервал я её, нащупав точки-дырочки, пригодные для того, чтобы за них цепляться, – Тень сделала коридор? В смысле, она какое-то черное вещество абсорбировала, а другое нет. Как так?

– Они же контролируют, что возвращать в первородное вещество. Они же умные. Они как Хозяин Гор, но не демоны… – Лири задумалась и закончила мысль, – действуют иначе и в остальном тоже другие.

– А откуда берутся?

– Из Хаоса. Они находились повсюду во время Первой Войны Теней, и некоторым удалось спрятаться так глубоко под землю, что они смогли спастись. После войны, как я слышала, Хозяин Гор бросил многие свои Цитадели, и демон набредал пару раз на Теней, когда забирался в самые древние из них.

– А что это за цитадели такие? – прокряхтел я.

– Ну… вроде башен или подземных башен… такие… как, – Лири перевела дыхание, и я отметил, что у неё стал заплетаться язычок, – как башни, только более механизмы. И они со временем все уходят под землю, движутся к центру земли. Какие-то дальше, какие-то ближе, другие совсем на поверхности, и никто не знает, зачем они нужны. И даже Мастер, а он многие из них сделал сам. После Первой Войны Теней в двадцать пятое-тридцатое поколение нового мира многие из них остановились, и тоже по непонятным причинам. Если кто-то и знает, то господин Часовщик и Мастер. В любом случае демон несколько раз забирал камни из сердец брошенных цитаделей и там натыкался на Теней. По крайней мере, один раз в Черной Цитадели.

– И с тех пор там кратер радиусом в Золотые Кроны и глубиной в Девятую Гору, – вспомнил я слова Коды. – Ну ладно, значит, мы, возможно, в одной из этих старых цитаделей, то есть в машине, а значит, отсюда можно выбраться.

– Если мы на полпути к центру земли, то нет.

– Но если нет, то да! – парировал я, осмыслил глубину поэтичности сказанной фразы и перевёл тему. – И ещё это значит, что Тень, ранившая Ювелира, пришла не из Хаоса, значит, нет никакого Всадника Хаоса, нет никакого Лабиринта, и вся эта шумиха на пустом месте.

– Именно поэтому, Пушистик, – наставительно сказала мне Лири, – о том, что мы нашли, нельзя говорить никому в Храме.

– Это ещё почему? – уточнил я, уже начав на неё раздражаться.

– Иначе вернут демона.

– Лири, мне вот интересно, а ты сама всю глубину нереализуемости своих глупых надежд действительно не осознаёшь? – поинтересовался я, надеясь на лучшее, хотя уж сколько раз твердили миру, что это всё бесполезно. На это Лири мне ответила оглушительным криком и пропала. Я остался один в абсолютной темноте, а потом донесся Лирин смех. Снизу.

– Всё хорошо? – спросил я, осторожно пробуя лапами камень перед собой.

– Прыгай, здесь низко. Ничего не будет твоим маленьким-маленьким лапкам, господин черный кот! – донеслось внизу, и Лири опять рассмеялась. – Расскажи мне, черный кот…

– Лири, ты что-то видишь вокруг себя? – крикнул я ей вниз.

– Нет, но здесь ветер. Наверное, мы близко к поверхности!

Я, стараясь не думать о том, как, опустившись вниз, можно стать «ближе к поверхности», осторожно, по-механоидному пополз задними лапами вниз и обернулся, стукнувшись головой о…

– Паровоз?!

– Нет, это… Машина Творения, судя по запаху. Машины Творения пахнут как… – она попыталась найти слово, – Машины Творения.

И снова рассмеялась, а потом прибавила эдак «загадочно»:

– Зато я, наверное, смогу сделать здесь свет. Но… мне кажется, я не могу встать. Это из-за присадок? Это потому что я использовала присадки, да? – она проговорила, как мне показалось, сквозь слёзы.

– Да, – констатировал я, на ощупь стараясь понять, где именно мы находимся, – тебя снесло как следует.

– Это ужасно. Это исползаххра. Что я могла сделать, чтобы этого не допустить?

