Читать книгу Сердце Арронтара. Две судьбы - Ника Соболева - Страница 4

Той ночью шёл дождь.

Он зарядил с того самого момента, когда новый Вожак впервые ступил в усадьбу, и лил до самого утра.

Стеной.

Словно небо хотело выплакать всю боль, которая переполняла сердце Лирин, будто нарыв, что никак не мог прорваться.

Только вот легче ей не становилось. Наоборот, казалось, что она сейчас растворится в этом дожде и уйдёт в землю вместе с водой. И хотелось, очень хотелось, чтобы так и случилось.

Но почему? Почему?!

Ведь Лирин ждала его пятьдесят лет. Пятьдесят лет! Она должна быть счастлива! Должна. Должна!

Но вместо этого женщина стояла возле окна и наблюдала за ливнем, обхватив себя руками и дрожа от холода и боли.

Да, она дождалась. Только вот… всё было зря. Абсолютно всё.

Она должна быть счастлива… Нет, не должна.

Потому что тот, кого она дождалась, не был тем, кого она ждала.

***

Нарро распахнул створки и глубоко вздохнул.

Воздух, наполненный ароматом воды и земли, вошёл в его лёгкие. Но легче не стало. Внутри будто раскалённое железо, а не сердце.

Что он делает? Зачем?

Новый Вожак… Какая ирония. Злая улыбка мелькнула на губах Нарро, но почти сразу исчезла, будто смытая дождём. Наклонив голову, он уставился на свои руки.

Теперь даже они были совсем другими. Большие ладони, сильные пальцы… да, сейчас в нём действительно было очень много силы. Силы зверя, которую так любили и ценили его сородичи.

С каждым прожитым годом Нарро – точнее, тогда ещё Дэйн – становился чуть выше и шире. Больше, сильнее, мускулистее. Менялись даже черты лица, только глаза оставались прежними.

– Изменения происходят из-за твоего внутреннего состояния, – объяснял Форс. – Ты чувствуешь себя увереннее, значительнее, больше – и вот результат. Ты же маг Разума, Дэйн! Понимаешь, что это значит? Ты такой, каким себя ощущаешь.

Он такой, каким себя ощущает.

Да уж. И когда-то… Маленький худенький горбун. А теперь – новый Вожак, дартхари. Зачем?!

Если бы Нарро понимал!

Он просто хотел забыть. Всегда хотел. И рядом с Фрэн ему это удалось.

Но после её смерти… Что-то тянуло сюда, в Арронтар. И это что-то было сильнее.

Зачем и почему, Нарро не знал. Странное противоречие – он одновременно и желал быть здесь, и мечтал просто плюнуть и вновь уйти. Куда угодно, только бы прочь отсюда. Не видеть ничего и никого, тем более – её. Сестру.

Меньше всего на свете Нарро хотел думать о Лирин. Но ему думалось, и мысли эти вызывали такое количество эмоций, что он выпускал когти и впивался ими в ладони. От краткой вспышки боли и крови, текущей по запястьям, становилось легче. Но ненадолго.

Потом – опять.

Как она постарела! И эти седые пряди… Особенно одна, возле левого виска… Откуда они? Что такого случилось в жизни Лирин, почему она не стала ара? Почему поседела?

Нарро злился на себя.

Да какая разница! Зачем он думает о ней? Пятьдесят лет почти не вспоминал, и не надо.

Он не нужен Лирин. И никогда не был нужен, если не считать совсем уж глубокого детства. Но оно осталось так далеко и уже не имеет значения после стольких брошенных камней и прожитых лет.

Прожитых без неё.

И сейчас… Просто не надо думать. И вспоминать тоже не надо. Раз он стал Вожаком, нужно делать своё дело. И всё.

И не обращать внимания на это ужасное желание – схватить, обнять изо всех сил, расцеловать каждую седую прядку, чувствовать запах её тела… Такой родной и знакомый, похожий на запах клурики, только теперь почему-то более солёный и горький.

Сестра.

Нарро вновь усмехнулся.

Нет. Он больше не совершит прежних ошибок. Не станет привязываться, любить, думать и беспокоиться.

Брата Лирин звали Дэйнаром. И он умер в тот самый миг, когда бросил в Море Скорби их с Фрэн обручальные кольца.

Дэйнара больше нет. Есть Нарро.

Дартхари Нарро.

***

На рассвете, когда дождь начал стихать, новый Вожак вышел из своего кабинета. Прошёл по дому, распахнул входную дверь и спустился по лестнице, не замечая восторженно-удивлённых взглядов стражников. Нарро хотелось сбежать из усадьбы – она душила его.

– Дартхари… – прошептали стражники, и он едва заметно вздрогнул, услышав это обращение. Чуть сжал зубы, заметив, как они поклонились, и, ничего не ответив, зашагал прямиком в лес, по направлению к деревне чёрных волков.

Почему именно туда, Нарро толком не знал. Главное, что он не хотел пока возвращаться в Северный лес, особенно к тому озеру и своей хижине.

Интересно, как она там? Устояла или рухнула под грузом прошедших лет?

Усмехнулся, вспомнив, как почтительно и подобострастно поклонились стражники. Да уж, знали бы они, с кем имеют дело… Впрочем…

Даже если бы знали – ничего не изменишь, он уже дартхари. И останется им, пока кто-то из сородичей не победит его в поединке, точно так же, как Нарро победил прежнего Вожака.

Вот только… пока среди оборотней не было ни одного, кто мог бы соперничать по силе с бывшим горбуном и изгоем.

Какая ирония.

Отойдя подальше от усадьбы, Нарро опустился на сырую траву и запустил кончики пальцев в мягкую после дождя землю. Она отозвалась лёгким дрожанием и слабым покалыванием в ладони. Нарро улыбнулся.

Не мог не улыбнуться.

– Ты вернулся… – прошелестели листья у него над головой.

– Вернулся… – пропела земля.

– Вернулся! – захлопали птичьи крылья.

– Вернулся, – заскреблись звери в своих норках.

– Вернулся! – прокричало само небо.

Его смех, по-прежнему звенящий от силы, долетел, казалось, до каждого уголка в Арронтаре, и растворился в окружающем пространстве, наполнив волшебный лес радостью, ожиданием и надеждой.

***

– Куда он пошёл?

Лирин изо всех сил сдерживала собственное отчаяние, сжимая и разжимая пальцы на руках. Стражники недоуменно переглянулись – впервые они видели первого советника в таком странном состоянии.

– Мы не знаем, зора Лирин, – ответил старший, – дартхари ничего не сказал, даже не поздоровался.

Сердце её сжалось.

– Но вы должны были заметить хотя бы, в какую сторону он пошёл! Иначе для чего вы тут вообще стоите?! – прошипела женщина, грозно сверкая светло-жёлтыми глазами.

Старший сглотнул. Пусть Лирин и не была сильным оборотнем, её всё же опасались – ведь дартхари менялись, а она оставалась на своём месте, незыблемая, как скала.

– Да, зора. Дартхари пошёл туда, – ответил он, махнув рукой по направлению к деревне чёрных волков. И слегка открыл рот, когда Лирин, не сказав ему больше ни слова, поспешила за Вожаком.

– И чего, спрашивается, она так торопится? – удивлённо прошептал младший в отряде. – Можно подумать, дартхари что-то угрожает. Да он же сильнее нашего прежнего Вожака раз в десять, если не больше.

Третий стражник хмыкнул.

– Мне кажется, зора Лирин просто влюбилась. Она же слабенькая, а тут такая силища, вот и поплыла. Ничего, как дартхари её поимеет, сразу легче станет…

– Тихо! – гаркнул старший. – Вы чего тут, на базаре, что ли? Всем заткнуться!

Но Лирин всего этого не слышала. Она бежала так быстро, как только могла, хотя ей уже было трудно бегать – возраст не тот. Но Лирин бежала.

Потому что боялась.

О Дарида, как же она боялась! Боялась, что он передумает и уйдёт опять. Только не это, нет, она больше не вынесет…

…И тут лес задрожал. Дрожало всё вокруг – земля, деревья, трава, цветы, даже небо, казалось, тоже дрожало…

Смех. Это был смех. Он смеялся! Он просто смеялся! И вызывал этим смехом реакцию всего вокруг, словно говоря: «Да, я вернулся. Я действительно вернулся».

И Лирин не выдержала – упала на колени, прижалась ртом к дрожащей земле, ловя губами вибрацию от смеха того, кого она так ждала. Ждала не меньше, чем сам Арронтар.

Это был единственный для неё способ прикоснуться к брату.

Целуя землю, которая дрожала от его смеха, наполняя измученное сердце Лирин радостью и надеждой.

***

Неподалеку от деревни чёрных волков располагался питомник, где выращивали хати. Нарро совершенно забыл об этом факте, пока не наткнулся на спрятанное среди деревьев строение. И застыл, несколько мгновений не понимая, где оказался.

А потом он почувствовал запах – запах щенков и взрослых собак – и улыбнулся.

Конечно, питомник, что же ещё! Нарро так хотел побывать здесь в детстве, но не смел, зная, что никогда смотритель не пустит внутрь жалкого горбуна. Поэтому даже не пытался. А ему так хотелось хати!

Хотелось до тех пор, пока он не встретил Чару.

Нарро вздохнул и сделал несколько решительных шагов вперёд.

Потом остановился.

Хати… выбрать себе щенка хати?

Нарро не думал о том, что это будет предательством по отношению к Чаре – знал, она была бы рада, если бы у него появился друг. Нет, дело не в этом.

Просто хати настолько плотно ассоциировались у Нарро с оборотнями, что он прекрасно понимал – взять своего щенка, значит, признать, что он – один из них. Сделать ещё один шаг.

Нет, он пока не готов…

И Нарро уже собирался уйти, как вдруг послышался чей-то испуганный голосок:

– Дартхари?..

Позади него, сжимая в руках ведро, полное ключевой воды, стоял мальчишка. Взъерошенный, сильно пахнущий псиной подросток. И таращился на нового Вожака с такой паникой в глазах, что Нарро стало смешно.

Хотя он понимал, почему мальчишка так напуган. Даже взрослого оборотня сила Нарро впечатляла и сбивала с ног, что уж говорить о детях. Этому на вид лет четырнадцать, внутренний волк не подчинён, и ара мальчик не станет. Ничего удивительного, что он так перепугался.

– Покажешь мне последний выводок?

Волчонок прерывисто вздохнул, всё-таки нашёл в себе силы поставить ведро с водой на траву и уже потом заорал:

– Ба-а-а-ать!

– Чего ты орёшь, оболдуй? – заворчал кто-то за дверью питомника. – Такая рань…

Дверь тихо скрипнула, выпуская наружу темноволосого мужика с бородой, из которой торчали в разные стороны прутики сена. Увидев Нарро, оборотень пошатнулся и чуть было не сел на землю.

– Ох… Дартхари… Д-доброе утро…

– Последний выводок, – повторил Нарро ещё раз. – Я хочу увидеть его.

– Д-да… К-конечно…

«Прекрасно, – мрачно подумал Вожак. – Сначала они меня презирали, а теперь все поголовно будут заикаться. Замечательно. Всю жизнь мечтал».

В питомнике было не очень светло, но сравнительно чисто. В отдельных клетках сидели несколько взрослых хати – видимо, их готовили к вязке. Половозрелых собак всегда на какое-то время забирали у хозяев – сначала для вязки, потом, в случае с суками, для родов и ухода за щенками.

– В-в-вот, – смотритель провёл Нарро мимо клеток со взрослыми хати, которые не издавали ни звука, только смотрели на Вожака. – Т-т-тут у нас щеночки-то… Пятеро. Вон тот самый сильный, чёрненький…

Щенки жались друг к другу, даже не пища, только глядели на Нарро одинаковыми голубыми глазами.

– А я-то думаю, что это у меня замолчали все разом… Собаки-то… Почуяли, значит, вас… – пробормотал мужчина за спиной у дартхари.

А Нарро смотрел на щенков и… ничего не чувствовал. Совсем. Ему не хотелось открывать клетку, брать на руки и позволять этим созданиям – точнее, одному из них – лизать его в нос.

– Больше нет?

– К-к-кого?

Нарро резко обернулся и рыкнул:

– Щенков! И прекрати заикаться. Не съем я тебя.

Смотритель испуганно сглотнул и уже хотел ответить, но ему помешали.

Из противоположного угла, рядом с большой кучей соломы, где не было никаких клеток, только сухая трава и грязные миски с вёдрами, раздался какой-то странный звук, напоминающий то ли писк, то ли хрип.

– Что там? – Нарро сделал шаг вперёд, но ничего не мог рассмотреть там, в углу – лишь валяющийся на полу хлам и солому.

– Э… Да не обращайте внимая, дартхари, там щенок один на утопку…

– На что? – в первый момент он даже не понял, о чём толкует смотритель.

– На утопку. Ну, бракованный он, такого не захочет никто. Утопим его сегодня.

Бракованный.

Такого не захочет никто.

Нарро усмехнулся.

– Пойду посмотрю, что у тебя там за бракованный щенок.

– Э… Но…

В большом ведре прыгало, билось о стенки, пищало и хрипело нечто пушистое и чумазое до безобразия. Увидев Нарро, «оно» запрыгало ещё пуще, словно стремилось… стремилось…

Что-то тёплое возникло в груди Вожака. Он наклонился над ведром как можно ниже, пытаясь рассмотреть щенка, как вдруг тот, отчаянно подпрыгнув, оказался у него на руках, пачкая рубашку, восторженно взвизгнул – и лизнул Нарро в нос.

– Э-э! – возмутился смотритель. Кажется, он говорил что-то ещё, кроме своего любимого «э», но дартхари не слушал.

