Читать книгу Код выживания - Н.ЕВЗОРОВ - Страница 3

Эгоистом принято считать того, кто ставит свои собственные интересы выше общественных. Принято считать скитальцами и лицедеями. Они же веками создают многочисленные моральные учения, в которых выдают желаемое за действительное. Но, к сожалению, эти концепции могут служить наглядным примером только одного – технологий, которые гарантированно не работают. В отличие от них сциентист10 не учит человека жить, не навязывает ему свои принципы (от добродетели до геноцида), а наглядно демонстрирует преимущества (выгоды) и недостатки разных стратегий поведения, изучая их биологическую природу. Научное мировоззрение, изучая человека, следует за ним, а не пытается волочь его за собой.

Распространённая мораль предполагает деление людей на хороших и плохих исходя из существования добра и зла11. Люди, следуя этим правилам, к сожалению, превращают свою жизнь в игру по угадыванию плохого или хорошего окружения, по обращению плохих персонажей в хороших, обрекая себя на систематические предательства и сталкиваясь с тем, что перевоспитание негодяев также бессмысленно, как и попытка открыть металлический замок стеклянными ключами.

Чезаре Беккариа:

"Кто как философ будет изучать законы и летописи наций, тот увидит, что почти всегда смысл таких слов как добродетель и порок, хороший гражданин и преступник – изменялся в течение столетий не вследствие изменения условий страны, соответствующего общим интересам, но в силу страстей и заблуждений, овладевавших одно за другим различными законодателями. Он увидит, что довольно часто страсти одного века образуют основу нравственности будущих веков, что сильные страсти, порождённые изуверством и воодушевлением, ослабленные и смягчённые временем, приводящим в равновесие все физические и моральные явления, становятся мало-помалу мудростью века и орудием, полезным в руках ловкого и сильного. Вот каким образом произошли понятия о чести, добродетели, понятия наиболее смутные и теперь, потому что они изменяются под влиянием времени, оставляющего от вещей одни названия, потому что они изменяются в зависимости от рек и гор, являющихся очень часто границами не только в физической, но и в моральной географии".

Сциентизм предлагает отойти от гадания и показывает, что нет людей хороших и плохих. Есть люди с разной физиологией, в частности, с разной степенью развития префронтальной коры головного мозга, которая выполняет функцию анализа прямолинейных команд основного инстинкта. Сциентист имеет ясное представление о том, что человек является производным продуктом взаимодействия факторов своего генома и внешней среды. Из них ни один не является доминирующим. В каждом человеке они переплетаются сугубо индивидуально, что со всей очевидностью показывает недопустимость одинаково обобщённых и упрощённых правил взаимодействия с людьми. Таким образом, любой человек ведёт себя не хорошо или плохо, а адекватно (если такое поведение в конкретных условиях с учётом развитости его префронтальной коры соответствует его эволюционно-значимым целям) или неадекватно (если эти условия не соблюдаются).

Кроме этого, сциентизм учитывает, что в течение жизни мы не застрахованы от изменения своего мировоззрения и поведения. В числе причин таких изменений могут быть самые разные физиологические процессы, которые не контролируются им самим. К примеру, особенности строения головного мозга, его травмы и заболевания оказывают существенное влияние на поведение, которое становится ещё более непредсказуемым12. Или значительное влияние на человека оказывают живущие в нём микроорганизмы, клетки которых составляют около 90% всех клеток человеческого организма. Ещё раз: 90% клеток человека имеют собственный геном, не контролируются человеком, а состоят с ним в симбиотической связи. Воздействуя на химические процессы нашего тела, микроорганизмы способны изменять наше поведение до неузнаваемости (вирусы способны изменять нашу ДНК, а паразиты управлять нашим поведением, устанавливая контроль над работой отдельных органов или систем).