– Пить чаще, – вздохнул я, и, бросив безрезультатные попытки определиться в пространстве, обратился к ней, и физически, и интонационно. – Ничего, всё само собой пройдёт, можно подумать, ты никогда не… – фразу я не закончил, поскольку понял, что она действительно никогда не напивалась, не снюхивалась, не пила хи-хи-чай и не баловалась ликровыми присадками. Я даже больше того понял: наверное, она никогда и не пробовала ничего этого даже кончиком языка. Сердце моё от этого понимания сразу смягчилось к ней, наполнившись искреннейшей жалостью.

Я подумал о том, какой серой и собранной была, наверное, её жизнь – бесконечная зубрёжка, занятия, работа и никакого отдыха, и никаких действенных средств расслабиться. Ничего удивительного, что эта навязанная аскеза испортила ей мозги, заставив выдумать эту дурацкую влюблённость в опекуна и эти рюшечные планы на его счёт.

Эти эмоции заставили меня успокоиться и начать предпринимать более осмысленные действия. В конце концов, если здесь есть паровоз, то от голода мы уже точно не умрём, так что по большому счёту бояться нам особенно нечего.

Я ощупал Лири, бегло убедившись в комплектности её конечностей, а после уделил внимание ощупыванию паровоза. Довольно скоро мне удалось найти ровную площадку, где я мог бы оставить Лири, зная, что девушка останется в относительной безопасности, и заняться разведкой окрестностей. Всё это время я по очередной воспитательской привычке держал одну ногу рядом с подопечной, чтобы знать, что она не переместилась мгновенно в какое-то новое опасное место, как часто бывает с младенцами и пьяными друзьями. Поэтому дальше я просто поднял Лири на руки, исполняя задуманное.

Я очень радовался тому, что уже минуты полторы ничего не происходило особенного, а Лири молчала, но зря: стоило мне оторвать её от земли (а механические ноги очень сильно отягощают хрупкую девушку), как огранщица разрыдалась:

– Эту присадку использаххра!..

– Не говори со мной на лайре, – прокряхтел я замечание в её адрес, пребывая в твёрдой уверенности, что использовать словообразующие части слов мёртвых языков, просто приклеивая их к современным корням, в приличном обществе запрещено грамматикой и этикой. – Мне сложно вспоминать его суффиксы… или… окончания? «Хрра» – это что-то ведущее к смерти. Глагол, к которому оно крепится, означает действие, ведущее к смерти?

– К гибели в недрах Хаоса, – поправила меня Лири, и вернулась к своему горю, – они меня накажут, ведь я напилахрра.

Я осознал, что раньше она молчала, потому что думала. Плохо, когда она болтает не думая, но обратное – ещё хуже.

– Я никому не скажу, – ответил я, поняв, что забыл, где находилась та площадка, а Лири оттягивает мне руки. – Центр не узнает.

– Центр, Пушистик, – сообщила мне Лири, – узнает всё.

И тут она оказалась как-то довольно-таки права, поскольку я одновременно и узнал, и являлся немножечко Центром. Я не ответил сразу, но уже через секунду нашарил площадку, куда собирался закинуть Лири, и сразу же успокоил её:

– Ну, даже если узнает, там же все вменяемые специалисты, погрозят немного и спишут всё на серьёзную ситуацию. Не калёным же железом тебя станут жечь!

С этими словами я сгрузил её на паровоз и Лири издала истошный вопль, а я одновременно и перепугался за неё, и ощутил усталость. Я потянулся выяснить, что случилось, а Лири лягнула меня в грудь и уехала вместе с поездом.

Да… поезд просто… включил двигатели и уехал. Хотя точнее сказать – начал движение, набирая ход. Я, сделав вдох, через пару крайне неудачных попыток все-таки побежал вслед за ним, зацепился за что-то, и в этот момент резкая вспышка света резанула мне по глазам.

– Сними! – орала дурным голосом Лири откуда-то спереди. – Она забирает всё!

Я на её крики, занятый только тем, чтобы как-то забраться на набирающий скорость, невидимый от слепящего света паровоз, уже не обращал внимания. Почувствовав под руками что-то вроде поручней, я подтянулся, надеясь проморгаться уже в относительной безопасности. Но всё оказалось не так просто: что-то упорно тянуло меня назад.

Нащупав горизонтальную поверхность, где сидела Лири, я пополз вперёд и сразу получил от огранщицы в нос механической ногой, а отвернувшись, чтобы перетерпеть боль, упёрся попривыкшим к свету взглядом в черные-черные глаза какого-то неизвестного мне механоида. Он и пытался стянуть меня под колёса.