Он смотрел на странное существо, которое ворочалось у него на груди, возбуждённо похныкивая и радостно виляя хвостиком. У щенка были глаза орехового оттенка – очень необычно для хати. Шерсть, длинная и пушистая, но такая грязная, что не поймёшь, какого цвета. Холодный и мокрый нос, который сейчас то и дело тыкался Нарро в щёку, и шершавый язык, похожий на язык Чары.

– В-в-в-ви! – взвизгнул щенок ещё раз и вновь лизнул дартхари, словно утверждая свои права на самого сильного оборотня в стае.

– Я забираю его, – сказал Нарро, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке. И, не слушая больше возражений – впрочем, их и не было, смотритель просто изумлённо молчал – вышел из питомника.

Яркое летнее солнце заглянуло Нарро в глаза и позолотило радужку, в глубине которой вспыхнули и закружились голубые искры.

Дартхари погладил щенка по чумазой голове и произнёс:

– Я назову тебя Вимом. Ты знаешь, что это значит, малыш? Вим – «мой».

– В-в-ви-и-и! – восторженный визг и ещё один «поцелуй» в нос стали Нарро ответом.

***

Лирин встретила брата неподалеку от питомника хати. Она шла туда, он – обратно. И в руках он держал что-то непонятное, грязное и издающее какие-то странные звуки, похожие на писк полузадушенной мыши.

Нарро остановился, увидев Лирин, и несколько мгновений она даже пошевелиться не могла – так её поразил этот холодный взгляд, которым он смерил своего старшего советника.

– Дартхари, – в конце концов Лирин отмерла и наклонила голову. Сглотнула, заметив не менее холодный, чем взгляд, кивок Нарро, но всё же продолжила: – Я искала вас.

– Искали? – ни малейшей искорки интереса и уж тем более – симпатии. Абсолютно ледяной голос. – Что-то случилось, зора?

– Лирин, – сцепив руки перед собой, прошептала женщина. – Меня зовут Лирин.

Нарро очень хотелось, чтобы она сама ушла с дороги и перестала маячить у него перед глазами. Но он не хотел грубить Лирин. По правде говоря, он вообще не хотел с ней разговаривать.

Поэтому промолчал, когда она назвала своё имя.

Только, опустив глаза на секунду, заметил, как дрожат её пальцы…

– Я… Ничего не случилось. Я просто думала, возможно, вам понадобится моя помощь…

Лирин почувствовала себя глупо. Она уже давно не чувствовала себя настолько глупо!

– Нет, зора. Мне ничего не нужно. Спасибо.

Вежливый, но такой ледяной ответ.

– Вы возвращаетесь в усадьбу? – Лирин не понимала, как у неё вообще хватает духу стоять перед Нарро вот так, и задавать свои наглые вопросы, когда он совершенно ясно дал понять, что не желает её слышать и видеть.

– Да.

По-прежнему краткий и ледяной ответ.

– Позволите мне сопровождать вас, дартхари?

Как она вообще смогла это произнести? Как у неё язык повернулся?

А Нарро молчал, и Лирин уже умоляла про себя – скажи хоть что-нибудь, хоть пошли меня к дохлым кошкам, только не молчи…

– Хорошо. Пойдёмте.

***

«Да уж, Фрэн гордилась бы мной – иду по Арронтару, в руках хати, рядом сестра. Просто идиллия!».

Нарро был зол. На себя, что позволил Лирин сопровождать его, на Лирин, что она вообще существует на свете, и даже на хати, который просто заснул у него на руках. Вот беспечное существо!

– Вы ходили в питомник?

Она явно нервничала. Голос слегка дрожал.

– Да.

– И этот хати… вы выбрали… его?

– Да.

Нарро не смотрел на Лирин, но услышал, как она сглотнула.

– А… назвали… как?

«О Дарида, за что мне это?..»

– Вим.

К его удивлению, она мгновенно отреагировала:

– «Мой»… Хорошее имя, – впервые в голосе Лирин слышалась улыбка, и у Нарро будто открылась и закровоточила старая рана. Где-то внутри, ближе к сердцу. Он вздохнул, в который раз подавляя это чувство.

– Вы знаете древнее наречие оборотней? – сказал и сразу же мысленно обругал себя: ведь не хотел задавать ей вопросы!

– Да, конечно. Это моя обязанность. Я очень хорошо знаю все существующие эрамирские языки, в том числе даже эльфийский.

Нарро уже открыл рот, чтобы спросить, почему Лирин вообще захотела стать советником, но почти сразу захлопнул его.

Нет уж. Хватит разговоров.

И, в конце концов, зачем она за ним тащится? Неужели… узнала? Нет, это глупости. Тогда зачем?

И тут Нарро внезапно догадался обо всём – и почему Лирин побежала за ним, и зачем тащится теперь, и по какой причине так нервничает.

Она же самка! Слабая самка.

Все слабые самки испытывают к сильным самцам нечто вроде физического влечения. И чем слабее самка и сильнее самец, тем больше это влечение. А Лирин, насколько Нарро мог судить, была самой слабой самкой во всём Арронтаре.

Поняв это, оборотень даже остановился. Застыл посреди дороги, прижимая к себе сопящего хати, чувствуя, как волной накатывает разочарование.

Только бы ошибиться! Лучше пусть Лирин его узнает, только не это!

Если она когда-нибудь превратится в волчицу и поднимет перед его носом хвост, он со злости может ей что-нибудь сломать.

– Дартхари? – тихий голос Лирин ворвался в мрачные мысли Нарро. Он обернулся и посмотрел на неё не менее мрачно.

Старший советник, как и Вожак, застыла посреди дороги. В её светло-жёлтых глазах плескалось недоумение.

– Что-то случилось?

И тогда он решился.

– Ты умеешь обращаться?

Недоумение превратилось в настоящее изумление.

– Что?.. Да, дартхари, умею… Но мне это очень тяжело, я слабая совсем. Я обращаюсь не чаще, чем раз в месяц, любое обращение для меня – почти пытка.

Нарро вздохнул – и рубанул с плеча:

– Ты хочешь часть моей силы?

***

«Ты хочешь часть моей силы?»

Лирин не верила своим ушам. Этой фразой сильные самцы приглашали слабых самок… приглашали к совокуплению! Такие красивые слова – «часть силы» – но по сути всё очень банально и… грязно.

Её приглашали… и не раз!

Она отказывалась – всегда.

Но меньше всего на свете Лирин желала услышать подобное «приглашение» от собственного брата.

И у неё защипало в глазах…

***

Нарро не знал, что и думать, когда Лирин вдруг сделала шаг назад.

– Нет…

Она прошептала это едва слышно, с таким отчаянием, что дартхари моментально понял – он ошибся.

Лирин не хотела часть его силы. Она просто его узнала. Единственная из всей стаи.

– Нет…

В её глазах Нарро заметил слёзы. И от этого зрелища его грудь будто сжали железные тиски.

Лирин уже собиралась убегать, разворачиваясь как-то неловко и медленно, когда Нарро вдруг поймал её руку.

Прикосновение обожгло раскалённым железом…

***

Когда Нарро взял Лирин за руку, ей показалось, что она больше никогда не сможет сделать вдох.

От его ладони в её ладонь полилось тепло – нет, даже не тепло – настоящий жар.

И Лирин вмиг согрелась…

Уже пятьдесят лет ей было холодно, и она думала, что так будет всегда.

– Хорошо. Нет так нет. Зачем убегать? Мы же идём в усадьбу.

Вот только голос был таким же холодным…

– Я никогда… ни с кем… не принимала никогда я этих приглашений, я…

– Я понял.

Лирин подняла голову и, наткнувшись на его бесстрастный взгляд, вдруг решилась:

– Они будут задавать вопросы… – прошептала она, чуть сжимая пальцы, боясь, что он уберёт свою руку. – Ты понимаешь? Где ты был столько лет, такой сильный… Они начнут шептаться очень скоро. Ты ведь чужак, это удивительно для всех. Понимаешь?

Несколько секунд Нарро смотрел на неё, и Лирин не понимала, о чём думает брат – взгляд его по-прежнему был абсолютно лишён эмоций.

А потом он спросил:

– Вопросы… А ты не будешь задавать их, Лирин?

Услышав своё имя из его уст – впервые за последние пятьдесят лет – она вздрогнула.

– Нет. Не буду.

Он усмехнулся.

– Простым «нет» не обойдёшься. Я запрещаю тебе задавать вопросы о моём прошлом. Мне или кому-либо ещё.

Это был прямой приказ, и Лирин, как советник, никогда не сможет его нарушить. В её душе шевельнулась обида, но почти сразу рассыпалась пылью.

– И от других не будет никаких вопросов. Никогда. Я об этом позабочусь.

Он отпустил её руку и, отвернувшись, зашагал по направлению к усадьбе, бросив короткое:

– Пошли.

«Как собачонке», – подумала Лирин. Но не обиделась.

Она знала, что никогда не будет обижаться на брата, что бы он ни делал.

***

– Где второй советник? Я не видел его на игрищах, когда ты приносила клятву Верности.

Это был первый вопрос, который Нарро задал Лирин, когда они вошли в усадьбу и дошли до кабинета бывшего дартхари, который стал теперь кабинетом Нарро.

Он сел в кресло и положил на колени Вима, ничуть не страшась, что грязный щенок может испачкать одежду. Лирин встала чуть поодаль, не зная, что ей лучше делать – стоять или садиться. И если садиться, то куда?

О Дарида, с прежними дартхари она никогда не задавала себе подобных вопросов!

– Второго советника сейчас нет. Он умер несколько недель назад, а ты ведь знаешь, советников так просто не назначают… Никто не хочет.

– Н-да? – с сомнением протянул Нарро. – Это очень странно. На моей памяти желающих всегда было предостаточно.

– Я неверно выразилась, – Лирин переступала с ноги на ногу, и даже круглый дурак заметил бы, что она нервничает. – Желающих много, просто среди этих желающих нет ни одного нормального.

– Нормального? – Вожак удивлённо поднял брови. – Что значит, нормального?

Она вздохнула, а потом всё-таки решилась:

– Могу я хотя бы… сесть?

– А я разве запрещал?

Голос дартхари по-прежнему был ледяным, и Лирин не стала отвечать, просто села в кресло напротив. А потом продолжила:

– Все эти оборотни, желающие стать советниками, на самом деле просто хотят славы и почёта. В последнее время Вожаки часто менялись, очень много в стае тех, кто равен по силе. А советники… советники остаются. Ни один дартхари не рискнёт выгнать старого советника, ведь на обучение нужно потратить очень много сил. Я училась почти десять лет прежде, чем стала вторым, младшим советником. А те, кто приходят в последнее время, не желают учиться. Они просто жаждут славы. Поклонов, почтительных взглядов. Они не понимают, что это значит – быть советником.

Нарро так хотел спросить Лирин, зачем она сама пошла на это. И почему не стала ара, ведь должна была стать. Но спросить подобное – значит, стать друг другу чуточку ближе.

Нет уж.

– Я подумаю, что с этим можно сделать. Ты ведь сможешь выполнять свои обязанности одна?

Лирин улыбнулась.

Теперь у неё была совершенно другая улыбка, не такая, как в детстве.

– Разумеется. Я почти всегда одна.

«Ты не должен ей сочувствовать. Не должен».

– Ладно. А теперь расскажи, что здесь вообще происходило за последние пятьдесят лет.

«Без тебя – ничего хорошего, брат».

– Что именно тебя интересует?

– Всё, что необходимо, по твоему мнению, знать дартхари. Я слишком давно не был в Арронтаре и вряд ли смогу быть Вожаком, если не буду иметь понятия о том, что здесь происходило. И для начала… Скажи мне, Лирин, что я должен сделать, если хочу нормально позавтракать?

Она снова улыбнулась и опустила голову, чтобы спрятать от него эту улыбку.

– Потом я познакомлю тебя с зорой Катримой. Она готовит еду и следит за тем, чтобы в усадьбе всегда было чисто. Нужно просто спуститься на кухню или позвонить в колокольчик, если ты занят и не можешь спуститься, тогда я приду и спущусь сама. И через полчаса завтрак, обед или ужин будет подан туда, куда ты скажешь.

– Прекрасно. Тогда иди скорее и скажи – если дартхари в ближайшее время не покормят, он слопает единственного в стае советника.

Голос Нарро был совершенно бесстрастен, как и всегда, но Лирин обрадовалась даже такой ледяной шутке. Она встала с кресла и уже направилась к выходу, когда вслед ей донеслось тихое:

– И, пожалуйста, никакого мяса.

Нарро не мог увидеть, как ласково и мягко замерцали глаза сестры в тот момент, когда он произнёс эти слова. Он только услышал ответ Лирин, и тон её голоса так его потряс, что он потом несколько минут не мог пошевелиться.

– Я помню, – очень тихо сказала женщина, и Нарро показалось, будто перед ним сейчас стоит не Лирин, а Фрэн, которая с нежностью дотрагивается кончиками пальцев до его щеки и, улыбаясь, шепчет нечто такое, отчего он чувствует себя самым счастливым во всём Эрамире.

***

Тот день был долгим.

Лирин много говорила, а Нарро много слушал. Он уже давно так долго никого не слушал – им с Фрэн чаще всего не нужны были слова, а с Форсом и Аравейном, кажется, обсудили за пятьдесят лет всё, что только было можно и нельзя.

Узнав, что Лирин живёт в усадьбе, Нарро был немного удивлён и раздражён. Такая постоянная близость к ней его не устраивала, но сказать об этом дартхари не успел.

– Я перееду, – говоря это, она старалась не смотреть на брата. – Мне не трудно. Я просто всегда отдавала всю себя работе, поэтому не видела смысла заводить собственный дом, он бы вечно пустовал. Теперь вернусь к родителям.

К родителям…

Эти слова неприятно кольнули Нарро, но он ничего не сказал Лирин. Только кивнул.

