Читать книгу Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга вторая - Николь Галанина - Страница 3

Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно. 4 Фурутуру 3041 года по летоисчислению Авалории.

Ноули Виллимони – лучший выпускник Военной Академии – привык к жизни в ритме непрерывного движения. Ему необходимо было хоть чем-нибудь заниматься, иначе он немедленно начинал скучать и мучаться собственной бесполезностью. Любая застойная работа вызывала у него стойкое отвращение – а та работа, которой его ныне загрузили, тем более. Оказавшись на посту начальника войск внутреннего охранения, Ноули вынужден был позабыть о долгих прогулках верхом и ослепляющих зевак парадных выездах. Не всё на свете за него могли выполнять многочисленные подручные; приходилось и самому копаться в каких-то бессмысленных документах. Виллимони скосил на висевшие в углу часы-ходики умоляющий взгляд. Но стрелки не сдвинулись ни на миллиметр; отметка на строгом циферблате осталась прежней: половина второго дня. Прошло так мало времени, а он уже чувствовал себя усталым и разбитым, как будто бы несколько недель провёл на передовой без отдыха! Становилось очевидным, что копание в бумагах – это явно не его стезя…

Дверь неслышно приоткрылась, и в кабинет царственным шагом вплыла, точно охотящаяся львица, Марта. На лице у неё царила хмурая сосредоточенность, в глазах застыл лёд. В руках она держала толстую пачку писем.

Подойдя к столу, Марта аккуратно водрузила на него всю груду корреспонденции.

– Байна и Фолди очень нами интересуются.

– Нами?

Приподняв голову, Виллимони наградил её долгим оценивающим взглядом, от которого она невольно вспыхнула и потупила голову. Голос у Марты восстанавливался стремительно: видимо, продолжительные ссоры не причинили её мощным голосовым связкам большого вреда.

– Мне тоже писали, – она отделила от общей стопки несколько распечатанных конвертов и продемонстрировала их Ноули. – Байна поздравляла нас со свадьбой и сожалела, что не может приехать.

– А Его Превосходительство?

– Всё то же самое, – вздохнула Марта. – Кстати, в одном из писем от Байны сказано, что произошло некое восхитительное событие, о котором она сообщила тебе. Мне хотелось бы послушать, что случилось.

Виллимони сломал печать на конверте и разорвал его одним быстрым движением. На отполированный с воском стол вывалился большой лист веленевой бумаги, по которому тянулись, взмывая то вверх, то вниз, написанные рукой Байны Санны строчки с характерными смешными завитушками и загогулинами. Ноули никогда не мог сдержать несколько растроганной улыбки, когда эти толстые маленькие буковки проходили у него перед глазами. Интересно, и как же теперь Байна справляется с непростой ролью замужней женщины? Как ни странно, но он не мог представить её себе взрослой и самодостаточной дамой. В его сознании она навсегда осталась милой девочкой. Он и подумать не мог, что его маленькая Байна выйдет замуж так рано.

– Ну давай уже! – потребовал глухой голос Марты.

Виллимони послушно поднёс послание ближе к глазам, и, быстро пробегая взором по знакомым неровным подрагивающим строчкам, начал читать:

– «Здравствуй, дорогой Ноули!

Я спешу сообщить тебе обо всех новых и интересных событиях, которые произошли в моей жизни за время твоего отсутствия. Честно говоря, я уже успела соскучиться по тебе. Приехать в Кеблоно к тебе я не могу: Его Превосходительство вряд ли пустит меня, он так занят, особенно в это трудное время…

Дорогой Ноули, у нас, во дворце, всё далеко не так радужно, как можно было бы предположить. Мы все надели траур в знак уважения к памяти господина Бериллия Каперция, одного из членов Тайного Совета. Он заболел ещё тогда, когда вы с Мартой приезжали на свадьбу. Увы, Уния Марина ничем не смогла помочь… Как же жаль, Бериллий был замечательным человеком. Их Величества почему-то немало обеспокоила его смерть, и они даже назначили расследование по его делу. Ноули, если бы ты мог понять, насколько это страшно: бояться, что безнаказанный убийца прячется сейчас среди твоих друзей!

Впрочем, довольно о грустном и пугающем. Пока я замужем, мне ничего не угрожает, верно? Ты можешь не беспокоиться насчёт моего поведения: я свято чту все правила приличия! Если ты спросишь, счастлива ли я в семейной жизни, я, не покривив душой, отвечу: да! Я так благодарна Её Величеству, что она выдала меня замуж за Его Превосходительство! Как мне хотелось бы, чтобы и тебе так же повезло в браке! Если бы только однажды осуществилась моя заветная мечта: повести своих и твоих детей на крестины к Её Величеству! Кстати, дворцовые лекари делают весьма утешительные прогнозы относительно сроков её выздоровления: кажется, ей нужно полежать в постели ещё около десяти дней; для перенесённой ею болезни это очень мало. Следствие по делу отравления движется куда-то в туманную сторону; из соображений строжайшей секретности Его Величество, господин начальник полиции и Его Превосходительство ничего и никому не рассказывают… Но, думаю, мне не стоит удручать тебя нашими проблемами, когда ты сам наверняка занят. Прошу, ответь мне поскорее, я должна знать, как живёт мой любимый брат.

Навсегда с тобой, Байна Амилия Фолди»

– И что здесь интересного? – спросила Марта. – Я даже не знаю этого Бериллия Каперция; он важный имперец?

– Был, – сумрачно поправил её Ноули и, вздохнув, снял со стопки ещё одно послание. – Свежее, – заметил он, рассмотрев конверт, и одним резким движением вскрыл его.

Толстый обрезанный лист спорхнул на стол, и двое склонились к нему. И Марта, и Ноули сразу поняли, что «восхитительная новость», о которой писала Байна, здесь. Эта новость, написанная крупными чёткими печатными буквами, тянулась через всю страницу и даже завивалась в дугу там, где для окончания фразы не хватало места.

– «Радуйтесь, – медленно и торжественно зачитал Виллимони, – Её Величество ожидает сына!»

Воцарилось продолжительное молчание. Марта выдернула у него из рук письмо и пересмотрела его сама. Нет. Ничего не изменилось: он сказал правду.

– Здесь так и сказано, – тихим голосом подтвердил Виллимони, который, казалось, сейчас отдалился от неё на десятки метров. – Её Величество объявила о своей беременности, и, согласно всем предсказаниям, на этот раз у Авалории будет наследник!

Марта медленно поднялась из кресла. Выходит, это правда. Её Величество действительно беременна, у неё будет сын, последняя надежда всех монархистов Империи… Едва ли об этом станут печатать в газетах, даже из желания похвастаться перед униженными кеблонцами, ведь известно, сколь много раз Влеона уже пыталась осчастливить трон наследником и что из этого получалось. Расхаживая по кабинету Ноули, Марта пыталась определиться, куда ей ехать вначале: к своим сторонникам в Федлис или же в канализации.

Решение созрело быстро: пока ей в канализации нельзя; неизвестно, что предпримет её необузданный Союз, если она вздумает рассказывать правду. Вначале следовало проверить их настроение; можно ли им довериться… А проверить легче всего в Федлисе.

– Мне нужно уехать, – торопливо бросила она, оборачиваясь к Виллимони, – думаю, это ненадолго. Где-то через неделю я буду здесь.

– Постой, – остановил её повелительный голос, когда она уже собиралась переступить через порог, – объясни сначала, куда и зачем ты едешь одна.

– Я не могу взять тебя с собой. Это всё, что я имею право сказать, извини… Через неделю я вернусь, – повторила она и вышла из комнаты.

Дорожные сборы не отняли у неё много времени. Полчаса спустя Марта уже стояла в конюшнях, нетерпеливо теребила узду Урагана, отвечала невпопад на вопросы конюха Кааса и не отводила чересчур пристального взгляда от посеревшего и резко провисшего, будто беременного, неба. Судя по тому, как дрожали осиротелые листочки на тоненьких древесных побегах, и какой суровый ветер тревожил округу шквалистыми порывами, должен был прийти шторм. Это тревожило конюха: восприимчивый, как и все оборотни, к изменениям в погоде, он обеспокоенно мотал головой, показывал сухим чёрным пальцем на тяжёлые облака и твердил испуганным голосом:

– Пахнет бурей. Лучше Вам остаться дома, госпожа.

