Читать книгу Сын помещика 2 - Никита Семин - Страница 2

25 июня 1859 года

Дмитрий Борисович сидел в тарантасе Винокуровых, отправившись на спектакль вместе с ними, и думал. Все предварительные разговоры завершены, о погоде тоже уже поговорили, вот и воцарилось недолгое молчание.

Предложение молодого Винокурова выглядело заманчивым. Его идея – золотое дно, если правильно ее подать. Может, парень пока даже не до конца это осознает, но судя по его первым шагам, даже если нет – интуиция у него работает отменно. Наслаждаться вонью в собственной комнате многим аристократам не хочется. Но не ходить же на улицу, да еще зимой? Вот и приходится терпеть. В общественных местах и того хуже. Как бы ни чистили уборные, не ставили там благовоний и не опрыскивали духами, запах никуда не исчезал. Потому что невозможно было устранить первопричину. Да, во многих местах дырку в клозете прикрывали… да что во многих – практически во всех! Но стоит только ее поднять, чтобы справить свои потребности, как в нос шибал густой «аромат». А тут – такое элегантное и красивое решение. Да такой «унитаз», как назвал свою выдумку Роман, даже в императорских покоях не зазорно поставить! И теперь мужчина напряженно думал, как не только не упустить идею Винокурова из рук, чтобы ее не перехватил и не запатентовал другой стряпчий, но и по возможности – выбить из подростка пункт о процентных отчислениях ему, Кряжину. Пусть даже совсем небольшой. Всего один. Но представляя масштабы не только России, но и всего мира, этот один процент может превратиться в миллионы! И далеко не простых рублей. Тогда и патентовать лучше не только в Империи, но и за рубежом.

«Вот ради этого и можно будет выбить с юноши процент, – мысленно улыбнулся Дмитрий Борисович. – Раз уж мне придется кататься в Петербург, а потом во Францию и Англию. И, чем черт не шутит, еще и за океан податься. И лучше начать с Франции. А то пока наши чиновники раскачаются, идея точно утечет на сторону».

Пусть Кряжин и сказал Роману, что не знает о процедурах взятия привилегии, но это было не совсем так. Да, тонкости ему пока были неизвестны, но общие факты он знал, как и любой хороший юрист. Например, что во Франции система патентов давно отлажена, почему с нее лучше и начать. В Англии есть своя единая система. И лишь в России за утверждение патентов отвечали сразу аж три ведомства, и придется изрядно побегать между ними, пока они определятся, к какому из них относится эта идея, а затем все же выдадут патент. Если на руках у Кряжина к тому моменту будет иностранный патент, дело изрядно ускорится.

– О чем задумались, Дмитрий Борисович? – прервал размышления стряпчего Роман.

– Да все о нашем деле думаю, – не стал скрывать мужчина. – И знаете, Роман Сергеевич… я могу вам помочь взять привилегий не только в нашей стране, но и за рубежом, – решил «ковать железо пока горячо» юрист. – Это будет намного выгоднее, да и скажем прямо – быстрее. Вот только это потребует от меня повышенных расходов, – вздохнул он. – Все-таки придется ехать заграницу, да и местные дела приостановить, и отказываться от новых…

– Вы хотите повысить свой гонорар? – напрягся парень.

– Понимаю, что вам и текущие расходы будут достаточно весомы, потому у меня есть иной вариант.

Дмитрий Борисович сделал паузу, ожидая соответствующего вопроса. Чисто психологический прием, когда собеседник, сам задавая вопрос, заранее ставит себя в положение просящего.

– И какой же? – клюнул на трюк юноша.

– О, сущий пустяк. Всего лишь полтора процента с отчислений от вашего изобретения, – улыбнулся юрист, готовясь в случае торга скинуть до приемлемого для себя одного процента.

– Вы так уверены в идее Романа? – удивленно повернулся в его сторону Сергей Александрович.

– Я считаю, у нее определенно есть хорошее будущее, – дипломатично ответил Кряжин.

– Если вы оформите мне патент во всем мире, то полтора процента – ваши, – твердо пообещал Роман.

Мысленно Дмитрий Борисович похвалил себя, что идеально построил разговор и выбил не один, а полтора процента. Лишь мимоходом посетовав, что можно было назвать цифру и побольше.

– Тогда завтра же предлагаю оформить наше соглашение. Я его заверить не смогу, так как буду участником, но у меня есть хороший друг, ходатай по делам, он-то и поставит свою подпись в договоре между нами. Вас такое устроит?