Вечером, занимаясь помывкой и причёсыванием Вима, он чуть было не пропустил время сна. Но успел. Положил щенка в корзинку рядом со своей кроватью, медленно разделся до нижнего белья и впервые за последние пятьдесят лет лёг в пустую постель.

А за окном в это время еле слышно шептался Арронтар. То ли радуясь, то ли печалясь.

***

– Я уж думал, ты не придёшь.

Форс добродушно, но немного тревожно ухмылялся, сидя на пороге собственного дома.

– Прости. Я долго возился с хати, совсем забыл о времени.

– С хати? – наставник удивлённо поднял брови.

– Да. Я знаю, что ты скажешь, так что можешь ничего не говорить, Форс.

– Н-да? – толстяк забавно прищурился. – Чего же ты тогда припёрся в мой сон, волчара, если заранее знаешь, что я скажу?

– Наверное, потому что соскучился, – улыбнулся оборотень. – Как там Рэнго?

– Сходи и спроси сам.

– Не успею. Мне нужно к Аравейну. С Рэнго я и завтра пообщаюсь, а вот у Вейна мне необходимо навестить сейчас.

– Тогда иди скорее, Дэйн. Давай, вали. А то наш белобрысый проснётся, у него настали трудные времена. Спать некогда.

Он улыбнулся, кивнул и уже закрыл глаза, чтобы перенестись в сон второго наставника… но вдруг передумал.

– Знаешь, я сегодня весь день разговаривал с Лирин. И всё время хотел задать ей один вопрос, но почему-то не задал.

– Какой же?

– Дело не в том, какой, а в том, почему, Форс. Потому что я боялся её ответа. Точнее, не самого ответа, а то, что это скажет именно Лирин. Решил – пусть лучше кто-нибудь другой.

Он вновь закрыл глаза.

– А какой вопрос-то? Я ж теперь спать не буду от любопытства.

– Вопрос… – он ухмыльнулся. – Про Вима, моего хати. Я хотел узнать, почему его собирались утопить. Что в нём не так. Почему он считается бракованным.

– Что ж не спросил-то, Дэйн?

Форсу пришлось изрядно напрячь уши, чтобы услышать ответ.

Он произнёс его очень тихо:

– Представил, как она скажет что-то вроде: «У Вима слишком пушистая шерсть». Или: «Глаза чересчур большие». Или: «Хвост коротковат». Представил и… не смог. И это просто ужасно, Форс.

– Я запутался, мальчик мой… Ужасно-то почему?

– Потому что Фрэн оказалась права. А я всегда думал, что она ошибается.

– В чём права?..

Но он не стал больше отвечать – растворился в мутном воздухе сна, и Форс только тяжко вздохнул.

Нет, конечно, старый наставник всё прекрасно понимал, и задавал свои вопросы только для того, чтобы узнать – понимает ли это сам Дэйн.

Впрочем, понимать и принимать – разные вещи.

– Да, путь нам ещё предстоит долгий, – пробормотал Форс перед тем, как закрыть глаза и унестись в заманчивый мир сна без сновидений.

***

Отправляясь в сон Аравейна, меньше всего на свете новый дартхари оборотней ожидал, что попадёт к Морю Скорби.

Солёные брызги полетели в лицо, ветер ударил в грудь большим кулаком, чуть не снеся его со скалы. Только ночное небо и звёзды были красивыми – остальное ему не понравилось.

– Вейн! Какого… О Дарида, мы не можем поговорить в каком-нибудь другом месте?!

– Чем тебе не нравится это место? – ровным голосом поинтересовался сидящий на краю отвесной скалы маг. – По-моему, очень даже хорошее.

– Хорошее? Ну да, разумеется. Ветер свистит в ушах так, что я ничего не слышу, и он холодный. А вода вообще ледяная, летит прямиком в лицо. Просто идеальное место! Знаешь, я тут жить буду. Уйду из Арронтара и буду тут жить. Вот на этой скале. Всегда мечтал!

Аравейн засмеялся.

– Дэйн, ты иногда ужасно напоминаешь мне Форса. Даже хочется вновь съездить к нему.

– Ну и поезжай. Кто тебе мешает?

Маг вздохнул.

– Ладно. Сейчас немного подправим декорации, раз тебе тут не нравится… Так лучше?

Теперь ветер больше не свистел и вода не брызгалась. Аравейн будто установил перед скалой невидимую стену, отражающую всё, даже ветер.

– Лучше, – проворчал оборотень, усаживаясь рядом с наставником. – Я тебя спросить хотел кое о чём. Вот только теперь не уверен, что ты сейчас в состоянии отвечать на вопросы.

– Ну я же до сих пор тебя не выгнал из своего сна. Так что, как говорит Форс, валяй.

Несколько минут он всё-таки молчал – то ли подбирал слова, то ли просто любовался на звёзды. У Моря Скорби они всегда были удивительно красивыми.

– Я вернулся в Арронтар. Ты ведь знаешь?

– Да, Форс сказал.

– Так вот… – он вздохнул. – Я думал, что проклятье будет снято, как только я вернусь. Я на самом деле так думал и… я даже хотел, чтобы так оно и было. Но этого не случилось.

– Ну разумеется.

– А почему?

Аравейн улыбнулся.

– Условие снятия проклятия – не возвращение, а прощение. Ты можешь обмануть самого себя, Дэйн, считая, что простил, но ты никогда не сможешь обмануть Арронтар. Он знает, что это не так.

– Просто прекрасно… Я практически себя изнасиловал на обратном пути, я не хотел возвращаться, а теперь оказывается, что этого ещё и недостаточно.

– Недостаточно. Когда полностью избавишься от ненависти, пустившей корни глубоко в твою душу, когда сможешь простить по-настоящему, от чистого сердца – тогда проклятье будет снято. Только так, и никак иначе.

– Я не ненавижу их. Я их презираю. И не хочу… О Дарида, если бы ты знал, Вейн, как я хочу просто уехать оттуда! И никогда не возвращаться. Не видеть, не слышать и не вспоминать.

Оборотень ждал, что Аравейн на это что-нибудь ответит – но наставник молчал. Молчал несколько минут, вглядываясь в тёмное ночное небо и мерцающие звёзды. Но потом всё-таки сказал… но совсем не то, что ожидал от него собеседник.

– Я давно хотел тебе рассказать… Этого ты нигде не найдёшь, Дэйн, нигде. Ни в одной из книг. Даже Форс не знает. И я сам не сразу понял, что это важно, – он вздохнул. – Ты помнишь, как на древнем наречии оборотней будет «небо»?

– Конечно. «Ри».

– Верно. А «земля»? Не «почва», а именно «земля», Дэйн. Это очень старое слово…

– Не «почва», а «земля»? – он нахмурился. – Не вижу особой разницы.

– Разница есть. «Земля» в том смысле, что включает в себя это слово, значит и почву, и воду, и даже деревья. «Земля» – это поверхность, на которой есть жизнь.

И тогда он вспомнил…

– «Дэр»…

– Верно. А теперь сложи эти два понятия. «Земля-небо». Ну же…

– Дэрри…

Аравейн улыбнулся.

– О да. Вот оно – то самое непереводимое с вашего древнего наречия слово. «Земля-небо». То понятие, о котором вас заставил забыть сам Арронтар.

– Я не очень понимаю, Вейн. Форс говорил, это слово значит что-то вроде «единые» и обозначает пару оборотней, которые…

– А ты посмотри вперёд, Дэйн, – кивнул наставник то ли на море, то ли на небо. – Видишь? Земля-небо. Такие разные… но всегда – единые. И это слово – дэрри – означало единство двоих твоих сородичей. На земле – то есть, в жизни – и на небе – то есть, в посмертии. Ты никогда не видел, как пишется это замечательное слово? Это круг, пересечённый чертой, и внутри самого большого круга – бесконечное число мелких кругов, которые рисуются до тех пор, пока не кончится место на листке бумаги. Эти круги – как символ той самой бесконечности, повторяющихся жизней, где вы – дэрри – всё равно не сможете быть друг без друга.

– Я не понимаю. При чём здесь проклятье?

– При том. Дэйн… прощение – это не единственное условие. И оно должно быть… не только твоим.

Ему показалось, будто Аравейн ударил его.

– Ты шутишь? Скажи мне, что ты шутишь.

– Увы.

Он на миг прикрыл глаза и рассмеялся.

– Где я возьму дэрри? Они же больше не рождаются!

– Она родится. Теперь, когда ты вернулся в Арронтар, лес позволит ей родиться… Он ведь сам хочет избавиться от проклятия. Дэйн, будь начеку. Смотри в оба… Потому что она, скорее всего, будет такой же, как ты.

– Я не понимаю… А как же Фрэн? Я ведь слышал музыку, когда был с ней. Форс говорил, что дэрри слышат музыку, когда встречают друг друга. Как он это назвал…

– Зов. Или Песнь Арронтара. Дэйн, послушай меня… ты ведь теперь не Дэйн, верно?

– Верно.

– И какое имя ты взял?

– Нарро.

– Нарро. Мне нравится. Так вот, Нарро. Раз ты – не Дэйн, то и Фрэн – не Фрэн. Понимаешь?

Он сжал зубы и резко выдохнул.

– Неужели…

– Есть ещё кое-что, – Аравейн наконец отвернулся от созерцания океана и неба и посмотрел на собеседника. – Несмотря на то, что дэрри связаны друг с другом как при жизни, так и после смерти, при жизни они могут и не быть вместе. Выбор, мальчик мой. Ты оборотень, вы связаны с Арронтаром, но ты уехал, потому что сделал свой выбор. Так же и с дэрри. Это просто слово. Это почти такая же связь, как между родителями и детьми, братьями и сёстрами… Но выбор всегда важнее.

– Ты думаешь, она может…

Аравейн улыбнулся.

– Если она будет такой же, как ты, Дэйн, то она сможет всё.

***

Ровно через пять дней желание сбежать из Арронтара начало просто сжигать Нарро изнутри.

Почтительное благоговение сородичей раздражало, особенно бесили волчицы – если мужчины только уважали силу нового Вожака, то женщины просто «слюнями исходили», как сказал во сне Форс. Ни одну из них Нарро не хотелось. Ни в каком смысле – ни физически, ни духовно, никак.

Ещё и Лирин добавляла. Нет, она, конечно, не присоединялась к поклонницам тела Вожака, но легче от этого Нарро не было, ведь женщина повсюду ходила за ним. Хвостиком, почти как Фрэн. Вот только присутствие Фрэн никогда не раздражало его, а Лирин… Хотя Нарро вообще предпочитал не думать о том, что к ней чувствует.

Радовал только Вим. Щенок отъедался и с каждым днём становился всё пушистее. Нарро он слушался беспрекословно, а вот всех остальных не любил. Некоторой долей снисхождения пользовалась Лирин, а к другим оборотням Вим относился очень настороженно.

Поначалу Нарро собирался отдать приказ насчёт того, что никаких щенков – какими бы уродливыми они не рождались – топить нельзя под страхом изгнания, но после понял, что это не понадобится. Смотритель питомника был хоть и простым, но понятливым оборотнем, а остальные члены стаи, как только узрели Вима, сразу же поменяли приоритеты. А как же иначе, ведь Нарро пользовался среди сородичей просто безграничным уважением, граничащим с благоговением.

И это благоговение… О Дарида, как же оно его бесило!

Рассказывая о своих чувствах Аравейну, Нарро, честно говоря, ожидал чего угодно, только не той реакции, что последовала после этих признаний.

– Поезжай в Лианор, – сказал наставник, не отрывая взора от Моря Скорби – в последнее время оно неизменно появлялась в его снах.

– В Лианор? – с недоумением переспросил Нарро. – Что я там забыл?

– Ты же хотел познакомиться с Эдигором. А тут и официальный повод – день рождения императора. Заодно и развеешься, проветришь мозги… Ну и привези ему щенка, что ли.

Думал дартхари недолго.

И спустя сутки после разговора с Аравейном, забрав официальное приглашение на празднование тридцатилетия императора – оно пришло ещё при предыдущем Вожаке – Нарро снарядил карету, выбрал щенка хати и… отправился в путь.

Сопровождающая дартхари охрана в количестве десяти оборотней должна была отправиться назад в Арронтар, как только они достигнут ближайшего города – император обещал Нарро охрану из обычных людей и магов, чтобы не доставлять неудобств сопровождающим Вожака оборотням – всё-таки шесть недель вдали от Арронтара могли выдержать без последствий далеко не все.

Накануне своего отъезда Нарро долго сидел в кабинете и смотрел на пляшущие языки пламени в камине. И почему-то думал о том, что всё это просто дурной сон.

Сон, и сейчас он закроет глаза, глубоко вздохнёт… а потом откроет их, и вновь окажется там, в далёком городе за Снежной пустыней, возле камина, и рядом, как обычно, будет сидеть и нежно улыбаться Фрэн…

***

– Нарро…

Этот голос разрушил всё, о чём в тот момент думал Вожак. Заставил вздрогнуть и поморщиться.

Он ведь уже и забыл, что Лирин попросила остаться в кабинете. Забыл… и забылся.

– Да?

Нарро не стал поворачиваться – незачем. Она и так скажет всё, что хотела.

Наверное.

Несколько долгих, каких-то мучительных мгновений…

Треск поленьев в камине…

Шелест ткани платья, сминаемой в кулак…

Вдох… Выдох…

– Ты никогда не простишь меня?

Она прошептала это так тихо, что Нарро подумал – он ослышался. И поэтому переспросил:

– Что?

Голос Лирин дрожал, когда она повторила:

– Ты никогда не простишь меня?

У него моментально испортилось настроение. Больше не хотелось ни смотреть на огонь, ни думать… ничего не хотелось.

Поэтому дартхари медленно поднялся с кресла и обернулся.

