Читать книгу Мажор для оборванца - Ника Маслова - Страница 2

За то время, что меня не было, квартира, где Ирка жила с мужем, а теперь ещё и с сынишкой, преобразилась. Всё здесь дышало уютом, семейным теплом. Кто постарался – конечно, сестра. Даже в том, как цветочные горшки стояли на подоконнике, чувствовалась её заботливая рука. Каждый был обёрнут цветной тканью, украшен вышивкой и тесьмой. Вроде бы ерунда, а выглядело особенно по-домашнему. И так во всём.

Она и дома этим заморачивалась. Единственный выживший после её переезда цветок – зелёный такой, с белыми полосками, напоминающий осоку – рос в похожем горшке, обвязанном бантами и лентами. Я сегодня его, иссохшего как в пустыне, как раз поливал, вот взгляд и на Иркиной оранжерее зацепился – красиво.

Сестра настояла, чтобы до всех малоприятных разговоров мы сели за стол и хорошенько поели. Еды, как обычно, наготовила как на роту солдат. Ира всегда очень старалась, принимая гостей, выдумывала разные блюда. С женой Пингвину повезло, и не только в плане кулинарных талантов, и я надеялся, что он это хорошо понимает и ценит. Но если что – я ему всё объясню, да он и так знает, что Ирку нельзя обижать.

Пинвин тоже был дома, прибежал, шурша пакетами из супермаркета, буквально через минуту-две после моего прихода. Ирка носила еду на стол в гостиной, Пингвин отмывался после работы, а я приглядывал за малышом.

С Тошкой мы виделись впервые, родился он без меня. Фотографии я, конечно, видел, но вживую встретился с племяшом в первый раз. С последней виденной фотографии Тоша заметно подрос и отрастил себе хохолок пушистых светлых волос. Ира сказала, что их цвет ещё изменится, и без лишних разговоров вручила мне малыша.

Я сидел на диване, держал на весу перед собой вполне себе такого увесистого младенца с одуванчиковым хохолком и в одуванчиковых ползунках. Пингвинёнок ходить ещё не умел, но сидеть – без вопросов, держал голову гордо, как спортсмен-чемпион. Я смотрел на него, а он на меня ясными серо-голубыми глазами. А ещё кривил рот, морщил нос (хороший такой, папин, не кнопку) и всем видом выражал сомнение в моих способностях присмотреть за ним, пока Ирка носится между кухней и гостиной, заставляя стол всё новыми и новыми блюдами. Пахло, кстати, так, что слюнки текли.

– Аргх, а-аргх, – решил он высказать своё недовольство, и Ира, как по волшебству, появилась в дверях с тарелкой в руках.

– Мамочка здесь, – сообщила она кряхтящему и сучащему ножками малышу. Поставила на стол салатник с оливье и погладила Тошку по хохолку. – Побудь пока с дядей Даней.

– Не учи малыша дурному, – сказал я. – Приятно познакомиться, Тоша. Меня дядей Дэном зовут.

– Аргх, а-аргх, – морщась, вновь заявил Тошка. Смотрел на меня обвиняющим взглядом, но что он мог понимать? Ещё «мама» не мог сказать, но ругаться пытался.

– Ты его не так держишь, – заметила сестра и улыбнулась. – Просто посади его к себе на колени. Не нужно его так долго держать на весу. Конечно, ему это не нравится.

Неплохая идея, но всё закончилось тем, что Тошка насквозь промочил мне джинсы. Ладно уж, я это дело быстро замыл.

– Я надеваю ему памперсы, – извинилась Ира, – но только на прогулку.

– С ними в разы проще, – заметил Пингвин.

– Да, но не полезней. Мне несложно пелёнки постирать, – твёрдо сказала сестра, и на этом обсуждение прекратилось.

Я не стал ввязываться в спор, который даже не был спором, так быстро победила сестра. Кто в доме хозяин, сразу стало понятно.

Ира ушла укладывать Тошку, и мы с Пингвином остались в гостиной одни. Он помалкивал, я тоже молчал. Говорить не хотелось, тем более о проблемах, тем более объевшись так, что болт на джинсах пришлось расстегнуть.

– Ира сказала, ты уже знаешь, – прервал молчание Пингвин.

– И ты знаешь? – спросил я.

– Давно уже. Ещё осенью видел его. Они прямо возле дома в машине сосались.

Э-э, что?

– Целовались, – уточнил Пингвин, и у меня от души отлегло. Самую малость. – Я с Геной поговорил и попросил, чтобы он в мой дом больше не приходил. И своего мнения не изменю. Пока он живёт с этим мужиком, его ноги в этом доме не будет.

Расклад сразу стал ясен. Генке отказали от дома. Я не был удивлён – это же Пингвин! Толерантностью он не отличался. Удивляло, что Ира не смогла его переубедить, да ещё и за всё это время. Да, такие вещи не все принимают, но за Генку мне стало обидно.