– Не волнуйся, Каас, – успокоила его Марта, – когда здесь разверзнется адова пасть, я буду уже в Федлисе.

– Едва ли, – конюх несколько раз моргнул, как будто у него начинался нервный тик, – погода совсем плоха. Госпожа должна остаться дома, не то с нею могут приключиться разные неприятности.

– Ураган готов? – не слишком учтиво оборвала его Марта.

Уловив намёк, Каас обиженно поджал сухие растрескавшиеся губы:

– Да, госпожа.

– Я выезжаю немедленно, – и она легко вскочила в седло, цепко ухватившись за свисавшие поводья.

Конь недовольно прял ушами и постукивал копытом о землю; его чуть раскосые тёмные глаза недоверчиво косили вдаль, на устланную белоснежным камнем дорогу. Предчувствуя что-то недоброе, Ураган неохотно повиновался властной руке хозяйки. Наверное, сейчас он на своём лошадином языке сетовал на людскую глупость и недогадливость: ну как можно не обратить внимания на явные признаки приближающейся жестокой бури? Разве нельзя переждать непогоду здесь, дома, в покое и безопасности, а уже потом скакать во весь опор навстречу новым приключениям?

Вдали грозно рокотала приближающаяся буря. Тучи нависали всё ниже; казалось, их чёрные брюхи ложатся на потрескавшуюся пыльную землю, столько месяцев не знавшую дождя. Деревья тревожно переговаривались друг с другом, и каждый листик их дрожал от ужаса, плотнее прижимаясь к собратьям. Птицы и звери затихали: не желая подвернуться под горячую и тяжёлую руку слепой стихии, все благоразумные существа спешили укрыться в норах и не высовывать оттуда носа. Даже представители людской расы, которых в большинстве жизненных случаев трудно бывает называть рассудительными, чуяли признаки подступающей бури и спешно возвращались в городскую черту. В самом скором времени с дорог исчезло всё и вся, даже дозорные, в чьи обязанности вменялось непрерывно патрулировать прилегающую к городу территорию и безжалостно расправляться с мародёрами. По длинной пыльной дороге, извивающейся, как сброшенная змеиная шкура, Марта ехала одна…

* * *

Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно, особняк Его Командирства Ноули Виллимони.

13 Фурутуру 3041 года по летоисчислению Авалории.

Ноули Виллимони в который раз протёр покрасневшие, опухшие от продолжительной бессонницы глаза и с угнетающим нетерпением вгляделся в шумную улицу за окном кабинета. Уже неделю и два дня Марта отсутствовала, и это время казалось ему вечностью. Без неё дом словно превратился в кладбище безмолвных призраков. Одни исполнительные слуги по-прежнему сновали с этажа на этаж, выполняя поручения хозяина и не догадываясь, что в глубине души тот жестоко страдает. Ноули с трудом сумел признаться в этом перед собственным беспристрастным судом только три дня назад, вечером. Отчаянно отрицая любую власть Марты над собой, он пытался заполнить пустоту всем, чем только мог. Но ему надоело убегать от правды. Жизнь без Марты не была для него полноценной жизнью. Он утерял покой и сон; ему не удавалось сосредоточиться даже на делах первостепенной важности, пока Марта не возвращалась. День сменялся ночью, а её всё не было рядом.

А вдруг с ней что-нибудь случилось? Эти тревожные мысли навязчиво возвращались к Ноули, хотя он настойчиво гнал их прочь, возвращались и с возросшим нахальством оккупировали его сознание. Он хорошо знал характер Марты: если ей что-то придётся не по вкусу, она не побоится вступить с ожесточенный спор даже с могущественнейшим из демонов. Если при ней посмеют оскорбить её драгоценный Кеблоно – она бросится в бой. Но даже в Федлисе, наиболее демократичном из всех городов Империи, бывает опасно перечить тем, кто способен раздавить тебя одним ногтём. Так неужели Марта снова безрассудно влипла в неприятности? Виллимони сорвался с места и принялся выписывать по комнате нетерпеливые круги. Чувство вины грызло его изнутри. Почему он только позволил ей уехать в одиночестве? Он обязан был помчаться следом за нею, охранять и оберегать ото всех опасностей!

Или, может, она не писала не потому, что с ней что-то произошло, а потому, что не желала возвращаться? Если бы она послала ему из Федлиса весточку, он чувствовал бы себя намного спокойнее. Но, словно назло, среди всей приходившей корреспонденции он не находил ни одного письма, подписанного её рукою.

Бездействие было не в манере Виллимони. Он искал Марту с ожесточённым упорством; ради того, чтобы увидеть её снова, он не побрезговал протянуть руку даже тем, кого ранее отвергнул.

В распахнувшуюся дверь протянулась встрёпанная макушка проворного, но излишне языкастого слуги Кертеса.

– Ваше Командирство…

Виллимони резко обернулся к нему.

– Кертес! – вскрикнул он. – Есть вести?

– Да нет, наверное, – с присущей ему непосредственностью ответил слуга. Брови его слегка ошалело приподнялись. – Но у ворот стоит заместитель господина Гевалы-младшего, этот, как его…

– Лиордан здесь? – с надеждой спросил Виллимони.

– И просит Вас принять его, Ваше Командирство, – утвердительно закачалась голова Кертеса. – Открыть ему ворота?

– Открыть! Немедленно! И вести сюда без промедления! – приказал Ноули и хлопнулся в кресло.

Лиордан Эммиэль был тем самым человеком, которому Виллимони когда-то вверил бы на попечение даже собственную жизнь. Молодые люди знали друг друга ещё с пелёнок; их фамилии состояли в дальнем родстве и поддерживали между собою тёплые доверительные отношения. Лиордан и Ноули одновременно поступили в Военную Академию, одновременно прошли суровую шестилетнюю школу курсантского воспитания, деля все радости и трудности на двоих. Они не расстались и после выпуска. Как лучшие ученики Академии и в том числе дети не последних людей в Империи, молодые люди удостоились назначения в пятый элитный полк; они даже на войне всегда оставались рядом, и это укрепило их дружбу.

Казалось, они так и проживут две жизни, как одну, но тут в их блестящие совместные планы вмешалась злодейка-судьба.

После ночи победоносного имперского штурма Эммиэль растворился, как песчинка в воздухе. Многие считали, что он погиб: строптивые кеблонцы остервенело защищали каждый дом и каждую улицу в своём городе, усеивая их телами имперских легионеров. Опознавать каждого из этой груды было бы слишком проблематично, поэтому Король издал приказ сжечь трупы на погребальных кострах без дальнейших проволочек. Ноули был уверен, что никогда больше не увидит Лиордана, и это лишь подогревало его ненависть к защитникам Кеблоно.

Двое друзей встретились совершенно неожиданным образом за пару часов до торжественного парада в честь первой годовщины победы в Освободительной Войне. Оказалось, Лиордан, по неосторожности отбившись от основного отряда, попался в лапы к агрессивно настроенным местным жителям из добровольческого отряда. После ожесточённой борьбы кеблонцы бросили его, сочтя мёртвым. Эммиэль очнулся где-то в глубине мрачных тёмных переулков совершенно одиноким и безоружным. В подобной обстановке следовало подчиняться первому правилу выживания: бежать со всех ног прочь, – что он и сделал, спрятавшись в одной из телег с остатками вечевого колокола Кеблоно, чьи осколки направили в Столицу на всеобщее посмеяние. Там Лиордану удалось как-то выкрутиться перед королевскими очами, обелив своё дезертирство, и даже попасть в число чествуемых героев пятого элитного полка. Но Ноули не простил другу его трусливого бегства. С тех пор отношения между семьями Виллимони и Эммиэль значительно ухудшились. Они предпочитали даже не думать друг о друге: это вызывало отголоски затухшей тоски. Ноули считал, он никогда больше не будет нуждаться в помощи и поддержке старинного товарища, но, вопреки всем его предположениям, такой день настал. Всей Империи было известно, что самыми лучшими следопытами издавна считались представители гордого дворянского рода Эммиэлей. Лиордан достиг особого мастерства в искусстве розыска. Казалось, он может найти и продемонстрировать всё, что только ни попросишь: начиная от крошечной бусинки, потерявшейся в девичьей комнате, и оканчивая матёрым ловким преступником. Ради того, чтобы вновь увидеть Марту, Ноули был готов даже простить бывшего лучшего друга. Он ждал приезда Лиордана, как чуда.

