Читать книгу Птицы - Никита Егоров - Страница 3
Половодье
ОглавлениеТень
Этот город похож на тяжёлый
сон про всё, что ты знал или слышал.
Здесь дома заполняют пространство,
точно монстры из разных эпох.
Здесь река – словно профиль гиганта,
что туманом предутренним дышит,
и проходит, нахмурясь, неспешно
меж одетых в асфальт берегов.
Здесь из центра расходятся кольца,
будто бог бросил камень на землю,
и из камня пророс белый ясень
с позолоченною головой.
Его корни простёрлись далёко,
в них, свой хвост закусив, мерно дышит
старый змей. Он во сне видит блики,
слышит топот лавины людской.
И, сходя в его чрево, я знаю —
ад и рай существуют едино,
в каждом камешке, каждой травинке,
в темноте за вагонным стеклом.
И в глазах, что взирают в пространство
впереди машинистской кабины,
и в усталых руках пассажира,
что уснул и проехал свой дом.
Он вернётся по кругу обратно,
и проснётся, и встанет, и выйдет,
и увидит, что всё изменилось,
пусть немного, но – стало чужим.
Он проснётся во сне этом странном,
сне, где всё, что он знал или видел,
изменяется ежесекундно
и в конце превращается в дым.
– — —‒– —‒– —‒– —‒
Рай и ад существуют едино,
ускользая от взглядов и строчек,
словно тень, что невидима в полдень,
но всегда остаётся с тобой,
как частица одной непрерывной,
всех связующей длящейся ночи.
Словно змей, что таится под шумной
и спешащей куда-то Москвой.
Привет
Привет тебе из декабря.
Здесь снег идёт, и тает в лужах,
и Петроград, всегда простужен,
напоминает мне тебя
своим нахмуренным лицом,
своим надломленным дыханьем,
презреньем к плачу, оправданьям
страдальцев, трусов и глупцов.
Я, без сомнения, таков;
живу, с ним не соприкасаясь.
И время в Малой Невке тает,
стекая слякотью с мостов.
Пишу тебе в последний раз,
но отправлять письма не стану.
Слова – что мелочь из фонтана,
лишь трата воздуха для нас,
лишь мусор, проще говоря,
и мы не будем мелочиться.
Привет тебе, моя синица,
привет тебе из декабря.
Все спят
Все спят уже. И только мы не спим,
прокладывая курс нетерпеливо,
туда, куда мы сами захотим,
не внемля безразличию прилива,
что бесится в припадке за спиной,
расшвыривая камни и обломки.
Под вспоротой октябрьской луной
предметы по-особенному ломки,
черты лица – неясны. Рвётся ткань,
расходится под пальцами на нити.
Ты хмуришься и шепчешь «перестань»,
то жаждешь, то пугаешься открытий,
которым нет числа. И карты нет,
и глобус опустел, с него опала
материков листва. Неяркий свет
струится сквозь окно на одеяло.
И хрупко всё, о чем мы говорим,
и ново всё, чего мы ни коснёмся.
Все спят уже, и только мы не спим.
И впереди туман. И сзади – дым.
Но сквозь него, невидное другим,
восходит странное, иное солнце.
Дым
Вокзалы, пассажиры, электрички
и губы так уставшие от слов.
Когда-то мы использовали спички
и го́ловни пылающих костров,
и, веря обещаньям и приметам,
наперебой рассказывали сны.
Теперь мы зажигаем сигареты
от тлеющей над крышами луны,
и знаем – всё, что может нам присниться,
не будет длиться дольше, чем рассвет:
как дым от сигареты растворится,
так смоет время, будто волны, след.
И мы не можем справиться с забвеньем,
как дрожь в руках не в силах превозмочь.
Налей вина и пой с остервененьем,
пока не побледнеет эта ночь,
и волны дня бумагою наждачной
сотрут нас также, как стирают всё.
Пусть пламени не вечно быть горячим,
но там, где дым становится прозрачным,
я чувствую дыхание твоё.
Вода
Я хотел пить,
но пил всё время что-то не то.
Теперь в моем рту так же сухо как на Луне.
Иногда туда залетают астероиды,
рождая круглые пятна
больных стихов.
Я хотел пить,
но боялся воды,
думая, что вода для кого-то другого.
Теперь мои губы растрескались и запылились,
они стали как кольца Сатурна,
иногда кометы касаются их своими хвостами.
Во вселенной лишь камни
и сухой лед, метан,
аммиачные реки
и замёрзшие океаны
металлического водорода.
Во вселенной так много места,
что я мог бы себя в нём развеять,
и совсем бы меня не осталось
(меня и так уже почти нету),
но тогда, быть может, хоть атом
моего иссохшего тела
оказался бы в зоне, где реки,
и моря, и лесные озёра
состоят из воды. Из текучей,
из сладкой или солёной,
иногда очень горячей,
иногда очень холодной,
но всегда прозрачной.
Прозрачной,
принимающей и свободной.
Астероиды и кометы,
моря металлического водорода.
Метан, этан, спирт этиловый
ректификованный, подготовленная вода,
коктейль из джина, огурца и ещё чего-то.
Я хотел пить,
но пил всё время что-то не то.
Сон-письмо
Мне приснилось, что ты пишешь подруге,
пишешь, кажется, на итальянском.
И письмо твоё становится надписью
большими железными буквами
на фасаде дома культуры
в Крыму, в городке Приморский.
Ты пишешь о том, как устала от слов,
и ещё что-то о велосипеде,
припаркованном возле отеля
с длинным сложным названием
на берегу какого-то другого моря.
И чем больше я пытаюсь вчитаться,
разбирая фразу за фразой,
тем быстрей осыпаются буквы,
обнажая серый фасад.
И вот уж всего и осталось —
приветствие
и длинное,
непроизносимо-сложное
название белого безлюдного отеля
где-то на взгорье,
в окружении деревьев,
на берегу какого-то другого моря,
где стоит на пустой парковке
забытый велосипед.
– — – — – — – — – — – — – — – —
– — – — – — – — – — – — – — – —
Мне приснилось, что всё хорошо,
что мы вместе, и это надолго.
