Читать книгу Чемоданы - Николай Александрович Железняк - Страница 2

В кабинете, который оперуполномоченный Брюховец делил с тремя коллегами, наличествовал собственно один вышеупомянутый имярек. С трудом вынося муку ожидания прихода старшего оперуполномоченного Коротких, он как молодой лев в клетке метался по узкому проходу между столами от окна к двери и обратно.

Невысокого роста Брюховец длинными руками нервно поправлял портупею, внезапно останавливался и имитировал хлесткие удары ребром ладони по огромному несгораемому шкафу, помещенному посередине кабинета у стены. После каждого выпада подтягивал спадающие форменные штаны.Китель был расстегнут, фуражку он снял в самом начале жестокой тренировки, выпавшей на долю многострадального шкафа, обвешанного черно-белыми фотороботами и низкого качества ксерокопиями фотографий преступников с описанием.

Висело там и его фото. Снабженное жирным подзаголовком: «Их разыскивает полиция» и предостережением огромными буквами: «ЗЛОСТНЫЙМАНЬЯК-АЛИМЕНТЩИК». Сегодня Брюховец еще не заметил это творчество товарищей, неизменно возвращаемое ими на место при каждом удобном случае.

Стоя вполоборота к сейфу, лучший оперативник всех времен и народов, почетный деятель уголовного розыска, а по нечетным оперуполномоченный Эдуард Клавдиевич Брюховец медленно, вразвалку, покачивая плечами, в очередной раз дошел по окна, выхватил пистолет и пальнул в мишень от «дартса», расположенную на входной двери. Медленно доворачиваясь лицом к двери, он принял стойку, держа пистолет двумя руками стволом вниз. Затем молниеносно прицелился и снова выстрелил. Немного отклонясь корпусом назад, вызывающе дернул подбородком в сторону воображаемого противника, приглашая к поединку.

Дверь открылась, и появилась безмятежная физиономия Коротких. Реакция у него оказалась отменной: он живо отпрыгнул в коридор.

– Ты что сдурел, кретин? – спросил он через дверь.

– Входи, входи, я тут тренируюсь, – Брюховец расправил плечи.

Коротких, рискнувший последовать предложению, оказался рослым здоровяком с лопатообразными ручищами, беспомощно свисающими по бокам внушительного туловища.

– Ты что – спятил, Эдуард?! Ты меня чуть не убил! – Коротких оглянулся на мишень. – Кто это сюда повесил? Ты? Я же говорил: на стену повесить.

– Да успокойся, Василий!.. Я стреляю холостыми, – довольно прибавил Брюховец.

– Зачем тогда вообще стрелять? Копоть поднял. Собирайся, надежда управления. – Коротких присел на скрипнувший от тяжести принятого веса стол. – Пойдем к начальству. Там отстреливаться будешь.

– Что новое дельце? – Брюховец вновь извлек пистолет и перебросил его из руки в руку. – Бэзил?! – щегольнул он знанием имени Коротких на английском.

– Там узнаешь.

В кабинет, изучая пол, забрел третий сожитель – Петя Бережной. Среднего роста, плотно сбитый мужчина с отчетливо и широко наметившейся плешью на макушке чернявой головы. Похоже, он шел по чьим-то следам.

– А, вы тут уже, – показал унылое лицо плешивый брюнет. – А я вас ищу, – огорчился он окончательно.

– А мы думали ты копейку потерял, – хохотнул Брюховец и запрыгнул на подоконник. – Заходи, Петруччио, – перешел многогранный опер на итальянский, – где ты ходишь? Сейчас должен Лева вернуться! – обрадовал он. – Давайте в домино сбацаем. Скрестим шпаги!..

Последняя фраза относилась к Коротких, который не внял предложению.

– Петя, бумаги у тебя на столе. Протоколы я заполнил. Пусть Лева тоже просмотрит и отнесет по инстанции. Пошли, Эдвард! – Коротких поймал руку Брюховца и вложил пистолет в кобуру. – Мы – к начальству. Брюховца на представление к ордену веду.

– Посмертно?.. Будете-то скоро? – вопросил, не поднимая глаз, Петя. – Что Леве сказать?

– Вернемся – сыграем, пусть тренируется, – моментально посоветовал Брюховец. – Руки там разминает и все такое…

– Где – там, уточни?

Коротких прервал зарождение пикировки:

– Не сейчас.

В комнату быстро вошел последний обитатель, розовощекий блондин с моржовыми, цвета спелой пшеницы, густыми щетинистыми усами. Подойдя к шкафу, он первым делом проверил наличие призыва к поимке рецидивиста Брюховца. Оказавшегося единственным из квартета оперов в служебной форме.