Лирин стояла возле окна, нервно сжимая и разжимая в кулак шуршащую ткань платья. Там, за окном, давно уже сгустилась ночь, и казалось, что у Лирин за спиной – какая-то огромная чёрная дыра, комок из боли и воспоминаний, которые ни он, ни она не могут ни забыть, ни пережить.

Нарро сделал несколько шагов вперёд и остановился, не пройдя и половины комнаты. Вгляделся в лицо сестры… Жадное, с голодно мерцающими глазами и дрожащей губой.

Оно ему не понравилось.

– Разве ты просила прощения?

***

«Разве ты просила прощения?»

Глупая, глупая Лирин… Что ты ожидала услышать? Ты ведь давно поняла, что он не забыл и не простил.

Тот Дэйн, которого ты знала, конечно, простил бы. Но Дэйна больше нет, он умер, а Нарро… он не простит.

Но ты ведь не можешь просто сдаться? Да, ты не можешь. Потому что прощение – единственное, что тебе по-настоящему нужно, единственное, чего ты ждёшь. И ты выдыхаешь, вновь сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, только бы не разреветься, как маленькая девочка:

– Прости…

Его лицо напоминает жёсткую древесную кору. Или камень. Даже глаза, кажется, выточены из камня. Всё тот же холод и равнодушие…

– Прости…

Ты повторяешь это слово, как молитву, делаешь шаг вперёд…

Нарро останавливает тебя всего лишь одним движением головы.

– У кого ты просишь прощения, Лирин? У кого?

Она не понимает, о чём он ей говорит, что именно спрашивает, только сжимает ладони всё сильнее, чувствуя, как по щеке медленно ползёт маленькая слезинка.

Не плакать… Нет-нет, нельзя плакать!

Всего на одно мгновение в глазах Нарро что-то меняется, словно тень какого-то чувства… Ты даже не успеваешь понять, какого…

А потом…

– Я отвечу за тебя, Лирин. Ты просишь прощения у дартхари. И дартхари тебя не прощает, потому что он… Он – не твой брат, Лирин.

«Он – не твой брат».

Эти слова крутились в её голове, бесконечно повторяясь, когда Нарро медленно выходил из кабинета.

Уже на пороге он тихо сказал, не оборачиваясь, словно боялся, что пожалеет:

– Когда сможешь прийти ко мне не как к дартхари, а как к брату, тогда и поговорим.

Он шагнул за порог, а она осталась стоять возле окна. И заплакала, больше не смущаясь и не таясь – беззвучно, но оттого не менее горько.

А утром он уехал.

***

Чем дальше Нарро отъезжал от Арронтара, тем сильнее недоумевал. С одной стороны, ему стало легче – всё-таки стражники, в числе которых не было оборотней, лишь обычные люди или маги, относились к нему безо всякого подобострастия – и это подкупало. А с другой стороны…

А вот о другой стороне он предпочитал не думать. Вообще.

Поначалу это было трудно, а потом… А потом новые впечатления затмили собой мысли о том, что – точнее, кого – он оставил в Арронтаре.

По дороге в столицу всё было совсем другим. Даже небо, даже деревья, даже воздух. Нет, тоже очень красиво, но… не волшебно.

У Арронтара было тело. Кровь. Сердце. Душа. Живой волшебный лес, подаривший ему великий Дар, назвавший его своим Хозяином… Ему не было равных. И теперь, после стольких лет вдали от Арронтара, после собственного возвращения, Нарро понимал, как никогда – Фрэн была права. Его место там.

Подобные мысли вызывали досаду. Нет, не из-за правоты Фрэн, а оттого, что он не мог принять этот факт – ведь он отрёкся от тех, кто унижал, швырял камни и мечтал убить, он уехал, он прожил пятьдесят лет вдали от Арронтара… И всё-таки его место было там. Невероятно!

И что с этим делать, Нарро не знал. Забыть, простить и жить так, будто ничего не случилось, будто не существовало никогда мальчика по имени Дэйнар, которого презирали все без исключения? Нет, он был не готов к такому.

И Лирин лишь подливала масла в огонь. Нарро злился, когда она смотрела на него своими умоляющими глазами. Он злился, потому что понимал – попросить прощения теперь, когда перед тобой стоит дартхари, сильнейший оборотень в стае – очень просто. А вот попросить прощения у Дэйнара, маленького мальчика, горбуна в лохмотьях, с синяком на щеке – очень сложно. И Лирин не видела в нём этого мальчика, не видела… Хоть и узнала, но не видела. И просила прощения не у него, а у дартхари.

А ведь Вожаку не было нужно это её «прости». Оно было нужно только Дэйнару. Маленькому обиженному мальчику, который любил свою сестру даже тогда, когда она бросала в него камни.

***

Все эти мысли оставили Нарро, как только он прибыл в столицу империи.

До дня рождения Эдигора оставалась всего пара дней, поэтому в замке царил настоящий хаос. Слуги размещали гостей, мыли и чистили дворец, готовили еду. Императрица Дориана, хоть и находилась на последнем месяце беременности, управляла всеми хозяйственными делами твёрдой рукой. Чтобы гости не скучали до празднования, им было разрешено всё вплоть до посещения императорской библиотеки. Особенно скучавших – в основном это были эльфы – принцесса Луламэй, сестра Эдигора, сама водила в сокровищницу на длительные экскурсии.

Нарро же в основном занимался тем же, чем и всю дорогу до Лианора – натаскивал щенка хати, которого намеревался подарить Эдигору, учил его различным командам и пресекал всяческие попытки лизнуть себя в нос. Точнее, эти попытки пресекал в первую очередь Вим, страшно ревновавший своего хозяина к Рэму – так Нарро временно назвал щенка. Это имя означало «подарок».

Только принцесса Луламэй знала, что собирался подарить дартхари оборотней императору, и именно она принесла Нарро рубашку Эдигора, которую тот скинул после долгих упражнений с мечом во дворе. Эта рубашка великолепно подходила для того, чтобы научить Рэма узнавать и признавать запах своего настоящего хозяина. Она пахла Эдигором очень сильно.

Накануне праздника, оставив уставшего и уснувшего после тренировок Рэма в комнате, Нарро вместе с Вимом решил наведаться в библиотеку. Он с удовольствием повидался бы с Аравейном, но тот был так занят, что удостоил своего бывшего ученика лишь парой разговоров, остальное время посвящая каким-то своим делам. Так что Нарро решил посетить библиотеку. В конце концов, о ней ходили легенды, а он, пребывая в замке вот уже второй день, так её и не видел.

– Не вздумай ничего грызть, Вим, – предупредил щенка дартхари, стоя перед внушающими трепет и благоговение резными дверями небывалой высоты. Нарро никогда не видел ничего подобного. Искусная резьба по дереву с изображением большой летящей птицы была выполнена так хорошо, что птица казалась почти живой. Каждое пёрышко на её теле было вырезано с любовью и трепетом. Тот, кто делал эту дверь, явно очень сильно любил свою работу. И был настоящим волшебником.

Подняв правую руку, Нарро сделал всё так, как говорила Луламэй – приложил ладонь к поверхности и произнёс: «Эм эндорро Эдигор» – день рождения Эдигора по-эльфийски.

Несколько секунд полнейшей тишины – и в двери что-то щёлкнуло, а затем словно в самом воздухе вокруг возникло птичье пение, настолько прекрасное, что Нарро даже на миг перестал дышать.

А потом двери открылись. Точнее, они просто раздвинулись, пропуская дартхари вперёд, в библиотеку, а над его головой, когда он входил внутрь, переливалась всеми красками чудесная птичья песнь…

Это была самая удивительная магия, которую Нарро встречал за всю свою жизнь.

И только оказавшись в библиотеке, Вожак забыл об этой магии, потому что представшее его взору помещение потрясало своим величием. Башня, уходящая так далеко ввысь, что не было видно крыши; книги, заполняющие все пространство по стенам; лестница, обвивающая всю башню; широкие площадки с уютными диванчиками, креслами, стульями, столами и лампами на небольших расстояниях друг от друга; и запах – удивительный запах такого огромного количества книг, что и за всю жизнь не перечитать. Даже за такую долгую, как у Нарро.

– Ничего себе, – пробормотал он, задирая голову к потолку и пытаясь рассмотреть, где заканчивается этот праздник переплётов, бумажных страниц и корешков.

– Согласен, – раздался вдруг голос позади, и дартхари чуть было не подпрыгнул от неожиданности.

Как он умудрился не почувствовать, что сзади стоит человек?! Он, самый сильный оборотень Арронтара!

А обернувшись, Нарро увидел, что это не просто человек.

Облокотившись на постамент с огромной книгой, там стоял сам император.

До этого момента Нарро видел Эдигора всего несколько раз. Тот был вечно занят и только приветствовал дорогих гостей, отдавая их затем на растерзание Луламэй, Дорианы и вездесущих слуг. Так было и с дартхари.

Нарро не обижался. Он прекрасно знал, что эти дни были решающими перед поимкой заговорщиков, которые уже давно портили Эдигору кровь, поэтому решил, что пообщается с императором после празднества, когда всё будет кончено. И совсем от себя не ожидал, что, увидев Эдигора в библиотеке, вдруг ляпнет:

– Ты был бы очень сильным волком.

Всего на одно мгновение в глазах императора промелькнуло изумление, которое затем сменилось на что-то совершенно удивительное, когда он сказал, чуть наклонив голову:

– Благодарю.

А потом, улыбнувшись, продолжил:

– Знаешь, а ведь право на посещение библиотеки было даровано всем гостям, но ты первый, кто им воспользовался. Книги, особенно в таких устрашающих количествах, интересуют немногих.

– Даже эльфов?

– Даже их. У Робиара своя библиотека, не менее впечатляющая, чем эта, только там всё на эльфийском. Так что эльфов больше интересуют, как ни странно, еда и танцы. Из всех эрамирских рас именно эльфы сильнее всех остальных любят покушать и поплясать. Именно покушать, выпить у нас гномы мастера, а тролли обожают церемонии – стоять столбом и делать важные лица для них удовольствие.

Нарро расхохотался.

– А что любят оборотни?

Эдигор перестал облокачиваться на постамент и сделал несколько медленных шагов вперёд, с любопытством всматриваясь в торчащую из-под куртки Нарро мордочку Вима.

– Ты ведь и сам знаешь, что. Больше всего на свете вы любите свой Арронтар.

Он протянул руку и тихо спросил:

– Могу я погладить?

И Нарро сам не понял, почему так же тихо ответил:

– Конечно.

А ведь он никому не разрешал трогать Вима, даже Лирин…

Хотя почему – даже? Тем более Лирин!

Но этот странный человек с тёмными глазами и движениями настоящего хищника завораживал Нарро. И когда Эдигор осторожно прикоснулся длинными пальцами ко лбу Вима и на лице императора мелькнула широкая и совершенно мальчишеская улыбка, Нарро вдруг понял, что хотел бы узнать императора получше. Настолько «получше», чтобы иметь право называть его другом.

А Вим между тем, понюхав пальцы Эдигора, довольно и очень смешно зафыркал.

– Интересный хати. Я таких никогда не видел. Насколько я помню, все хати должны быть гладкошёрстными и желательно с голубыми глазами. А твой пушистый, да и глаза тёмные, почти карие.

– Вима должны были утопить, потому что всё это – и шерсть, и глаза – считается браком.

Пальцы Эдигора на мгновение приостановили своё движение и застыли на холке Вима, затем, чуть дрогнув, продолжили свой путь.

– Утопить совершенно здорового щенка… – пробормотал император, покачав головой. – Знаешь… я рад, что дартхари у них теперь именно ты.

И пока Нарро переваривал эти слова, Эдигор поднял голову и, посмотрев ему прямо в глаза, спросил:

– Расскажешь?

Почему-то Вожак сразу понял, о чем спрашивает император. И почему-то не смог отказать.

***

Эдигор попросил, чтобы им принесли чай и завтрак на площадку, как он сказал, «сектора О», и теперь они неспешно поглощали принесённое, беседуя обо всём и ни о чём.

Нарро даже не понял, как постепенно поведал о себе очень многое. Может быть, тому виной был удивительно вкусный чай, а может, невесомый сырный пудинг с печёными овощами? Или взбитые сливки с фруктами? А возможно, резвящийся на ковре Вим, кусающий себя за хвост?..

– С тех пор, как ты родился, Аравейн практически перестал навещать нас с Форсом. А я всё хотел на тебя посмотреть. Он очень тобой гордится. Как сыном. Ты знаешь?

– Знаю. Если бы не Аравейн, я никогда бы не узнал, каково это – иметь отца. У моего настоящего отца вечно не было на меня времени.

Они обменялись понимающими взглядами.

– А у моего – желания.

Эдигор улыбнулся и задумчиво посмотрел в маленькое окошко над головой Нарро, из которого в библиотеку лился яркий и ласковый солнечный свет. Этот свет серебрил волосы Вожака, и императору, когда он в тот момент взглянул на Нарро, почему-то было очень покойно. Как же мало было подобных минут в жизни Эдигора…

– Помнишь птичье пение, которое послышалось, когда ты открыл библиотеку?

– Конечно.

– Это эксперимент одной девушки… Я очень виноват перед ней. Очень. И возможно, завтра она погибнет. Я пока не знаю, будет так или иначе, но в любом случае хочу тебя попросить – если ты увидишь где бы то ни было в замке девушку с ярко-алыми, как кровь, волосами – поговори с ней. Просто поговори.

– Почему ты просишь об этом именно меня?

Чашка тихо звякнула о поверхность стола, когда Эдигор, грустно усмехнувшись, поставил её на место и, вытерев губы салфеткой, ответил:

– Если бы я знал, Нарро… Если бы я знал! Но мысль об Эллейн не даёт мне покоя уже очень много дней. И почему-то мне кажется, ты сможешь ей помочь…

– Ей или тебе?