Тот возник в сопровождении ухмыляющегося почему-то Кертеса; возник бесшумно и неожиданно, будто призрак.

– Господин Эммиэль тут, – доложил слуга и почтительно посторонился.

Лиордан торопливо прошёл в кабинет и захлопнул дверь так быстро, что Кертес едва успел втянуть длинный любопытный нос в пределы коридора.

– Слава Магии, что ты решил снизойти до такой жалкой букашки, как я, Ноули, – с грустной иронией заметил Лиордан, снимая длинный тёмный плащ. – Интересно, и почему ты неожиданно решился поступиться своими принципами? Я надеюсь, не ради моего искусства? Всё-таки мне хотелось бы вернуть нашу дружбу…

– Нет, о дружбе с тобой я даже разговаривать не желаю, – отмахнулся от него Виллимони и указал на соседнее кресло. – Садись и слушай, поскольку нам предстоит долгая беседа.

Эммиэль покорно опустился в кресло, не сводя с бывшего лучшего друга настороженного взгляда тёмно-синих глаз. Стиснув подлокотник обгоревшей на солнце рукой, он вернулся к деловому тону:

– Я так понимаю, я требуюсь тебе как следопыт. Кого нужно найти?

– Мою жену, – обречённо выдохнул Ноули. – И как можно быстрее…

– Ха-ха, – неожиданно рассмеялся Лиордан и откинул со лба непослушный вьющийся белокурый локон. – Звучит заманчиво, Ноули. Я так слышал, что со дня твоей женитьбы, которая, кстати, наделала кучу шума по всей Империи, не минуло и пары месяцев. А твоя благоверная уже куда-то сбегает.

– Она никогда не сбежала бы от меня! – в запале заявил Виллимони.

– Понимаешь, – спокойно прервал его Лиордан, – если молодая красивая женщина неожиданно исчезает из таких тихих мест, – он окинул вид за окном выразительным взглядом, – приходится исключать, что это было похищение. Ведь ты даже не рассказал мне, как она пропала.

– Она сказала мне, что поедет в Федлис, велела ожидать её дома по истечении недели и… всё.

– Ты поражаешь меня, – хмыкнул Лиордан, – нет, мне тебя даже откровенно жаль! Скажи-ка, а сколько дней она изволит отсутствовать?

– Неделю и два дня.

– И ты поднимаешь несусветный шум! – глаза Эммиэля сверкнули почти осуждающе. – В Федлисе вечные неполадки с почтой, разве ты не знаешь? Если она и писала тебе, её послание могло потеряться. Или его ещё даже не послали с курьером. Время – лучший советчик. Обращайся, если через пару-тройку дней она не появится.

– Нет, Лиордан, – остановил его Виллимони, – ты совсем не понимаешь. Я тревожусь за неё: Федлис – город опасный. Я не должен был позволять ей уезжать без меня.

Лиордан глубоко вздохнул.

– Ладно. Проникаюсь сочувствием к твоей несчастной доле, Ноули. Описывай свою жену, и я отправлюсь разыскивать её хоть на край света. Я попрошу за только одну награду взамен…

– И какую же? Надеюсь, ты не попросишь меня покрыть твои бесчисленные долги?

– Нет, – Лиордан широко улыбнулся, – разве ты думаешь, что я стал бы просить этого? Виллимони, ты нужен мне как друг. Я всё это время надеялся, что однажды ты сменишь гнев на милость и позволишь мне снова войти в двери твоего дома.

Ноули был готов простить Лиордану всё, что угодно, лишь бы тот доставил к нему Марту – живой и невредимой.

– Конечно, конечно, – заверил он бывшего друга, – можешь рассчитывать на меня, как в прошлые времена. Только найди её, пожалуйста!

– Ух ты, дружище, – усмехнулся Эммиэль, – похоже, газеты не наврали, и ты действительно по уши влюблён в свою жену.

Ноули промолчал. Марта на самом деле значила для него очень много. Куда больше, чем он, обманываясь, говорил себе, когда предлагал ей свою руку.

– Ну, – поторопил его Лиордан, – опиши мне свою супругу, и, клянусь своей дворянской честью, меньше чем через месяц она будет здесь.

Кинув внимательный взгляд на Ноули, Эммиэль неожиданно воскликнул:

– Стоп! Ничего не рассказывай! Описания, которые дают влюблённые, это всё равно что клятвы прожжённого мошенника – одинаковая ложь без крупицы полезной информации. Бывало так: ищешь, ищешь писаную красавицу, а вместо неё находишь уродливую развалину и поражаешься, как много лишнего видит глаз мужа! Короче говоря, Ноули, у тебя сохранился портрет Марты, который размещали в «Кеблонском вестнике» накануне вашей свадьбы?

– Да, он лежит там, – и Виллимони указал на подоконник.

С тех пор, как настоящая Марта исчезла, единственным напоминанием о ней для него остался её портрет. Художник старался, напрягая все свои возможности и талант, и его произведение в итоге оказалось удивительно схоже с оригиналом. В течение этой недели с лишним, прошедшей с момента отъезда Марты, Ноули не раз и не два вглядывался в газетную вырезку, с тревогой и потаённым ужасом думая об опасностях, с которыми его супруга могла столкнуться в пути, и снова и снова упрекая себя за свою безответственность.

Лиордан Эммиэль неслышно поднялся с кресла и приблизился к подоконнику. Вырезка была с любовью и старанием вставлена в переливающуюся в лучах солнца белоснежную рамку. Следопыт опустился рядом с изображением на колени: ему казалось, если бы он дотронулся до портрета хоть кончиком пальца, Виллимони счёл бы это для себя величайшим оскорблением. Его пристальный взгляд ревниво следил за каждым движением Лиордана, словно тот мог как-то навредить бесценному портрету или украсть его. Постаравшись абстрагироваться от этого неприятного ощущения слежки, Лиордан сосредоточил всё своё внимание на неподвижном женском лице, с гордостью глядевшем на него сквозь стекло.

Судя по портрету, эта Марта Сауновски действительно была настолько красива, насколько о ней сплетничали. Только надменное выражение, застывшее в её тёмно-синих глазах, и упрямо сложенные губы заставляли Лиордана чувствовать к ней инстинктивную неприязнь. Что-то упорно подсказывало ему: эта девушка привыкла держать всех, и мужа в том числе, под своим каблуком и никого оттуда не выпускать, даже для того, чтобы несчастные узники сумели глотнуть чистого воздуха.

– Ты насмотрелся? – отвлёк его требовательный вопрос Виллимони.

Лиордан медленно выпрямился, и, сощурившись, всмотрелся в крыльцо особняка, залитое потоками солнечного света.

– Да, конечно, – ответил он, – и, я так понимаю, мне придётся оставить портрет у тебя.

Ноули помедлил с ответом: судя по выражению, отразившемуся у него на лице, он разрывался между желанием посодействовать поискам завершиться как можно скорее и страхом потерять последнее напоминание о Марте навсегда. Лиордан вздохнул:

– Да, видимо, ты совсем потерял доверие ко мне, дружище. Если портрет красавицы тебе так дорог, я не стану отнимать его. Да и вообще, – наклонившись вперёд, он опёрся ладонями о подоконник и, вглядевшись вдаль, бесстрастно сообщил: – у меня нет никакой нужды ехать на розыски.

