Читать книгу Вельяминовы. За горизонт - Нелли Шульман - Страница 12

Соленый ветер трепал холщовую занавеску в комнатке пансиона, шевелил кудрявые, рыже-золотые волосы спящего на кровати мальчика. Рядом устроился пес, тоже рыжий, с белыми лапами. Острые уши подергивались. Шетландская овчарка уткнула нос под бок ребенка.

В углу стояло два кожаных саквояжа, с багажными бирками, поверх положили аккуратно выписанную квитанцию:

– Шесть мест груза, паром Харидж-Осло, мистер и миссис Эйриксен. Отправление 30 июня…

Из-за приоткрытой двери раздался немелодичный свист. На плите, в кухоньке, зашумел чайник. Шелти, заворчав, приподнял голову, мальчик зевнул. Расстегнутая фланелевая пижама, с мишками, сползла с плеча. В сером рассвете, на спине ребенка виднелись сгладившиеся шрамы, от ожогов. Он потер кулачками лазоревые глаза:

– Инге встал, – сообщил мальчик собаке, – это он свистит. У него нет слуха, совсем, как у меня… – ребенок хихикнул, – у Сабины тоже нет, но это мужской голос… – с кухоньки потянуло кофе и табаком. Босые ножки прошлепали по деревянным половицам, Шелти побежал следом:

– Ты работать будешь, Инге… – мальчик прислонился к косяку, – можно с тобой…

Дважды магистр наук, физики и математики, новый студент докторантуры, в Кембриджском университете, покуривал над плитой, следя за стальным кофейником. Рыжие волосы растрепались, Инге носил одни пижамные штаны. Повернувшись, он улыбнулся:

– Ты зачем в пять утра вскочил, Ник? Паром уходит только в полдень. Мы собирались в десять позавтракать и отправиться в порт… – в Харидж приехали Клара и тетя Марта:

– Дядя Максим бы тоже приехал, – вспомнил Инге, – но у него очередное заседание суда… – добившись, три года назад, компенсации для пострадавших от наводнения жителей Хариджа, адвокат Волков обнаружил себя погребенным под десятками похожих дел:

– Но дядя Максим только рад, – подумал Инге, – он делает себе имя, что называется…

Ник, независимо, проследовал к столу. Шелти прошмыгнул в открытую на лестницу дверь. Они сняли два этажа маленького пансиона, в центре Хариджа. Шелти сам гулял, выбегая на узкую, вымощенную брусчаткой улицу, и возвращаясь обратно.

Инге бросил взгляд в окно. В низком, затянутом тучами, небе, кружились чайки:

– Прогноз обещал, что сильного ветра не ожидается. Впрочем, мы с Сабиной и не страдаем морской болезнью, в отличие от Адели…

Сестра осталась в Лондоне, попрощавшись с ними пару дней назад. На следующей неделе должна была состояться премьера нового фильма, «Достичь небес», о герое войны, летчике, потерявшем ноги, полковнике Дугласе Бадере. Адель записывала песни, для картины. По просьбе Бадера, фильм посвятили памяти его друга, погибшего в Берлине Ворона, генерала Стивена Кроу:

– Густи и юный Ворон тоже не приехали сюда, из-за премьеры, – Инге снял с плиты кофе, – но, все равно, мы еле поместились на двух этажах. Мама Клара, Пауль, Аарон, Лаура, Теодор-Генрих, Максим, Питер, и тетя Марта. Больше десяти человек, со мной и Сабиной. Впрочем, один номер ушел охранникам тети Марты… – рядом с семейными лимузинами, на обочине, припарковали темную машину, с правительственными номерами.