Ира вошла в гостиную, бросила взгляд на мужа, вздохнула.

– Ты не прав, – сказала она.

– Он твой брат, так что я тебя понимаю. Но у нас сын, и я не хочу, чтобы он думал, что однополые отношения – это норма. Такого не будет. От влияния Гены Антона нужно оградить.

Пингвин не стал спорить с тем, пелёнками пользоваться или памперсами, но здесь стоял будто камень. По их тону, выбору слов и даже выражению лиц я видел: этот разговор повторялся уже много раз, и ни сестра, ни Пингвин не собирались сдавать позиции.

– Тоше семь месяцев, – сказала сестра. – Какое такое негативное влияние Гена может на него оказать?

– Такое, – резко ответил Пингвин. – Мало ли, чем он от того мужика заразится. Или с кем он ещё спит. В этой среде… сама знаешь… болезни… Это помимо всего остального!

Слушая Пенгина, я медленно (на самом деле, быстро, аж скворчало внутри) закипал. Его слова доходили, как сквозь слои ваты.

– Заткнись, а, – посоветовал я, но Пингвин не заткнулся, а переключился на меня:

– Ну и, расскажи-ка, в чём я ошибаюсь?

– Для начала ты мне расскажи, какого хрена молчал до сих пор? Я бы ещё осенью с братом поговорил, убедил бы его не ввязываться в эти отношения. И вот, прошло, бл…

У Ирки потяжелел взгляд, и я мгновенно исправился:

– …блинский блин, полгода, и я об этом узнаю от него, от Гены, а не от тебя, Жора, и не от тебя, Ира. Вы хоть с ним говорили? Вы пробовали его переубедить? Вы объясняли ему, что он со своей жизнью делает?

Пингвин скрестил руки на груди. Ира села у стола, выпила стакан воды до дна – кормящая мама, она единственная даже не пригубила.

– Он любит Костю, – сказала она. – В этом всё и дело, Даня. Наш Гена своего Костю по-настоящему любит. Он знает о последствиях, о рисках, он всё это знает, но для него Костя важней. Намного важней даже того, чтобы сюда приходить. Так что ты не думай, что всё это несерьёзно.

Любовь-любовь, любовь-морковь. Я слушал Иру и недоумевал. По слогам и большими буквами недоумевал. Она что, это серьёзно?

Да, Ирка оказалась настроена весьма решительно и стояла насмерть, доказывая, что, во-первых, Гена любит этого своего Костю, во-вторых, для них обоих их отношения очень важны, в-третьих, я недооцениваю их чувства и, в-четвёртых, недооцениваю чувства вообще. Мне в ответ на все эти речи хотелось сказать только одно: «Кака така любофф?», хотя про сучку крашеную тут уже было не к месту.

Пингвин сидел, нахохлившись, скрестив руки на груди, молчал, как партизан на допросе. И я знал, что это значит: они с Ирой спорили уже миллион раз и не пришли к общему мнению. Практический вывод: ввязываться в спор с Иркой не стоило. Она размахивала руками, её глаза блестели, грудь вздымалась, голос звучал громко, чётко и звонко. Настоящая валькирия, прямо флаг в руки и в бой. Сестричка закусила удила, села на любимого пегаса, и её не остановил бы и поезд.

– Ну хорошо-хорошо, я всё понял. – Я даже руки поднял открытыми ладонями вверх. – Сдаюсь. Один любит, второй любит, они любят друг друга. И все эти чувства очень важны, а не простое оправдание для банального траха.

Мне следовало выбирать слова получше. В наказание за «трах» я получил лекцию на тему: «Ты не веришь в любовь».

Пингвин молчал. Изредка кусал себя за щеку изнутри, но не произносил ни единого слова.

– Хорошо-хорошо, я всё понял! – взмолился я, лишь бы не слушать в надцатый раз про любовь, доверие, близость, общность и прочее. – Жора, а не выйти ли нам покурить?

– Да, хорошо бы, – сказал тот и встал.

Ира на него очень внимательно посмотрела, и Пенгин сказал:

– Мы выйдем, на лестнице постоим. – Улыбнулся мягко, коснулся Ириной руки. – А что у нас к чаю? Я там сладкий рулет на всякий случай купил.

– Я видела. Не нужно было. – Она улыбнулась. – Я морковный пирог испекла, с финиками, как ты любишь. Дэну всё равно, он у нас мясоед на первое, второе и третье.

– Твой пирог я очень люблю. – Он погладил её по руке, и я остро почувствовал себя третьим лишним. Ничего такого не произошло, но вот честно, проще, наверное, смотреть на их домашнее порно, чем на чувства, которые вот они, не срывая ни от кого.