– Что-о?! – возмущённо вскрикнул Виллимони, выскакивая из кресла. – Ах ты, лицемерный подлец! Вот так ты исполняешь свои обещания? Наверное, раньше у меня вовсе не было глаз, раз я не видел, кого называл своим другом столько лет! Немедленно вон отсюда, я сумею найти собственную жену и без помощи прославленных следопытов!

– Ноули, спокойно, спокойно, – Лиордан даже немного испугался. Примиряющим жестом вскинув ладони вверх, он отступил от окна и мягко промолвил: – Во имя нашей старинной дружбы я отправился бы за твоей женой даже в Пятое Измерение, но, понимаешь ли, она пару секунд вошла в особняк, и, как я предполагаю, появится здесь…

Дверь распахнулась так резко и быстро, что с силой ударилась о косяк, и в комнату вскочил явно обрадованный Кертес. Широкая улыбка осеняла лицо юного слуги, глаза его восторженно сияли. Виллимони и Эммиэль быстро повернулись к нему.

– Ваше Командирство, – переливаясь счастьем, доложился он, – Ваша жена вернулась!

– Марта! – вид у Ноули сделался едва ли не более глупый, нежели у его слуги.

– …как я и говорил, она появится сию же минуту. Вот видишь, – не преминул вмешаться Лиордан, довольно складывая руки на груди, – я был прав, как, впрочем, и всегда.

Но Виллимони не слушал его: в комнате следом за радостно скачущим Кертесом появилась и хозяйка особняка. Марта вошла, как призрак; лицо у неё застыло, а глаза словно умерли. Казалось, что здесь, с ними, только её тело, в то время как душа пребывала где-то далеко… Хотя Ноули вёл себя с нею настолько вежливо и предупредительно, что знавший его с глубокого детства Лиордан лишь молча удивлялся и мысленно хватался за голову, Марта не проявляла никакого участия. Холодно отстранив Виллимони, она, не поднимая головы, подошла к креслу, где ещё недавно сидел гость, и опустилась на подушки. Её лицо по-прежнему ничего не выражало.

Тем временем даже дикий восторг Ноули заметно охладился. Может, Лиордану это и показалось, но у него в глазах отразилось нечто вроде злости.

– Где ты была, Марта? Почему ты не написала мне?!

Сверля взглядом пол, Марта молчала.

– Что с тобой? – тихо и медленно спросил Ноули, склоняясь к ней, но она не проронила ни звука.

Тут Лиордан сообразил, что ему пора откланиваться.

– Прошу прощения, – кашлянул он, – но меня ждут неотложные дела. Оставляю вас наедине со скорой надеждой встретиться вновь.

– Конечно, Лиордан, можешь зайти ещё раз, – рассеянно согласился Виллимони.

Попрощавшись с хозяином, Эммиэль из вежливости поцеловал руку у его супруги. Её протянутая ладонь показалась ему холоднее льда. Но холодность кожи не шла ни в какое сравнение с холодностью её глаз. Она явно даже не заметила Лиордана; душой она всё ещё пребывала в Федлисе.

Эммиэль постарался покинуть комнату как можно тише. Ни Ноули, ни Марта не обратили внимание на его уход. Она глубоко дышала, не поднимая головы, он ожидал ответа на свой вопрос. Но ответа не было. Виллимони повторил, уже громче и настойчивее:

– Что с тобой, Марта?

– Ничего… ничего, всё в порядке, – она постаралась улыбнуться ему, но под этой улыбкой он сразу увидел горькую боль.

– Нет, это неправда. Скажи мне честно, пожалуйста, – Виллимони заглянул ей в глаза. – Я пойму тебя, Марта.

Она вздохнула ещё раз, пытаясь загнать муку дальше в душу. Смотреть на то, как она борется с собой, было намного мучительнее, чем видеть её плачущей. Ноули бессознательно крепче сжал её сцепленные в замок руки, и только это вернуло её к жизни. Взглянув на него полным горя взглядом, она прошептала:

– Федлисские полицейские открыли охоту на революционеров.

– Ты попала к ним? – испугался Виллимони. – Эти нахалы посмели задержать и допрашивать тебя?

– Нет! – собрав последние силы, воскликнула Марта. – Ноули, разве я оказалась бы сейчас здесь, если бы полиция Федлиса всерьёз взялась за меня? Они наплевали бы на мои дворянские удостоверения и замучили бы меня пытками. А, может, вздёрнули бы на виселице, как несчастную Алисию!

– Алисия?

– Одна из революционеров, – хмуро пояснила Марта и неожиданно поднялась из кресла. – Её казнили по обвинению в государственной измене у меня на глазах. Конечно, я пыталась разобраться с этим жалким комиссаром, который приговорил её, но он не сообщил мне ничего важного. Только заверил, что он всеми силами постарается искоренить с лица земли таких, как эта несчастная девочка. Ну, нет, – лицо Марты исказилось злой гримасой, – мы ещё посмотрим, кого искоренят раньше: нас или его с его шайкой!

В волнении она заходила кругами по кабинету Виллимони. Ноули с ужасом и состраданием одновременно следил за её движениями, не зная, что можно ей сказать, как её утешить.

Марта порывисто обернулась и смерила его быстрым взглядом.

– Ноули, – прошептала она, – ты обязан вступить в Союз Справедливости и помочь мне. Только Республика восстановит справедливость в этой несчастной стране!

– Нет! – решительно отрезал он. – Власть Их Королевских Величеств для меня действительно достойна поклонения, а твои республиканские бредни, Марта, всего лишь глупая утопия. Под крылом Короны всем в этой стране живётся…

– Отвратительно! Разве ты настолько слеп, что этого не видишь? Ноули, для тебя членство в Союзе Справедливости – последний шанс на спасение! Едва мы развернёмся, вся эта сегодняшняя «элита общества», – с уничтожающим сарказмом выплюнула она, – до единого ляжет на плаху, и я лично позабочусь об этом!

– В таком случае, – парировал задетый её самоуверенным тоном Виллимони, – я, в свою очередь, приложу все силы к тому, чтобы ваше безумное восстание никогда не развернулось!

– Ноули, – неожиданно серьёзно предупредила его Марта, – будь уверен, что я сумею переступить даже через твой труп, лишь бы добиться желаемого. Что значат жизнь и страдания двух людей, когда на кону стоит судьба Кеблоно?

– Марта, а ты не думала о тех, кто поверит тебе и пострадает – из-за тебя?! – воскликнул Виллимони. – Для тебя ничто жизни всех солдат и революционеров, которые сотнями полягут на поле боя из-за тебя? Тебе наплевать на сирот, вдов, на разрушение домов и больниц?

– Наплевать! – с вызовом ответила Марта. – Мне наплевать, в точности как и твоим соотечественникам. Не думаю, что хотя бы один империшка поразмыслил о мирных жителях Кеблоно или о наших зданиях, когда врывался через ворота! Придётся нам самим заботиться о себе, раз больше никому нет до этого дела!

Повернувшись, она сделала шаг вперёд – и остановилась. Она чувствовала, что несправедливо сорвалась и накричала на него снова. Он был тут ни при чём…

– Марта, прошу тебя, успокойся, – тихо сказал Ноули и, подойдя к ней на пару шагов, взял её за руку.

Их взгляды перекрестились в потоках жёлтого, как лимонная долька, света. Никто не произнёс ни слова, но в комнате неожиданно стало гораздо теплее. Это растаяли лёд и безумная жажда мщения в глазах Марты. Она проронила усталым, полным скорби и боли голосом:

– Как же это трудно, Ноули…

И крепко прижалась к нему, как к своей последней защите и опоре в этом мире. Нет, она не плакала: это было бы ниже её достоинства. Хотя… разве не низко обниматься с имперцем, когда его сородичи совсем недавно казнили безвинную пятнадцатилетнюю девочку? Почему-то этот вопрос, возникнув в её сознании, не заставил её отстраниться, как раньше. Ведь она поняла кое-что, что уже никогда не смогло бы сделать её прежней.