Я хотел врезать ему со свободной ноги, безбожно промазал, но зато второй ботинок Лири, привязанный к моему шнурками, оказался более меток и расквасил нападавшему нос. Второй и третий раз я уже попал самостоятельно. Этот механоид пропал из виду. Не в силах терпеть мысль, что на мне сейчас кровь, зараженная Тьмой, я быстро стянул испачканный ботинок, и тот сразу пропал под колёсами, утащив за собой и Лирин. Я прополз немного вперёд, уворачиваясь, когда получалось, от брыкающейся пьяной женщины:

– Да что с тобой?! – крикнул я ей, чтобы урезонить, но она не слышала меня, плача и воя.

Когда я попытался её зафиксировать, она выгнулась, и я почувствовал, что её рабочий пояс буквально раскалился. Зафиксировав девушку кое-как, я подтянул рукав на пальцы и справился с ремнём. У меня имелось несколько близко знакомых монтажниц и девушек-механиков, и я заглядывал к ним на работу, поэтому, как застегнуть ремень, я бы вряд ли сообразил, но вот с обратной операцией справился успешно.

– О, Сотворитель, Лири, да зачем ты столько это терпела? – обругал её я. – Неужели ты сама снять не могла?

– Она забирает всё! – заорала на меня Лири. В интонациях Лири всё ещё чувствовалось опьянение, что несколько успокоило меня, потому что присадочная интоксикация ликры всё-таки притупляет боль.

Огранщица же с расширившимися от ужаса глазами пыталась в буквальном смысле слова уползти от раскаляющегося всё больше самоцветного оборудования на своём поясе. Его я убрал от нас подальше. Девушка прижалась к кабине оператора, и тут я заметил, что мы можем забраться внутрь… чего?.. Машины Творения? Паровоза?.. Я подёргал дверь, но она оказалась закрыта. И тут Лири перестала кричать: она замерла, смертельно побледнев.

Я первый раз в жизни видел, как механоид трезвеет на глазах. Когда кто-то окосел от одного запаха, в этом почти никогда нет ничего плохого, но когда кто-то резко протрезвел – пиши пропало. Я обернулся, уже заранее будучи в ужасе, но подготовленных запасов мне трагически не хватило – у нас за спиной клокотал сам Хаос. Враг. Хтонический отец всех кошмаров собственной персоной.

Я никогда его раньше не видел, но тем не менее сразу узнал (как и Тени, как и Часовщика). Потому что это всё жило в моей механике, в ликре, костях и крови.

Хаос находился вот прямо здесь – мы всё это время отъезжали от него, но на самом деле проехали метров двести, а это так незначительно. Он нависал над нами, и я даже не мог отвернуться, потому что у меня просто не имелось на это воли. И именно от него и исходил тот ветер, который Лири всё это время считала за признак выхода на поверхность.

Отец Всех Кошмаров открыл нам свои объятия, и только огромная механическая кольцевая арка казалась мне здесь последним оплотом существования. Механическая арка. Зловещая и притягивающая взгляд, а за ней… там почти в самом бешеном танце безумного вещества…

– Это Машина Хаоса, – сказала мне Лири, – он действительно пришел, – заключила она, имея в виду Всадника. В этот момент Машина Творения начала подъём и свернула, скрыв Хаос от наших глаз, и я, пусть и испытывая острую потребность в том, чтобы замкнуться на всю оставшуюся жизнь, всё же предпринял попытки вернуться к реальности.

Действуя не разумно, а по наитию, словно кто-то другой управлял моим телом и смотрел через мои глаза, я снял носок с ноги, только что лишилась ботинка, и наступил на платформу Машины. И ничего не почувствовал. Температура здесь держалась около ноля градусов. Для механоида с таким количеством ликры, как у меня, это очень морозно, но холода от железа я не ощутил. Тогда я поднял взгляд на раскалённый пояс Лири и понял, что это гораздо лучше и больше поможет мне. Я потянулся к нему, но огранщица тут же повисла у меня на руке:

– Всё хорошо! Это меняет всех, но всё хорошо! Сейчас всё пройдёт, – она обняла меня, и что-то в запахе её волос показалось мне настоящим, материальным, трогательно простым, и эта простота, совсем сакральная, совсем магическая, заставила меня вздрогнуть и обнять Лири. – Что мы наделали с тобой? – заплакала она у меня на плече. – Зачем полезли в тот лаз? Нам не следовало!

