Читать книгу Модели личностного бытия в концепции триединства мироздания - Никита Олегович Николов - Страница 3

Категория духа на протяжении всей истории развития философского дискурса о трансцендентных формах бытия однозначно имеет больше иррациональных философских обобщений и суждений. Вместе с тем мы должны уточнить, что и иррациональные категории, по мнению современных исследователей, могут быть подчинены рациональным принципам. Ситуация подчинения возможна вследствие их единого источника развития – «мифического знания», в котором они объединены общими идеями онтологического и гносеологического характера (Е. Парнов, Л. Г. Александров, К. Мхитарян). Дополняют данные суждения и доводы о возможной рационализации даже эзотерического мышления (Л. Г. Александров).

Отметим, что рациональное сознание начинает преобладать над иррациональным уже со времён античной философии. В данном случае иррациональное можно обозначить как мифологическое сознание, основанное на вере в метафизическую силу, опосредованную только в самой себе, как абсолютной субстанции.

Переход от мифологического к рациональному сознанию был, в свою очередь, опосредован накапливающимися антиномиями в социальном устройстве общинно-родовой формации общества при переходе к рабовладельческим отношениям. Данные условия, усилив абстрактное мышление общества, способствовали появлению понятия «чистого духа»4 (по А. Ф. Лосеву), так как «в социальной регуляции рациональное не существует без иррационального и, наоборот, иррациональное не может проявлять себя вне связи с рациональным»5.

Дальнейшее развитие философии от «мифоса» к Логосу, от иррационального (мифологического) отождествления к художественному сравнению6, а далее и к научной аналогии, и к абстрактным понятиям, придерживалось рациональной регуляции, противостоящее вызову тотальной иррациональной силе (необходимости).

Вместе с тем относительно этого диалектического противостояния сегодня в науке очень слабо представлены подходы по упорядочиванию его до той формы, которая могла эти противоположности эффектно сбалансировать. Сегодня в рамках классических подходов сциентизма и антисциентизма пределом обобщений диалектического закона эволюции являются такие модели бытия: материя – первична, сознание – вторично, сознание – первично, материя – первична. Данные модели бытия, в свою очередь, порождают следующие модели соответствия: всё биологическое – является психологическим феноменом, всё психологическое – является биологическим эпифеноменом. Объединяет два эти ряда рекурсий один признак: в них отсутствует элемент регуляции и контроля того, чтобы каждая из моделей на определённом этапе своего развития не замыкалась на самой себе, не абсолютизировалась. Для дальнейшего оперирования понятием «модель» разумно в начале исследования уточнить его понимание в рамках данной работы.

Модель (от лат. modulus – мера, образец, норма) в предельно широком обобщении – это любой из образов (символьный, знаковый или мысленный), моделируемого исследователем объекта. К таковым относятся и гносеологические образы. К видам моделей можно отнести формулы, схемы, теории, графики и так далее7. Данное определение модели по отношению к иным вариантам его трактовки является достаточным для раскрытия иных базовых понятий научного исследования8. Следующим закономерным шагом будет уточнение сущности понятия «модели бытия».

Стоит отметить, что это понятие не является принципиально новым. Впервые данное словосочетание было применено М. С. Каганом9. Вместе с тем как справедливо отмечает А. И. Иваненко10, это определение ещё не носило онтологического характера. Онтологический уровень этого понятия был достигнут в исследовании В. В. Савчука11.

Современная философия сегодня также учитывает и модели общественного бытия. Разделяя позиции А. И. Иваненко, автор полагает, что методологическим базисом феномена моделей общественного бытия являются работы

Э. Дюркгейма и С. Л. Франка. Современный исследователь Г. М. Никитин выделяет три онтогносеологические модели общественного бытия: феноменологическую, дискурсивную и модель трансцендентальной интерсубъективности12. Данные модели призваны способствовать понять проблемы общества как текст, для возможности их решения методами неклассической философии. Попытка понять и онтологические основания личностного бытия посредством герменевтического подхода, а также используя семиотику как метод познания. Не менее интересными работами по моделированию общественного бытия являются работы

М. Ю. Грыжанковой13. Выделенный ею «феномен ранневизантийского монашества», заявляется в качестве альтернативы современным потребительским моделям бытия. В рамках ею разработанной модели общественного бытия духовная жизнь человека наделяется онтологическими характеристиками. Выводы данной работы, выполненные по моделям общественного бытия, также весьма полезны для решения проблемы личностного бытия. Имеется в виду стратегия по актуализации в обществе таких моделей личностного бытия, которые бы также учитывали духовные аспекты как онтологическое основание.

Также в отечественной науке к социальной адаптации предлагаются так называемая «инвариантная модель бытия», которая отражает повседневную культуру того или иного общества14.

Таким образом, понятие «модель бытия» можно определить как топологическую схему мироздания, в основании которой в зависимости от методологических установок того или иного философского течения закладываются те или иные фундаментальные онтологические элементы. Таким образом, в основание этого определения положен принцип вариативности.

Возвращаясь к анализу заявленной проблемы параграфа, необходимо отметить, что в рамках классических философских подходов всё же имеют место быть основания для преодоления ограниченных по своей сути двухмерных моделей бытия. Такой моделью, претендующей на статус универсальной модели личностного бытия, является трёхуровневая «трансцендентальная схема» И. Канта: чувственность-время-рассудок. Дополняющей функцией (трансцендентной) действия этой схемы разумно считать категорию «души», выполняющей связующую роль между категориями духа и тела. Иначе душа в силу заявляемого онтологического основания (семиотических) признаётся в качестве связующего начала между бессознательным основанием рефлексов и осознанных рефлексий духа личности.

Исходя из сущности этой модели бытия необходимо указать, что двухуровневые модели бытия, рассмотренные ранее свидетельствуют об их темпоральном расщеплении. О феномене темпорального расщепления духовного пространства высказывалась Л. А. Бурняшева15. Она, в частности, под этим феноменом понимала психологическую неготовность индивида к моделированию своего будущего из его настоящего времени.

Указанная ранее формула трансцендентальной схемы И. Канта, в свою очередь, порождает искомые силлогизмы, которые и обеспечивают выход на гармоничные соотношения морфофизиологических и трансцендентных оснований личностного бытия. Заявляемая в данном исследовании тринитарная эволюционная последовательность включает в себя конструктивные положения теории И. В. Черепанова, а также А. А. Свиридова. Первый вид гармоничных отношений опосредует феномен психологической сферы и феномен семиотической системы: всё психологическое – буквенное (символьно), всё буквенное – психологично. Символ в данных отношениях в качестве номинации соотносит свою природу абстракции с трансцендентальными формами бытия (божественными). Данное положение не противоречит исследованиям К. Г. Юнга о природе символа и суждениям Платона о том, что мир вещей и мир идей опосредует ум-демиург. Следующий уровень моделей бытия соотносит феномен буквы-символа и божественного мира: «все семиотические архетипы естественных языков – нуминозны, всё нуминозное является одновременно семиотическими архетипами естественных языков».