Пусть девяносто девять процентов населения Империи – это подличающие и опустившиеся трусы, развратники, лгуны и прочее; главное, что Виллимони составляет счастливое исключение. Он – это тот вымирающий один процент, который сохранил ещё живое сердце, способное сопереживать и сочувствовать. Только сейчас она уверилась, что Ноули её не презирает: иначе он не стал бы успокаивать её одним молчаливым прикосновением.

Неизвестно, сколько времени они простояли, прижавшись друг к другу, молча, слушая только, как бьются их сердца. Постепенно сердце Марты стало стучать реже, выражение её глаз сделалось умиротворённым. Ноули выпустил её из объятий, но наваждение не рассеялось.

– Вот видишь, – сказал он, – теперь ты гораздо спокойнее. Постарайся размышлять на трезвую голову, а не кидаться в пекло с бешеными призывами: это не доведёт до добра.

– Я всегда взвешиваю свои слова, – пробормотала Марта, старательно растирая лицо ладонями, чтобы предательская краснота скорее сошла с него. Голос у неё был хриплым, как будто смущённым и сдавленным. – Ноули… ты не понимаешь, но я поклялась отомстить за гибель всех своих друзей и соотечественников. Кеблоно – это я. И каждый мёртвый житель моего города – это адская боль. Если ты действительно привязан к Байне настолько сильно, насколько утверждаешь, ты поймёшь, почему я именно такая.

Как ей хотелось бы заставить свой болтливый язык умолкнуть хоть на секунду! Этого ничтожного времени ей хватило бы, чтобы овладеть своими чувствами. Но сейчас словно произошёл какой-то сбой в системе: она не могла замолчать. Не оборачиваясь к Ноули, она чувствовала, что он внимательно следит за ней. Остатки былой гордости пытались заставить её закрыть рот – не получалось. Она надеялась, её исповедь зажжёт огонёк революционизма и в сердце Виллимони! Только это и заставляло её рассказывать ему всё. Её голос то прерывался, спускаясь до шёпота, то неожиданно креп и обретал силу. А Ноули, как она была убеждена, слушал её.

– Представляешь, – хрипло сказала она, – в Кеблоно дела обстояли намного хуже, чем докладывал Фолди! Не было никогда никакого гуманитарного коридора. Был, вернее, но только наполовину: имперцы предложили нам провести детей по безопасным тропкам прочь от города… Но первую партию они разбросали по самым худшим приютам в Империи… они обращались с детьми ужасно. Думаешь, мы отпустили бы ещё кого-нибудь? Мы решили умереть все вместе. А теперь подумай, каково это: жить под нескончаемым градом обстрелов, причём ты не знаешь, когда и куда упадёт следующий снаряд… Продуктов не хватает, люди болеют и умирают посреди бела дня, прямо в толпе. Да, да, такое было! – мрачно подтвердила она. – Крысы и мухи повсюду… лекарств нет, оружия нет, еды нет… Как жить в таких условиях? А просто: надо верить! Мы не отчаивались… Хотя мы столько раз видели смерть и боль! Представляешь, каково бывало нашим раненым солдатам, когда гангрена начинала пожирать им конечности, и врачи отхватывали им кусок плоти за куском, чтобы сохранить жизнь? А делали всё это им в ясном сознании, ведь у нас не было никаких снотворных. Даже опиума не хватало на всех. Я побывала в больничных лазаретах, и сколько крови и страданий я там навидалась! Мне хватало благоразумия не идти на фронт – поначалу. Отец и мать с сёстрами едва ли не силами удерживали меня дома. Они говорили, опасно ходить по улицам тогда, когда имперские установки швыряются в нас булыжниками с утра до ночи. Если бы я только знала, что эти предостережения бессмысленны! Жизнь человека очень легко оборвать, да только даже годы трудов и копания в некромагических книгах не дадут тебе шанса её воскресить. Я лишь отправилась за водой, которой не было в домах во всём квартале из-за ваших трижды проклятых обстрелов, и это спасло мою жизнь, – она остановилась: говорить дальше было слишком трудно. Но, упрямо вскинув голову, Марта продолжала свой рассказ, словно борясь с собственным малодушием и побеждая его в решительной схватке. – Я наклонилась к колодцу: в воде отразился яркий след от снаряда. От дикого грохота я упала и выронила своё ведро. Когда я поднялась, над моим домом курилась чёрная струя. Я бежала так быстро, как только могла. Но что у меня тогда вышло бы изменить? От нашего жилища не осталось и жалкого воспоминания. Я до сих пор вижу эту картину перед глазами, – голос Марты дрогнул, и по плечам вновь пробежался мороз. Она никогда не забывала то ужасное зрелище, навсегда перевернувшее что-то очень важное в её потрясённой душе. – Представь себе, Ноули: раздавленный дом. Раздавленные люди. От здания остались только обломки досок и осколки камней. Ровно посередине, там, где раньше находилась наша гостиная, лежал имперский снаряд. Он ещё дымился…

Я иногда спрашиваю себя: а не ты ли орудовал тогда возле катапульты, чей единственный выстрел разрушил мою жизнь?! – Марта гневно сжала кулаки. – Все погибли! Все: и мама, и папа, и сёстры!.. Мама лежала ближе всех к двери. Если бы ей удалось преодолеть ещё пару шагов, она наверняка спаслась бы. Если бы, если бы только она успела… Об остальных мне горько говорить, что у них точно не было никаких шансов. Амисаллу и отца я нашла в гостиной. То, что я обнаружила, конечно, сложно было опознать. Передо мной было только мёртвое кровавое месиво: ни лица, ни тела невозможно было отличить друг от друга. Я не понимаю, как тогда мне удалось не лишиться чувств. Наверное, я была слишком шокирована. На кухне лежала Ления. Обрушившиеся потолочные балки сломали ей шею. Я помню, как мухи кружили над телами моих родных, садились на них… – Марта дёрнулась. – Меня мучает один-единственный вопрос: «Почему?»?! Почему именно они? Ведь они были такими молодыми… Лении и Амисалле и двадцати не исполнилось. Мама и папа… столько лет жизни впереди! Они ничего плохого не сделали ни Империи, ни Кеблоно, так почему же они умерли? И почему никто не держит ответ за это преступление, если, конечно, нынешнее правительство вообще квалифицирует их гибель как преступление? Ответь мне, Ноули! Пожалуйста!

Ноули стоял перед нею с таким видом, точно она обвиняла его в смерти своей семьи… Но разве она и не пыталась повесить это подлое убийство на него? Ей стало стыдно, затем – больно. Страдания Виллимони с недавних пор ощущались ею, как свои собственные…

Ноули поднял на неё твёрдый взгляд.

– Эта гибель была преступлением, Марта, я согласен с тобой. Но разве мы можем найти виновных теперь? Я и не пытаюсь предложить тебе забыть об этом – такие потрясения не забываются никогда, – но я хочу лишь одно посоветовать: постарайся отпустить мёртвых. Ты никогда уже не узнаешь, из-за кого погибли твои родные. Возможно, их убийцы давно нет в живых. Но ты держишь призраки рядом с собой, и, думаешь, им это нравится? Прошлое не вернуть.

– Так может говорить только тот, кто не переживал подобной боли! Кровь за кровь, смерть за смерть. Я придерживаюсь именно этого принципа. А теперь, – опередила она готового возразить Ноули, – признайся честно: ты хоть раз в жизни вёл обстрел по Кеблоно?

Он ни секунды не колебался.

– Нет, – последовал твёрдый ответ, – ты, конечно, можешь мне не поверить, но это на самом деле так.

– Я верю, что это не ты, – вздохнула Марта. – Потому что… – но тут она вовремя сумела прикусить язык.

– Марта… – голос Виллимони прозвучал доверительно, почти ласково, – послушай…

– Что? – она приподняла плечи, словно пытаясь защититься от очередного вторжения в свою душу.

– Я действительно сострадаю тебе и понимаю, как тебе было тяжело. Я…я никогда не посмею отрицать, что в тот день поступок наших войск был настоящим подлым, грязным преступлением.

– Так почему ты тогда не откажешься от Империи? – закричала Марта, и в её голосе против её воли зазвучали надрывные нотки. – Почему ты продолжаешь цепляться за руководство, которое сам называешь бессовестным и бессердечным?