– Следовало, – уверенно заявил я, жалея, что выпить нечего, – у нас не было другого выхода. Из той пещеры мы могли выбраться только так. Мы идём своей судьбой и…

Именно в этот момент мы проехали мимо трупа телохранительницы Ювелира. Тело иронично лежало в двух метрах от железной дороги и в трёх метрах от лаза, куда мы зачем-то попёрлись, вместо того, чтобы… Я обернулся и подумал: «Ну да, вместо того, чтобы пойти в другую сторону, наверх, где находятся вот эти большие ворота наружу, и в них мы сейчас врежемся».

Что-то беспомощно промычав, я стиснул Лири и изо всех сил прижал к кабине, а сам очень вовремя схватился за поручень. Машина Творения заурчала ниже: камень из души погибшей крылатой воительницы засиял изнутри и пошел трещинами. Замки на воротах, массивные петли, да и местами сами створки содрогнулись и раскрошились, сам металл раскалился чуть ли не докрасна, пошел трещинами. А я запоздало понял, почему Лири не могла снять пояс: Машина просто держала её, подавляя волю. Она – специалист по удалённому оперированию материей, телепат, мастер по работе с первородным веществом и рыженькими дурочками.

Вот что имела в виду Лири, вопя про то, что она «берёт всё»: пытавшаяся сбежать Машина, как только мы принесли ей камни, начала тянуть из них энергию, нужную, чтобы двигаться. Я чуть пригладил холодный черный корпус в знак признания и уважения. Касаться Машины Творения – почти то же самое, что возвращаться в настоящий мир. Я выдохнул от облегчения, и мы врезались в ворота. Те распахнулись от удара настежь.

Нас затопила ещё одна волна слепящего света. На этот раз – дневного. В лицо пахнуло свежим ветром и начало совсем по-железнодорожному потряхивать. Уже совсем хорошо.

– Ну вот, мы и выбрались, я… кажется, в порядке. Ты не пострадала? – спросил заботливо я у огранщицы.

Лири мне не ответила, и это как-то приглушенно на фоне пережитого напугало меня, но… всё оказалось в порядке: Лири смотрела на город. На удивительный, красивый город, лежавший вот-вот уже совсем близко к нам внизу, раскинувшийся, как на столе скатерть, среди вышитых гладью линий железных дорог.

Мы ехали по живописной горной дороге, спускающейся в долину, а там, чуть подальше города, разостлалась серым шелком вода. Озеро? Море? Я никогда не видел столько воды в одном месте, я только читал в книжках о том, что столько бывает.

Большой город у моря. Большой, прекрасный город, укрытый нежной дымкой тонкого осеннего дождя и застенчивых розоватых сумерек, пробивающихся через низкие серые облака. Этот тающий вечерний свет… Неужели его нежная вуаль так слепила меня?..

– Лири, но ведь ты говорила, что мы отправляемся прямо в дикие места, что там одни пустоши вокруг, – пробормотал я.

– Да, – согласилась девушка, глядя на ровные линии проспектов, шпили высоких зданий и бляхи площадей, – здесь не может быть города, просто не может быть! Ты что, не понимаешь, где мы находимся?

– Нет, конечно! Как я это определю?

– Вон, – начала мне пояснять так, будто всё станет понятно от этого, Лири, – Немые горы, это…

– Я не знаю, где эти горы, это вообще бессмысленно знать! Город же есть! Там же межи, о, Сотворитель, у нас нет назначения! Мы умрём при пересечении межей!

– Да. Мы туда въедххра, – подтвердила довольно спокойно Лири. Она прижалась спиной к Машине Творения.

– Но… у меня открытое назначение! – вспомнил очень кстати я, мгновенно перейдя к восторгу от полного отчаянья. – Я могу пересекать любые межи мира!

– У меня нет никакого назначения, кроме Храмового, – снова подала бесцветный голос девушка, чем очень сильно меня насторожила на свой счёт. Я вроде бы отошел от Хаоса. А она? Неужели только сейчас осознала, что мы видели? Я выдохнул, взял в себя в руки, а потом взял в руки её, немного встряхнул и заставил посмотреть мне в глаза:

– Останови поезд!