– Вполне. Но можно сделать это утром? Завтра мы уже собирались отправиться домой. Итак задержались больше, чем изначально планировали, – сказал юноша, а Винокуров-старший подтвердил, что задерживаться еще на день они не собираются.

***

На этот раз мы прибыли в театр еще раньше, но буфет уже был полон людей. Все столики заняты, а ведь вынесли дополнительные, да еще и стульев вокруг них добавили.

– Все же просто не поместятся в зале, – тихо прошептал я, с потрясением глядя на эдакое столпотворение.

– Большинство на постановку и не пойдут, – пожал плечами и также тихо ответил отец. – Многие сюда пришли не спектакль смотреть, а также как и мы – встретиться с возможными партнерами, обсудить сотрудничество, а кто-то, в основном из дам, просто себя показать. Выгодные партии опять же здесь обсуждают иногда. Мест, где высокое общество могло бы встретиться вот в таком составе, в Дубовке не много.

После такого откровения, я снова поменял свое отношение к желанию тети открыть театр. Сначала думал – блажь. Потом, после первого посещения, решил, что это неплохой источник дохода для Зубовых. А сейчас до меня дошло, что благодаря театру тетя, пожалуй, одна из самых влиятельных дам этого городка. Она ведь может и отказать в посещении своего заведения. Ссориться с ней – себе дороже. Наверняка есть и другие места, где аристократы без урона для чести могут встретиться. Да хоть бы и в ресторане! Но то – чисто для местной публики удобно. Потому-то в среду и было столь мало народа. А вот приезжать из того же Царицына в Дубовку ради одного ужина с одним, или парой людей, да еще если не знаком, а именно для заведения таких связей… Тут предлог посещения постановки выглядит куда солиднее, чем просто поужинать в ресторане Дубовки. Еще и с впечатлениями от спектакля уедешь. А местные заранее все посмотрели, и могут не ломиться в зал, а спокойно подождать в буфете, да навести мосты с интересующими их людьми. Гениально! Браво, тетя! Аплодирую стоя.

Первым делом мы подошли к барной стойке. Заказав нам попить, отец спросил у буфетчика, к кому можно подсесть.

– Вам по деловому вопросу, или скрасить досуг? – тихо уточнил молодой человек чуть старше двадцати.

– По деловому. Хочу древесины прикупить.

– Третий столик, – подбородком указал в нужную сторону парень. – Купец Михайлюк при заказе сетовал, что казенные лесопилки его лес не законтрактовали.

– Благодарю.

Вот так. И полагаю, отец здесь не один такой, кто к буфетчику с подобным вопросом обращается. И купец о том знает, потому и обмолвился о своей проблеме. Вроде все чинно, благородно, но при этом – заказчик и покупатель, или деловой партнер при таком подходе быстрее смогут найти друг друга. Ай да Софья Александровна! Интересно, как долго она обучала слуг такому, и сколько сил ей пришлось приложить, чтобы все стало работать как часы?

– Вы позволите? – спросил отец, когда мы подошли к указанному столику.

– Не имею возражений, – кивнул купец.

Внешне он был довольно подтянут, что не вязалось в моей голове с образом его деятельности. Борода есть, но аккуратно подстрижена, никакой «лопаты». В сюртуке, лет сорока, из кармана выглядывает цепочка часов.

– Сергей Александрович Винокуров. А это мой сын – Роман Сергеевич, – усевшись, представил нас отец.

– Игнат Пархомович Михайлюк. Приятно познакомиться.

– Впервые в Дубовке? – завязал разговор отец.

Мне же по статусу пока было не положено влезать, пока ко мне напрямую не обратятся. Мал еще. Вот как хотя бы раз обратят на меня внимание, тогда уже и можно будет самому реплики вставлять. Этикет-с.

– Да-с. Так-то я из Усть-Медведицы, – брови моего отца взлетели вверх от этих слов, – в Калач вот сначала приехал. Прослышал про царский заказ – на стройку новой дороги, вот и решил свой лес предложить. Да не успел. К Мельникову я даже не совался. К Новосельскому не пустили, а Кокорев сказал, что все уже законтрактовано, – развел руками купец.

– Не ближний свет – ваша станица, – сказал отец, когда Игнат Пархомович сделал паузу, приложившись к бокалу с вином.

– Уж что поделать, купца ноги кормят, – улыбнулся мужчина.

– Полагаю, потому вы здесь и оказались?

– Да. О театре госпожи Зубовой при мне не раз очень лестно отзывались. И как место, где можно провести приятно время, или где можно найти выгодный союз или партнера.

– Да, моя сестрица поставила шикарное заведение.