Ник отыскал на столе галеты:

– Мне какао, – попросил мальчишка, – какао со сливками, Инге. Сливки в рефрижераторе. Я потом во второй раз позавтракаю, не беспокойся… – Инге закатил глаза:

– Кто бы сомневался, мистер Обжора. Впрочем, вы у тети Марты все такие… – испачканное крошками лицо расплылось в улыбке:

– Я расту, – гордо сказал Ник, – но тетя Марта считает, что я пошел в маму, а не в папу. То есть, я стану невысоким… – смотря на Николаса, Инге думал о покойной тете:

– И правда, и он, и Марта напоминают ее, изяществом. То есть Марта тоже погибла, с родителями… – обожженного, потерявшего сознание, нахлебавшегося морской воды малыша вытащили спасатели, прибывшие на место крушения самолета через полчаса после аварии:

– Какао так какао… – покладисто, сказал Инге, – только не наедайся галетами, пожалуйста… – Ник пробормотал, сквозь набитый рот:

– Я еще не начал наедаться… – глядя на закипающие сливки, в ковшике, Инге думал о катастрофе, случившейся три года назад, в Северном море. Официально считалось, что пилоты, попав в грозу, решили поднять самолет значительно выше его предельного эшелона:

– Машина ушла в плоский штопор, стала неуправляемой и рухнула в море… – Инге, разумеется, ничему этому не верил. Он считал, что самолет дяди Степана сбили русские:

– Они давно охотились за тетей. Они бы не пожалели ни пассажиров, ни детей…

Спрашивать что-то у Ника было бесполезно. Оправившись, мальчик признался, что помнит только огонь и взрыв:

– Даже дядя Джон настаивает, что в самолет ударила молния, – вздохнул Инге, – но, тетя Марта, кажется, с ним не согласна… – тетя не любила говорить о случившемся, но Инге видел упрямое выражение в прозрачных, зеленых глазах. Он поставил перед мальчиком какао:

– Пей. Я отнесу Сабине ее кофе и начнем работать… – Ник поднял вверх палец:

– Я знаю, Инге. Маму, папу и Марту похитили инопланетяне. Они опять прилетят на землю и мы увидимся… – мальчик любил читать фантастические рассказы:

– Ему еще предстоит узнать о русских, – мрачно подумал Инге, – как узнали о них Густи с юным Вороном… – Стивен Кроу, как и его отец, намеревался в шестнадцать лет уйти из школы Вестминстер и стать кадетом, в Королевском Авиационном Колледже.

Осторожно открыв дверь второй спальни, наклонившись, Инге поцеловал темные кудряшки, на теплом затылке Сабины. Девушка сопела в подушку. Он поставил чашку кофе на шаткий столик:

– Пусть поспит. Она три года, в Кембридже, едва ли по пять часов за ночь спала…

Учась в магистратуре, Сабина давала уроки рисования и шила, чтобы заработать деньги. Девушка зубрила норвежский язык и получала дополнительную квалификацию преподавателя, на курсе педагогики. Инге тоже обзавелся таким дипломом. Списавшись с министерством образования, в Осло, он получил заверение, что их ждут в гимназии, в Рьюкане:

– Тетя обещала мне, что я смогу там учиться, – вспомнил Инге, – думал ли я тогда, что все так сложится… – он надеялся на начальную школу, на родном плоскогорье, у озера Мьесен, но там работал всего один учитель:

– Видишь, – весело сказал Инге жене, – гимназия даже обеспечит нам квартиру. Одна комната с кухней, и участок, с грядками и курятником. Мы, потихоньку, восстановим мой родовой дом. Почта работает хорошо, я смогу посылать главы диссертации научному руководителю… – через два года Инге ждали в Кембридже, для защиты. Он подхватил со столика блокноты:

– Потом, кто знает? Я, как тетя, не занимаюсь военными проектами, я теоретик. Русские мной не заинтересуются, и очень хорошо. Я обещал Сабине поискать пост в Израиле. Через два года у нас может родиться ребенок, мальчик, или девочка… – он покраснел:

– Мы три года женаты, а до сих пор краснеем, – понял Инге, – три года назад, никто даже не понял, что мы поженились. Все были заняты, из-за катастрофы… – вернувшись на кухню, он обнаружил Шелти под столом, с галетой в зубах. Ник допивал какао:

– Давай примеры, – потребовал парень, – только сложнее, чем в прошлый раз. Меня берут сразу в третий класс, не забывай… – осенью Николас Смит шел в школу Вестминстер. Инге быстро написал страницу примеров:

– Если случатся затруднения, спрашивай… – предупредил он. Ник выпятил губу:

– Не случатся. Я стану физиком, как мама, как ты… – устроившись напротив, Инге кивнул: «Обязательно». Скрипели ручки, они склонились над столом. Шелти, вздыхая, доел галету. Покрутившись, собака свернулась клубочком у стула Ника. Часы пробили шесть утра.