– Это – моя страна и мои правители, Марта, – серьёзно ответил ей Виллимони. – Я клялся служить им и никогда не знать дезертирства. Их Величества не так ужасны, как ты думаешь. Они слишком далеко, они не видят тех бесчинств, которые творят многие из наместников.

– Да? – придушенно фыркнула Марта. – Когда ваши войска были здесь, Король лично стоял под стенами, я даже говорила с ним! И он приказал убить всех в нашем городе, вырезать нас, как свиней или как собак! А его жена одним росчерком пера отправила на гибель сотни моих земляков, которые подчас не знали, что такое оружие!

– Марта, это – моя страна, – ещё раз повторил Виллимони. – Я не нарушу клятвы.

Марта искоса взглянула на него: ей казалось, что он хочет прибавить кое-что ещё, что-то более важное… Но он молчал. Отвернувшись, она вздохнула.

– Нам никогда не получится договориться. Мы слишком далеки друг от друга…

Это было так. Но Ноули чувствовал, что он готов пожертвовать многим, всем, что имел, лишь бы приблизиться к ней хотя бы на такое расстояние, на которое она подпускала Бирра Кавера, и доказать, что она ошибается!

Однако ради этого ему пришлось бы бросить свою присягу на верность, – единственное, от чего он не мог отказаться.

Марта отошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Она просит Виллимони достать звезду с неба. Неужели не ясно, что его не заставят измениться никакие доводы и мольбы? Виллимони останется Виллимони…

«А я навсегда останусь Мартой, – упрямо подумала она, – я не могу довериться имперцу! Как же я отдалилась от него… хотя… была ли я вообще к нему близка? Или всегда между нами была эта непроницаемая стеклянная перегородка, о которую мы, как два разозлённых барана, бьёмся лбами, но пробить никак не можем? Что же мы должны сделать, чтобы мне удалось простить и выслушать его? Наверное, это входит в сферу невозможного, ведь наши старания так и не увенчались успехом. И не увенчаются никогда… Нам не суждено стать даже друзьями. Я уверена: если бы он сейчас бросился передо мной на колени, сумел как-то вымолить прощения за бесконечные бои, в которых он так отличался, проливая кровь моих земляков; я не сумела бы довериться ему всё равно. Да, возможно, мне удалось бы простить ему его грехи, но забыть о них… никогда! Притворяться благосклонной для меня ещё тяжелее и противнее, нежели стараться изображать ненависть. Так как же мне быть, как следует поступать? Я привыкла всегда быть честной, идти до конца, никогда не сдаваться, но сейчас я саму себя загнала в тупик. Ноули как революционер – плоская шутка, Ноули как имперец – враг, и это означает, что от меня потребуют убить его! Но я не позволю им и волос тронуть на его голове! Он не помышлял о том, чтобы отдать меня в лапы Империи, а я его подло предам и выдам? Не попытаюсь вытащить его из передряги после того, как он столько раз спасал меня, когда я висела на волоске от гибели? Я обязательно помогу ему! Даже если в результате нас обоих повесят на одной виселице, я хотя бы умру с ним рядом… Это будет для меня не пыткой, а наградой: иметь возможность видеть его последним! Столько раз я пыталась приблизиться к нему, понять его, а он меня отталкивал! Но почему? Как же это мучительно: сознавать, что свет, к которому ты так настойчиво тянешься, никогда не насытит твоих глаз; что голос будет звучать ласково для кого-нибудь другого, не для тебя.

Это слишком позорно: сдаться, признаться, что ты мечтаешь стать как можно ближе, как можно лучше ради него! Нет! На такое унижение ни за что не согласится внучка моего дедушки! Ползать на коленях перед троном, на котором восседает его Эгоизм в ожидании царских почестей, лить слёзы и молить о любви – нет! Мужчины зазнаются тем больше, чем сильнее и откровеннее их любят! Виллимони не узнает ничего и никогда! Я упаду в собственных глазах, если забуду героическое прошлое своего города и стану почитать этого убийцу, душегуба и верного прислужника Империи! Нет, мои чувства – моя тайна, мой скрытый позор и мой вечный крест, который мне придётся нести, пока не умру я или он.

Но что случится раньше? Если меня прикончат при попытке захватить город, я ничем не помогу Ноули: революционеры разорвут его в клочки. Они устроят ему такие пытки, перед которыми крысиная казнь покажется детской забавой. Я должна помочь ему бежать, поискать защиты… Но… Виллимони убивал кеблонцев, теперь пробил час замыкать круг. Он никогда не раскается в своих преступлениях, так зачем его жалеть?

Может, потому, что у него есть подобие сердца, и он не безжалостный сухарь вроде Страниуна или Сиара? Виллимони – военный преступник, но он уже начал сознавать, что Империя поступала подло и бесчестно. Так, может, он всё-таки перейдёт на нашу сторону? Как мне хотелось бы, чтобы это случилось, и он был в безопасности! Если он смоет с себя кровь безвинных защитников Республики, я сумею спасти его… хотя я всё равно спасла бы его, что бы ни случилось». Дни везения союзников. Часть Ị.

Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно, новое укрытие революционеров. 9 Фурутуру по летоисчислению Авалории.

Очередное заседание Союза Справедливости было назначено на одиннадцать часов вечера. Чтобы попасть на него, Марте пришлось всячески хитрить и изворачиваться, таиться в тени фонарных столбов и украдкой пересекать улицы стремительными перебежками. Никто из соседей не должен был заметить, как она ускользает из дома ночью.

Конспирацию соблюдали и все остальные члены совета: они появлялись в укрытии, где их уже ожидали предводители, поодиночке и с большими временными интервалами. Они не произносили излишне громких звуков, не делали заметных движений. Если революционерам удалось избежать мелких ошибок и оплошностей, то можно считать, что заседание началось в атмосфере строжайшей секретности. Когда вся компания собралась, башенные часы Кеблоно, украшавшие дворец наместника Гевалы, глухо пробили полночь. Среди подпольщиков наметилось некое движение: все они, как один, подались вперёд и горящими взглядами уставились на Бирра. Многие из них не обращали на Марту никакого внимания, как будто она вовсе не была их лидером. Марта гневно фыркнула сквозь зубы. Ей придётся помалкивать: пусть революционеры сами заметят свои ошибки. В конце концов, никакого Союза Справедливости не было бы, если бы она его не создала практически из ничего; и это все здесь присутствующие знали. Марта принялась считать секунды. В последнее время ей слишком редко предоставляли слово на заседаниях: чаще всего говорили умеренные.

Это крыло Союза опасалось любых энергичных действий и решительно отвергало любые планы молниеносного восстания, чувствуя поддержку Бирра.

«Бирр! Ну неужели он не понимает, что эта черепашья возня не приведёт ни к какому результату?» – Марта обречённо качнула головой. У неё не выйдет повлиять на расстановку сил в Союзе, по крайней мере, сейчас: Бирр расформировал совет и создал новый, с перевесом своих сторонников. Это было подло… она совсем не ожидала подобного от своего лучшего друга.

Наконец, право высказаться получила одна из сторонниц Марты – Инга. Она была едва ли не единственной из прежнего совета, кого Бирр допустил на заседание. Голос Инги звучал возмущённо:

– Кавер, неужели ты предлагаешь нам умереть за подготовкой восстания, которое едва ли увидит следующее поколение?

Бирр и тут остался верен себе: на его лице не отразилось ни единого чувства, даже вполне понятного утомлённого раздражения.

– Инга, у нас слишком мало сил, – в очередной раз напомнил он. – Кто нас может поддержать? Марта, кажется, вела переписку с лидерами революционного движения в Федлисе, и они…

– Они с готовностью подтвердили своё намерение всячески посодействовать нам, – по слогам отчеканила Марта, скрестив руки на груди.