Тут уже самому Михайлюку пришло время удивляться.

– Так Софья Александровна – ваша сестра?

– Да, это так. И вам не соврали насчет возможности найти партнера. В моем поместье имеется пилорама. Сын предлагает ее усовершенствовать, – указал на меня отец. – Но чтобы у новой мощности была полная загрузка, требуется лес.

– Как хорошо, что я все же решил посетить театр госпожи Зубовой, – улыбнулся Михайлюк, приготовившись к торгу.

И таки да, дальше начался именно торг. Все же станица Усть-Медведицкая находится от нас за многие версты. Доставка дерева оттуда в копеечку влетит купцу, поэтому и для нас древесина от него резко вырастет в цене. Зато хоть водой можно ее доставить, а это – самый дешевый способ ее транспортировки.

– Две с половиной тысячи за барк, ниже не могу, – после ожесточенного торга, начав с трех тысяч за барк, сказал Игнат Пархомович. – Иначе мне в убыток уже будет. Я тогда лучше вообще тот лес рубить не буду, – твердо заявил он.

Отец замолчал, нахмурив брови. Две с половиной тысячи – это много. С другой стороны в барк вмещается примерно столько же бревен. Чуть меньше, но все же. Итого нам каждое бревно чуть дороже рубля выйдет. Тогда как у Уварова за шестьдесят копеек покупаем. Понятно, почему отец торгуется. Но Уваров – вот он, рядом. Да и лес у него не такой длинный, как Михайлюк предлагает. У Леонида Валерьевича бревна в четыре сажени примерно, а купец обещает в шесть сажень поставлять. Доски будут длиннее, да и брус из такого дерева можно толстый выпилить. Шире ассортимент получится. И одного барка нам надолго хватит. Я прикинул в уме – сейчас мы в день по двадцать пять бревен четырех саженных распускаем на доски. При модернизации лесопилки, если я прав, эта цифра увеличится до сотни. Но тут – шести саженные бревна. На них больше времени уйдет. Ну, допустим, восемьдесят успеют, а не сто. Плюс-минус лапоть, как говорится. Если поделить количество бревен в барке на восемьдесят, то получим, что весь барк мы где-то за месяц перепилим. Ну, может чуть больше. Все-таки воскресенье и здесь выходным днем считается. Пусть даже за сорок дней. Игнат Пархомович утверждает, что самое долгое – за десять дней барк с лесом к нам доберется. То есть поставки он может делать три раза в месяц. Что для нас избыточно.

Так, а сколько доска стоит? Вроде по пятьдесят копеек мы продаем казне на строительство дороги? Миллер попросил за свою помощь скидку в пятнадцать процентов. То есть у нас излишки он купит за примерно сорок с небольшим копеек. Сейчас мы отгружаем по сто досок, будем по четыреста. Триста – излишек. Триста досок Миллеру дадут нам сто двадцать рублей в день. С одного бревна в шесть сажень сколько досок выйдет? Точно больше, чем с четырех саженного. Допустим восемьдесят шести саженных бревен дадут нам то же количество досок, что и сто четырех саженных. Итого умножаем сто двадцать рублей, которые «заработаны» будут за день на тридцать и получаем… Три тысячи шестьсот рублей! Вычитаем обязательный налог в десять процентов, и все равно три тысячи с лишком остается в плюсе. Короче, по такой цене древесину брать можно!

Но я тут же себя одернул – ведь сама модернизация лесопилки тоже в копеечку встанет. Да только на одни ленточные пилы не меньше двух тысяч уйдет! А еще – работа инженера, который будет нам их устанавливать, да настраивать функционирование всей пилорамы в новом режиме. Тут еще рублей пятьсот накинем, для верности.

«Но Миллер обязался в течение года всю доску скупать, – вспомнил я, – тогда, если раскидать по месяцам, то уже через полгода усовершенствованная лесопилка окупится!»

Я аккуратно тронул отца за рукав, привлекая внимание. Тот с недоумением посмотрел на меня, словно только вспомнив, что не один ведет переговоры с купцом.

– Предложение выгодное, – тихо сказал я ему. – Но детали можно обсудить чуть позже, а пока составить «протокол о намерениях».

– Чего составить? – удивленно переспросил он.

– Предварительный договор, – поправился я. – В котором оговорить, что обе стороны готовы к сделке по тем условиям, что вы сейчас обсудили. А конкретные сроки мы обозначим чуть позже.

Игнат Пархомович смотрел на нас с интересом. Особенно на меня. И явно был удивлен, что я влез, пусть не в сам разговор, но с советом к отцу. И что тот меня не одергивает, а прислушивается. В его глазах моя репутация повысилась на пару пунктов.