Ветер трепал темные, с заметной сединой, кудрявые волосы Клары, рвал полосатую, в морском стиле, шаль, с плеч Марты. Женщины носили летние, хлопковые юбки, кардиганы, тонкого кашемира, Марта надела испанские, на плетеной подошве, эспадрильи.

Зажав сигарету не накрашенными губами, Клара улыбнулась:

– Пятнадцать градусов по Цельсию, если говорить на континентальный манер, а ты щеголяешь в эспадрильях… – Марта повертела изящной ступней, с алым лаком на ногтях:

– Британское лето. Но я не теряю надежды на солнце… – забрав остатки хлеба и круассанов, Пауль отправился кормить чаек, на набережную. Мальчишки, во главе с Теодором-Генрихом, убежали на каменистый пляж:

– До Саутенда мы не доехали, – Марта тоже закурила, – пусть пошлепают по воде хотя бы здесь… – сыновья, как она думала о всех детях, только на прошлой неделе закончили учиться:

– Аарон тоже закончил… – она разглядела на берегу высокого, похожего на Клару мальчика, – он подружился в Израиле, со своим тезкой… – прошлым летом вся семья встретилась в кибуце Кирьят Анавим. Бар-мицву Аарону Горовицу делали в Меа Шеарим, но Эстер и Авраам устроили им поездки по стране. Ради торжества близнецов Эстер на две недели отпустили из армии.

Марта искоса посмотрела на склоненную над книгой голову младшей дочки Клары:

– Она не отходила от Шмуэля, а Густи болталась с Иосифом. Густи пятнадцать лет, как время летит… – юной леди Кроу оставалось два года в школе. Сначала Августа хотела поступить в Кембридж. Этой весной девочка заявила, что собирается поработать, как она выразилась, за пишущей машинкой:

– Дядя Джон обещал взять меня секретарем… – Марта вздернула ухоженную бровь, – то есть не его секретарем, а вообще… – Густи повела рукой, – все необходимые проверки я пройду… – Марта усмехнулась:

– Учитывая, что ты живешь со мной под одной крышей, странно, если бы такого не случилось. Ладно, – она помолчала, – становись мисс Манипенни, как говорится… – сидя с Кларой за чашкой кофе, в кафе на пирсе, она, в очередной раз, подумала:

– Ерунда. Густи девчонка, а Джон взрослый мужчина, семейный человек, государственный служащий. Вроде бы, с появлением Полины, у них с Ционой все наладилось… – Марта, тем не менее, настаивала на том, чтобы Циона не переезжала в Лондон:

– Не переедет, – уверил ее Джон, – более того, осенью, когда Полина пойдет в Квинс-колледж, Циона отправится в глушь, в Озерный Край. Так будет еще безопаснее… – герцог не хотел отдавать дочь в закрытую школу:

– Не надо, – согласилась Марта, – твоя экономка присмотрит за Маленьким Джоном и Полиной. Густи с Лаурой тоже учатся в Квинс-колледж, они помогут… – Клара позвала:

– Милая, сходи на пляж, подыши воздухом… – Лаура качнула аккуратно причесанной головой:

– Они водой брызгаются, мама. Ладно Питер с Ником, они малыши, – Лаура говорила с высоты одиннадцати лет, – но Теодору-Генриху четырнадцать, а он себя ведет, как… – Марта подытожила:

– Как подросток. Что ты читаешь, милая… – Лаура показала обложку биографии святой Терезы из Лизье. Клара, незаметно, кашлянула:

– У нее одни святые на уме. Первое причастие первым причастием, но даже Маргарита не так набожна, как Лаура… – Марта оживилась:

– Я тебе забыла показать, по дороге. Цила прислала письмо, с фотографиями. Я перед отъездом забрала конверт из ящика…