Необходимо в рамках данного суждения о функции символа раскрыть его соотношение с буквой. Так, зачастую понятие буквы трактуется посредством номинации «знак»16. При этом алфавитная система того или иного языка является одной из высших степеней абстрагирования конкретных лексических значений (кроме идеографической письменности). В силу этого свойства базовые элементы алфавитов при всей совокупности планов выражения и содержания больше конгруэнтны понятию символ. Так, большинство трактовок понятий «символ» едины в определении его в качестве динамической и многозначной структуры17. Стоит отметить, что в философских исследованиях имеются подходы, которые указывают на свойства буквы, которые превосходят онтологию «знака»18. При этом в рамках данного исследования автор придерживается суждения К. Г. Юнга о несводимости символов к эпифеноменам деятельности логической сферы разума. Стоит также отметить, что одну из интересных попыток описать символизм букв предпринял К. М. Королев19. Вместе с тем по большей части им исследуются символизм букв иврита, что при анализе символической природы сознания для российского менталитета недостаточно.

Возвращаясь к обобщению трёх уровней эволюции моделей бытия, получаем следующую последовательность: «все психологические проявления – являются одновременно и биологическими проявлениями», «все семиотические элементы естественных языков – обладают психологическим содержанием», «все семиотические архетипы естественных языковых структур – нуминозны». Данную эволюционную триаду отношений отчасти можно сравнить с принципом «лестницы существ», основания которого содержатся в работе «История животных» Аристотеля20. Уровни данной триады весьма близки уровням эволюции информационных систем, которые исследует И. В. Черепанов21. Высшей стадией эволюции информационных систем в его исследовании является социальная материя, а изначальной является физическая материя. При этом особенным в его исследовании является разрешение семантической трудности в эволюции живых существ. В частности, он приходит к мысли, что без «инструкций» в виде метаинформационного текста, живые организмы не могли появиться22. Вместе с тем на высшей ступени эволюции бытия символьная природа сознания, обладающая метакодом «предписаний» (программами бытия) субстанционально не уточнена.

Понимание феномена «модели личностного бытия» может быть состоятельным, если изучить сущность понятия «личностное бытие».

Необходимо отметить, что в античной философии (Платон, Аристотель, Эпикур), в работах мыслителей эпохи Возрождения (Мишель Монтень, Эразм Роттердамский), Нового времени (Вольтер, И. Кант, Б. Паскаль, Ж.-Ж. Руссо,) преобладали мотивы гуманистических идеалов.

Автор разделяет точку зрения В. Е. Баранова относительно того, что работы Б. Спинозы, И. Гердера и Дж. Вико являлись определённого рода рефлексией к универсальным конструкциям Аристотеля в определении феномена личностного бытия. Также В. Е. Баранов совершенно справедливо указывает на то, что Г. В. Ф. Гегель одним из первых пришёл к пониманию различий личностного и индивидуального модусов человеческого бытия23. Следующий значительный вклад в исследование феномена личностного бытия внесли советские исследователи (Л. С. Выготский, П. Я. Гальперин, А. Н. Леонтьев). Современные отечественные исследователи также активно разрабатывают проблематику феномена личностного бытия (В. Е. Баранов, А. В. Королев24, Д. С. Федин25, С. В. Дмитрова26, И. А. Шульгина27, В. Ю. Инговатов28, В. П. Барышков29, Г. М. Тарнапольская30, Н. В. Пашкова31).

В. Е. Баранов личностное бытие определяет в качестве идеальной формы организации человеке свойств внешнего мира. Также он дополняет это определение понятием «системное качество», которое указывает на вектор эволюции его до уровня сверхиндивидуального состояния32. Весьма ценным для автора в этом определении является понятие системного качества, поскольку оно отражает тенденцию к рассмотрению личностного бытия в виде целостного комплекса взаимосвязанных элементов.

Д. С. Федин личностное бытие определяет как «сопричастность человека Бытию»33. Подобная авторская дефиниция опосредована позицией Н. М. Солодухо относительно трактовки понятия бытия, как всего реально существующего. Это указывает на превалирующий принцип реальности в его определении, который согласно концепции З. Фрейда является регулятором принципа удовольствия. Выявленное действие психологического принципа реальности в рамках понятия «личностное бытие» указывает на разумность учёта достижений аналитической психологии в данном исследовании.

С. В. Дмитрова следует определению личностного бытия, ранее данного М. К. Мамардашвили. Она указывает, что личностное бытие объективно выражает процесс «стремления людей к недостижимому»34. Оценивая данное определение необходимо указать на деятельностный характер личностного бытия.

А. В. Королев определяет личностное бытие как концентрированную форму социокультурного опыта, и являющееся общественным достоянием, обогащающее культуру и человечество. Одно из важных феноменологических замечаний относительно личностного бытия заключается в подчинении его трансцендирующей эволюции, восхождении от простого к сложному – к абсолютной форме экзистенции35. Подобное определение затрагивает близкую позицию автора о наличии последовательной схемы эволюции личностного бытия. Данная схема является квинтэссенцией подходов И. В. Черепанова и А. А. Свиридова. Имеется в виду следующая эволюционная стадиальность: «все психологические проявления – являются одновременно и биологическими проявлениями», «все семиотические элементы естественных языков обладают психологическим содержанием», «все семиотические архетипы естественных языков – нуминозны»36.

Перейдём к систематизации наиболее важных составляющих и наиболее близких научным взглядам автора положениям по определению феномена личностного бытия. Личностное бытие – это полнота всех духовных, физиологических оснований личности, подчинённых принципу реальности, принципам деятельностного подхода. Также эта форма бытия подчинена эволюционной закономерности восхождения от простого к сложному, от категории единичного к категории всеобщего в рамках своей экзистенции.

На основании ранее уточнённой дефиниции «модель» уточним, что модель личностного бытия – это топологическая схема всех духовных, физиологических оснований личности, подчинённых принципу реальности, принципам деятельностного подхода.

Относительно сущности времени в качестве опосредующей субстанции диалектического противостояния физических и ментальных процессов достаточно подробно указано в работах В. И. Черепанова. Так он отмечает, что познание как таковое возможно только в рамках определённого времени: «там, где есть время, есть бытие и познание, т.е. время существует только там, где свершается познание бытия, и вне этого познания никакого времени не существует»37.