Мораль предлагает чрезмерно обобщённые и упрощённые правила человеческого общежития, поскольку брезгливо отворачивается от биологической природы человека и потому малоэффективно регулирует общественные отношения. В угоду универсальности мораль жертвует эффективностью. Поэтому не универсальные моральные правила, а гибкие стратегии взаимодействия составляют инструментарий сциентиста. По форме его правила взаимодействия с окружающим миром аналогичны моральным установкам, но внешняя схожесть не означает внутреннего тождества. Если честно взглянуть на ежедневные многочисленные примеры человеческих взаимодействий, то мы увидим, что достигаемый в них баланс является не следствием соблюдения обобщённых и упрощённых моральных установок, а следствием бесчисленных компромиссов, возникающих от столкновения индивидуальных эгоизмов, цинизмов и прагматизмов. Как окружающая среда для любого живого организма направляет изменение его индивидуальных свойств, также и для нас многочисленные общественные связи выполняют роль регулятора индивидуальных человеческих качеств. Мораль сциентиста рождается практикой ежедневных контактов с окружением, а не предопределяется неестественными причинами или явлениями. Именно поэтому он не проповедует какие-либо ценности, а применяет свою стратегию, стимулируя указанные базовые принципы у окружающих к взаимовыгодному сотрудничеству и наказывая за их примитивные формы (о чём сказано ниже).

Японцы говорят, что у каждого человека есть три лица. Первое он показывает миру. Второе – близким друзьям и семье. Третье он не показывает никому. Оно и есть его истинное лицо.

С точки зрения нейробиологии третье лицо не видно и самому человеку. Экспериментами Бенджамина Либета и других показано, что все решения принимаются стволовым участком головного мозга, который контролируется не сознанием, а основным инстинктом. Сознание с задержкой в доли секунды лишь отображает уже принятые этим участком решения. Это отображение и осмысление мы ошибочно и принимаем за свою самостоятельность. В действительности человек не обладает свободой воли или свободой принятия решений и не может руководить этим процессом, несмотря на своё надутое самомнение. Тормозящий эффект префронтальной коры не тождественен осознанному поведению. Поэтому никакие "волевые" усилия не способны отменить инстинктивные устремления. Развитость префронтальной коры определяется богатством арсенала условных рефлексов, которые выполняют роль различных рукавов в устье реки и дают нам возможность по-разному реализовать инстинктивные желания (к примеру, переключая их от сексуальных действий к танцу). Чем богаче этот арсенал, тем шире и сфера его применения: от примитивных до элитных групп. Но префронтальная кора не вправе отменить решение, принятое стволовым участком мозга. Такая прерогатива принадлежит только последнему.

По той же причине сциентист никого не осуждает за дурные привычки и скрываемые странности поведения, видя в них биологическую причину, а не результат морального разложения или волевой беспомощности. Он не исполняет для них роль социального работника или психотерапевта, поскольку это бессмысленно. Спасение утопающих дело рук самих утопающих. Сциентист может выполнить только вспомогательную роль, но не заменить собою медикаменты и наработку новых условных рефлексов, заменяющих сформировавшиеся дофаминовые цепи.

Рита Картер:

"Дофамин направляет наше поведение по пути удовлетворения побуждений и инстинктивных склонностей, и, если эта его работа вовремя не останавливается, у нас начинают вырабатываться зависимости. Власть дофамина над нашими зависимостями определяется его способностью наполнять содержанием и значением наши мысли и чувства, а также предметы, с которыми мы встречаемся в окружающем мире. Он соединяет вещи друг с другом, например, внешний вид привлекательного потенциального партнёра с половым влечением или мысли о еде с побуждением к питанию, и вдохновляет нас на обнаружение закономерностей и связей, помогающих обозначать свои цели и управлять своим поведением. Поэтому избыток или недостаток дофамина (либо повышенная или пониженная чувствительность к нему) оказывает на человека очень разностороннее влияние. Избыток дофамина способствует тому, что мы находим связи и закономерности там, где их нет. Поэтому чрезмерная дофаминергическая активность в отделах мозга, ответственных за узнавание и представления об окружающем, делает человека более подверженным галлюцинациям и мистическим идеям. Чрезмерная активность в отделах дофаминовой системы, отвечающих за двигательные реакции, может приводить к непроизвольным движениям, как это бывает при синдроме Туретта. Работающие у нас в мозге "сети беспокойства" при дисбалансе дофамина могут вызывать навязчивые состояния (обсессии) и компульсивные побуждения, перевозбуждение, эйфорию, а также преувеличенные убеждения и преувеличение значимости чего-либо (мании). Недостаток дофамина, в свою очередь, может вызывать дрожание и затруднять совершение произвольных движений (наблюдаемые при болезни Паркинсона и подобных ей расстройствах). Ещё он приводит к ощущению бессмысленности существования, апатии и тоске (депрессии), недостатку внимания и концентрации (синдром дефицита внимания у взрослых), а также таким негативным симптомам шизофрении, как ступор (кататония) и социальная самоизоляция".

