Читать книгу Государь - Никколо Макиавелли - Страница 7

Управлять вновь возникшими монархиями уже несравненно труднее.

Так, если вновь возникшая монархия не является самостоятельной, а входит только как новоприобретенная часть в существующую уже монархию, представляя вместе с нею как бы одно смешанное целое, то неизбежные неурядицы при переустройстве вновь слагающихся государственных форм дают первый повод к брожению умов и желанию переворотов. Люди же вообще, из желания улучшения своей судьбы, склонны к перемене своих правителей.

Эта причина весьма часто заставляет их браться за оружие против существующего правительства, и только тогда видеть свою ошибку, когда они путем опыта узнают, что вместо улучшения в результате достигают только ухудшения своей участи. Ухудшение же это естественно возникает из той неизбежной необходимости, в которую обыкновенно бывает поставлен новый правитель самим своим положением. Для водворения своей власти он обыкновенно бывает вынужден угнетать вновь приобретаемую страну тяжкими повинностями для содержания армии и бесчисленным множеством всяких других несправедливых налогов и поборов.

Имя Сарданапала, легендарного последнего царя Ассирии, стало символом изнеженности и разврата. Не сумев противостоять войскам своих соседей, он сжег себя и все свои сокровища в царском дворце.

Смерть Сарданапала. Художник Э. Делакруа

Все лица, интересы которых он почему-либо нарушил, овладевая государством, становятся его врагами, врагами же его делаются и те, которые дружественно помогали его успеху, или потому, что он не может их отблагодарить сообразно их заслугам, или его обещанию, или потому, что, будучи им обязан, он даже в случае необходимости лишен возможности действовать против них крутыми мерами.

Услуги обыкновенно требуют признательности, потому что, как бы ни был могущественен завоеватель со своими армиями, для покорения страны ему всегда бывает необходимо входить предварительно в соглашения с ее жителями, чтобы получить поддержку своему оружию. Вот почему французский король Людовик XII так же быстро потерял Милан, как и приобрел его. Для того чтобы его оттуда выгнать, достаточно было одних войск Людовика Сфорцы, так как те же жители, которые помогли ему овладеть городом, видя себя обманутыми в своих надеждах и не получая тех выгод, на которые рассчитывали, не хотели переносить тяжести новой власти.

Но зато, если такое восстание удается усмирить, то власть приобретает значительную прочность, так как победитель, пользуясь восстанием, делает его для себя благовидным предлогом, чтобы уже не стесняться в средствах для укрепления своего положения: наказывать непокорных, преследовать тех, кто ему кажется подозрителен, вообще устраивать все то, что ему препятствует или его ослабляет. Поэтому-то, для того, чтобы Франция потеряла Милан в первый раз, было достаточно небольшой агитации, проведенной Людовиком между окрестным населением, но чтобы потерять его вторично – нужно было, чтобы все государства против нее восстали и армии ее были или уничтожены, или изгнаны из Италии.

Лидийский царь Крез, имя которого стало символом богатства, не смог с помощью сокровищ защитить свое царство и оно стало добычей персидского царя, имевшего более сильное войско.

Казнь царя Креза. Рисунок на античной вазе

Известно, однако, что Франция оба раза лишилась этой провинции. Общие причины первой неудачи Людовика XII уже достаточно ясны после моего объяснения, но вторую его неудачу стоит рассмотреть подробнее, чтобы уяснить, не было ли в руках его возможности, которой другие правители воспользовались бы на его месте, чтобы удержать за собой приобретенную область. Надобно заметить, что страны, вновь присоединяемые к установившейся монархии, для составления с нею одного целого могут находиться в одинаковых с нею географических условиях или в различных и жители их говорят на том же языке или на ином.

Когда приобретаемая страна составляет как бы продолжение приобретающей, а жители той и другой говорят на одинаковом языке, то удержать приобретение очень легко, особенно если обитатели ее не привыкли к свободным учреждениям.

Для управления ею в полной безопасности достаточно только одного условия – чтобы династия прежних ее правителей иссякла. Во всем остальном, при одинаковых обычаях, правителю стоит только не нарушать прежнего образа жизни обитателей приобретенной страны, и он может быть уверен, что новые его подданные будут жить спокойно.