Мы с Пингвином, не сговариваясь, поднялись на пару пролётов наверх. Чем выше, тем лучше становился вид на город. На той стороне реки все в огнях стояли высотки, по мосту полз светящийся змей из вереницы машин.

Пингвин достал початую пачку, но я покачал головой.

– Бросил сразу, как в армию загребли. Хоть какую-то с этого получил пользу.

С понимающей улыбкой он пожал плечами и сунул пачку обратно в карман.

– Я тоже бросил. Только Ире не говори. Я иногда выхожу покурить, ну так, чтобы продышаться, остыть, помедитировать на закат. Иногда это нужно.

Ну ещё бы. С Иркой не забалуешь, она у нас строгая госпожа. Но помогать мне не станет, можно даже не заикаться про свой гениальный план. А вот Пенгин вполне мог помочь. Он совсем не тупой, а такой хваткий и непростой, чёткий, и только на фоне Иры иногда выглядит размазнёй. Не моё дело, конечно – их всё устраивает, ну и ладно.

– Я хочу вытащить брата, – признался я. – А Ирка заладила: любовь-любовь. Какая такая любовь к бабе с хреном?

– Этот Костя, я его всего раз видел, но на бабу совсем не похож. Так что там всё ещё сложней, чем тебе сейчас кажется.

– Разве Генка на бабу похож?

Пингвин замялся.

– Ты извини, он твой брат и всё такое, но, мне кажется, он на этом Косте крышей поехал. Я тогда к нему домой зашёл, Ира ему еды наготовила – завозил, а у него на кухонном столе лежала тетрадь открытая. Я не думал читать, но мимо такого сложно пройти. – Пингвин почесал голову. – Хоть убей, не пойму, зачем парню рисовать члены. А он не только рисовал, но и писал. Хрень какую-то. Я не вспомню, что конкретно, уже много время прошло, но… Он мне в спину заехал, я нос разбил, а он в туалет сбежал. Вёл себя вообще как неадекват. А потом уже, на другой день, я его видел с этим хреном в машине. Обычный мужик. Никакая не девка. Мужик под тридцать. Смазливый такой, ухоженный, но точно не баба. Ира говорит, это любовь.

Пингвин развёл руками.

– Нет, я такой любви не понимаю. Хрень это, а не любовь.

– Ты почему мне не рассказал? – спросил я.

– А чтобы ты сделал, как бы ему оттуда мозги вправил? – вопросом на вопрос ответил Пингвин. – Мы с Ирой поговорили, она сказала мне в это дело не лезть. Я и не лез. Не моё это дело. – Он вновь развёл руками. – Но если тебе какая помощь будет нужна – помогу.

Да уж. Я хмыкнул.

– Помощь нужна. Но не с Генкой, тут пока рано, тут я пока не знаю, что буду делать и буду ли вообще.

Пингвин заметно расслабился: ясно, помощь предложил без желания, жена просила не вмешиваться, и он не хотел в это лезть.

– Тут другое, – продолжил я. – Звонил сегодня в то место, куда меня должны были после армии взять, а у них весь расклад поменялся. В общем, остался я без работы. Так что если что-то где-то слышал, или у вас место есть – подсоби.

Мы всё обсудили и думали уже уходить, когда с площадки верхнего этажа к нам спустилась светловолосая нимфа в коротком домашнем халатике. Очень коротком.

– Привет, Жорик, – сказала она и ослепительно мне улыбнулась. – Познакомишь меня с симпатичным другом?

Пингвин быстро сориентировался, захлопал крыльями, представил нас с нимфой друг другу. Катюша стрельнула у Пенгина сигарету и разок затянулась. Потом стояла с нами, болтала, в основном о том, что ей некому кран починить, пока сигарета не дотлела до фильтра.

– Я живу в восемьдесят шестой квартире, – на прощание сказала она и попрощалась. – Приятно было познакомиться, Даня.

– Зови меня Дэн, другие варианты мне не нравятся.

– Обязательно, – пообещала она и удалилась.

Оставшись в одиночестве, мы помолчали, потом «Жорик» сказал:

– Не теряй время зря.

– М-м?

– Катеньке очень надо трубы прочистить.

Я не понял.

– Она же вроде сказала, что кран починить.

– Ага, – Пингвин расплылся в улыбке. – Сначала трубы прочистить, а кран, на сто процентов уверен, не нужно будет чинить.

Я внимательно присмотрелся к нему.

– А ты откуда знаешь про трубы? Ходил к ней?

– Да нет, только кое-что слышал. – Пингвин покачал головой. – Мой папаня всегда говорил: «Нельзя гадить там, где ешь, спишь и работаешь». У меня Ира есть, и я её сильно люблю. Ты не думай плохого. А щедрым предложением воспользуйся. Ты иди, я Ире всё аккуратненько объясню. Помнишь ещё? Наша Катюша живёт в восемьдесят шестой.

Хм. Ну а что. Соблазнительное после такого дня предложение.