При этом методологический подход автора от позиции И. В. Черепанова отличается тем, что он уточняет время в качестве формы не только обычной материи, но и языковой материи (вторичной материальной системы). В данном случае автор научного исследования расширил подходы по семантическому и семиотическому определению феномена времени, применённые в исследовании П. А. Шапиц38.

Таким образом, семиотизация бессознательной части психики (рефлексы, инстинкты) и сознательной части психики человека (модусы сознаний высшего порядка), а также самого времени позволяет выстраивать открытые модели бытия. В свою очередь, открытая модель бытия, обладая всеми качествами открытых систем, позволяет более эффективно упорядочивать соотношения иррационального и рациональных компонентов сознания.

Представленная ранее «лестница форм эволюции бытия», раскрывающая основы соотношения рационального и иррационального мира будет в дальнейшем определять авторскую методологию. При этом особо пристальное внимание в рамках данной методологии будет обращено на языковые условия формирования элементов моделей личностного бытия: духа, тела и души.

Справедливо будет отметить, что при исследовании любого из трёх уровней личностного бытия автору для чистоты исследования необходимо будет обращаться к феномену номинации « (от лат. nominatio – наименование). В языкознании под номинацией понимается – наименование как процесс соотнесения языковых единиц (прежде всего слов) с обозначаемыми объектами (предметами, признаками, событиями и т. п.)»39. Иначе, можно сказать, что для каждого из уровней личностного бытия в любой из рассматриваемых теорий необходимо будет исходя из языковой детерминации его развития, выяснить, насколько коррелирует означающая номинация (мир идей) и его означаемое (мир вещей).

Так как в данном параграфе речь пойдёт о феномене духа, как объекте иррациональной природы, то и оценка его развития будет происходить в области субъективных форм его бытия. Среди субъективных форм бытия в соответствии с предметом исследования нас, прежде всего, будет интересовать сфера психологического континуума. Предельный интерес для автора будут составлять элементы хаоса системы. В осмыслении данных элементов автор видит потенциал для совершения качественной оценки относительно устойчивости или неустойчивости той или иной системы номинаций элементов личностного бытия к развитию в будущем. В равной степени эти данные помогут объективно оценить возможность или невозможность слагать ими (элементами личностного бытия) гармоничные модели личностного бытия.

Элементы хаоса, дихотомии на субъективном плане бытия (психологическом континууме) особенно ярко, по мнению автора текущего исследования, проявлены в понятиях базовых категорий личности человека, таких как «псюхе» (греч.), «френ» (греч.), «гайст» (нем.), «анима» (лат.), и их толковании в русскоязычной литературе.

Руководствуясь положениями социального конструктивизма, мы полагаем, что диалектическое «пересечение» полярных смыслов в рамках данных категорий основано, прежде всего, на сущности языковых систем. Имеются в виду те языковые системы, которые в процессе конвергентной эволюции приобретают свойство и агглютинативных типов языков, и флективных. Данный факт означает, что подобные языки позволяют образовывать слова не только посредством присоединения окончания к слову, но и путём объединения в одной лексеме несколько значений (зачастую полярных, несовместимых). Эта закономерность в виде феномена «слипания» (агглютинаций) не только букв, слогов, но и значений слов характерна для всех 24 официальных европейских языков мира, а также для всех идеографических языков – китайского, японского, иврита.

Для категории духа как иррационального объекта познания (от лат. Irrationalis (лат.) – неразумный40) одной формальной логики в идеалистических направлениях философии науки было недостаточно, а чисто метафизические формы и методы познания бытия не выдерживали вызовов времени, поэтому в философском дискурсе закономерно появилась трансцендентальная дедукция И. Канта, которая должна была раскрыть объективную значимость субъективных форм познания.

Суждения в трансцендентальной логике относительно духа, как априорные суждения, в которых одно понятие находится в необходимой связи с другим понятием, не содержащимся в нём, должны были развести понятие духа и души и в европейской философии, и в российской философии, и в восточной философии. Однако фундаментальные свойства языковой материи мышления и речи, нормирующих семантическую агглютинацию полярных понятий, не исследовались.

Образование агглютинированных символов в семиотической системе, как покажут результаты данного исследования, тесно связано с негативной тенденцией в том или ином языковом мышлении агглютинировать и базовые категории личности как на феноменальном, так и на ноуменальном уровне. Данные категории приводятся в тех смыслах, которые ранее определил И. Кант41.

Что касается подходов рациональности Р. Декарта, Б Спинозы, Г. В. Лейбница, то в их трудах категория духа ставилась в зависимость от рациональных суждений, получаемых от телесности человека, его иррациональная природа имела второстепенное значение в объективации психологических явлений42. Данному подходу к иррациональным явлениям психики человека (в том числе интуиции) не суждено было стать всеобщей методологией в познании субъективного плана бытия. По мнению автора, это не произошло на основании того, что интеллекту и уму не вполне доступны такие формы опыта, которые неотделимы от самой личности. К подобным формам опыта относятся интуитивное знание, конгруэнтные формы сознания души. Именно поэтому их невозможно заменить рациональными суждениями. Допустимым будет отметить, что у данных философов категории интеллекта и ума зачастую оказываются смешанными с категориями духа и души.

В последующем своём культурно-историческом развитии иррациональное знание приобретает онтологическое значение в трудах А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, А. Бергсона, однако, иррациональное знание по-прежнему не разрешало проблему дихотомии в понимании сущностной природы души и духа.

Использование иррациональной категории «бессознательного»43 И. Г. Фихте в целом показывает недостаточность и бессилие логических методов для познания высших уровней психической деятельности, её «агентов» действия (в том числе духа) человека в своей интроспекции, саморефлексии рациональными способами.

Определение Г. В. Ф. Гегеля о сущности духа, как непрестанного самопознающего субъекта44, по сути, раскрывает механизма становления самосознания личности вокруг своего «Я», в рамках которого присутствует произвольный (осознанный) компонент волевого усилия, также являющейся иррациональной структурой бытия сознания человека45.

При этом необходимо сразу же отметить, что собственного сознания у духа нет, отсутствует. Данная позиция автора ранее уже была обоснована в рамках изучения субстанциональной сущности духа (числовой эманации цифры (его «генома»). Подобная числовая эманация может обозначать качественную либо количественную меру вещей субъективного или объективного уровня бытия. При этом автономное существование чисел и цифр возможно только после образования связей с первичными субстанциями бытия (согласно концепции пифагорейцев) (Николов Н. О. Концепция триединства мироздания как методологический источник различения моделей уровней личностного бытия вида: «тетраксис» и «тетрада» // Экономические и гуманитарные исследования регионов. 2018. №2. С. 85—91).