Таким образом Бургундия, Бретань, Гасконь и Нормандия столько лет сряду находятся под французским владычеством. Хотя между наречиями этих стран и есть некоторые различия, но так как нравы и обычаи их весьма сходны, то им и легко ладить между собой. В подобных случаях завоевателю нужно помнить две главнейшие вещи: окончательно ли иссякла династия правителя присоединяемой страны и что для него ничего не может быть пагубнее какого бы то ни было изменения законов или системы налогов в новой стране. Если оба эти условия соблюдены, то присоединенная страна очень скоро совершенно сливается с господствующей и составляет с нею как бы одно органическое целое.

Благодаря решительности Дария был убит самозванец, который обманом овладел персидским престолом, и Дарий I стал основателем новой царской династии Древней Персии.

Царь Дарий I. Рельеф из стоколонного зала в Персеполе

Но если присоединенная страна бывает чуждою присоединяющей по языку, обычаям и нравам, то для удержания ее в своей власти требуется очень много труда и умения, и одною из самых действенных и радикальных для этого мер может служить переселение правителя во вновь приобретенную страну. Этим переселением значительно закрепляются прочность и без опасность обладания ею.

Так поступили турецкие султаны с Грецией, и всякие другие их распоряжения для удержания Греции за собой едва ли привели бы их к каким-нибудь успешным результатам, если бы они сами туда не переселились. Правитель, переселяющийся в завоеванную страну, может следить за начинающимися беспорядками и заблаговременно подавлять их. Живя же вдали, он узнает о них только тогда, когда они становятся настолько значительными, что по большей части совладать с ними становится очень трудно, если не невозможно.

Кроме того, присутствие государя удерживает назначаемых им сановников от разорения страны. Возможность личного обращения к правителю доставляет нравственное удовлетворение подданным, и если они расположены к верности, то получают более возможности любить своего монарха. Если же они не надежны, то его близость дает им более оснований бояться его.

Консул Римской республики Луций Юний Брут, узнав, что его сыновья замешаны в заговоре против республики, приказал отдать изменников под суд и настоял на их казни.

Брут Старший. Фрагмент статуи с Капитолия

Кроме того, присутствие государя в стране служит отчасти охраной от чужеземных вторжений, так что, поселяясь в ней, правитель как бы обеспечивает за собой большую вероятность прочного обладания ею.

Другое отличное средство для удержания завоеванной области состоит в образовании поблизости одной или двух колоний, в местностях, господствующих над страной. Без этого приходилось бы содержать весьма значительное количество войска, между тем как основание колоний обыкновенно обходится правителям очень дешево. Основать и поддерживать их бывает возможно или без всяких издержек, или с весьма незначительными.

Государь при этом нарушает интересы только тех, у кого отнимает поля и жилища для водворения в них новых обитателей, но таких лиц обыкновенно бывает немного, и по своей бедности и разрозненности они по большей части бывают лишены возможности вредить ему. Все остальные подданные, не будучи, с одной стороны – ничем обижены, не имеют поводов к недовольству, а с другой – будут удерживаемы от волнений страхом, чтоб и их, в случае непокорности, не постигла участь, подобная участи лиц, разоренных на их глазах. Одним словом, эти очень дешево стоящие колонии, служащие образцом верности, в то же время нисколько не обременительны для страны, а небольшое число обиженных этой мерою, по своей бедности и разрозненности, становятся для правителя безвредны.

Вообще должно заметить, что при управлении людьми их необходимо или ласкать, или угнетать. Мстят люди обыкновенно только за легкие обиды и оскорбления, сильный же гнет лишает их возможности мести. Поэтому если уже приходится угнетать подданных, то делать это следует таким образом, чтобы отнимать у них всякую возможность отмщения.

Афинский политический деятель Аристид был известен безупречной честностью и ревностно отстаивал принципы справедливости. В демократическо-жульническом обществе это всем мешало. И Аристида изгнали из родного города по закону об остракизме.

Аристид. Художник Ф. Айец

Если же вместо основания этих колоний или передовых постов правитель решает поддерживать свою власть с помощью войск, то расходы, сопряженные с содержанием этих охранительных сил, возрастают обыкновенно чрезмерно и совершенно поглощают все государственные доходы страны. Тогда самое приобретение страны служит в ущерб завоевывающему государству, который становится тем ощутительнее, чем ее жители считают себя более обиженными, ибо все они, как и самое государство, страдают от постоев и передвижения войск.

А так как от постойной повинности обыкновенно не освобождается никто, то все граждане становятся врагами правителя, тем более ожесточенными, что этой повинностью нарушаются их частные интересы, и, оставаясь у себя дома, они не лишаются возможности вредить правителю. Вообще эти армии, предназначенные для охраны, во всех отношениях настолько же бесполезны и вредны, насколько основание передовых постов полезно и необходимо.