Эдигор сразу же понял, о чём спрашивает Нарро, и кивнул, соглашаясь. Наверное, именно эта черта так понравилась дартхари в императоре – он был честным. В первую очередь перед собой.

У Нарро не всегда получалось быть честным перед самим собой…

– Нам обоим. Ты сможешь помочь нам обоим. Я хочу, чтобы Эллейн была счастлива. Я слишком много ей должен. Но не только по этой причине… Я прошу тебя, Нарро, не отказывай.

Он сказал «я прошу», хотя мог приказать…

Может быть, ещё и поэтому Эдигору было так сложно отказывать?

– Я согласен.

Император вздохнул и благодарно улыбнулся.

– Спасибо.

– Но кое-что я попрошу взамен, – Нарро лукаво прищурился. – Покажи-ка мне, где здесь стоят книги про оборотней.

– Неужели ты что-то про них не знаешь? – рассмеялся Эдигор.

– Вряд ли. А вот про Арронтар вполне возможно. Ну так что, покажешь?

– Далеко ходить не надо. Вон, – император кивнул на ближайший стеллаж, – стоят пять томов, видишь? Шестая полка снизу. Красные корешки с золотыми буквами. Два тома ваших сказок, ещё два – словарь древнего наречия оборотней, и последний – история и хронология. Очень куцый такой томик. Несколько десятков лет назад жил один историк, человек, ездил по Эрамиру, записывал хроники всех рас. Можешь себе представить, в каком «восторге» были эльфы? Они же сами свою историю пишут. Остальные ничего не имели против, хоть и восторга не выказывали – у всех рас, кроме эльфов, есть ведь официальные хронологи, назначаемые императором, и тут вдруг приезжает непонятное существо, которое хочет, чтобы за свои труды его бесплатно кормили. Короче говоря, закончилось всё тем, что отовсюду его со временем выгоняли. Даже из Арронтара. Ваша официальная история есть в твоей библиотеке, а этот томик практически краткое содержание. Очень краткое, я бы сказал.

Нарро достал все пять книг и, положив их на стол перед собой, принялся листать. Минут через двадцать активного изучения бумажных страниц он, вздохнув, отложил всё в сторону и покачал головой.

– Нигде нет того, о чём рассказывали мне Аравейн с Форсом. Ни в одной из книг. Даже слова-то этого – дэрри – тоже нет, хотя я думал, должно быть… Но все дэрри исчезли так давно, что никто уже и не помнит, что это значит.

– Хм… А что они тебе рассказывали, поведаешь? Очень интересно. Хотя нет, ты лучше напиши.

– Что? – удивился Нарро.

– Напиши. Там, в книгах. Вставь в них несколько страниц – попрошу потом кого-нибудь из магов вшить эти страницы в книгу – и напиши на них то, о чём знаешь. Если, конечно, это не какая-то тайна.

– Да нет, какая тайна…

– Ну вот и напиши.

И Нарро, взяв со стола перо и чернильницу, действительно написал, одновременно рассказывая Эдигору обо всём – об Арране и Таре, о благословении Арронтара, о проклятии и, конечно же, о дэрри.

А когда закончил, время перевалило за полдень.

– Одна-а-ако… Ну и наворотили вы дел, – покачал головой Эдигор, доедая последний ямол из тарелки. – Значит, ты считаешь, если проклятие не снять, оборотни постепенно вымрут?

– Да. Вымерли же рыжие волки, а ведь их было довольно много, но они просто перестали рождаться…

– Интересно, почему именно ты? Это всё длится уже много веков, насколько я понял, так почему именно ты получал шанс снять проклятье?

– Я давно пытаюсь это понять, – вздохнул Нарро, – но пока безуспешно.

– Да и нет желания снимать проклятье, правильно?

– Правильно.

Эдигор улыбнулся.

– Знаешь, что у тебя общего со всеми остальными оборотнями? Все вы любите Арронтар, как я и сказал в начале нашего разговора. И ты делаешь всё то, что ты делаешь, только ради него, не ради сородичей.

Нарро кивнул.

– Это и будет прощением – когда ты начнёшь любить и уважать не только лес, но и тех, кто в нём живёт. И я не имею в виду птичек.

– Я бы сказал, что это непросто, но не буду – ты и так знаешь.

– Знаю.

Несколько секунд они молчали, а потом Эдигор просто сказал:

– Ты справишься.

Именно в тот момент Нарро впервые почувствовал примерно то же самое, что чувствовал Форс, когда говорил, что верит. Без всякой магии, без огромного количества слов и уверений… Просто: «Ты справишься».

Но в голосе Эдигора в ту секунду, когда он говорил это, волшебства было больше, чем в любом заклинании Аравейна. Только какого-то совсем другого волшебства, в честь которого Нарро и взял своё имя.

– Пойдём? Мне пора возвращаться к делам. Давно у меня не было такого длинного завтрака… Аравейн будет доволен, а то вечно ворчит, что я мало ем.

Дартхари засмеялся. Да уж, есть вещи, которые не меняются…

***

Ещё три дня тоже пролетели почти незаметно. Хотя на самом праздновании дня рождения Эдигора было жарковато, в какой-то момент Нарро даже подумал, что закончится всё плохо. Но обошлось.

– Когда-нибудь мы с тобой будем рассказывать эту историю потомкам, – смеялся император вечером того же дня. – Впрочем, я никому не смогу рассказать всего…

– Да это и не нужно, – улыбался дартхари, глядя на Вима и Рэма, играющих друг с другом на ковре в комнате Эдигора.

От Рэма, кстати, император пришёл в полнейший восторг и сказал, что это самый лучший подарок за всю его жизнь, чем невероятно польстил Нарро. И несколько вечеров подряд после дня рождения они проводили время в комнате Эдигора, или в библиотеке, или на крыше, глядя на закат и занимаясь со своими щенками. И разговаривая. Вновь и вновь, и темы всё никак не кончались…

Хотя у Нарро было достаточно времени и для того, чтобы побыть без Эдигора. Бо́льшую часть дня император был занят, освобождаясь только ближе к вечеру, и был он таким уставшим, что ни на что, кроме разговоров, сил не хватало.

Правда, один раз у Эдигора получилось уделить Нарро время ещё и с утра. Это было как раз через два дня после пышного празднования. Накануне император страшно удивился, когда узнал, что дартхари практически не владеет мечом, и заявил, что магия магией, а оружие – всё-таки вещь незаменимая.

– Завтра проведём первый урок, – сказал, как отрезал, но Вожак только посмеялся: ведь у Эдигора очень мало времени, а заниматься с кем-то ещё Нарро совершенно не хотел.

Но император удивил его. Заявился утром в комнату дартхари и вытащил того на тренировочное поле, всучил – какой позор! – деревянный меч и начал показывать базовые движения.

Спустя два часа мокрый от пота Нарро, отработав все показанные навыки почти до автоматизма, запросил пощады.

– Пощады не будет, даже не надейся, – рассмеялся Эдигор, отбирая у него изрядно покоцанный меч. – Завтра продолжим. Ну, если получится. А если не получится – вечером. Я ещё сделаю из тебя второго воина в империи!

– Почему второго? А кто первый?

– Я, разумеется.

– Да, как же я сразу не догадался… Ты такой скромный! И кто же тебя назначил самым лучшим воином?

– Я, конечно.

– Знаешь, а это очень удобно… Сам себя назначил, сам себя раззначил… В зависимости от настроения!

– Ну должно же быть у моей работы хоть одно достоинство, а?

Нарро усмехнулся и хлопнул его по плечу.

– Да уж, должно…

***

Покинув тренировочное поле, Эдигор сразу же отправился в замок, его ждал очередной доклад от герцога Кросса – главы Тайной службы – о поимке следующей порции заговорщиков. За последние несколько дней их поймали настолько много, что мест в городской тюрьме стало не хватать.

Ну а Нарро решил, что пока не хочет возвращаться в свою комнату. В столь ранний час в императорском парке никого не было, поэтому он решил прогуляться. В более поздние часы, наоборот, многие гости выползали из спален на свежий воздух, а встречаться с ними дартхари не хотелось. Большинство гостей Нарро не нравилось, а терпением Эдигора он пока не обладал. Императора ничто не могло вывести из себя, а вот Нарро через пятнадцать минут активного интереса к своей персоне со стороны каких-нибудь юных дамочек человеческого происхождения, начинал раздражаться. А уж от количества запахов – духов юные леди на себя лили, не жалея – вообще чесалось в носу и хотелось чихать, не переставая.

Но в этот раз Нарро ошибся. В парке он был не один. Отойдя чуть подальше от замка, дартхари обнаружил небольшой пруд, выложенный по берегу круглыми серыми камушками. Поверхность пруда отражала постепенно голубеющее небо, и на ней выделялись пятна зелёных кувшинок с мелкими белыми цветами.

Здесь было красиво. Просто красиво, без лишних изысков и вычурности, иногда присущей императорскому парку. И очень тихо.

А потом Нарро заметил её.

Чёрное платье и ярко-алые волосы, закрывающие спину, плечи и лицо. Бледные руки на коленях и чуть наклонённая голова – так, будто девушка вглядывалась в поверхность пруда, словно надеялась что-то там увидеть.

Нарро сделал несколько шагов вперёд и в нерешительности остановился.

Какого дохлого кота он делает? И почему Эдигор попросил поговорить с ней именно его? Ведь ни он, ни кто-либо другой – никто не был нужен сию минуту женщине с алыми волосами.

И вдруг она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

У неё были сухие потрескавшиеся губы, как будто она долго ничего не пила и не ела. Бледные щеки… Кожа на них казалась прозрачной. И не только на них.

Но она всё равно была красивой. Она была самой красивой женщиной из всех, кого Нарро видел ранее.

Она осторожно облизнула губы – не для кокетства, просто чтобы выговорить:

– Здравствуйте, – и закашлялась.

Нарро слышал её голос там, на дне рождения Эдигора, но тогда он звучал совсем иначе. Сейчас же казалось, что она простужена.

– Здравствуйте, – ответил дартхари, делая ещё один маленький шаг вперёд.

– Я думала, никого не будет здесь так рано, – она вновь кашлянула. – Но я ошиблась.

– Ошиблись, – подтвердил Нарро, делая последний шаг и садясь на траву рядом с ней. Это было очень нагло и нахально, и она имела полное право воспротивиться подобному поведению, но… у неё просто не было сил на возмущение.

– Вы дартхари? – она больше не смотрела на собеседника, вновь наклонив голову и уставившись на поверхность пруда.

– Да. Меня зовут Нарро. А вас как зовут? – он никак не мог вспомнить её имя.

Бледные ладони, лежащие на коленях, сжали в кулак ткань платья. Что-то этот жест ему напомнил… что-то…

– Эллейн, – ответила она наконец очень тихо, опустив голову ещё ниже. – Меня зовут Эллейн.

Он улыбнулся.

– А вы знаете, на что похоже ваше имя? «Эллайна» – «пламя» на древнем наречии оборотней. Очень красиво. Вам подходит.

– Я Эллейн. Не Эллайна.

– А это неважно. Имя не важно, важен тот, кто его носит.

Тут она впервые покосилась на Нарро с лёгким интересом во взгляде. А он в тот момент вдруг заметил, какого чудесного цвета у неё глаза. Зелёные… как листва в Арронтаре летом.

– Когда-то меня звали совсем не Нарро, – сказал он почему-то. – А теперь я ношу это имя.

– А как вас звали?

– Дэйнар.

Несколько секунд она молчала, словно превратившись в камень. А затем неожиданно вздрогнула и, схватив обе его руки в свои ладони, закричала:

– Дэйн!.. Это же ты – Дэйн! Ты помог… Ты придумал это заклинание! Помнишь?! – и она приподняла цепочку, висевшую у неё на шее, обнажив кулон с ярко-бирюзовым камнем в форме капли.

Нарро помнил. И хотя он мог поклясться, что никогда не слышал от Аравейна имя Эллейн, тем не менее, сейчас на её шее висел тот самый амулет, который когда-то маг принёс ему и попросил подумать над тем, что сам считал невозможным.

– Помню.

Эллейн улыбнулась.

– Спасибо. Спасибо! Спасибо! – повторяла она без конца. А из её глаз вдруг потекли слёзы.

Нарро сам не понял, почему он придвинулся ближе к Эллейн и осторожно вытер её слёзы собственными ладонями.

– Не плачь.

Она всхлипнула.

– Я прошу тебя, не плачь. Я не слишком хорошо умею обращаться с плачущими женщинами.

Она рассмеялась, продолжая плакать.

– Почему ты плачешь?

Нарро даже не ожидал, что она действительно ответит… но Эллейн ответила. Очень тихо, почти шепча, но она ответила.

– Я не знаю, что делать…

– Что делать… с чем? – дартхари подался вперёд, положил одну руку на талию девушки и чуть наклонился, чтобы лучше слышать, потому что следующую свою фразу Эллейн скорее подумала, нежели сказала.

– Со своей… жизнью…

Нарро не успел ничего спросить – она продолжила:

– Я думала, что умру. Я готовилась, я ждала, я смирилась… Но она спасла меня, спасла от смерти, подарила второй шанс, подарила жизнь… А я не знаю, что с ней делать! Я знала, что делать со смертью, но жизнь… Это так… сложно…

Нарро медленно поднял руку и погладил Эллейн по волосам.

– Вариант «просто живи» тебе не подходит?

– Если бы я знала, как это… Но я не знаю… Никогда не знала… – она на мгновение прикрыла глаза, а потом вдруг выпалила: – Забери меня с собой!

– Что?..

– Забери меня с собой… Пожалуйста! Ты ведь скоро уезжаешь… Одна я не смогу уехать…

Это было так странно. Он сидел, осторожно касаясь её волос, гладил их, стараясь утешить её, и чувствовал, что всё правильно. Хоть Эллейн и была совершенно незнакомой женщиной. А теперь она ещё и попросила взять её с собой… Зачем? И в каком качестве?