Эта авторская позиция ещё раз рельефно показывает, что западноевропейская философия для изучения онтологических оснований духа по большей части использует абсолютизированные структуры ума и интеллекта, и это далеко не случайный факт. Для полноты исследования необходимо указать, что используемое в работах западноевропейских исследователей понятие «ratio» (лат.), по сути, смешивает номинации ума, интеллекта и духа в пределах своих семантических и риторических форм46.

Основанием для данного суждения стала работа «Начала современного естествознания» В. Н. Савченко и исследование С. С. Неретиной – «Верующий разум: Книга бытия и Салический закон».

Таким образом, дух оказывается детерминирован сознаниями интеллекта и ума, а равно и их модусами: обучающейся и аналитической структурами. Под модусами сознания понимаются ментальные измерения целостного сознания. Получается, что вся онтология и феноменология его бытия опосредована данными структурами сознания. Эти модусы сознания, в свою очередь, развиваются через уникальную последовательность символов букв (символов архетипов) того или иного языка, которые существенно отличаются от одной языковой культуры к другой. Возможность данного умозаключения во многом обязано исследованиям А. А. Свиридова, Э. В. Ильенкова, М. Б. Богуса, В. А. Маслова, А. А. Мельникова47. В этом контексте также стоит упомянуть идею А. А. Мёдовой о «едином домодальном поле или амодальном семантическом коде» модусов сознания48.

С течением времени в философии получили своё развитие научные направления, которые предприняли попытку синтетического подхода при изучении рационального и иррационального знания (Панкратова О. А. Проблема соотношения рационального и иррационального в познавательной деятельности: автореф. дис. … канд. филос. наук: 09.00.01 / О. А. Панкратова. Ульяновск, 2014. С. 12).

Так, в отечественной философии подобной тенденции в своих исследованиях придерживались В. С. Соловьев, А. С. Хомяков, С. Л. Франк, И. В. Киреевский, А. П. Григорьев, Н. А. Бердяев, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин, Б. П. Вышеславцев и другие учёные.

Гармоничная модель бытия, конструктивно сочетающая в себе рациональное и иррациональное отношение к миру, являлась предметом рассуждения таких учёных-естествоиспытателей, как Н. Бор, В. Гейзенберг, Э. Шредингер, А. Линде и других.

Поэтому предложенная нами концепция, в рамках которой категория души опосредует морфофизиологическую и трансцендентную компоненту личности, вполне гармонично и обоснованно отвечает критерию гармоничной модели бытия и духовной модели личностного бытия.

Придерживаясь концепций о неоднородности культурно-исторического содержания в мире (Н. Я. Данилевский, А. Д. Тойнби, О. Шпенглер), непротиворечиво допускается возможность неоднородности формирования понятия духовность в том или ином сообществе, владеющего той или иной семиотической системой, которая, согласно данным концепциям, формирует и свой особый психологический прототип (матрицу) индивидов этого общества.

Однако выделить матричные механизмы данных отличий сторонники московской семиотической школы не смогли, поэтому ввиду назревающих антиномий в контексте данного вопроса вполне закономерно появляются работы по метаязыковому структурализму в виде концепции азбучных планов, структурирующих и особенности бытия духа как числовой эманации цифры.

При этом данная концепция о различии моделей бытия в той или иной семиотической системе наиболее близка, в свою очередь, позициям работ А. А. Зализняка, В. В. Иванова и В. Н. Топорова, которые утверждали, что: «Исследуя все множество знаковых систем, составляющих предмет семиотики, можно установить, что разные знаковые системы по-разному моделируют мир»49.

Рассматривая иррациональные и рациональные концепции онтологии духа в различные исторические периоды философского дискурса невозможно не утончить и понятие духовности.

В этом контексте возможно отметить интересную закономерность. Универсализация и обобщение в рамках языковой материи того или иного социума категорий ума, интеллекта с понятиями разума, души, а также феноменологией духа во многом предопределена семиотическими элементами языковой материи50. Обобщённые категории личностного бытия формируют, в свою очередь, усечённое понятие духовности, которое опосредованно только эволюцией духа (к данным сообществам относятся и современная цивилизация Западной Европы).

Однако «обобщая большинство трактовок понятия духовность, рассматриваемых в толковых словарях Д. Н. Ушакова51, В. И. Даля52, С. И. Ожегова53, психологических энциклопедий современности, мы можем дать такое определение, что это не только высший уровень развития личности, в континууме которого базовыми регуляторами её бытия становятся высшие человеческие ценности, а также это и постоянный процесс стремления к внутреннему личностному совершенствованию и также имманентное свойство души»54.

Данное определение духовности значительно расширяет горизонт её трансценденций в мир духа, выражая его (дух) в качестве промежуточного звена эволюции психического мира человека. Данное определение является, по нашему мнению, альтернативным для работ, ставившим онтологию духа в центр философских систем. К работам, ставивших онтологию духа в центр философских систем имеют непосредственное отношение исследования представителей классической немецкой философии.

И. Кант рассматривал вопросы веры, эстетики в качестве аспектов духа. «В их трудах вопрос движения человеческого духа занимает центральное место. Они выделяют свойства духа – такие, как свобода (Фихте и Гегель), творчество, в первую очередь проявляющееся в искусстве (Шеллинг) и стадии движения духа (Шеллинг и Гегель)»55.

Таким образом, уже в нашем обобщении свойств духовности, критерием для бездуховного (псевдодуховного или квазидуховного56) и духовного уровня знаний является наличие либо отсутствие образа души среди уровней моделей личностного бытия того или иного социума, а не только наличие духа.

В нашем исследовании мы предлагаем провести философскую адаптацию структур генезиса программ бытия, заимствованных нами из лингвистической философии теории азбучных планов. Данные программы в нашем подходе будут рассмотрены в качестве субъектов построения онтических особенностей психологического континуума. При этом данный субъективный план бытия мы рассмотрим либо в духовной, либо в псевдодуховной формации, каждый из которых, в свою очередь, показывает свой особенный трансцендентный предел развития сознания человека.

Возможность исследования структурных и функциональных особенностей программ субъективного плана бытия появилась благодаря сублимации философских идей И. Канта, Г. В. Гегеля, П. Гуревича, А. А. Свиридова. Функциональная особенность субъективных программ бытия следующая: интеллект – это обучающаяся система, ум – анализаторская система, рассудок – координационная система, разум – организационная структура, душа – интегрирующая системы сознания человека»57.

