Читать книгу Хроники Транквила: Порабощение - Никита Дмитричев - Страница 13

У Десимуса Паупера сегодня был важный день, и поэтому он надел свой новый костюм и привёл причёску в порядок.

Выйдя из своей комнаты в таверне, которую снимал пополам с Морком, чтобы следить за его состоянием даже ночью, он направился не на работу, а нацелился на дворец. На левой стороне зелёного камзола у него была красивая белая брошь без лишних изысков, круглой выпуклой формы с синим мерцающим огоньком по центру – подарок Капитона Сигана ему за невероятную находчивость и проявленные при обучении экстраординарные таланты.

Погода сегодня была хорошей, Оникс палил как в последний раз, а небо было безоблачным и насыщенно голубым. Наверное, в окна зала Совета сквозь витраж будет падать очень красивый и живописный свет.

Пока Проспер и Морк находились в посольстве, Адриан загорелся новой бесполезной идеей – написать портреты всех членов его Круга. Вряд ли принца можно было назвать сентиментальным, да и плохой памятью он не отличался, чтобы забывать, как выглядят его люди. Возможно, это была претензия на фундаментальность их действий, на то, что потомки будут гордиться их деяниями и вешать копии их портретов в своих домах. Принц и Лукреций уже прошли данную процедуру, и вот настала очередь третьего юноши. Вик Гвард пока что мялся и отказывался позировать, ссылаясь на то, что якобы пока он принимает позы, кто-то может напасть на наследника.

– Дес, знакомься, это Макист, один из талантливейших художников Ховерстада. Однажды он писал моего отца, я с ним разговорился, и оказалось, что мы встречались в детстве, когда были ещё совсем детьми! Представляешь?

– Приветствую.

– Он, конечно, утверждает, что именно я убедил его заняться искусством, но, уверен, он стал бы таким дарованием и без моего толчка.

– Вы мне льстите.

Макист подобрал необходимое место, где ониксовые лучи будут падать на модель так, как ему нужно, и почти сразу начал свою работу.

Кто был знаком с его творчеством, знали, что почерк молодого человека уже набился, и такие работы было легко выделить из остальных. Люди на его картинах всегда стояли чуть боком, поворачивая в сторону зрителя голову, будто бы у них были важные дела, и они уделили пару минут своим созерцателям, пока шли по своим картинным делам. Обычно Макист не отличался вниманием к деталям фона, он был сторонником мысли, что это отвлекает от главного на картине – человека, поэтому за Десимусом была лишь чёрно-изумрудная пустота.

В природе он никогда не находил красоты в весне и осени, особенно во второй. Юноша не понимал, почему многие боготворят это пору, называя её золотой, яркой, горящей. Для него осень всегда была символом утраты, загнивания, предсмертной агонии, и потому до самой его смерти он не напишет ни одного подобного пейзажа.

Десимус на картине стоял в своей любимой позе – руки на груди. Если задуматься, то в этом можно найти глубокий смысл. Да, это закрытая поза, она показывает героя как нелюдимого персонажа, запертого в себе со своими мыслями. Но в этот раз Макист нашёл в этом символ того, что скрещенные на груди руки – это отказ от физического труда, ставка на гибкий ум и высокий интеллект изображаемого человека. Как всегда, меткий художник снова попал в цель и раскрыл персонажа так, как это требовалось.

– Я сделал все необходимые наброски и собрал в палитру нужные цвета. Если вы куда-то спешите, то можете идти, продолжим сеанс завтра. Одежду эту оставлять?

– Да. И, главное, брошь. Это памятный подарок.

– Тебе эта цацка, – вмешался Адриан, – как будто не брошь, а самый настоящий орден. Вот ты с ним носишься.

– А оно так и есть. Мистер Сиган наградил меня ею сами знаете после чего.

Макист закатил глаза. Его всегда смешило, когда люди боялись обсуждать при нём что-то, будто бы у него есть дело до их секретов, и он тут же побежит рассказывать их всему свету. Он человек искусства, и эти мирские дрязги его особо не волновали. Правда, он не думал, что двое в разговоре имели в виду воскрешение казнённого каторжника путём вливания в него жидкости с планеты Тёмных богов. Знай он это, возможно, он даже повёл бы бровью.

– Сегодня в Отделе была ревизия. Наверное, мне нужно будет сегодня там появиться.

– Ну конечно, ты же у нас теперь заместитель начальника Отдела.

– Так меня только ты и называешь. Я просто помогаю мистеру Сигану в его работе.

– Теперь это так называется?

– Да что ты несёшь?

– Я? Ничего.

Макист абсолютно не имел никакого желания встревать и хоть как-то соприкасаться с чужими дрязгами, ведь творца это не касается. Поругаются и перестанут, это преходящее, и его не нужно отражать на портрете.

Десимус уже начал собираться. Он был немного раздосадован тем, что в последнее время Адриана будто бы подменили. Нет, он и раньше был бестактным грубияном и занозой, но теперь он стал запаляться, когда разговор заходил о работе его друга в Отделе. Паупер не мог понять, что так раззадоривает принца на колкости, и расценивал это как агрессию в свою сторону.

Адриану же было просто очень обидно, что теперь, когда его приятель показал себя как первоклассный знаток чудесных предметов, он стал больше времени проводить на работе, чем с ним, выстраивая разные воображаемые схемы и придумывая варианты угроз для Короны, и променял это на сборку энергетических кинжалов и пустую болтовню с Капитоном.

С другой стороны, чем тот был ему обязан? Единожды провёл экскурсию и всё, теперь братья до конца дней? Десимус всю свою сознательную жизнь потратил на исследования, а Адриан в его жизни появился всего пару месяцев назад. Тем более, объединили их не общие интересы, а стечение обстоятельств. С такой точки зрения, Адриану даже стало легче, если его переживания надуманы, но потом к этому чувству добавилось ещё и понимание того, что по такой кальке из друзей можно убрать всех своих близких, а значит она неверна.