Впрочем, это было не важно. Важно было лишь то, что сейчас она подняла голову и смотрела на Нарро с такой дикой надеждой во взгляде, что у него внутри всё переворачивалось.

– Хорошо. Поедем вместе. Когда ты хочешь уехать?

Эллейн на секунду застыла, а потом, зажмурившись, выдохнула:

– Завтра.

***

Если бы не она, неизвестно, когда бы Нарро уехал из Лианора. Ему нравилось в императорском замке, нравилось общаться с Эдигором, гулять по парку и не думать об Арронтаре. Ну или по крайней мере делать вид, что он не думает об этом.

Почему Нарро согласился на предложение Эллейн уехать завтра? Если бы он знал. Он не знал этого тогда, не знал и позже, спустя несколько недель, месяцев, лет. Просто чувствовал, что всё правильно.

Эдигор воспринял новость об их скором отъезде спокойно. Только улыбнулся и, пожав Нарро руку, тихо сказал:

– Береги её.

Аравейн же долго молчал, а потом, вздохнув, произнёс:

– Я так и знал, что этим кончится.

Дартхари не стал уточнять, почему. Просто обещал, что не обидит, и отправился собирать вещи, которых, правда, было немного. Все они влезли в один заплечный мешок.

А на утро следующего дня, спустившись вниз и выйдя на улицу через главные двери, Нарро обнаружил, что у Эллейн вещей ещё меньше. Точнее, их у неё не было вообще, только одежда, которую девушка надела на себя – чёрное платье, тяжёлые кожаные башмаки и… всё.

В сочетании с чёрным платьем и алыми волосами, заплетёнными в тугую косу, кожа Эллейн казалась бледнее обычного.

– А где твоя сумка? – спросил Нарро вместо приветствия. Девушка поглядела на него исподлобья и пожала плечами.

– Мне ничего больше не нужно.

Он лишь вздохнул. Ладно, пусть так. В конце концов, не силой же заставлять её брать с собой сменное платье, бельё и непромокаемый плащ.

– Нарро!

Дартхари обернулся. По главной лестнице, перепрыгивая через ступеньку – что совсем не подобает императору – мчался Эдигор.

– Я боялся, что вы уедете и я не успею… Дурная моя голова, совсем забыл отдать тебе это, – и он протянул Нарро кольцо с гербом Эрамира.

– Что это?

– Знак моей защиты. И дружбы. Прошу тебя, возьми его. Это кольцо открывает многие двери.

– Единственная дверь, которая нужна мне открытой – твоя.

Эдигор вздохнул.

– Я так и знал, что ты откажешься. Между прочим, я могу и обидеться…

– Попробуй, – усмехнулся Нарро. Император рассмеялся и покачал головой.

– Обязательно попробую, но в следующий раз. Мы ведь ещё не закончили, ты так и не научился владеть мечом. Вот как научишься – так я сразу и обижусь. Будешь доказывать мне свою правоту с помощью клинка.

– Как пожелает ваше величество, – Нарро отвесил шутливый поклон, и Эдигор, подмигнув ему напоследок, повернулся к Эллейн.

Она стояла неподалеку, напряжённая, натянутая, как струна. Нервно перебирала пальцами кончик своей косы и не знала, куда деть глаза. А когда император сделал шаг вперёд и положил свою ладонь поверх её руки, вздрогнула.

– Возвращайся, Элли. Если сможешь.

– Я… – начала она дрожащим голосом, но Эдигор не дал ей продолжить.

– Не нужно. Не говори ничего. Я всё понимаю и не требую от тебя положительного ответа. Я вообще больше никогда не буду от тебя что-то требовать, клянусь, Элли… Я такой болван.

У неё задрожала нижняя губа.

– Нет-нет, Элли, не нужно… Я просто хочу, чтобы ты знала – я буду рад, если ты вернёшься. Но если нет… я пойму. Пожалуйста, будь счастлива.

У Эллейн дрожала уже не только нижняя губа, но и всё тело. Поэтому девушка просто молча кивнула и слабо улыбнулась.

А Эдигор сделал мимолётное движение рукой – и к парадным дверям подкатила карета. Самая обычная тёмная карета, без изысков и гербов.

– Всё как договаривались, Нарро – она отвезёт вас к границе леса, там и оставит. Ты уверен, что не хочешь с комфортом прокатиться до Арронтара?

– Уверен.

– Хорошо. Тогда… Идите скорее. Скорее уедете – быстрее вернётесь.

Напоследок ещё раз пожав императору руку, Нарро осторожно подхватил будто бы оцепеневшую Эллейн под локоток и повёл по направлению к карете.

Через несколько минут они, застыв на сиденьях напротив друг друга, смотрели в окно на быстро мелькавшие мимо столичные улицы.

И оба не знали, что делать дальше.

***

– Я думала, мы поедем в карете.

– Ты же слышала, о чём я говорил с Эдигором.

– Да. Но я не понимаю, зачем…

– Скорее, почему. Сюда я ехал в карете, потому что торопился попасть на день рождения императора. А сейчас я никуда не тороплюсь.

Несколько минут они молчали, оглядываясь по сторонам.

В Тихом лесу было, как обычно, тихо. Только ветер шелестел в кронах деревьев. Погода была по-летнему жаркой, время близилось к полудню, и Нарро, принюхавшись, сказал:

– Невдалеке есть ручей, пойдём туда? Я хочу попить, а потом можно будет собираться в путь.

«Что же мне с ней делать?» – эта мысль вертелась и крутилась в голове Нарро, пока он пил из обжигающе холодного ручья, жевал кусок сыра и кормил Вима сушеным мясом. Эллейн сидела на траве, уставившись в пространство совершенно пустым взглядом. Её глаза, сливаясь по цвету с зеленью травы, ничего не выражали.

– Ты ведь маг, Элли?

Она кивнула.

– По силе, наверное, как Аравейн? Я чувствую. У него магия в каждой клеточке, он из неё будто соткан, и ты тоже.

Она пожала плечами.

– А ты можешь в кого-нибудь превратиться?

Эллейн вздрогнула и наконец-то перевела взгляд из неизвестности на Нарро.

– В каком смысле?..

– Ты можешь превратиться в какое-нибудь животное? В собаку, например.

Она вздохнула, расслабившись, а затем покачала головой.

– В собаку не пробовала, не знаю. Я могу стать птицей. На очень долгое время, это моя индивидуальная особенность…

Птицей!

– Это прекрасно! Так и отправимся дальше – я побегу в образе волка, а ты полетишь.

Кажется, она удивилась.

– Но… А твои вещи? Я могу стать птицей прямо в одежде, но оборотни…

– Я не совсем обычный оборотень, Элли.

Нарро усмехнулся, надел обратно свой заплечный мешок и, потрепав Вима по холке, потянулся…

Эллейн даже не поняла, как так получилось – перед ней стоял Нарро, крупный и мускулистый мужчина, а затем она моргнула – и обнаружила, что на месте мужчины появился большой и совершенно белый волк с голубыми глазами. С заплечным мешком на спине.

Она раньше никогда не видела оборотней во второй ипостаси, и поначалу даже испугалась.

«Не бойся», – раздался голос Нарро у неё в голове. Эллейн прижала ладони к груди и прошептала:

– Все оборотни такие… большие?

«Нет, конечно. Все разные, как и люди. Бывают маленькие и слабые – мы называем их анта. Бывают «середнячки» – адме. Самые сильные и крупные – ара».

– Ты – ара?

«Я дартхари. Вожак».

Эллейн медленно оглядывала его с ног до головы. И вдруг спросила:

– Можно… погладить?

Если бы Нарро мог, он бы рассмеялся, но в зверином обличье это было невозможно.

«Можно».

Элли чуть приподнялась от земли и, не вставая, практически поползла вперёд. Она напоминала Нарро маленькую и испуганную рыжую кошку. Которая, достигнув большого и сильного белого волка, с удовольствием погрузила свои коготочки в его густую шерсть.

– Ох…

Он зажмурился и старался не рычать, чтобы не спугнуть Элли. Хотя Нарро всегда порыкивал от удовольствия, когда его гладила Фрэн, но Эллейн – не она…

– Какой ты мягкий… Удивительно…

«Я думал, у меня жёсткая шерсть».

– Смотря с чем сравнивать… Если с человеческими волосами, то да, – и Элли неожиданно улыбнулась. Впервые с тех пор, как они познакомились.

Нарро всё-таки рыкнул и, обхватив девушку передними лапами, рухнул на землю – Дарида с ними, с вещами! – прижал к себе и позволил ей гладить свой живот.

Эллейн хохотала. Ей было мягко и тепло лежать сверху на таком большом белом волке, и ей было щекотно от его шерсти, лезущей в нос.

Алые волосы смешались с белой шерстью, человеческие пальцы с восторгом ощупывали звериные когти, смеющиеся голубые глаза смотрели в не менее смеющиеся зелёные, и было так хорошо и спокойно…

«Элли! Ну же, хватит! Нам пора! Обращайся в птицу, я тоже хочу посмотреть на твои пёрышки!»

Нарро не знал тогда – не узнал и после – что Эллейн обещала самой себе не обращаться птицей до возвращения той, которую она называла своей маленькой сестрой, но… В тот момент она меньше всего на свете хотела отказывать Нарро.

И просто, кивнув, превратилась в птицу.

Такую же белоснежную, как и шерсть волка, сжимающего её в объятиях.

***

Так прошла неделя.

Нет, они отправились не в Арронтар. Они шли – точнее, бежали и летели – от Лианора на запад, по направлению к Арронтару, но не в Арронтар. Кружили по полям и лесам, проходили мимо человеческих деревень и крошечных городов, нигде не останавливаясь. И даже почти не разговаривали друг с другом.

На ночь Эллейн и Нарро останавливались в лесу. Он спал в обличье волка – так теплее – Элли же, обернувшись обратно в человека, прижималась к его боку, укрываясь единственным одеялом, которое Нарро захватил из императорского замка. Готовили на костре по очереди, хлеб покупали в человеческих деревнях, сушеное мясо для Вима тоже. Щенок, кстати, был в восторге от этого «похода» и с удовольствием бежал рядом с Нарро, стараясь не отставать. Только по вечерам навёрстывал силы, питаясь удвоенными, а то и утроенными порциями.

Нарро нравилась Эллейн. Ему нравилось, что она никогда не жаловалась, даже когда – он чувствовал – уже с трудом летела или очень сильно хотела есть; ему нравилось, как она по ночам прижималась к его боку и, даже не замечая, закидывала на него одну ногу, чем страшно смешила; Нарро нравился и её запах. В зверином обличье все запахи обостряются, и обычно Нарро не нравилось, как пахнут люди. Все, кроме самых близких.

Запах Элли ему понравился сразу.

На седьмой день они были уже достаточно далеко от Лианора, и не менее далеко от Арронтара. Тихий лес давно кончился, начался другой – на карте он значился как Арден, а вот жители близлежащих деревень и городов прозвали Лихим – лес славился своими разбойными отрядами, в нём обитающими.

Впрочем, Эллейн с Нарро никаких разбойников в первый день нахождения в Ардене не встретили. Но это их и не волновало. Разбойникам, которые на своём пути повстречали бы Эллейн Грант, по силе равной Аравейну, и дартхари Нарро, лучшего мага Разума в Эрамире – можно было только посочувствовать.

В тот вечер Нарро, оставив Элли у костра, пошёл в кустики неподалеку – набрать грибов для супа. Он чувствовал их запах и, сняв с себя рубашку, отправился на поиски, собираясь использовать рубашку вместо корзинки.

Когда Нарро спустя примерно двадцать минут вернулся к костру, то чуть не уронил свой грибной «улов» на землю.

Они с Эллейн остановились на берегу быстротекущей реки, точнее, даже на обрыве. Внизу шумела и пенилась вода, течение было столь быстрым, а сама вода – столь холодной, что никто из них даже не помышлял о купании.

Но, вернувшись, Нарро обнаружил, что Эллейн стоит в одной нижней рубашке на краю обрыва и смотрит вниз.

– Элли?..

Она медленно обернулась.

Закатное солнце, находящееся в тот момент сзади, обрисовывало контур её фигуры, которую Нарро прекрасно видел и без его помощи – рубашка ничего не скрывала. Длинные стройные ноги, тонкая талия, высокая грудь с розовыми вершинками сосков, распущенные алые волосы… Элли соблазнила бы даже святого.

Он осторожно положил свой грибной улов на землю и, перешагнув через него, в несколько широких шагов оказался возле Эллейн.

Она по-прежнему продолжала молчать, только смотрела на Нарро своими удивительными глазами цвета весенней зелени, полными невыплаканных слёз.

А потом тихо вздохнула, сделала шаг… и, обвив его шею руками, прижалась тёплыми, сладкими губами к его рту.

Запах… Её запах… Обычно не менее сладкий, чем её губы в тот миг, когда она целовала Нарро, обнимая его и прижимаясь к нему всем своим телом… В тот миг запах Элли стал горьким. Он пробрался в ноздри Нарро, заставив его зажмуриться и от неожиданности сжать ладонями талию девушки.

Она вздрогнула и, вновь вздохнув, приподняла одну ногу, позволяя его руке соскользнуть ниже, гораздо ниже талии. Выгнулась, и его губы прочертили дорожку от её рта к беззащитной шее…

Запах Элли стал ещё более горьким.

Улыбнувшись, Нарро подхватил девушку на руки и, дождавшись, пока она прижмётся к нему всем телом и скрестит ноги сзади, шагнул вперёд, вниз с обрыва…

***

Когда они падали в бурлящий водный поток, Элли визжала. Она визжала так, что Нарро думал – навек оглохнет.