– Хорошо, – спустя минуту, кивнул он. – Если вы не против, – обратился он уже к купцу, – то мы составим предварительный договор. Без обозначения конкретного срока начала поставок, только обозначим объемы и цену. Срок же… его мы скажем вам позже, но не далее следующего месяца.

– Хорошо, меня устраивает такой вариант, – кивнул купец.

– Тогда… – протянул отец и завертел головой. А вскоре и увидел того, кого искал – Дмитрия Борисовича. – Видите мужчину? – аккуратно, чтобы это не бросалось в глаза, показал на Кряжина отец. – Это наш стряпчий. Через него почти все в Дубовке оформляют договора такого рода. Предлагаю обратиться к нему за помощью.

Отказываться Михайлюк не стал, и мы сделали перерыв. Отцу хотелось курить, купец тоже грешил этой привычкой, вот они и двинулись к окнам. Курить в буфете тетя категорически запрещала – все та же ее нелюбовь к запаху курева. Проходя мимо Кряжина, отец приостановился, перекинулся с ним парой слов, и продолжил свой путь. Впрочем, вскоре и Дмитрий Борисович извинился перед своим собеседником, и тоже пошел к окнам. Ну а мне оставалось лишь подозвать официанта, да заказать чего-то посущественнее морса.

Через десять минут отец с купцом вернулись, вполне довольные друг другом. С Кряжиным они договорились встретиться завтра утром. Все равно тот к нам придет со своим знакомым – оформлять нашу сделку на представительство Дмитрием Борисовичем меня в патентных ведомствах. Вот и купец подойдет для подписания договора. Вечер оказался на удивление плодотворным. Плотно поев, я решил не оставаться на спектакль, все равно уже его видел и, попрощавшись с купцом и предупредив отца, отправился домой.

***

Василий Емельянович Губин, капитан-исправник Дубовского уезда, неторопливо ехал на лошади к владениям помещика Винокурова. Он уже объехал владения князя Белова, традиционно получив порцию ненавидящих взглядов от крестьян, сдавленные шепотом проклятия в спину и свернутые в трубку ассигнации от князя за молчание. Будь иначе, и на имя губернатора ушла бы депеша, после которой князь потерял бы все. И оба это прекрасно понимали. А про «прошлые случаи» оба бы молчали. Капитан – это понятно, а князь – чтобы не усугубить собственное положение.

Из полученных денег требовалось еще и «отстегнуть» часть десятским, что размещались и жили на территории князя. Но это и на обратном пути можно сделать.

Сейчас же капитан просто рутинно добирался до поместья Винокуровых. Он уже знал, что самого Сергея Александровича дома нет – в отъезде, но это и неважно. У этих чистюль Винокуровых никогда ничего не происходит по его, капитана, части. Жалобы крестьяне пишут, но больше друг на друга. Да и причин на барина обиду держать у них нет. Поэтому ничего нового от визита Василий не ждал.

К поместью он прибыл ближе к обеду. Навестив первым делом хозяйку – приличия все же соблюдать нужно, и с аппетитом подкрепившись за барским столом, Василий Емельянович отправился в деревню. Нужно было посетить местного десятского – Мирона Оглобова. Ну и жалобы крестьянские собрать, да отметки о смерти кого из крестьян взять, если таковые были.

В том, что умершие были, капитан убедился буквально через минуту, как подъехал к подворью десятского. Рядом с домом старосты, из сарая раздавался горестный плач. Надрывный, но такой знакомый – не раз капитан слышал этот ритуальный вой, который устраивали крестьянки по усопшим. Идти к дому старосты капитан не стал, решив сразу найти своего подчиненного и узнать все из первых рук.

Мирон нашелся в своей избе, где проживал с самого детства. Крепкий мужик, около тридцати лет, был уже третий год подряд выбран деревней в десятские, да и утвержден на этой должности самим капитаном. Какая ему разница, кто здесь будет занимать эту должность? Другое дело – у князя Белова. Вот там за кандидатурой десятских капитан тщательно следил, и не утверждал тех, кто посмел бы сказать хоть слово против князя, порушив такую удобную и прибыльную схему офицера.

– Здравствуйте, Василий Емельянович, – вытянулся перед Губиным Мирон.

– И тебе не хворать, – отмахнулся капитан, присаживаясь на табурет к столу. – Кого там отпевают?

– Акима, конюха Винокуровых.

– И когда он преставился? Да от чего? – удивился капитан.