Но это еще не все. Когда завоеванная область находится в другой стране, чем наследственная монархия завоевателя, для него является множество других забот, которыми он не вправе пренебрегать: он должен стремиться стать главой и покровителем соседних и менее могущественных государей, но также ослаблять тех из них, чье могущество начинает возрастать, зорко наблюдая, чтобы в управление этими мелкими государствами не вмешался по какому-либо случаю какой-либо правитель, такой же, как и он могущественный. Всякое такое вмешательство обыкновенно принимается благоприятно всей массой тех граждан, которых неудовлетворенное честолюбие или страх сделали недовольными, и все они делаются обыкновенно сторонниками этого чуждого вмешательства.

Умение убеждать народное собрание давало возможность афинскому политическому деятелю Периклу многие годы править Афинами.

Перикл. Римская копия с греческого оригинала скульптора Кресилая

Так этолийцы помогли римлянам проникнуть в Грецию, подобно тому, как помогали им в этом и жители всех других стран, куда они проникали.

Обыкновенно в таких случаях дело происходит так: как только могущественный иноземец вступает в чужую страну, все мелкие правители, побуждаемые ненавистью и завистью к более сильному соседу, примыкают к нему и стараются ему содействовать в его предприятиях. Но предусмотрительный государь может не опасаться этого, он всегда сумеет заранее привязать к себе всех мелких правителей разными ничтожными уступками их самолюбию, и тогда они обыкновенно охотно становятся его пособниками.

Но при этом он, конечно, не должен забывать, что нельзя допускать, чтобы хоть один из этих мелких правителей получил слишком много власти. А если с кем-нибудь из них это и случится, то государю легко при помощи своих войск и других мелких правителей тотчас же ему воспрепятствовать и оставаться, таким образом, полновластным господином над всеми окрестными странами. Правитель, не соблюдающий этого образа действий, обыкновенно очень скоро лишается завоеванной страны или, если в ней и удерживается, то встречает для своей власти бесконечные препятствия и неприятности.

Римляне старательно соблюдали все эти правила в отношении к завоеванным ими землям: они основывали колонии, поддерживали менее могущественных соседей, не допуская усиления их могущества, и препятствовали установлению в их странах всякого влияния могущественных иноземцев. Для доказательства достаточно одного примера – действий римлян в Греции: они поддерживали этолийцев и ахеян, ослабляли Македонию, прогнали Антиоха и, несмотря на все услуги, оказанные им этолийцами и ахеянами, не допускали их усиления. Все усилия Филиппа приобрести их дружбу не могли увенчаться успехом, прежде чем им не удалось его сильно ослабить, и все могущество Антиоха не могло вынудить у них согласия на то, чтобы он мог владеть хотя бы клочком земли в Греции.

Персидский царь Артаксеркс I взошел на престол, победив в поединке начальника дворцовой стражи, который организовал заговор и убил отца и старшего брата Артаксеркса.

Царь Артаксеркс I. Художник К. Б. Вениг

Римляне в этом случае поступали именно так, как обязаны были действовать все прозорливые правители, заботясь об устранении не только настоящих, но и всех возможных в будущем затруднений – всеми мерами, какие указывает благоразумие, ибо только предвидя зло заблаговременно, можно его избежать. Если же ждать его приближения, то можно потерять благоприятное время для противодействия ему, подобно тому, как, запуская болезнь, можно довести ее до неизлечимости, когда уже никакое лекарство не в состоянии помочь.

Чахотка, о которой врачи говорят, что она вначале трудно распознается и легко излечивается, а в конце распознается легко, но лечить ее бывает трудно, – весьма подходящий пример моим утверждениям. И в делах государственных мы видим то же самое: если зло предвидится заблаговременно (что доступно, конечно, только правителям мудрым), то уничтожить его можно быстро, если же по небрежности дать ему возможность усилиться до того, что оно сделается очевидным для всех, – побороть его становится уже делом почти невозможным.

Имя древнегреческого государственного деятеля и полководца Алкивиада стало синонимом политической беспринципности, он несколько раз переходил на сторону врагов родного города и возвращался обратно.

Алкивиад и его друг спасаются, выбегая из своего дома, подожженного врагами. Фрагмент. Художник Я. Ф. Капков

Римляне обыкновенно, предвидя зло заранее, всегда удачно ему противодействовали, они не позволяли ему развиваться даже в тех случаях, когда это угрожало им войною, они знали, что всякое промедление при этом могло служить только на пользу их врагам. Поэтому они объявили войну Антиоху и Филиппу в Греции, чтобы предупредить необходимость защищаться от них в Италии, и хотя могли избегнуть этих обеих войн, но не избегали их. Они не придавали значения словам, так часто повторяемым мудрецами нашего времени: пользуйся преимуществами времени, они предпочитали преимущество силы и благоразумия, зная, что время может приносить с собой и зло, так же как и добро.