Закончив весной школу, Маргарита поступила на медицинский факультет университета в Лувене. Виллем собирался провести год, работая в бригаде горных спасателей. Потом юношу ждал инженерный факультет военной академии, в Брюсселе:

– Джо его обгонит на год, в учебе, хотя они ровесники, – Клара рассматривала фото крепкого юноши, в неловко сидящем костюме, – он с осени станет студентом Горной Школы, в Париже… – Клара о таком не говорила, а Марта не спрашивала:

– Но, кажется, старшая Лаура не сменила гнев на милость, – подумала Марта, – когда Джованни с Кларой приезжают в Париж, они, как и мы, останавливаются на рю Мобийон. Папа сказал, что у них с мамой хватает денег. Пусть лучше квартира послужит семье… – за апартаментами приглядывала невестка ресторатора, месье Жироля:

– Его сын женился, он унаследует ресторан, а мистер Берри тоже процветает, – хмыкнула Марта, – он выпускает книги, ведет кулинарные программы… – Клара изучала вторую фотографию:

– Маргарита очень красивая… – сказала она, – словно королева… – девушку сняли в светлом, пышном платье. Черные, вьющиеся волосы облаком окружали изящную голову:

– Она пошла в отца, высокая, – заметила Марта, – и Виллем тоже вымахал за шесть футов. Весной их представляли к королевскому двору… – взяв следующий снимок, Клара ахнула:

– Какие красавицы, словно куколки! У Цилы, и правда, все цветет…

Мадам Гольдберг, в окружении трех дочерей, сняли в новом, больничном саду Мон-Сен-Мартена. Тиква обнимала мать за плечи. Цила держала на руках двойняшек, в белых, летних платьицах, в трогательных сандаликах:

– Элиза и Роза, – тихо сказала Марта, – смотри, Элиза похожа на Цилу, а Роза, на Эмиля. Летом им исполнится два с половиной года… – Клара понизила голос:

– После хупы месье Монах времени не терял… – на следующем фото девочек обнимал Эмиль. Гольдберг счастливо улыбался. Малышки завладели его пенсне, вцепились в пиджак, повиснув на отце:

– Меира тоже так сняли, с его Иреной… – вспомнила Марта, – они все балуют новую девочку. Ирена всего на год старше двойняшек Эмиля… – она потушила сигарету:

– Или даже до, – заметила женщина, – до хупы, я имею в виду… – Цила написала, что осенью едет в Будапешт:

– Еврейское Агентство хочет вывезти из Венгрии как можно больше евреев, пока коммунисты, окончательно, не закрыли страну. Меня попросили помочь, хоть я и работаю в бельгийском представительстве. Эмиль справится с малышками. В Будапеште я встречусь с дядей Авраамом и тетей Эстер… – доктор Судаков ехал в Венгрию на симпозиум по средневековой истории:

– Генрик тоже отправляется с ними, он участвует в своем первом фортепьянном конкурсе. Хорошо, что социалистическая страна согласилась принять его, израильтянина… – Марта вспомнила сводки из Венгрии:

– Там, вроде бы, все тихо, это в Польше случились волнения. С тех пор, как Сталин подмял под себя Восточную Европу, прошло десять лет, а они все не успокоятся… – она бросила взгляд на швейцарский хронометр:

– Заберем мальчишек, и поднимемся на паром. Инге с Сабиной должны были обустроиться, выйти на палубу…

Клара не хотела мешаться под ногами у детей, как она называла молодую пару. Марта не успела забрать со столика цветные фото, из Мон-Сен-Мартена. Из-за ее плеча протянулась рука. Пауль, бесцеремонно, повертел снимок девочек Гольдберга:

– Белая королева, – одобрительно, сказал юноша, – не черная, белая. И белый король… – он махнул в сторону брызгавшихся водой парней:

– И девочка, – добавил Пауль, – как рыбка в море. Я всех позову, мама Клара, не беспокойся… – Пауль спустился по деревянной лестнице к пляжу. Марта, одними губами, спросила Клару:

– Сабина еще не… – Клара помотала головой:

– Они хотят подождать, пока осядут на одном месте. Не обращай внимания, это ведь Пауль… – Клара щелкнула застежкой ридикюля: «Лаура, убирай книжку, пошли на паром».