А потом был удар об воду, и ощущение дикого холода, впившегося в кожу, мышцы и даже кости, стремительное движение поперёк течения реки – главное, не выпустить эту наивную соблазнительницу из рук – вперёд, к берегу… Неважно, к какому, потом разберёмся, лишь бы почувствовать под ногами твёрдую землю, пока они оба не утонули.

Почувствовали, вынырнули… Они стояли в ледяной воде примерно по пояс, стараясь удержаться на ногах и глядя друг на друга вытаращенными от шока после падения глазами… А потом Эллейн всхлипнула.

И не успел Нарро среагировать, как она, всхлипнув ещё раз, запрокинула голову и расхохоталась.

Она прижимала обе свои руки к животу, совершенно не смущаясь промокшей насквозь нижней рубашки, которая и раньше-то ничего не скрывала, и хохотала так искренне и громко, что спустя некоторое время Нарро тоже не выдержал и засмеялся.

Хохоча, они оба выбрались из реки. Хохоча, поднялись по наиболее пологому месту к оставленному костру. Хохоча, плюхнулись на землю и, обнявшись, продолжали хохотать…

Через какое-то время Нарро перестал смеяться, а смех Эллейн превратился в рыдания.

***

– Прости… Прости меня…

– Перестань. Это ерунда.

– Нет, нет, ты не понимаешь… Не понимаешь! Никто и никогда не делал что-либо ради меня просто так, всем и всегда было что-то от меня нужно. Отцу, Эдигору, Люку, и даже Аравейну. Всем… Я никому не была нужна просто сама по себе. Требования, условия, просьбы, приказы… – она всхлипнула. – Я попросила тебя взять меня с собой под влиянием момента, а потом задумалась: что нужно тебе? Я даже в мыслях не допускала, что ничего, понимаешь? Я думала, ты хочешь… А сама хотела, чтобы это кончилось побыстрее, чтобы ты получил то, чего хочешь, и мы были в расчёте. Прости…

Нарро обнял её покрепче и легко поцеловал в висок.

– Прощаю. Забудь, Элли.

Но она будто не слышала. Вновь рассмеялась и продолжила:

– Я просто шлюха… Шлюха! Я так привыкла думать и действовать, как шлюха, с чего я решила, что отъезд это изменит! С чего я решила, что смогу измениться и изменить… я никогда не стану никем, кроме шлюхи!

Нарро оцепенел. Он знал об Эллейн совсем мало, поэтому не слишком понимал, о чём она говорит, и уж тем более не представлял, почему она может называть себя шлюхой.

Вим тоже не представлял, и вообще недоумевал, с чего они валяются на земле, поэтому сидел рядом, тревожно и тихонько поскуливая.

– Элли, перестань. Ты никакая не шлюха, что за глупости…

– Ты просто не знаешь, – она нервно хихикнула, а потом икнула. – Ты ничего про меня не знаешь…

– Так расскажи.

Она на секунду сжалась в комочек, но почти тут же разжалась и кивнула.

– Хорошо…

– Только давай сначала оденемся в сухое и сделаем ужин?

– Нет! Иначе я не решусь… Пожалуйста, давай так…

– Тогда я обращусь хотя бы.

Эллейн кивнула и Нарро, вздохнув, стал волком. Сжал лапами её ледяное и мокрое тело, незаметно растирая его, боясь, как бы она не заболела. А Элли, прижавшись покрепче к волку и зарывшись одеревеневшими от холода пальцами в его шерсть, начала рассказывать.

***

Никогда раньше Нарро не слышал ничего более печального.

История о девочке, проклятой собственной матерью ещё до своего рождения и мечтающей просто о том, чтобы умереть, как все нормальные люди – маги и не маги. Ведь в этом и была суть проклятья – Эллейн не могла умереть, потому что на самом деле она не была живой по-настоящему.

История о девушке, которая влюбилась в наследника престола, а тот, узнав про её «талант» менять внешность как душе угодно и переноситься в любое – даже защищённое – место, решил привлечь Элли к работе на Тайную службу. И она работала, делала всё, что было нужно, и даже – спала с главарём заговорщиков.

История о девушке, которая всё-таки нашла способ умереть. И умерла, но её спасли и подарили второй шанс – жизнь, ту же самую жизнь, только сняли проклятье.

Элли не знала, что делать с жизнью, потому что всегда жила только мыслью о смерти.

– Я хотела, чтобы такие, как я – проклятые маги – больше не рождались. Я хотела найти способ закрыть Источник, питавший проклятье, и просто умереть, потому что я не верила в свою возможность быть счастливой.

Нарро гладил её по голове и молчал, не зная, что сказать.

– Я хочу, чтобы ты понял – Эдигор не заставлял меня, не мучил, я сама… Не вини его… Достаточно и того, что он винит сам себя. Но я поступила бы так же, даже не проси он меня о подобной работе. Потому что иначе не получилось бы снять проклятье, понимаешь?

– Понимаю.

– Эдигор хороший человек. Он…

– Ты его любишь? Всё ещё любишь?

– Нет… По крайней мере не так, как тогда, двенадцать лет назад. Я… То чувство… Оно осталось позади, мы изменились, оба… Понимаешь?

– Понимаю. А твоя мать?

Эллейн вздохнула.

– Что – моя мать?

– Она ведь прокляла тебя.

Нарро осторожно прикоснулся мохнатой и когтистой лапой к подбородку Элли, заставляя её приподнять голову, чтобы видеть глаза девушки.

В них дрожали слёзы. В ту секунду её глаза напоминали Нарро Море Скорби в ясный день – зелёное, бурлящее, пахнущее солью, оно тоже всегда было полно слёз, и брызгало ими на всех, кто к нему приходил…

– Да. Она прокляла меня, – прошептала Эллейн едва слышно. – Она ненавидела меня ещё тогда, в своём животе, ненавидела так сильно, что прокляла.

А потом я умерла и встретилась с мамой. Она держала мою душу в ладони, плакала и просила прощения за свою ошибку. Я помню её глаза, тепло её рук, дрожащий голос и слова: «Прости меня, дочка. Я была молодой и глупой, я не понимала… Прости меня за это проклятье».

Они замолчали.

Несколько секунд Нарро и Эллейн просто лежали. Где-то в вышине летела маленькая птица, слышался шум от бурлящего потока воды, на лес медленно опускалась вечерняя прохлада, Вим забавно похрапывал, устроившись у костра… А они всё молчали.

– Ты простила?

Маленькая слезинка выкатилась из зелёных глаз и затерялась в густой белой шерсти.

– Да.

***

Просто «да», без лишних слов и рассуждений. Просто «да»…

Наверное, так и нужно прощать – от чистого сердца, без лишних слов? Нарро не знал.

Он не умел прощать.

Он не простил насильников Фрэн, когда они спустя несколько лет по очереди приходили в дом и винились, просили, умоляли. Она – простила, он – нет.

Что-то не давало Нарро покоя, сжимая сердце, как птицу в клетке, когда он думал о возможности простить. Он не понимал, что для этого нужно делать.

Как отпустить обиду и боль? Как сказать только одно слово – «да» – и знать, что это действительно правда, без лишних слов?

Как?!

«Ты выбрал не того оборотня, Арронтар. Не того…»

…Если бы волшебный лес, находящийся в ту секунду далеко от дартхари, умел улыбаться, он бы улыбнулся. И непременно ответил бы, что Нарро не прав.

И на самом деле он уже прошёл больше половины пути.

***

С того дня, как Эллейн рассказала Нарро о своей жизни, их отношения изменились, да и само путешествие тоже стало другим. Теперь они больше разговаривали, делились мыслями и подробностями из прошлого, играли с Вимом и учили его – вместе.

Ещё примерно через одну неделю Элли вдруг заинтересовалась необычным видом мха, на который они наткнулись однажды вечером, останавливаясь на ночлег.

Она долго рассматривала растение, нюхала и щупала его, пока Нарро рассказывал о том, что этот мох называется кудрявым и из него получается необыкновенный укрепляющий волосы шампунь.

– А ещё его добавляют в противорвотную настойку для беременных как основной компонент. И вообще при отравлениях, если нет настойки, можно просто пожевать кусочек мха – сразу легче станет. При пищевых отравлениях, конечно, на яды это свойство не распространяется.

Тогда Эллейн промолчала, но после стала спрашивать про то или иное растение всё больше и больше. Нарро рассказывал. Они даже купили в одной деревне большой альбом для рисования, где Элли начала конспектировать его «лекции» и схематично зарисовывать растения.

А потом и не только растения… Грибы, ягоды, даже животных.

– Откуда ты столько знаешь?

– Я потратил на это всю жизнь, – отвечал дартхари, улыбаясь. – Я изучал природу, повадки животных, свойства растений. Мне нравилось. Потом придумывал зелья и лекарства. Я ведь лекарь, Элли. В первую очередь именно лекарь… а потом уж всё остальное.

Она вновь промолчала, лишь закусила губу.

А Нарро не задавал вопросов. Он замечал, как Эллейн пряталась от собственных мыслей за альбомом для рисования, рисуя и слушая его. Замечал, как при этом разгорались, словно от страсти, её глаза, видел румянец на щеках… И старался рассказать как никогда интересно, вспоминая всё, о чём когда-то слышал или читал.

В этом их блуждании по разным лесам и полям не было никакого смысла, Нарро понимал. Но понимал он и кое-что другое.

Иногда нужно просто сбежать.

Вот они и сбежали…

***

Однажды вечером ветер принёс с собой запах кислого молока.

Он был настолько сильным, что Нарро на несколько секунд застыл, раздувая ноздри и пытаясь вдохнуть как можно глубже…

Молоко… да. И кровь.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросила Эллейн, когда её спутник, игравший с Вимом, вдруг застыл и уставился пустым взглядом в никуда.

– Женщина, – прохрипел дартхари. – Рожает. Тяжело… Очень тяжело. Я чувствую. Я должен идти.

Эллейн оторопела.

– Идти?.. Куда?..

– Деревня. Недалеко… Идёшь со мной. – Не вопрос – утверждение. – Вим, ты тоже.

Она не успела ответить – Нарро схватил девушку за руку и потащил за собой, прочь от поляны, где они даже не успели разжечь костёр, куда-то в чащу леса. Правда, через несколько минут быстрой ходьбы действительно показалась маленькая деревенька, окруженная покосившимся частоколом. В самой крайней избе кто-то громко кричал, что-то билось, лаяли собаки… Они замолчали, как только Нарро быстро перепрыгнул через частокол, взяв Эллейн на руки. Просочившийся сквозь колья Вим деловито огляделся, отряхнулся, будто от воды, и важно зашагал за хозяином.

В дверь стучать не понадобилось – она была распахнута настежь, а выбежавшая из дома молоденькая девушка, в панике мявшая фартук, с размаху налетела на Нарро и, громко ойкнув, непременно свалилась бы на землю, если бы мужчина не подхватил её под локоть.

– Здравствуйте. У вас переночевать можно? Мы с сестрой очень устали, – вежливо сказал дартхари.

– Что вы! – девушка всплеснула руками. – Мама моя… рожает она у нас! Уже столько часов, так мучается, мочи нет слушать! А лекарь-то наш помер третьего дня, послали в город за новым, да не поспели… – и она, всхлипнув, разрыдалась. – Вот говорила я бате – куда ты, старый дурак, обрюхатил мамку, как она рожать-то будет, ей годков-то уже… А он – сдюжим да смогём! Смогли! Ох…

Эллейн даже сама всхлипнула – почему-то ей было ужасно жаль и эту девушку, и её маму, и даже незадачливого «батю».

– Вам повезло, мы с сестрой как раз лекари. Может, позволите пройти в дом и осмотреть вашу маму?

Впрочем, позволения Нарро решил не дожидаться – попросту переставил немного обалдевшую девицу в сторону и вошёл в избу.

Запах крови ударил в нос, почти вытеснив из воздуха аромат кислого молока.

Эллейн немного испуганно оглядывалась по сторонам, не очень понимая, зачем она здесь нужна и что ей теперь делать. Но тем не менее пошла за Нарро вглубь комнаты, по направлению к ещё одной двери, успев заметить на столе таз с окровавленной водой и какие-то спутанные тряпки.

Мужичок, метнувшийся им навстречу, пытался что-то сказать, но дартхари просто отодвинул его в сторону, а девушка пискнула из-за спины Эллейн:

– Батя, это лекари! Лекари…

Последним, что видела Элли перед тем, как Нарро затащил её вслед за собой во вторую комнату, был мужчина, резко выдохнувший от облегчения и прижавший к груди свою дочь.

– Здравствуйте, – сказал Нарро, заходя в помещение, пропитавшееся запахом крови и пота. – Не бойтесь, мы лекари. Мы можем вам помочь.

Эллейн прищурилась, пытаясь рассмотреть лежавшую на кровати женщину в задранной до груди рубашке, и еле удержалась от испуганного вздоха – такой измученной она выглядела. Бледное лицо, только на щеках яркие пятна, лихорадочно блестевшие глаза, руки, судорожно вцепившееся в одеяло, и запах… теперь и она его чувствовала.

– Ребёнок. Спасите, – прошептала роженица еле слышно. Нарро улыбнулся, сел на стул рядом с кроватью и положил свои руки на живот женщины. Прикрыл глаза и сосредоточился…

В комнате вдруг наступила тишина. Эллейн с удивлением покосилась на роженицу, как-то разом начавшую правильно дышать и прекратившую нервничать, а потом поняла: Нарро просто использовал магию Разума.

– Элли, иди сюда.

– Зачем?..

– Ты нужна мне.

Она неуверенно приблизилась к дартхари, и тот, взяв Эллейн за руки, посадил её на кровать. Затем Нарро перехватил обе её ладони, переплёл её пальцы со своими и вновь прижал свои руки – вместе с руками Эллейн – к животу роженицы.