Но возвратимся к Франции и посмотрим, было ли ею сделано что-либо из того, о чем мы говорили. Мы рассмотрим действия Людовика XII, а не Карла VIII, так как сохранение первым на более продолжительное время своего владычества в Италии дает нам большую возможность проследить весь его образ действий. При этом мы ясно увидим, что он поступает совершенно противоположно тому, как должен был поступать, чтобы сохранить за собой господство над страной.

Людовик XII получил возможность проникнуть в Италию благодаря честолюбивым венецианцам, которые рассчитывали при этом воспользоваться половиной Ломбардского герцогства. Я далек от осуждения этой связи Людовика с венецианцами, так как он, желая войти в Италию и утвердиться в ней, не только не имел в то время в ней никаких друзей, но, напротив, предшествовавшее поведение Карла VIII делало это невозможным, и он вынужден был не выбирать себе союзников, а только пользоваться тем, что представляли обстоятельства, и его планы имели бы успешное осуществление, если бы только впоследствии он не делал ошибок. Таким образом, завладев Ломбардией, он быстро восстановил ту репутацию, которой лишил его Карл: Генуя пошла на уступки, Флоренция – стала его союзницей, маркиз Мантуанский, герцог Феррарский, семья Бентивольо, правительница Форли, властители Фаэнцы, Пезаро, Римини, Камерино, Пиомбино, жители Лукки, пизанцы, жители Сиенны – все наперебой друг перед другом искали его дружбу.

Младший сын царя Филипп II Македонский стал опекуном при шестилетнем сыне своего погибшего брата. После побед над соседями Македонии, укрепив свой авторитет в войске, Филипп оттеснил племянника и сам занял престол.

Филипп II Македонский. Изображение на античной золотой монете

Венецианцам стало ясно, что допустив, ради приобретения других городов в Ломбардии, французского короля стать властителем двух третей Италии – они сделали неблагоразумную ошибку. При таких обстоятельствах Людовику XII весьма не трудно было бы поддержать в этой стране свое влияние, если бы он сумел осуществить на деле те правила благоразумия, которые изложены мною выше.

Для этого ему было бы необходимо принять под свое покровительство и оказывать деятельную защиту многочисленным мелким владетелям, искавшим его дружбы. Все они были слабы и, боясь нападений – одни со стороны пап, другие со стороны венецианцев, – поневоле должны были бы стараться быть с ним заодно, а такой союз был бы для него достаточным, чтобы бороться успешно с теми властителями, у которых еще оставалось какое-либо могущество.

Но он, едва вступив в Милан, стал действовать совершенно противоположно, оказав помощь папе Александру при занятии последним Романьи. Он не видел, что, действуя таким образом, он действовал против себя самого, ослабляя себя потерей союзников, которые так желали его дружбы, и усиливая власть пап, помогая им в духовной власти, дававшей им и без того громадное значение, приобрести еще и светскую, столь же значительную.

Когда Филипп II Македонский оставил свою жену – Олимпиаду, их сын – Александр мог лишиться прав на престол. Но как раз в это время Филипп был убит одним из своих приближенных. Некоторые историки считают, что заговор против Филиппа организовала Олимпиада.

Олимпиада, мать Александра Македонского. Изображение на античном медальоне

За первой ошибкой последовали другие, так что ему пришлось самому отправиться в Италию, чтобы положить предел честолюбиво-завоевательным стремлениям папы Александра и воспрепятствовать ему подчинить Тоскану своему владычеству.

Но и это еще не все. Не удовлетворившись тем, что так возвеличил могущество церкви, что лишился через это союзников, Людовик, пламенно желая овладеть Неаполитанским королевством, решился разделить его с испанским королем; и таким образом, будучи до тех пор единым, неограниченным властелином Италии, он сам ввел туда себе соперника, помогать планам которого могли все честолюбцы и недовольные. Для него было весьма возможно оставить на троне неаполитанского короля, который без сопротивления согласился бы быть его данником, но он сверг его и помог взойти на престол сильному испанскому королю, который его самого мог в любое время изгнать из Италии.