Десимус ушёл, оставив Адриана в размышлениях о том, основательны ли его требования к общению. Макист ещё немного поводил кистями по холсту, затем положил их и подошёл к принцу.

– Что у вас с ним?

– Не знаю. Наверное, я плохой друг. Я хочу от людей того, чего сам в ответ дать не могу. Меня раздражает, что он стал лизоблюдом нашего советника в урон времени со мной.

– Извините, я пропустил в вашей истории момент, когда он стал обязан посвящать вам каждую минуту своей жизни.

Адриану не понравилась эта дерзость, но она сошла Макисту с рук из-за того, что эти слова были очень правильными.

– Обычно за такие слова в адрес Рэгемов положена как минимум порка, но тебе я скажу спасибо. Работай, а я пойду. Тоже себе какое-нибудь важное дело найду.

– Сходите искупаться на реку. Расслабляет.

Художник остался наедине со своей работой. Конечно, без жужжания над ухом работать стало легче, но зато и собственные мысли стали громче наседать в голове.

– Посредственность! Посредственность! – кричал он на себя, обвиняя, – все эти портреты – одна и та же работа с разными людьми! Индивидуальности нет! Вот какой у него темперамент? А глаза? Почему в них нет жизни? Это что за натюрморт? Всё не то, всё не то…

Он поник и рассыпался по полу. Никакая идея ему не нравилась, всё казалось уже виденным, неоригинальным. Конечно, простому обывателю любая из его работ показалась бы самым изысканным произведением искусства, но его собственное восприятие лежало за гранью нашего обычного понимания, его чувство прекрасного превышало все мыслимые границы, и это причиняло ему невероятную боль. Спустя время это пройдёт, он поймёт, что только он сам обладает такой впечатлительностью, а простым смертным хватит и того, что он уже умеет. Но каждый раз этот путь проходится очень трудно и тоскливо.

* * *

– Хорошо, что ты пришёл, Паупер. Все сверки как раз подошли к концу.

– Ну как, всё как всегда отлично?

– Нет, и именно поэтому я тебя позвал. У нас не хватает вещей. Много вещей. Конечно, ревизию мы давно не проводили, это очень затруднительно, но за последние четыре года из Отдела вынесли порядка одиннадцати чудесных предметов.

– Какой кошмар! Хорошо, что это хотя бы раскрылось сейчас, а не спустя десятилетие. Что теперь мы должны делать?

– У нас есть неделя, чтобы найти вора и любой ценой вернуть все вещи. Если за это время мы не сможем найти виновного, то под суд пойду я.

– А почему вы считаете, что вора? За это время их могло быть много.

– Именно поэтому я и рад, что ты сам пришёл сюда, – он подержал небольшую паузу, готовясь, – я знаю, что это ты.

Десимуса ошарашило. Слова его начальника повергли его в шок. Он думал, что будет помогать Капитону в поисках, чтобы того не казнили через неделю, но не таким же способом!

– Что? П-почему? Почему вы так решили?

– Не играйся, Паупер. Я знаю это наверняка. Ты был хорош, но однажды тебя видели мои люди. Полгода назад они заметили, как ты успешно включил электрический кинжал, но затем записал его в брак, и потом оттуда его стащил. После этого я установил за тобой наблюдение. В течение последующих двух месяцев ты провернул данную схему ещё около трёх раз. Последний инцидент – три месяца назад. Что, решил взять передышку или придумал что-то менее очевидное?

Парень будто язык проглотил, ведь его обвинял человек, которого он считал своим покровителем, своим наставником.

– Как вы можете такое говорить? Я верен нашему делу, нашему Отделу, и я никогда бы так не поступил!

– Твоё ничем не подкреплённое слово против показаний моих свидетелей? Ларат и Ремат, по-твоему, станут врать?

– Да эти гнилые сволочи не только врать станут, лишь бы меня отсюда выжить, да поскандальнее.

– Не пытайся выкручиваться, ты выглядишь жалким. Будь уже наконец мужчиной и признайся в своих преступлениях.

– Да каких преступлениях?! Вы не в себе! Вы же знаете, как я вас уважаю, я ни за что бы не стал красть у вас!

– Ничего ты меня не уважаешь. Я всю свою жизнь посвятил этому месту, и не позволю какому-то лживому мальчишке отравлять всё, что я сделал. Охрана! Уведите этого вора отсюда и заприте где-нибудь.

Двое человек, стоявших всё это время за Капитоном схватили под руки онемевшего юношу, у которого в один миг разрушилась вся жизнь. От осознания безысходности он даже не сопротивлялся, когда его вели в темницу как главного подозреваемого. Конечно, ещё должен был состояться суд, но фактически судьба его уже была предрешена.

– Позовите… Адриана… прошу…

Через полтора часа в комнату забежал взволнованный принц и бросился к клетке, крепко обхватив прутья руками.

– Что случилось? Почему ты тут? Как мне сообщили, я тут же побежал к тебе. Как это вышло?

– Адриан… мне нужна твоя помощь. Очень. Это вопрос жизни и смерти.

– Что такое? Конечно, я помогу.

– Меня подставили. Двое из отдела. Они сказали мистеру Сигану, будто я крал чудесные предметы из Отдела.

– Имена.

– Ларат Керли и Ремат Эвай.

– Будет суд?

– У меня есть неделя, чтобы доказать, что невиновен. Но на это время меня никто выпускать не собирается.

– Значит, эта неделя есть у меня. Я обещаю, ты выйдешь отсюда.