Мягко поглаживая одновременно и живот, и дрожащие пальцы, дартхари тихо сказал:

– Просто почувствуй, Элли. Там, внутри, есть жизнь. Маленький человечек с бьющимся сердцем. Закрой глаза… и почувствуй. Смотри сквозь свои руки… представь, что у них есть глаза, которые знают и видят эту жизнь. Ты сможешь, я верю. Ты видела смерть, сможешь увидеть и жизнь.

Она почувствовала, как потеплели пальцы, закрыла глаза и задрожала, потому что действительно увидела. Да и разве можно было не увидеть?..

– У него синие глаза…

– Да.

– И волосики… рыженькие…

– Да.

Эллейн всхлипнула.

– Он задыхается… Нарро, я вижу, он задыхается!

– Ты ведь хочешь ему помочь?

Она кивнула.

– Тогда следуй за мной.

Элли не успела спросить, что это значит – почувствовала, как из их с Нарро рук будто что-то тянется, какая-то ниточка, которая становилась всё шире и крепче. И она обвивала ребёнка, обхватывала его со всех сторон, словно создавала кокон.

Эллейн подалась вперёд, прижимая свои ладони к ладоням Нарро, стремясь помочь и не зная, что делать.

– Элли… Мне нужна Вода, совсем немного. Ты сможешь дать её мне? Туда, в кокон. Ты ведь владеешь этой стихией.

Она кивнула, по-прежнему не открывая глаз.

– Тогда давай. Совсем немного.

И наблюдала, как Нарро распределяет капельки воды по всему кокону, увлажняя и постепенно расширяя пространство, чтобы ребёнок мог выйти наружу.

И он действительно начал выходить – медленно, но верно…

– Элли, когда я скажу «давай», ты отпустишь мои руки, опустишься вниз и примешь малыша, хорошо?

– Да…

Несколько ударов сердца, кокон, который Нарро постепенно отпускал, короткий и резкий вздох роженицы…

– Давай!

Эллейн распахнула глаза, упала на колени перед кроватью и протянула руки туда, где уже показалась головка новорожденного.

Осторожно обхватив её ладонями, девушка помогла малышу выйти наружу и, распрямляясь, не успела даже ничего сказать – Нарро, наклонившись к ребёнку, шлепнул того по попке, отчего он начал громко вопить.

Последующие события смешались в голове Эллейн – она помнила, как Вим с важным видом сидел на коврике перед дверью, а Нарро говорил что-то матери новорожденного, мягко и спокойно улыбаясь, но не помнила, как он перерезал пуповину и мыл руки; помнила, как пылко и страстно благодарили их «батя» и старшая дочь, но не помнила, что она им отвечала и отвечала ли вообще; помнила, как Нарро бережно обнимал её и целовал в лоб, сидя на кровати в какой-то комнате, но не помнила, как они очутились в этой самой комнате…

Эллейн очнулась, когда Нарро уложил её в постель и накрыл одеялом.

– Не уходи…

– Элли, я сегодня не буду обращаться – замка на двери нет, не хочу пугать хозяев.

– Всё равно… Я ведь знаю, какой ты, и это неважно, в каком ты при этом обличье, человек или волк. Не уходи.

– Элли…

Она приподнялась и, схватив Нарро за ворот рубашки, утащила за собой на кровать. Он рассмеялся, когда девушка почти сразу застыла, уткнувшись носом в его грудь и обвив руками шею.

– Элли, пусти. Мне нужно хотя бы снять сапоги.

Нарро перестал смеяться, когда она подняла голову и посмотрела на него глазами, полными слёз.

А потом вдруг прошептала:

– Я хочу жить. Я хочу жить, Нарро…

Он моментально забыл про сапоги.

– Что?..

– Я хочу жить! – сказала Эллейн чуть громче и, подняв руку, стерла слёзы с глаз. – Я не знаю, как и почему, но сегодня, когда мы помогли этому ребёнку и его матери, я поняла, что хочу жить и что я при этом хочу делать. Нарро… я родилась заново… сегодня. Благодаря тебе.

Она вновь обняла его за шею и прижалась щекой к щеке.

– Я люблю тебя. Я никому не говорила этого, даже Эдигору… Но тебе я хочу сказать… Я очень тебя люблю.

Нарро улыбнулся.

Ему было тепло.

Впервые после смерти Фрэн.

– Элли, я тоже тебя люблю. И никому не дам в обиду. И если ты хочешь стать лекарем, то я научу тебя всему, что знаю…

– Да, очень хочу! – она рассмеялась. – Я так и думала, что ты догадаешься!

– Я догадливый.

Нарро поднял руку, погладил девушку по голове и запустил пальцы в алые волосы Эллейн, удивляясь, насколько изменился её запах после этого разговора, став более лёгким и совершенно утратив горький привкус.

– Ты возьмёшь меня с собой в Арронтар?

– Возьму.

Он немного помолчал, а затем спросил:

– А как ты поняла, что я хочу вернуться?

Она улыбнулась.

– Я ведь тоже догадливая.

***

Эллейн провела в Арронтаре почти пять лет.

Она иногда уезжала в Нерейск или куда-либо ещё – изучала растения, советовалась с лучшими лекарями или просто ездила в гости к Форсу, которого очень полюбила и которому полюбилась сама. Нарро тоже составлял ей компанию в таких поездках, навещая не только наставника, но и сына.

Жила Эллейн в усадьбе дартхари, причём проводила с Нарро так много времени, что все оборотни в стае считали её «женой» Вожака. Он не знал только, что по этому поводу думала Лирин, да и не желал знать.

Нарро никогда не обладал Эллейн, как женщиной. Он обладал ею совершенно в другом смысле этого слова. Нарро был тем, благодаря кому она захотела жить. Он был тем, кто подарил ей смысл жизни, научив тому, чего Эллейн по-настоящему желала.

Он был её первым настоящим другом.

А сам Нарро…

Рядом с Элли ему становилось легче, он не терзался и почти не вспоминал, не злился на Лирин и всегда пребывал в хорошем настроении. И был благодарен ей за то, что она никогда не говорила с ним о прошлом – ни о своём, ни о его. Они оставили прошлое позади и жили настоящим.

Нарро действительно очень любил Эллейн. Быть может, потому, что она олицетворяла всё то, чего он пока никак не мог достичь. А быть может, просто так, безо всякой причины.

И именно поэтому однажды утром он её отпустил.

***

Она не взяла с собой никаких вещей, кроме тетрадей с конспектами. И стояла посреди его кабинета в простом белом платье – живя в Арронтаре, Элли очень полюбила белые платья – и с заплечным мешком в руках, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

– Так странно.

– Что именно?

– Я хочу и не хочу уезжать. Одновременно… И даже не знаю, чего больше…

Нарро подошёл ближе, забрал у неё заплечный мешок, отложил в сторону и ласково сжал руку Эллейн.

– Неважно, чего ты хочешь больше. Просто это тебе нужно.

– Уехать от тебя?

– Нет, глупенькая. Вернуться к ним. Твоё место там, так же, как моё – здесь. Это был только вопрос времени.

Нарро поднял её руку и поцеловал ладонь.

– Но прежде, чем ты уедешь, я хочу кое-что тебе подарить, – он достал из кармана тонкий и витой серебряный браслет, похожий на веточку какого-то растения, и застегнул его на запястье девушки. Эллейн смотрела округлившимися глазами то на браслет, то на дартхари.

– Что это?..

– Я бился над формулой два года, Элли. И наверное, никогда бы не закончил, если бы не ты. Я так хотел, чтобы ты могла навещать меня чаще, чем раз в полгода… Это артефакт перемещений. Не амулет, а артефакт. Я назвал его «Эллайнейро» – «прожигающий пространство».

Эллейн продолжала ошеломленно молчать, и Нарро рассмеялся.

– Ну хватит, закрой ротик, а то муха залетит. Посмотри на браслет. Видишь, эти звенья – на самом деле не просто кусочки серебра, а силовые руны. Соединяясь в цепочку, они образуют формулу пространственного перемещения.

– Но откуда они возьмут энергию для подобного перемещения? – Эллейн, наконец, отмерла. – Из Лианора в Арронтар или наоборот! Нарро, это слишком далеко!

– Верно. И эту загадку я решал ещё целый год. Но, как ты любишь говорить – ничего невозможного. Дай-ка палец.

– Что?..

– Дай палец, говорю.

Элли протянула ему сразу всю ладонь и только слегка вздрогнула, когда мужчина, поднеся безымянный палец к губам, осторожно прикусил его, затем выдавил каплю крови и размазал её по всей поверхности браслета.

Тот на секунду из серебряного будто бы стал бронзовым, но потом вновь вернулся к прежнему цвету.

– И что это было?

– Связь. Ты-я-браслет. Моя кровь в нём уже была, осталась твоя. Теперь он всегда будет знать, к кому перемещаться.

– Ты не ответил на вопрос. Откуда браслет возьмёт энергию для перемещения?

– Из тебя, Элли, – заметив её удивлённое лицо, Нарро расхохотался. – Нет, ты при этом останешься жива и даже ничего не почувствуешь. Этот артефакт относится к накопительным, он накапливает силу, и берёт её отовсюду. Если кто-то рядом творит заклинание, часть силы попадёт в артефакт. А так как ты у нас маг, то сама постоянно будешь его подпитывать, при этом даже ничего не чувствуя.

Эллейн посмотрела на Нарро с восхищением.

– Ты гений!

– Я просто хотел, чтобы ты почаще приезжала, – ответил он тихо, а потом сделал шаг вперёд и осторожно обнял девушку.

Она всхлипнула, чувствуя, как защипало в глазах.

– Пожелай мне удачи.

Нарро улыбнулся, пропуская сквозь пальцы мягкие алые волосы.

– Ты сама – чистая удача, моя Эллайна.

***

Когда она вернулась, во дворе императорского замка было пусто. А потом навстречу из кустов выскочил маленький мальчик. У него были тёмные волосы и глаза, как у Эдигора.

Увидев Элли, мальчик остановился, как вкопанный. Серьёзно посмотрел на неё и нахмурился.

«Сколько ему сейчас? – подумала девушка, тщетно пытаясь прикинуть, сколько именно времени она отсутствовала. – Должно быть, пять?.. Или четыре?..»

– Ты кто? – спросил мальчик, по-прежнему хмурясь. – Я тебя не помню.

– Ты и не можешь меня помнить. Я раньше жила здесь, но уехала до твоего рождения.

Он молчал несколько секунд, разглядывая её. А потом серьёзно сказал:

– Давно.

Эллейн изо всех сил старалась не засмеяться. Мальчик между тем продолжил:

– Меня зовут Интамар. А тебя?

– Элли.

Он шмыгнул носом.

– Хорошее имя. А я своё не люблю.

– Почему?

– Важное такое. Почти как «ваше высочество».

– А ты тогда придумай себе другое имя.

Интамар посмотрел на неё с интересом.

– Это как?

– Очень просто. Хочешь, научу?

– Хочу!

– А что ты вообще делаешь здесь один?

– Я не один, – он удивился. – Я просто прячусь.

– От кого?

– От Лил. Она водит.

Интамар вдруг заозирался.

– Мы слишком громко разговаривали! Она может услышать! Надо бежать в кусты!

Элли всё-таки не выдержала и тихо рассмеялась.

– Совсем и не нужно. Я маг и накрыла нас куполом, так что теперь никто тебя не видит и не слышит.

– Здорово! – восхитился Интамар. – А Аравейн так никогда не делает, говорит, что магия – это детям не игрушки.

«Да уж, это вполне в духе Вейна…»

– А хочешь, я расскажу тебе одну историю? Давай на лавочку сядем?

Мальчик кивнул.

– Только недолго, а то Лил будет беспокоиться. Она ведь всё равно должна будет меня найти, иначе нечестно!

– Ну разумеется, не волнуйся.

Эллейн опустилась на лавочку и, взяв Интамара на руки – он с удовольствием сел к ней на колени – начала рассказывать:

– Жила-была одна маленькая девочка. Жила она в одном небольшом приморском городке, и был у неё только папа, мама умерла так давно, что девочка её и не помнила. Звали эту девочку Ассоль.

Интамар слушал очень внимательно и серьёзно.

– …А после сказал волшебник, что однажды, когда Ассоль станет совсем-совсем взрослой, за ней приплывёт корабль с алыми парусами.

– Что значит – с алыми?

– Ну, как мои волосы.

– А-а-а!

– Приплывёт корабль, и на нём будет принц, который скажет Ассоль, что он увидел её во сне очень далеко отсюда, и приплыл сюда, чтобы увести навсегда с собой. И там они будут жить весело и счастливо, как никогда прежде…

Эллейн всё говорила и говорила, радуясь и печалясь вместе с Интамаром, а тот, слушая сказку, совершенно забыл обо всём…

– …И тогда купил Грэй много-премного алой ткани, сделал из неё паруса, нашёл оркестр, чтобы они играли весёлую музыку, и поплыл к берегу того города, где жила Ассоль…

А когда Эллейн закончила, Интамар вздохнул и сказал:

– Да… Это хорошо и правильно… Чудеса должны случаться с теми, кто их заслуживает.

Она рассмеялась и погладила мальчика по голове.

– А хочешь, я буду называть тебя Грэем? Хорошее имя?

На несколько секунд он застыл, словно задумался.

А потом вдруг улыбнулся и кивнул.

– Да! Мне нравится!

– Вот и прекрасно. Ну что, пошли к Лил, да, Грэй?

Грэй вскочил с коленей Эллейн и, возбужденно подпрыгнув, закричал:

– Да! Пошли! Нет, побежали! – развернулся и побежал прочь по дорожке по направлению к тем самым кустам, откуда вылез некоторое время назад.

А Элли, рассмеявшись, последовала за ним.

«Как же ты прав, Нарро. Моё место действительно здесь».