Согласно положениям современной теории структурализма лингвистических систем58, программы псевдодуховного плана бытия (интеллектгенез и умогенез) структурно состоят из таких слагаемых, как: «эмоции, интеллект, ум, элементы рассудочной деятельности», «тёмный дух»59 (как его понимал Н. А. Бердяев), рефлексы, фрагменты интуитивизма (К. Н. Суханов).

Основания данных программ создают искусственные структуры сознания как «чистота рассудка», «чистота разума», пытающихся в трансформации интеллекта в виде подделки под истинную сущность рассудка, разума, души производить процессуальную сущность их специфики.

Поэтому в социальной материи, в которой языковая материя допускает смешение семантических и риторических полей, происходит мощное подавление сознаний высшего порядка (Rosenthal, D. М.), вытесненных в бессознательный план эмоций. Ввиду этого процесса в квазирассудке и квазиразуме, являющихся инвариантами искусственных конструкций чистоты разума, чистоты рассудка, происходит накопление невротических состояний. Достаточно подробно формы данных состояний были раскрыты в трудах философского направления постмодернизма.

Данные квазиобъекты сознания не способны обеспечивать целостность и устойчивость Я – концепции человека, подвергаемой деформации глубинными неврозами. Осознание и проработка данных психологических антиномий в континууме личностных, бессознательных областей органа мышления человека, способны конгруэнтные и более высокие уровни сознаний, чем уровни интеллекта и ума, и отчасти рассудочные формы сознания. Факт невозможности участия сознаний интеллекта в освоении новых трансцендентальных рубежей сознания ранее признавал и К. Г. Юнг. Однако он не смог предложить альтернативный уровень сознания для освоения содержания иррациональных областей подсознания человека.

Более высокими уровнями сознания являются сознания рассудка, разума человека, обращающиеся через свою структурность к архетипам коллективного сознательного напрямую, иначе к многотысячелетнему опыту, посредством интуиции, накапливая, таким образом, ассоциативное знание.

Данный вывод мы смогли заключить благодаря и работам К. Г. Юнга, и исследованиям в области физиологии головного мозга о формировании механизма памяти у индивида в онтогенезе. Данный механизм опосредован способностью клеток головного мозга накапливать импульсы и формировать подобие центров оперативного отклика в ответ на ранее поступавший раздражитель.

Программы субъективной формы бытия: генезис рассудка, разума и души, согласно работам А. А. Свиридова, состоят из следующих элементов: «эмоции, интеллект, ум, рассудок, разум, душа, интуиция, „светлый дух“»60. Понятие светлого духа апеллирует образу «тёмных духов» Н. А. Бердяева61.

Вместе с тем наличие у души собственного самосознания в своих исследованиях не отрицали такие учёные, как: Г. В. Гегель, И. Кант, Р. Декарт, М. Шеллер. При этом полноценной программы генезиса разума в рамках всех 24 европейских языков мира и квазиалфавитного письма таких языков, как китайский, японский, иврит – нет, так как нет материальных носителей разума, рассудка и души в объёме языковой материи речи62. Вместе с тем это показывает, что русский язык имеет больше преимуществ для освоения новых пределов бытия. Так сегодня и в психологической науке отмечается, что душа способна в будущем стать новым органоном познания бытия (Современный психологический словарь / сост. и общ. ред.: Б. Г. Мещеряков, В. П. Зинченко. Москва: АСТ; Санкт-Петербург: ПРАЙМ-ЕВРОЗНАК, 2007. С. 110).

Феномен абсолюта духа, по нашему наблюдению возникает в тех научных трудах (Г. Гегель, И. Г. Фихте, М. Шеллер), в которых сознания интеллекта, ума смешиваются, «универсализируются» с понятиями рассудка, разума, сознанием души. Причина данного феномена в основном является языковая материя мышления и речи, допускающая «норму» дифтонгов и лигатур в семантических единицах языка. В русской же философии, которая, не учитывая в качестве архетипов коллективного бессознательного русские буквы, также поглощается архетипами западного или восточного образца архетипов. При этом данные архетипы содержат, как ранее мы и указывали, «склеенные» образы иррациональной составляющей личностного бытия: анима, анимус, анима-мунди, атман, буддхи и так далее.

Продолжая рассмотрение знаковых работ по обобщению знаний о категории духа в рациональном и иррациональном дискурсе мы обратим внимание на содержание работ Г. В. Гегеля, в которых показан двуличный образ духа. Он, в частности, указывал, что «бог открывается нам двояким образом, как природа и как дух»63 и оба этих лика «трансцендентный лик абсолюта, имманентный лик абсолюта» «суть его храмы»64, которые он наполняет и в которых он присутствует»65. Что показывает возможность философии, выстроенной в контурах программы интеллектгенеза лишь на познание пределов знаний меры различия, формирующих горизонт двухмерной модели бытия в рефлексии и абсолютного духа (бога-духа), как субстанциональных выразителей трансцендентных пределов сознаний интеллекта, ума.

Используя метод реконструкции и аналогии, нами было раскрыто отсутствующее звено в рамках фундаментальной матрицы абсолютного духа

Г. В. Ф. Гегеля, имеющей вид: «Идея – Природа – Дух»66. По сути, в нём отсутствует так называемый родовой механизм творчества. Данный механизм в рамках фундаментальной матрицы Г. В. Ф. Гегеля был заменён на механику творчества абсолюта (замкнутого на в-себе-бытие). Родовой процесс (родовой реализм) в механизмах, актах творчества в рамках работ Г. В. Гегеля, как представителя философского «фланга» сторонников программы абсолютизации духа, был низведён до противоположной риторики понимания этого явления.

Г. В. Ф. Гегель следующим образом фиксирует в своих трудах родовой процесс: «Третье составляет родовой процесс, как соединение двух первых – процесс взаимодействия индивидуумов друг с другом как с родом, произведение и сохранение рода: пожирание индивидуумов для сохранения рода как произведение другого индивидуума»67.

Данная дихотомия между привычным толкованием родового процесса, как воспроизводства чего-либо нового и риторикой понятия «rode» (лат.) – «грызть, пожирать» неслучайна, так как в латинице он (родовой процесс) понимается как разъедание, уничижение. Таким образом, вновь отмечаем, что феноменология абсолютного духа как продукта парадуховных программ бытия (генезис интеллекта и ума) подвела к инволюционному процессу замыкания субстанции духа на в-себе-бытие.