Внимательно оглядев каюту третьего класса, Клара вздохнула:

– Джованни предложил оплатить билеты, в палубном классе, с окном, но Инге наотрез отказался. Объяснил, что у него есть подъемные, от норвежского Министерства Образования. Эти деньги он и будет тратить. То есть они будут, на Сабину тоже выписали пособие…

Марта присела на аккуратно застеленную койку:

– С другой стороны, ты говорила, что они скопили достаточно, чтобы начать восстанавливать усадьбу родителей Инге. В тех местах жизнь еще дешевая, цены не такие, как в Лондоне… – Клара повертела ридикюль:

– У них, хотя бы, будет водопровод и электричество, но телевизоров там пока не завели… – Марта усмехнулась:

– Когда мы с Виллемом бежали из России, мы целый год не видели канализации, обретаясь в бараках и юртах. Ничего страшного, – подытожила она, – дети справятся… – Сабина с Инге увели младших и Пауля на палубу. Клара помолчала:

– Все равно, они еще так молоды, обоим всего двадцать два. Мы боялись, что у них появится ребенок… – о замужестве Адели Клара пока не думала. Дочь отмахивалась:

– Мама, какой брак? У меня карьера, записи для кино, для радио, премьеры в опере… – Клара, однажды, сказала Джованни:

– Может быть, за ней кто-то ухаживает. В букетах, что доставляют домой, не разберешься. Но Адель скрытная, она в таком не признается… – скрытным был и Аарон. Сын переписывался с Мон-Сен-Мартеном, но, до весны, Клара понятия не имела, что рассказы Аарона печатают в журналах:

– Все раскрылось случайно, когда пришел конверт на домашний адрес… – гонорары сын откладывал, для путешествия на континент:

– Я буду поступать в Королевскую Академию Драматического Искусства, – признался Аарон, – но сначала я хочу поработать в театре. Дядя Мишель обещал устроить меня в Париже… – сын собирался жить на Монмартре, писать пьесы и подвизаться в одном из тамошних театров:

– Пусть его, – добродушно сказал Джованни Кларе, – в конце концов, ты тоже не сразу стала главным художником оперы. Пусть таскает доски, подметает сцену и бегает за кофе, для режиссера. Для языка это тоже хорошо… – Клара подозревала, что сын хочет оказаться ближе к Тикве:

– Она, кажется, тоже хочет стать актрисой. Ладно, Лауре одиннадцать лет, она еще долго пробудет при нас… – Клара, искоса посмотрела, на безмятежное лицо Марты:

– У нее нет дочерей, ей такого не понять. Густи уже взрослая. Зато у нее будет много невесток… – Марта думала вовсе не о невестках.

Последние три года она, в любую свободную минуту, анализировала, с точностью до секунды, катастрофу самолета Констанцы, над Северным морем:

– Авария вызвана вовсе не ударом молнии, – твердо сказала Марта Джону, – и не тем, что Степан, якобы, повел машину выше предельного эшелона. Это была откровенная атака русских…

Тем летом Марта почти два месяца провела в большом ангаре, на базе ВВС Бриз-Нортон, куда доставляли найденные спасателями остатки самолета, и фрагменты, как выражались эксперты, тел пассажиров и экипажа:

– Второго пилота опознали, но останки Констанцы, Степана и Марты не нашли, – думала она, – Ник выжил, однако он ничего не помнит, кроме взрыва и огня. В районе могла болтаться русская подводная лодка, русские истребители… – в той грозе погибло и две патрульные машины Королевских ВВС. Марте все это очень не нравилось.