И в то же время навострил уши. Смерть дворового слуги помещика показалась ему странной. В последний раз, как он его видел, тот ничем не болел. Да и сейчас не время для хвори – это для осени, да весны привычно. За лошадью не уследил, да та его лягнула? Али перепился и неудачно упал? На чей-нибудь кулак несколько раз. Такое капитан вполне допускал, так как о характере слуг всех помещиков собирал самую тщательную информацию. Вот от таких как Мирон и узнавал все подробности. Мало ли когда пригодится.

– Перепил, да до новой служанки Винокуровых домогался. Вот его Сергей Александрович и отходил плетью. Да так, что Аким четыре дня после этого провалялся, не вставая, да так и отдал богу душу.

– Так-так-так, – глаза капитана лихорадочно заблестели.

Чистоплюи Винокуровы подставились! Теперь-то можно будет и потрясти их мошну. Иначе – он, как образцовый страж закона, зафиксирует смерть дворового слуги от рук помещика. А за такое положена тюрьма. Даже если смерть непреднамеренная.

– И когда это было?

– Наказал в начале недели, а преставился Аким вчера.

– А Винокуров когда уехал?

– Дык, во вторник, – пожал широкими плечами Мирон.

«Получается, Сергей Александрович своего слугу в понедельник почти до смерти запорол. Понял, что наделал, да в Дубовку кинулся! И служанку свою увез. Как Григорий Александрович от этого переживал-то, – усмехнулся про себя капитан. – И для чего это все? Чтобы от себя подозрения отвести? Мол, при мне тот жив был, а когда помер, так меня и не было здесь. Но нет, шалишь… Так оно не работает. И стоит Ольге Алексеевне это объяснить».

Перед тем, как вернуться к помещице, капитан уточнил – кто был свидетелем наказания Акима, как он выглядел после того, были ли у него шансы выздороветь после наказания, али нет. Покинув все послушно рассказавшего Мирона, Василий Емельянович сходил до сарая, где отпевали конюха. В гробу и правда лежал знакомый по прошлым приездам мужик. Тощий и бледный. Капитан не поленился и, несмотря на возмущение воплениц, перевернул тело, осмотрев спину Акима. Удовлетворенно кивнув, офицер вновь пошел к поместью Винокуровых.

На порог дома капитан пришел в самом наипрекраснейшем настроении. Открыла ему служанка Евдокия и сразу позвала барыню.

Ольга Алексеевна все поняла по взгляду капитана. Тот увидел это в ее глазах, но держалась она достойно. Пригласила попить чай в зал, где и спросила, чем еще может быть полезна.

– Ольга Алексеевна, – начал самым ласковым голосом, на который способен, Василий Емельянович. – А что же вы не сказали, что у вас конюх богу душу отдал?

– Все мы смертны, – пожала та плечами. – Что же теперь, слезы лить о нем? Для этого вопленицы есть.

– Но не все умираем своей смертью, – улыбнулся капитан. На лице барыни не дрогнул ни один мускул, но окаменевший взгляд был для офицера лучшим доказательством ее вины. – Не успели вы тело закопать, а я ведь его осмотрел. И на спине полосы видел. Много полос. Некоторые аж до кости простираются. И десятский мой, Мирон, много интересного рассказал. Вы ведь понимаете, что это значит?

Помещица молчала и, не дождавшись реакции, капитан продолжил.

– А значит это, что по вашему мужу тюрьма плачет. Ведь были видоки того, как он слугу наказывал. Да и не один – а с сыном! Кто из них больший урон нанес? Али может оба постарались? Вы думаете, ваши слуги молчать будут? При вас – может быть, а в зале суда?

– Что вы хотите? – прервала Губина помещица.

– Ольга Алексеевна, вы же мудрая и умная женщина. Ну как я на такое могу глаза закрыть? Я все же представитель закона…

Поджав губы, Винокурова встала и на минуту покинула офицера. А вернулась с пачкой ассигнаций.

– Вот, двадцатка, больше он не стоит, – бросила на стол перед капитаном женщина деньги.

– А свобода вашего мужа? – попытался надавить на нее Василий.

– А ваша собственная? – яростно спросила в ответ помещица. – Если Сергея посадят, то я до губернатора дойду. И тогда все узнают, что у нашего соседа творится, которого вы покрываете.

Недовольно покачав головой, капитан собрал деньги и встал.

– Что же, думаю, ваш слуга, Аким, и правда много выпил. Вот сердечко и не выдержало. Чай, не молодец какой. Всего наилучшего, – откланялся он и, довольно насвистывая веселый мотивчик, покинул поместье.