Произведённая реконструкция «триады» «Идея – Природа – Дух» Г. В. Ф. Гегеля в рамках метода родового реализма показала, что он не смог отразить онтологический и семантический феномен «склеенности» сознаний ума и интеллекта с сознаниями разума и рассудка. Г. В. Ф. Гегель лишь придал иллюзию трёхуровневости модели бытия в фундаментальной триаде: природа, дух, абсолютная идея, и, по сути, лишь модернизировал двухуровневую модель бытия: духовное – первично, материя – вторична. В рамках данной модели бытия категория времени не учитывается в качестве топологического элемента и бытия Вселенной, и модели личностного бытия (о проблеме отсутствия понимания времени в субъективных формах бытия высказываются и современные исследователи68).

«Согласно разработкам философии рецептуализма произведённое понятие и отклонение категории души от её изучения Г. В. Ф. Гегелем было не случайным фактом, а проявлением двухмерной структуры первичной и вторичной моделирующих систем его языкового мышления (в понимании её тартуско-московской семиотической школой), оперирующих склеенным понятием души и духа в едином семантическом конгломерате («geist», «seele»).

Поэтому риторических, семантических пространств языковых мышлений не хватало для раскрытия конгруэнтного имени души во всех 24 европейских языках, почему он (Г. В. Ф. Гегель) и пришёл к абсолютизации духа в его триаде: «Идея – Природа – Дух».

Инвариантом онтологической матрицы Г. В. Ф. Гегеля «Идея – Природа – Дух» с изъятым родовым механизмом творчества является концепция Л. Фейербаха, чьи труды были взяты за методологическую основу творчества идеологом социалистического устройства общества К. Марксом69.

В этом контексте достижения Л. Фейербаха фактически способствовали трансформации классических матриц политэкономии в XXI веке. Трансформированные матрицы политэкономии в XXI веке стали допускать возможность перераспределения «психической энергии» (как её понимал З. Фрейд) в финансовых денежных отношениях. В данном случае имеются в виду работы по рефлексии финансов Дж. Сороса.

В данном параграфе рассмотренные нами программы бытия духа в духовном и псевдодуховном векторе эволюции, учитывающие рациональные и иррациональные компоненты сознания человека, коррелируют с первичными моделирующими системами. Двухмерные модели личностного бытия, развитие в пределах семиотических систем, допускающих агглютинацию понятий базовых категорий личности (несущих только два измерения личностного бытия: дух и тело), формируют подобия под образ полноценности отражения бытия – квазитриединости. Предел трансценденций данных симулякров установлен на уровне феноменологии духа, взятого за абсолют и максиму личностного развития.

Материя русского языка в этом свете обеспечивает семантическую и риторическую стабильность по демаркации компонентов триединой структуры личностного бытия.

Из этого утверждения также следует, что душа божественная, согласно привлечённой нами гипотезе, в конгруэнтной для данной номинации форме, присутствует в рамках материи русского языка. Согласно нами предложенной концепции она структурируется семиотическими элементами естественных языков.

В методологии постмодернизма предчувствие о масштабности символов присутствовало в понятии контуров гипертекста, архитекста, однако, данный архитекст не имеет чёткой структурности, своего субстантивного языкового плана.

Схожие подходы к изучению символов языка в их онтологизации имеются у сторонников мистико-философской традиции в рамках религиозной философии иудаизма. К примеру, буквы иврита в книге иудаизма Зоар ~ «Зогар» воспринимаются как аффекты желаний, обладающие интеллектом, умом70. Среди современных учёных работы по онтологизации символов имеются у А. А. Свиридова и И. В. Черепанова. При этом стоит отметить, что в работах В. И. Черепанова топография сознательной и бессознательной части психики слабо детализирована. Субстантив символической природы сознания не уточняется им, что не позволяет выстроить системную семиотическую модель сознания.

Возвращаясь к вопросу о многомерности символа, отметим, что за критерий отнесения символов различных алфавитных систем мира к многомерным объектам мы вслед за исследованиями А. Ф. Лосева, О. Д. Вишняковой возьмём их потенциальную способность производить слияние разнообразных структурно-семантических категорий в одно нераздельное целое. В рамках которого символ проявляет себя и в виде аллегории, и мифа, повествующим о глубинах жизни, «оказываясь не просто нагруженным дополнительными коннотациями, но и „отягощённым“ глубинным слоем культурной информации, которая заложена в нем и может „пробуждаться“ в данных условиях контекста»71.

Придание буквам-символам русского алфавита категории родового, а также характеристики первоэлементов, прежде всего субъективной формы бытия, нами предпринято не в виде метафизической абстракции или аллегории, но в контексте признанной закономерности социального конструктивизма. В социальном конструктивизме имеются методологические подходы, усматривающих прямую корреляцию между элементами культуры того или иного народа и становлением неповторимого психологического типа его носителей. При этом уточним, что символы букв мы понимаем и как символы архетипов коллективного бессознательного, формирующих психологию масс.

К особенности психологического типа личности и социума из числа этих личностей (имеется в виду концепция психологии масс З. Фрейда) непротиворечиво можно отнести культуру понимания субъективных элементов бытия, таких как дух, душа и так далее.

К примеру так называемые первотела «Аристотеля», «Платона», «Пуансо», имея вогнутые и выпуклые грани, не являются, по нашему мнению, абстракцией в чистом виде, хотя и являются элементами умственного воззрения (intellectuelle Anschauung).

Данные объекты умозрения, как топологические элементы субъективной формы двухмерных моделей бытия, несут в рамках имманентной им геометрической конструкции отпечаток «нормы» искривления объектов бытия либо субъективного, либо объективного плана.

В рамках языковой материи схожими свойствами по формированию искажённых, усечённых моделей личностного бытия обладают семантические конгломераты понятий: «псюхе» (греч.), «анима» (лат.). Неоднозначность и дихотомичность природы данных номинаций мы отмечали ранее. Наличие данных семантических конгломератов свойственно тем языковым планам, в которых в качестве нормы присутствуют лигатуры, дифтонги. Данные языкове объекты способные образовывать склеивание в языковом мышлении личности полярно противоположных понятий, формируя дихотомическое восприятие, а равно и дихотомическое конструирование реальности.

Прослеживая далее трихотомические работы и концепции, мы рассмотрим исследования Оригена, которые в этой части поисков трёхуровневой конструкции онтологии мироздания были более интересны. Он при исследовании особенностей понимания тела, души и духа в рамках текстов «Нового Завета» использует понятия «soma» (греч.), «psyche» (лат.) и «pneuma» (греч.). Следует отметить, что данные понятия несут в своих номинациях весьма неоднозначную семантическую природу и тела, и духа, и души72. В частности, понятие «soma»73 несёт иллюзию цельного тела. В рамках данного понятия заключены два противоположных состояния тела: здоровое тело и мёртвое тело (труп). Понятие “ pneuma»74 по сравнению с семантической дихотомией, порождаемой номинацией “ psyche ” более нейтрально, однако, также содержит некоторый хаос терминов: дым, жизнь, звуки, дух.