– Это не поезд! – разозлилась Лири. А я обрадовался тому, что она преодолела апатию, ещё раз не без доли искренности проехавшись по той же теме:

– Да какая разница!? На колёсах, с котлом, едет – значит, поезд!

– Это Машина Творения!

– Лири, останови её!

– Я… не могу, – она смотрела мне прямо в глаза, – я не могу, я не знаю, как!

– Объясни ей, что нам нельзя в город! – я перевёл дыхание и решил. – Я сам ей объясню. Где здесь ближайшая заводь?! Где ликровый клапан? – вопросил я, уже занеся руку, но не найдя глазами ни того, ни другого.

– У Машин Творения единственный – в кабине, но та закрыта специальным личным замком оператора. Я… – она заплакала, и я обнял её, покосившись на город, который всё рос и рос, уже перестав помещаться перед глазами весь, и, казалось, изготовившийся проглотить нас обоих, – я… так боюсь смерти. Мы туда въедххра.

– Всё будет хорошо, моя милая, мы спрыгнем, – сказал тихо я ей, окинув глазами всю живописность этой железной дороги: справа пропасть, слева отвесная горная стена. Теперь я видел отступающее в пустоши основание горы: исполинское подножие из острых камней, хаотично вздымающихся по наши души, – когда мы будем подъезжать к городу, то спрыгнем, как только выберемся на ровное место. Мы сделаем это вместе, я не оставлю тебя, – я прижал её к себе ближе, – я не оставлю тебя, всё у нас с тобой будет хорошо.

– А как тебя зовут? – хлюпнула носом, горячо дыша мне в шею девушка.

– Китен, – незатейливо ответил я.

– А ведь Машина Творения не может оставить свой пост без какой-то веской причины, – сказала Лири.

– Я видел механоида с черными глазами. Наверное, с его помощью Тени пытались подчинить Машину, и она бежит от своих пленителей.

Замерев на мгновение от этой мысли, я, оставив девушку, осторожно приблизился к задней части Машины, приподнялся на цыпочки, заглядывая на пути и… да. Я увидел инфернальное клокочущее цунами из обезумевших от жажды чужих жизней Теней, которое мчалось за нами по пятам. Некоторые из них забирались прямо на отвесную стену и бежали по ней, и за их спинами… не оставалось стены, они словно обнуляли своим прикосновением материю. Я развернулся на сто восемьдесят градусов, прижавшись к спасительному металлу, и улыбнулся Лири:

– Мы не будем прыгать. Не в этот раз.

– Что нам делать? – в ужасе спросила она меня, и я оптимистично предложил:

– Давай подумаем! Что ты знаешь о Тьме и Тенях? Чего они боятся?

– Света. Солнечный свет смертелен для них потому, что Солнце – это Сны Конструктора, оплот того мира, что противостоит Хаосу.

– Ага, – принял я это к сведению, оглядев трогательные краски угасающего заката. Как бы невзначай начал накрапывать мелкий дождик, – чего ещё?

– Огня.

– Ага! – обрадовался я, огляделся, подумал и, не теряя оптимизма, снова потряс Лири. – Нам очень нужен реализуемый план!

Она оглянулась, задумалась очень крепко, а потом сказала:

– Мы можем сделать так, чтобы они не смогли уничтожить Машину и сами спрятаться внутри!

– Хорошо, опустим то, что ты не можешь взломать замок, и… давай попробуем! У нас всё получится! Что делать?

– Закалить черное вещество своей жертвенной кровью, превратив его в белое, – уверенно прошептала девушка, я ничего из этой фразы не понял, но попытался не подать виду.

Оглянулся опять: мы больше не опускались и мчались к городу уже по финишной прямой. Времени оставалось решительно мало.

– Хорошо. Жертвенной кровью. Что за дикость? Своей? Это ты меня должна принести в жертву? – я поднялся и снова посмотрел на совсем не отстающих, несмотря на всю нашу скорость, Теней.

Они просто уничтожали всё, чего касались, и они уничтожат Машину, если успеют добраться.

– Нет, достаточно просто пролить кровь. Никаких ритуалов.