В феврале этого года, после известий о реабилитации ее деда, когда текст доклада Хрущева на съезде партии доставили в Лондон, она хмуро сказала Волку:

– Либерализм ничего не значит, то есть так называемый либерализм. Джон и Меир могут сколько угодно рассуждать о скором крахе коммунизма. Мы с тобой знаем, что коммунизм никуда не денется, как Хрущев не закроет лагеря. Он выпустил на свободу горстку выживших людей, но другой рукой, он сажает верующих и оставшихся на свободе так называемых бандитов, из Прибалтики и Западной Украины… – Волк кивнул:

– Еще он врет напропалую, о судьбе Валленберга… – советское правительство продолжало настаивать на том, что Валленберг погиб в Венгрии. Максим добавил:

– Думаю, мы до нашей смерти не добьемся правды, как не найдем беглых нацистов… – мать с отцом считали, что усилия Марты и Волка бесполезны:

– Мне тоже хочется увидеть Барбье на скамье подсудимых, – вспомнила она невеселый голос отца, – но надо признать, что работа мистера Визенталя основывается на ничем не подтвержденных слухах и сплетнях… – Марта каждый месяц созванивалась с Визенталем и аккуратно вела свое досье:

– Как я веду досье касательно Филби, – она поднялась, – но пока у меня нет никаких доказательств, что к нему в руки попали хоть какие-то обрывки информации, касательно самолета Констанцы… – в прошлом году министр иностранных дел Макмиллан заявил в Палате Общин, что у правительства нет оснований подозревать Филби в шпионаже:

– Сам Филби выступил на пресс-конференции, где сказал, что никогда не был коммунистом… – Марта вскинула сумочку на плечо, – кто я такая, чтобы спорить с министром иностранных дел и будущим премьером. Я всего лишь М, старший аналитик секретной службы… – осенью Филби посылали на Ближний Восток, с легендой о работе журналистом, для британских газет:

– Ближний Восток, – кисло подумала женщина, – где все кишит советскими агентами. Мы не знаем, что случилось с Эйтингоном и Серебрянским, мы законсервировали Журавля… – правительство запретило им входить в контакт с бывшим агентом:

– Все считают, что настала эра либерализма, что Советский Союз изменился. Ничего там не изменилось… – в апреле в гавани Портсмута бесследно исчез водолаз, из специальных сил секретной службы, исследовавший вставший на якорь эсминец «Орджоникидзе», привезший в Британию, для официального визита, Хрущева и Булганина:

– Я тогда дневала и ночевала на работе, – устало вспомнила Марта, – мы посчитали, что произошел несчастный случай, но русские могли обнаружить водолаза, поднять его на борт корабля. Может быть, он сейчас в СССР, как Констанца, как Мирьям, тоже бесследно исчезнувшая, вместе с Сарой…

Даже после окончания войны в Корее, американцам не удалось найти сведений о судьбе группы, эвакуировавшейся на грузовиках из госпиталя на реке Кимсон:

– Как не отыскали они генерала Гленна, – Марта вышла на палубу, – он, как и Мирьям, считается пропавшим без вести… – к полудню распогодилось. Вода в гавани сверкала глубоким, лазоревым цветом. Мальчишки упоенно бросали хлеб чайкам:

– У Питера с Ником такие глаза. Господи, пусть все мои дети будут счастливы… – Максим с Теодором-Генрихом крутились рядом с шлюпками, показывая что-то Лауре. Инге и Сабина стояли у трапа. Клара улыбнулась:

– Им не терпится, наконец, начать самостоятельную жизнь. Хотя в Кембридже они сами мыли посуду… – Марта шепнула ей:

– Но ты им, каждый месяц, возила сумки с провизией… – Клара пожала ей руку:

– Ты тоже будешь возить, своим парням… – обняв Инге и Сабину, Клара велела:

– Пишите, посылайте снимки. Фотоаппарат у вас есть, в Рьюкене, на почтамте, должна быть международная связь… – Инге развел руками:

– Только в Осло, мама Клара. Но, если что, мы отправим телеграмму… – Марта подала Кларе сухой платок:

– Не беспокойся, на дворе не шестнадцатый век… – ее подергали за руку, она бросила взгляд вниз. В расстегнутом воротнике матроски Питера блестел старинное распятие. Низкое солнце сверкнуло в лазоревых глазах мальчика. Младший сын, серьезно, сказал:

– Когда я вырасту, я найду второй крестик, мама… – паром загудел. Спускаясь по трапу, Клара всхлипнула:

– Хоть бы все у них сложилось, пожалуйста… – стоя на пирсе, они еще долго махали Инге и Сабине.