Современная теория философии триединого синтеза75 Е. Н. Антонович на самом деле является аналогом диалектического материализма и идеализма. Внешняя форма триединства в наименовании данного философского направления изымает категорию времени из своей эволюции, используя так называемое мнимое время и/или время аффинных плоскостей сознаний. Под данным термином автор имеет ввиду возникающую трансформацию интеллекта в дух, ум в дух. Подобные аффинные трансформации являются нормой в историческом движении материи (в понимании диалектического материализма) и её форм.

Таким образом, видим, что религиозность, божественность, воспитанность не обязательно в каждом конкретном культурно-историческом моменте жизни социума однозначно несут утверждение необходимости обладания высшей (божественной) душой.

Так, к примеру, отрицание необходимости обладания душой риторически присутствует в тексте Торы в иудаизме; скрытое/косвенное отрицание необходимостью обладания душой содержится в текстах «Нового Завета» религиозной философии христианства, а также в текстах древнегреческой философии Аристотеля, Платона; работах Ж. Ламетри, Т. Гоббса, И. Канта, Г. Гегеля, а также в работах авторов современности – Е. В. Мареевой, В. А. Подороги, И. А. Семёнова, Н. П. Волковой, А. С. Тихонова.

Подобный вывод мы делаем исходя из того факта, что в текстах указанных работ не разводятся отличительные уровни души низшей и высшей, но содержатся, по сути, концепты исследования низшей, животной и растительной души, обобщённые субстанционально с категорией духа в понятиях «анима», «френ» и так далее.

Видимая триединость понимания социальных феноменов в произведениях К. Маркса, Ф. Энгельса в виде таких триад, как: товар – деньги – товар, деньги – товар – деньги (всеобщая формула капитала) сегодня модернизирована в трудах Дж. Сороса и стала звучать как: «деньги – душа – деньги», что не даёт для индивидов и членов общества автоматическое право обладания душой (обществу, принявшему данную универсалию духа-абсолюта). Эти обстоятельства демонстрируют ограниченность и социальную опасность квазитриединых моделей бытия в обществе, являющихся «подделкой», копией, двойственной «ризомой».

Псевдотроичность характерна и для современной концепции общественной безопасности К. Б. Петрова, структурированной лишь в триединости своей формы: «материи – меры – информации», относится нами к формату лжетроицы.

Рассматривая серьёзные исследования современных авторов, также вынуждены сделать заключение, что тринитарная структура личностного бытия рассматривается в периметре не разводимых сущностно понятий души и духа, что говорит о псевдоцелостности данных подходов в предметности концепции триединства, так как, по сути, формируются аксиологические ряды двуединых концепций бытия76.

Поэтому нами предлагается такой концепт личностного бытия, в рамках которого дух – понимается как числовая эманация цифры, а душа – в качестве буквенной эманации слова, при субстрате личности – тела человека – как холистичного микрокосма. По нашему мнению, такой концепт личностного бытия тождественен более масштабной форме бытия – макрокосму (Вселенной), структурируемой в контуре трёхмерной модели: психичность – время – психологичность. Вместе с тем об онтической природе духа, в основе которой лежит число, высказывался ранее и Г. В. Ф. Гегель (Гегель, Г. В. Ф. Наука Логики. В 3-х томах. Т. 1. Москва: Мысль, 1970. С. 288).

Отталкиваясь от определения онтичностной сущности духа Г. В. Ф. Гегеля, а также теории Г. М. Тарнапольской о последовательном воплощении личности в символе, предлагается считать, что онтологическую сущность духа составляют символы числа. При этом исходя из ономатологической позиции Павла Флоренского о различной онтологической сущности числа и имени77, следует, что онтологическую сущность души определённо могут выражать символы имени. Следует отметить, что под таковую роль вполне подходят семиотические элементы естественных языков. Наиболее близкой концепции автора по различению трансцендентных уровней личностного бытия являются работы А. А. Свиридова. В данном случае также необходимо пояснить, что за онтологическое основание души символы чисел взять невозможно в силу того, что бессмертие души, её бесконечную субстанцию, невозможно выразить данными семиотическими кодами.

П. Флоренский в своей работе над феноменом «имени» приходит к выводу, что имя это есть слово (Логос), а Логос, в свою очередь, есть разум. Итоговое суждение Флоренского по этому поводу однозначно уравнивает разум, деяние и имя. Имя понимается таким образом, как овеществлённое действие Бога78. В этом свете Флоренский указывал, что посредством имени происходит приобщение человека к Вселенскому Разуму79. Это утверждение вполне соответствует устойчивому даже в современном обществе суждению о возможности приобщения душой человека к Богу. Имя (звук=смысл) в данном случае тоже, что и душа, означает суть личностного бытия. Следует отметить, что Флоренский и сам отмечал широкую палитру оттеночных значений понятия имя и связанных с ним явлений80. Исходя из этого суждения, предлагаемая нами концепция, указывающая на онтологическую корреляцию семиотических оснований феноменов «имя» и «душа» уместна и непротиворечива. А. А. Свиридов в своих работах идёт далее и указывает, что имя души представлено упорядоченной последовательностью букв русского языка, отсутствующих в иных языках мира. В защиту разумности подобной демаркации онтологических оснований духа и души укажем, что философское и математическое понятие бесконечности невозможно выразить конкретным числом, ранее упоминали Р. Курант, Г. Роббинс, В. Кривов.

Россия при этом, владея русским языком, семиотической системой трёхмерности, но развиваемая на технологиях «правильного управления» в контурах этики и эстетики частной религиозной системы христианской традиции, а также совмещая традиции ислама, буддизма, индуизма, также познающих обожествлённость духа, а не души, неизбежно подталкивается к программе самораспада, по аналогии с феноменологией духа, его неустойчивой во времени структурой («…дух предельно устойчив в его неустойчивости»81).

Эти следствия, по мнению автора, необходимо анализировать и принимать во внимание в геополитической установке страны, так как крах политической системы СССР произошёл без вооружённого конфликта (ракеты, бомбы), а непротиворечивой логикой абсолюта духа.