Тёмные раскосые глаза Инги удовлетворённо блеснули, и кремень в них будто сделался мягче. Марта продолжила говорить, не сводя с Бирра упрямого прожигающего взгляда:

– Они даже призывают нас быть смелее и решительнее. Покушение на наместника Федлиса запланировано на завтрашний день. А мы до сих пор не только не осмелились подойти к этому трусливому Дорапу, но даже не напали ни на кого из его приближенных. Хватит уже ползать в грязи и бояться приподнять голову! Сколько ещё можно терпеть!

– Марта, – вздохнул Бирр, – не факт, что покушение на федлисского наместника увенчается успехом! Если наших союзников арестуют и казнят завтра за их преступление, мы останемся в одиночестве. Триста двадцать человек против тысяч вышколенных имперцев – отличное соотношение сил!

– Нас уже четыреста пятьдесят восемь, – непримиримо заметила Линна, которой каким-то чудом удавалось узнавать обо всех данных, старательно скрываемых умеренными от озлобленных. – Не лги нам, Бирр.

– Хорошо, – вздохнул он, – пусть даже четыреста пятьдесят восемь, всё равно это дела не меняет. У нас почти нет оружия, многие наши товарищи не обучены военному ремеслу. Фолди расквартировал в Кеблоно два легиона – два! Что мы противопоставим этому?

– Деньги, – хмыкнула Марта.

– Что? – недоверчиво взглянул на неё Бирр.

– Деньги, – раздражённо повторила Марта. – Все имперцы – просто продажные твари, купить их не стоит большого труда. Нужно лишь раздобыть пару мешков золотых, потрясти их перед солдатами – и они уже бегут в бой с нашим кличем на устах.

– А где ты, Сауновски, намереваешься раздобыть пару мешков золотых? – иронично сощурился Кузнец. – Мы не такие богатые, как ты. Но, может, твой супруг соизволит выделить на нужды революции недостающую сумму?

– При чём тут Виллимони? – досадливо отмахнулась Марта, чувствуя, что начинает краснеть. – Я, конечно, не стану воровать у него или клянчить милостыню. Я отлично знаю, у кого можно беспрепятственно получить вдесятеро больше и при этом не вернуть долг вовеки.

– У кого это? – неприязненно хмыкнул подозрительный оборотень Фаск.

– У неварских кочевников, – подчёркнуто спокойно ответила Марта, слегка изогнув бровь. – Если они врываются в Бай, то потом выносят оттуда золото и драгоценности целыми караванами. Но вы же знаете, как живут неварцы… Деньги им совсем не нужны, я видела, как они швыряли монеты в траву или на спор стреляли ими из рогаток по птицам. Если мы скажем неварцам, зачем нам нужны эти богатства, они не откажут.

– И кто же к ним поедет? – прицепился въедливый Бирр. – Не ты, потому что ты не имеешь права отлучаться из Кеблоно без Виллимони – ведь иначе о тебе начнут болтать злые языки. После того, как ты съездила в Федлис, «высшее общество» и так переполошилось. А с твоим мужем я никуда тебя не пущу. Если вы поедете вдвоём, я в тот же день явлюсь в королевский дворец и попрошу вздёрнуть себя на виселице. Я тоже не могу отлучиться – я должен обучать ребят битве на мечах. Послать кого-то из этой компании? – он окинул Линну и Ингу испытывающим взором. – Нет, они наболтают кочевникам такого, что те сами поскачут под стены Столицы с дикими воплями и погибнут все до единого. Умеренные? – он оглянулся на своих сторонников. – Тоже не вариант: они не смогут быть достаточно убедительными. Тогда кого нам выбрать?

– Берту, – на одном дыхании предложили революционеры.

– Берту Суон? – одновременно поразились Марта и Бирр.

– Чему тут удивляться, – пробурчал Кузнец, пока предводители пытались стереть с лиц неуместные улыбки, – это – наш единственное компромиссное предложение. Девочка, конечно, простовата, но она ловка и проворна – гонца лучше среди нас не найти. Память у неё дырявая, но в окружении своих собратьев по духу она сама измыслит хороший предлог для передачи золота, если и забудет наши наставления. По всему Кеблоно расклеены её портреты – появляться на улицах в человеческом облике она не может. Но и не может же она вечность просидеть взаперти? Ей лучше на время уехать из города. Когда она вернётся, вся суматоха вокруг её поисков наверняка уляжется: Дорап Гевала – не слишком настойчивый и отчаянный парень, чтобы пытаться вычислить нас.

Помолчав, Марта мысленно согласилась с доводами Кузнеца. Бирр же весомо и внушительно произнёс, по очереди пронзив взглядом каждого из членов совета:

– Что ж, замечательно: в кои-то веки нам удалось договориться без скандалов и криков. Раз вы выбираете Берту, значит, пусть будет Берта. Ей действительно будет полезно побыть вдали от Кеблоно. Она отправится в путь завтра же на рассвете, пока большая часть города ещё спит. А мы тем временем, так и быть, приступим к активным действиям.

– Убьём Гевалу? – живо заинтересовалась Линна.

– Нет, – с брезгливостью отрезал Бирр. – Но поставить на место видных зарвавшихся имперцев мы можем, хотим и обязаны. С сегодняшнего дня Марта возьмёт под своё руководство диверсии против так называемого «высшего света», – его ноздри слегка дёрнулись. – Она получит подробные карты города и список всего нашего военного инвентаря. Поджоги, кражи, налёты, взломы, даже убийства – это я вам разрешаю, но в разумных пределах, – он кинул на Марту красноречивый взгляд. – Не забывайте, что ваши отчаянные вылазки – это месть за казнь Алисии!

– Слава Революции! – грянули подпольщики.

Марта почувствовала, как гордое осознание собственной силы приятно согревало охолодевшее сердце. Здесь, в этих вонючих, всеми позабытых канализационных тупиках, она не замечала неудобств.

– Слава Революции! – дружно скандировали кеблонцы, потрясая в воздухе побелевшими кулаками. – Революция, виват!

– Долой Империю! Да славится Республика! – усердствовала Марта, и её голос звучал громче всех других.

– Ре – во – лю – ци – я!

После этого совещания даже самые злые опять смотрели на неё доверчиво, точно неопытные тонконогие ягнята. Сравнение с ягнятами воскресило в памяти Марты славные деньки невозвратного республиканского прошлого, и по лицу её незаметно протянулась светлая улыбка.

Но улыбке этой суждено было увянуть уже в грядущее мимолётное мгновение. Азартный пыл остудился, даже самые горячие головы отрезвели, и прежнее непримиримое осуждение воцарилось на лицах революционеров. Марта всматривалась в каждого из них с такой жалобной надеждой, что хоть кто-то обязан был смягчиться! И всё-таки никто этого не сделал. Инга и Линна отвели виноватые взгляды, черты прочих, которые даже не видели её до замужества, так как вступили в Союз сравнительно недавно, и не дрогнули. Что уж говорить о якобы миролюбивых умеренных! Те глядели на Марту с озлоблением, как будто она была виновата во всех тяготах, что им приходится терпеть!

Ну и что? Гордость заставила её вскинуть голову. Они не желают с нею знаться? Это их дело: пусть отвергают, пусть во весь голос кричат, что не имеют с нею, с подлой предательницей, женой низкого имперца, ничего общего! Всё равно им придётся признать, что они – существа одной крови! Бирр поставил именно её во главе диверсантов, следовательно, все они будут покорно повиноваться ей! А совсем скоро… когда она докажет, что не изменилась… тогда власть в Союзе снова перейдёт к ней в руки, и восстание развернётся!

Трусливые детские прятки от всесильных имперских ищеек окончились; кеблонцы не были намерены признавать себя проигравшими и ограничиваться мелкой ничтожной местью. Эта дата была датой начала бунта, датой той бесконечно долго ожидаемой рокировки, которую Бирр обещал ей ещё год назад.

* * *

Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно.

16 Фурутуру 3041 года по летоисчислению Авалории.

– И пусть только Кавер посмеет хоть что-нибудь нам возразить! – с фанатичным остервенением доказывала шести своим товарищам озлобленная Линна.

Её глаза решительно сверкали, длинные рыжие волосы разметались по плечам. В эту минуту она казалась Марте грознее двух полков имперской элитной гвардии – и остальным присутствующим, по всей видимости, тоже.