Таким образом, сциентист в отличие от примитивного эгоиста не ставит свои интересы выше общественных, а видит общественный интерес в соразмерном удовлетворении индивидуальных потребностей. При возникновении неразрешимых противоречий между ними он меняет свою социальную среду, а не занимается противостоянием или воровством. При этом сциентист ясно понимает, что общественный интерес определяют все относящиеся к нему индивиды, а не отдельные представители.

Сциентист, признавая свою вину, не просит о прощении. Прося о прощении, люди фактически просят забыть об ошибке и пытаются этим сразу восстановить прежнюю дистанцию. Сциентист признаёт за другими такое же право постепенно регулировать дистанцию, какое оставляет за собой, и выступает против забвения собственных проступков.

Сциентист никогда не укажет чужим людям их уязвимые места до тех пор, пока его об этом не попросят, и он найдёт своё вмешательство в чужую жизнь необходимой. А если попросят, то он говорит о реальности, а не даёт успокоительное. Сциентист никому не навязывает своё мнение, а только показывает положительные и отрицательные последствия разных вариантов. Он признаёт за другими право жить по своим стандартам и способностям.

Эгоизм – это ограничение своих обязанностей до разумных пределов, а не взваливание на себя забот обо всех и обо всём. Сциентист не помогает всем подряд, а реально оценивает свои возможности и ожидаемую пользу для нуждающегося. Помощь его избирательна. Он не любит ближнего во имя любви к дальнему. Сциентист внимательно оценивает персону нуждающегося, стараясь разглядеть в ней серийную профессиональную жертву. Он никогда не входит в чужие конфликты и не берёт на себя роль миротворца, предоставляя сторонам возможность самостоятельно выйти из кризиса. Максимум на что он способен – выполнить роль нейтрального посредника.

Сциентист осознаёт, что люди биологически не равны друг другу. Многие путают равенство людей с равенством их прав и свобод. Неравенство физических и интеллектуальных способностей является естественным, поскольку определено биологически. Человечество прогрессирует благодаря заслугам отдельных одарённых и трудолюбивых единиц, остальные только пользуются их плодами (в чём нет ничего предосудительного, за исключением того, что они сами этого не хотят признать). Несмотря на высокопарные высказывания и самообман в причастности к некоему человечеству, в реальности люди склонны к причастности к малым и средним группам, которые противостоят друг другу или объединяются ради такого противостояния с другими объединениями. У Homo sapiens всегда существовали и продолжают существовать "чужие люди". Вначале это были другие человеческие виды (Homo neanderthalensis, Homo erectus, Homo floresiensis и другие), а после их уничтожения Homo sapiens стал выделять чужих людей среди представителей собственного вида. Чужие люди отдаются в жертву в первую очередь при наступлении любого кризиса (экономического, экологического, эпидемического и т.д.). История взаимодействия в пределах такого объединения, как человечество, является не афишируемым противостоянием "своих" и "чужих" людей, схема которого для всех очевидна: чужие люди стремятся в тесный круг избранных, задача которых держать свою численность в оптимальных пределах, не допуская в неё лишних.

У Марио Пьюзо:

"Лишь настоящему бедняку дано понять стыд бедности – он острее, чем стыд за самое тяжкое прегрешение. Ведь грешник, не устоявший перед побуждениями потайных сторон своей натуры, в каком-то смысле победитель. Что касается бедняков, то они терпят полное поражение: и от собственного мира, и от padrones (Хозяева), и от судьбы, и от самого времени. Они превращаются в попрошаек, зависящих от чужого снисхождения. Для бедняков, прозябавших в нищете на протяжении долгих столетий, благородство честного труда в поте лица – всего лишь легенда. Добродетель способна привести их только к унижению и новому стыду".