Вместе с тем сегодня имеются разработки, учитывающие новые уровни коллективного сознания, которые используют максимальные позиции «лестницы форм» – эволюции мира идей и мира реальных вещей. Эти наработки можно вполне эффективно использовать в рамках философских оснований концепции национальной безопасности России. В частности, в разработках

И. В. Черепанова учитывается действие диалектической формулы: «всё символьное и буквенное – является психологичным». В свою очередь, данная формула выводится из принципа познания языка в качестве превращенной формы (verwandelte Form). В рамках данной формы любые грамматические категории, так или иначе, имеют непосредственное отношение к психическим процессам. В этом свете Т. В. Жеребило подчёркивает, что «как языковой феномен они представляют собой застывший продукт психических процессов»82. В рамках данного суждения согласно методологической позиции автора текущего исследования содержится указание на семиотическую опосредованность психологических архетипов.

Следуя концепции К. Г. Юнга, архетип – это автономная субстанция, обладающая определённой силой, а влияние его имеет эффект нуминозности (numen (лат.) – божество, воля богов), то есть априорной эмоциональной ценности, которая вводит личность либо в стагнацию, либо в активную фазу действия83.

Можно вполне объективно сделать заключение, что архетипы коллективного бессознательного азбучного плана (семиосферы) европейских языков, обладая определённой автономностью и силой аксиологического воздействия, смогли повлиять на процесс политической дестабилизации Российской Империи. Благодаря их психической силе была нейтрализована воля к сопротивлению на уровне языкового мышления и у российских представителей философии рационализма, мистически-иррациональных теорий и просто иррациональных теорий XIX—XX веков, которые не занимались разработками методологических проектов по изучению автономии архетипов русских букв.

Однако эффективность данной практики в виде исследования автономии одномерных семиотических элементов – букв иврита – ещё 2000 лет назад начали осмысливать в религиозной и мистико-философской традиции иудаизма. В рамках данного подхода была освоена одно-, двухмерная модель бытия, которую мы выражаем кратко через отношения: «идеальное-первично, материальное-вторично». Именно поэтому философия иудаизма одной из первых начала осваивать одно-, двухмерную модель личностного бытия, имеющей следующую структуру: душа и дух как единый онтологический симбионт и тело человека. В рамках данной модели личностного бытия душа признаётся иррациональным (непознаваемым) предметом религиозных приношений богу-Иегове.

Рассматривая концепт духа в диахронном развитии его рациональной и иррациональной субстанции необходимо отметить неспособность его онтологического основания (числа) проявлять вещи в мире объективного бытия, а в том числе и субъективного бытия – на уровне сознания. Ранее эту закономерность бытия духа отмечали и пифагорейцы. Они также дополняли, что только при связи с «первичным огнём» числа начинают творить бытие84 (далее эту традицию «творческого огня» перенял Гераклит). Также эту позицию о том, что дух не является ведущей субстанцией бытия мы считаем справедливой, так как Г. В. Гегель ранее указывал на онтическую неустойчивость духа. В частности, он указывал на возможный акт самораспада и помешательства духа85, что коррелирует и с нашим подходом, согласно которому это не простая метафизическая акциденция духа, но обусловленное следствие разобщения его с бессмертной сущностью души и её программами бытия.

Таким образом, иррациональное и рациональное осмысление явления духа в философских концепциях античного периода, в философии Нового Времени, философии XXI века позволяет с новейшей позиции введения в эстетику философского метода познания знаний меры различения (различение различий духа и души) раскрыть новейшие закономерности и тенденции развития научного знания и методов научного творчества.

Также рациональное и иррациональное осмысление категории духа позволило нам уточнить особенность соотношения мировоззренческих позиций, развитых в рамках классической немецкой философии.

Из чего мы видим, что все разновидности концепций идеализма, материализма, метафизики представлены единым полем – единой лабораторией творчества научного знания – двухмерными программами бытия: генезис интеллекта и ума, развивающих максимы данных модусов самосознания, во взаимосвязи с ускорением парадуховного «развития» общества посредством отрицания души и обожествления категории духа.

Поэтому видим перспективы адаптации в российском обществе положений тринитарных философских концепций, отражающих закономерности формирования трёхуровневых (духовных) моделей бытия и моделей личностного бытия. К таковым мы относим концепцию трансцендентальной схемы И. Канта, а также концепцию темпоральной идентичности И. В. Черепанова. Стоит отметить, что данные модели содержат полноценную трансцендентную функцию, препятствующую абсолютизации категории духа.

Подведём итоги параграфа:

1. Была показана разница между духовными (холистичными) и псевдодуховными (редукционистскими) версиями различных концепций триединства бытия. При этом было выявлено, что концепция триединства мироздания, конгруэнтная своему имени содержит программы субъективной формы бытия, которые учитывают генезис души в качестве категории всеобщего. Псевдодуховные концепции триединства мироздания, которые лишь внешне копируют образ целостности, реализуют программы субъективной формы бытия, которые развивают философемы о «норме» генезиса духа в категории всеобщего.

2. Рассмотренная диалектика иррациональных и рациональных форм познания бытия в рамках закона двойного отрицания не позволила ответить на вопрос о соотношении природы и духа в универсуме. Через иррациональные и рациональные подходы показан предел эволюции двухмерных философских моделей личностного бытия (в аспекте духа), ограниченного трансценденциями модусов сознания: интеллектом и умом. Предельной формой выражения данных программ субъективной формы бытия является феноменология духа абсолюта, являющегося центральной, базовой структурой личности человека-религиозного, человека-универсального.

3. Сквозь принцип превращённой формы языка нами выполнена адаптации символа буквы в роли составляющей архетипа коллективного бессознательного, что является частью теоретической значимости данного исследования, следующего целью показать эффективность онтологизации буквы-символа в становлении уровней личностного бытия человека. Данный вывод существенно обогащает идею А. А. Мёдовой о «едином домодальном поле или амодальном семантическом коде» модусов сознания.

4. Рациональные и иррациональные обобщения на примере эволюции категории духа позволили рассмотреть новые уровни развития диалектических отношений. По примеру принципа «лестницы существ», основания которого были заложены Аристотелем, автором было предложено понятие «лестница форм эволюции бытия».

Методологическим основанием принципа «лестницы форм эволюции бытия» является концепция триединства мироздания. Данная концепция раскрывает новейшие диалектические соотношения. Они в частности раскрывают гармоничные соотношения мира идей и мира материальных вещей. В частности, она по-новому детализирует форму развития абстракции вещей. Новизна данного подхода по отношению к теории марксизма-ленинизма заключается в том, что высшей формой абстракцией вещей назначаются семиотические элементы естественных языков.

Особенным в данном понятии является придание семиотическим элементам естественных языков онтологического статуса. С позиций аналитической психологии, а также принципа превращённой формы языка было предложено уместным учитывать семиотические элементы естественных языков за онтологическое выражение психологических архетипов.