– Линна, у нас слишком мало сил, – спокойно напомнила подруге куда более рассудительная Инга. – Ни денег, ни стоящего оружия, даже пушечного мяса меньше, чем на тощем обтрёпанном воробушке.

– И что?! – с возросшей яростью воскликнула Линна. – Ну, что, какие ещё преграды ты можешь поставить перед нами? Скажешь, имперцев там многовато для нас? И разве это нас остановит? Один наш воин, будь он так же мал, тощ и хил, как Марий…

Мальчишка, монотонно раскачивавшийся на стуле с давно погасшей сигаретой между передних зубов, возмущённо фыркнул и гневно зыркнул на Линну.

– …да, и я повторяю это ещё раз, – упёршись в него раскалённым взглядом, продекламировала она, – один наш воин стоит десятерых имперцев!

– Не преувеличивай, – посоветовала Марта, – кто, как не вы, ещё вчера жаловались мне, что не доедаете, не досыпаете и все свои силы тратите на работе? А имперские легионы кушают досыта и не подскакивают с постели раньше крика старшины. О королевской гвардии и говорить нечего: они зовутся воинами, но при этом шикуют, как княжеские отпрыски.

– Вот именно поэтому, – вдохновенно блестя глазами, заявила Линна, – наши ребята куда сильнее имперцев. Ведь мы знаем, за что сражаемся! Ради того, чтобы доказать свою правоту, мы не побоимся выдержать чудовищные испытания и перетерпеть жестокие лишения!

Заметив, как буйный революционный огонёк загорелся в глубинах глаз большинства сидящих, Марта поспешила оборвать эту проповедь, пока та не привела к стихийному бунту.

– Всё, довольно, Линна, – жёстко велела она. – Вместо того, чтобы пытаться поубивать всех имперцев, можно дождаться возвращения Берты и большинство их купить.

– Ку – пить? – издевательски процедила Линна.

– Ну да, купить, – равнодушно подтвердила Марта. – Не забывайте, что мы воюем не с себе подобными, а с имперцами. У них, как они ни пытались бы ввести нас в заблуждение, существует только один бог под названием империал.

– Переманивать их на свою сторону – опасно, – высказался Сил, тоже один из революционеров, – откуда ты знаешь, может, они нас и предадут?

– Может, – не стала спорить Марта, – это они умеют делать в совершенстве. Но не думай, будто мы с Бирром такие наивные и не понимаем, когда нас попытаются обвести вокруг пальца. Мы уже подметили себе в будущих наёмников третий полк, он как раз расквартирован невдалеке от старого кирпичного завода, на котором вы работаете.

– Вы, – с ядовитым презрением подчеркнула Линна. – Вот именно: большинство членов Союза вынуждены вкалывать от рассвета до заката и от заката до рассвета, а некоторые, – и она злобно зыркнула на Марту, – сидят на пуховых подушках, разъезжают в золочёных каретах и ходят только по паркету.

Впервые Марта чувствовала себя растерянной и беспомощной, как мышка, загнанная котом в тенистый угол. От этого обвинения у неё не было защиты. Она сама отлично понимала, что виновата.

– Ну, предположим, Марта это делает ради нашего же блага, – рассудительно протянула Инга, – однако я всё равно держусь настороже.

Метнув на Ингу благодарный взгляд, Марта снова застыла.

– К чему столько революционеров на одном предприятии? – продолжала Инга. – Конечно, хорошо, что наш начальник тоже один из нас, но мы и так уже несколько раз привлекали к себе внимание имперской полиции, поэтому не следует тащить на завод ещё и Марту.

– Наши лишения… – ядовито напомнила Линна.

– Лишения, – с подчёркнутым чувством собственного достоинства отрезала Инга, – стоят великой цели.

– Так что же мы медлим?! – вспылил Марий. – У нас столько оружия, к чему ему простаивать без дела? Давайте оцепим город, убьём Гевалу – и всё! Это так просто!

– Вовсе не просто, – рассерженно осадила его Марта. – Марий, нас всего восемьсот сорок три человека, а имперских сторонников в разы больше. Они не все умеют сражаться; большая часть из них – мульники, однако главная проблема заключается не в этом, а в том, что они вообще есть. Думаешь, большая часть людей нас поддержит, если мы убьём Гевалу? Ну, допустим, ты каким-то чудом прокрадёшься в его покои и заколешь его кинжалом, или взорвёшь мост на пути его следования. Но что дальше? Тебя поймают, осудят, вздёрнут на виселице, а Фолди пришлёт в город другого наместника – и, скорее всего, уже не такого пугливого идиота. Не торопи события, Марий, научись терпению.

– Отлично, – злобно улыбнулся Марий, – тогда можно убить Фолди.

– Да!! – громогласно поддержало его большинство революционеров.

– И как вы это сделаете? – Марта утомлённо закатила глаза. – Нашего министра охраняют, как наследного Принца. Из видимых сторожей у него имеется с пару десятков элитных гвардейцев, ведьм и три-четыре оборотня. Все в этой братии преданы ему до гроба. Теперь прибавь примерно такое же количество невидимых охранников и посуди, чему равняются твои шансы избавить мир от существования этого мерзавца.

– Надо что-то делать… – проронил Марий сквозь зубы, и на лбу у него пролегли извилистые глубокие морщины.

– Вот именно! – поторопилась поддержать его Линна.

– А мы что, по-вашему, делаем? – взорвалась Марта. – Мы действуем намного толковее, чем вы предлагаете, только никто не желает этого понимать! Конечно, ведь гораздо легче свалить вину за все наши неудачи на Сауновски, обвинить её в фиктивном замужестве за имперцем, которым она спасла вам, неблагодарным, жизнь! Вы хоть раз задумывались над своими поступками? Сейчас я вижу здесь не революционеров, а неуправляемую банду, чья цель жизни – развалить Союз Справедливости!

Её выговор произвёл неожиданное впечатление. Большинство споривших уныло опустили головы и старательно принялись поедать глазами холодный осклизлый пол под ногами; Марий и Линна – самые непримиримые – залились огненной краской. Марта тяжело дышала, зло оглядывая своих сторонников. Она выступала за решительные действия, но не такие безрассудные. Революционеры совершенно отбились от рук…

– Ты опаздываешь, Линна, – напомнил Кузнец, – у вас могут возникнуть проблемы.

Ведьма неловко поднялась, не поднимая головы, сцепила руки за спиной и сделала пару шажков вперёд. Но вдруг она замерла. Её умоляющий, как у маленького ребёнка, взгляд метнулся через всю комнату к Марте. Та едва заметно кивнула:

– Иди. Я разрешаю.

Двадцать три самых остервенелых и решительных революционера покинули своеобразный зал совещаний. Остальные тоже принялись расходиться: у них впереди было ещё немало дел. Марта осталась наедине со своими самыми верными помощниками: с Ингой и Калебом. Оба сидели на скрипучих древних стульях, выжидающе пронзая её взглядами.

– Не смотрите на меня так, – попросила она, наконец. – Я сама не понимаю, почему Линна вдруг сломалась!

– Линна покорилась, – сказал Кузнец, – это уже большой плюс. Таким, как она, нужна хорошая отповедь, чтобы вернуть их верность.

– Это хорошо, но и тут есть минус. Она теперь слишком тебе преданна. Боюсь, ради твоей благодарности она может натворить дел, – прибавила Инга. Между бровей у неё пролегла хмурая складка.

– Я знаю, – шёпотом согласилась Марта. – Я прекрасно это знаю, ребята… Но что же ещё нам остаётся, кроме того, чтобы ждать возвращения Берты?

– Если она вообще вернётся, – пессимистично сказал Кузнец.

– Потому что мы все в курсе, какую непроходимую невежественную дуру умудрились отправить к неварцам, – прошептала Инга.

Марта прижала пальцы к вискам. Голову её словно раздирали изнутри мощные электрические разряды. Да, они действительно правы… Берта, Берта, глупый маленький оборотень, где же ты сейчас? Что с тобой?

25 of April

05:53 AM.