Я прикинул: для того чтобы «просто» пролить свою кровь (чем я её добуду изнутри себя, под рукой даже ничего острого нет?!), я должен буду, видимо, обойти всю Машину Творения, выбраться на котёл, долезть до самого края и совершить всякие разные иные акробатические этюды, на которые не способен.

– Лири, – я обнял её ещё раз очень крепко, – перед самыми межами мы прыгнем и побежим вбок от Машины – они ведь станут преследовать её и забудут про нас, ведь так?

Она обняла меня, сникнув, отчаянно и горько разрыдалась в плечо: мы понимали, что это вообще не план. Что мы не можем ничего сделать, что она сейчас умрёт, и я… о, Сотворитель! Я… мог просто держать её в объятиях до самого конца.

– Эй, – ласково позвал её я, – можно мне задать тебе личный вопрос?

– Да… можно, – сказала она мне с доверчивой нежностью.

– Вот эти словообразующие штуки на конце вроде «ххра» или «тзце» – это всё-таки суффиксы или окончания?

Её глаза отразили искреннее удивление1 и застыли: мы пронеслись сквозь межи и, оставив Тени за их границами, Машина, постепенно сбрасывая скорость, продолжила ехать. Вперёд. В своё отобранное у Теней завтра. Лири всё ещё обнимала меня. Мгновением позже она поняла, что не пострадала, что прошла сквозь границы совершенно безболезненно. Так, будто она имела назначение. А ещё через секунду осознала, что я больше не стою на ногах, что меня трясёт, как задыхающегося, и… она не удержала меня: больше того, она рефлекторно меня оттолкнула от страха.

Я упал, ничего не чувствуя кроме жуткой боли Я даже не заметил, как приземлился на песчаную отсыпку, смягчившую удар. Я видел тогда очень ярко, почти как наяву, Ювелира, стоящего спиной к только что написанной и ещё не пострадавшей от огня «Ночи Оннавы». Каким-то образом демон словно сливался с картиной, становясь ожившей её частью, и понимание этого слияния всё так же жило в моих собственных инстинктах и наследственной памяти, как память о Хаосе. Я видел Коду. Она тянулась от мёртвого тела мастерицы, хваталась белыми пальцами за испачканные в чужой крови руки демона, касаясь мрачного самоцвета. «Я это видела, – шептала Кода, – я это видела тоже. Пожалуйста, позволь мне помочь, я вместе с тобой хочу пройти через это…» И я понимал, что дорога, о которой она говорит, это путь безумия, ужаса и непонятого ещё нами перерождения через муки. И я тоже понимал, о чём она говорит, но я не хотел, о нет, я вовсе не хотел идти этой дорогой.

– Скорее! – закричала на кого-то над моим ухом Лири. – Помогите же ему! Помогите!

Механоид, чью фигуру я видел глазами, но разумом не мог ни оценить, ни распознать, присел рядом со мной, коснулся своим ликровым клапаном моего, давая назначение на пребывание внутри межей постфактум, и я смог, по крайней мере, сделать вздох. Я лежал и ничего не чувствовал, ничего не слышал…

– О, Сотворитель! – запричитала рядом Лири, обняв меня в довольно навязчивой манере и всхлипнув прямо в ухо. – О, Сотворитель, какое счастье!

– Кто это такой? – с вежливой холодностью уточнил мой спаситель. Очень опрятно и дорого одетый механоид с приятным, но бесстрастным лицом.

– Это ещё предмет для дискуссии, – ответила Лири, а дальше снова счастливо сжала меня в объятиях. Я издал для неё стон.

– Каково ваше назначение? Какое отношение вы имеете к Теням? – задавал вопросы незнакомец, и тут я понял, что больше не могу позволить себе пребывать в наполненном эйфорией осознании собственной бытийности, каким бы соблазнительным ни являлось это времяпрепровождение. Я преодолел слабость и заявил так твёрдо, как мог:

– Мелания – это не болезнь, – и дальше, чуть засомневавшись в уместности этого высказывания, разъяснил, – это особенность.

– Город, – вдохновлённо прошептала Лири, – город, не указанный на картах, где не работает открытое назначение, но работает мастерское! Я знаю, какой это город! Пойдёмте скорее, я знаю, как его спасти!