Страсть к завоеваниям – дело без сомнения обыкновенное и естественное: завоеватели, умеющие достигать своих целей, достойны скорее похвалы, нежели порицания. Но составлять планы, не будучи в состоянии их осуществить, – и неблагоразумно, и нелепо. Поэтому-то, если бы Франция имела достаточно силы для овладения Неаполем, то она имела бы право к этому стремиться, но не имея для этого достаточно сил – было неразумно даже и затевать такое предприятие, а тем более разделять это королевство; и если раздел обладания Ломбардии с венецианцами извинителен как единственная мера, которая могла помочь его вступлению в Италию, то последнее разделение, не имевшее никаких важных, побудительных причин, положительно неизвинительно.

После того как был убит его отец, Александр Македонский стал царем и приказал казнить всех причастных к этому делу, заодно уничтожив и тех, кто мог претендовать на престол.

Александр Македонский. Фрагмент мозаики «Битва при Иссе».

Итак, Людовик XII сделал в Италии пять основных ошибок: он совершенно задавил слабых правителей и усилил могущество сильнейшего, ввел в Италию весьма могущественного чужеземного государя, не перенес туда своей резиденции и не укрепился там основанием колоний.

Все эти пять ошибок не повлекли бы, однако, за собой немедленного падения его власти, по крайней мере при его жизни, если бы он не присоединил к ним шестой и самой важной: не вознамерился бы отнять власть у венецианцев. Мысль ослабить их была бы вполне разумной и даже необходимой, если бы предварительно он не возвысил власть церкви и не призвал в Италию испанского короля.

Но сделав уже то и другое, он не должен был соглашаться на дело, грозившее гибелью для венецианцев, так как до тех пор, пока их могущество не было нарушено, они служили оплотом против покушений на Ломбардию и не допускали бы никого завладеть ею, кроме себя, и, конечно, никому бы и не пришла мысль отнимать Ломбардию у Франции с тем, чтобы уступить ее Венецианской республике.

Бороться же против соединенных сил Франции и Венеции едва ли у кого хватило бы духу. Если бы кто-нибудь вздумал извинять то, что Людовик отдал Романью – папе, а Неаполь – испанскому королю, тем, что он делал это для того, чтобы избежать войны, то в высказанном мною положении, что никто из правителей не должен ради того, чтобы избежать войны, допускать усиление зла, заключается опровержение этого предположения, так как войны при этом все равно не избежать, она только откладывается, чтобы потом принести вред неблагоразумному правителю.

Когда возникло подозрение, что убийство Филиппа организовала его жена – мать Александра, Олимпиада, Александр сразу же прекратил расследование убийства отца.

Александр Македонский. Римская копия с оригинала скульптора Ефранора Коринфского

Если бы кто-нибудь стал объяснять эту отдачу – как исполнение обещания, данного Людовиком папе, помогать ему в этом предприятии за разрешение на расторжение своего брака и получение кардинальской шапки Руанским архиепископом (кардиналом Амбруазским), то я на это отвечу дальнейшим изложением моего сочинения, где покажу, как должно смотреть на обещания государей и каким образом они их исполняют.

Итак, Людовик XII потерял Ломбардию потому, что не соблюдал ни одной меры благоразумия из обыкновенно соблюдаемых теми завоевателями, которые хотят удержать за собою приобретенные провинции. В этом нет ничего удивительного, но так должно было случиться, сообразно с логикой и естественным порядком вещей.

Я был в Нанте в то время, когда Валентино (так назывался тогда Цезарь Борджиа, сын папы Александра VI) сделался владетелем Романьи. Кардинал Амбруазский, с которым я рассуждал об этих событиях, сказал мне, что итальянцы ничего не смыслят в военном деле. На это я заметил ему, что французы столько же понимают в политике, так как если бы они в ней хотя бы что-нибудь понимали, то никогда не допустили бы церкви подняться до такого могущества.

Опыт же показал, что увеличение могущества церкви и Испании в Италии было делом Франции, а в нем заключалась и ее собственная погибель. Из всего этого можно вывести то общее правило, почти безошибочное, что каждый государь, оказывающий услугу другому, если этим значительно увеличивается могущество последнего, работает на свою погибель, так как для этого он употребляет силу или умение, а оба эти качества начинают казаться новому потентату, едва он достигнет своей цели, подозрительными и опасными для него.

Некоторые историки считают, что Александр Македонский, бывший в ссоре с отцом и боявшийся, что тот лишит его прав на престол, сам подтолкнул одного из обиженных Филиппом придворных к убийству царя.

Александр Македонский. Изображение на античной монете