– О, Лева! Ну что, коротенько?!.. – потер руки безуспешно разыскиваемый маньяк-алиментщик и спрыгнул с насеста. – Петя, доставай!

Ленивый Петя, уже оценивший гору бумаги, оставленной к переработке Коротких, не заставляя упрашивать себя, тренированным жестом фокусника извлек из тумбочки черную продолговатую коробочку домино.

Лева прошел к своему столу и резким рывком выдернул из стакана, использущегося в виде морга для исписанных авторучек, короткую стрелу для дартса и задумчиво воззрился на Коротких, ожидая разрешения ситуации.

– Мы с Брюховцом по делу… И перевесьте мишень на стену, я говорю. Глаза кому-нибудь выколите! Пошли, Рэмбо! – Коротких пропустил вперед, двинувшегося развинченной походкой Брюховца, которому Петя подчеркнуто подобострастно подал фуражку.

Обычно новая информация по управлению разносилась быстро. Личный оперативный состав начинал оперативно чехлиться, готовясь к выездам. Но в данном случае – Лева с Петей переглянулись, – оставленные в неведении оперативники ничего не знали. Так что пришлось подступиться к бумажной работе. Петя, решив все предварительно обмозговать и напитать серые клеточки микроэлементами, вскрыл свой стол, выдвинул ящик и достал целлофановый пакет с бутербродами.

– Правильно, война – войной, а обед – по расписанию. Что, не доели тараканы?

– Я их протравлю, гадов, – Петя впился зубами в бутерброд. – Питаться надо регулярно, – выдал он сентенцию, пережевывая пищу.

– Правильно. Ешь чаще, но больше!

Не в силах ответить, Петя покивал, достал с полки кружку с изображением щита и меча, озабоченно всмотрелся в нее, поколебался и все же вылил остатки бурой жидкости в горшок с кактусом, скромно прилепившийся в уголке широкого подоконника.

– Коротких узнает, станет буйным, – констатировал Лева.

– А как он узнает?

– Недоброжелателей полно у каждого человека. Ты помнишь, как он за Палычем гонялся, пока тот не заперся в туалете? – Лева фыркнул.

– А что такое? Чего это? – обеспокоился Петя.

– А ты не знаешь?! Палыч вылил в горшок сто грамм метилового спирта. Для опытов…Алхимик хренов! – добавил оценку Лева. – Этот кактус аж обмяк, и иголки стали не колючие. Но ничего, смотри – держится. Опять распушился, – он осторожно потрогал пальцем растение. – Аклимался!

Петя поколупал пальцем в земле, приминая чаинки.

– Это может, ему полезно? Сколько витаминов. А когда это было?

– Весной.

Петя посожалел о своем отсутствии:

– Я в госпитале лежал.

– Палыч потом неделю прятался по закоулкам.

– Вечно он учудит что-нибудь!

– Да, битому неймется…

– А что, Базилио сильно разозлился? – осторожно поинтересовался Петя.

– Вот чудак-человек, я ж тебе рассказываю. Не убил чуть. Та ты же знаешь – для него этот кактус дороже коллеги по совместной борьбе с криминалом. Не знаю, как он к детям своим относится, но за колючку эту он придушит.

– Ладно, не пугай, – Петя выбросил в корзину целлофан от нервно уничтоженных бутербродов и углубился в ворох бумаги.

Придал импульс пытливым умам приснопамятный Палыч, оживив унылую атмосферу документарных разработок. С сигаретой в зубах заклятый друг эксперт-криминалист картинно материализовался в проеме и с демонским видом оглядел оперов. Те приготовились в ожидании.

– Могу вам сообщить – попрошу внимания, – что возникла серьезная, подчеркиваю, серьезнейшая, оперативная необходимость бросить все лучшие кадры управления на борьбу с преступностью…

– Наконец-то, – лукаво обрадовался Лева.

– …на выезде! – эффектно окончил сообщение Палыч и отбросил жидкий чубчик с высокого лба с глубокими залысинами.

Лева с Петей переглянулись и без сожаления отложили изучаемые материалы. Оба были обложены толстыми папками. Петя к тому же перед приходом криминалиста, шевеля бровями, перелистывал Уголовный кодекс, ища подходящую статью для первого подозреваемого. Что Палыч тут же отметил предположением, что он ищет ее для себя.

Моторный Лева, как всегда, включился первым:

– Так, вошел и объяснился. Что ты знаешь?.. Кстати, по поводу лучших кадров могу встречно, в порядке обмена, проинформировать, что даже Брюховец брошен на задание, что способно поколебать этот тезис. Или ты только себя имел в виду?.. Но мы готовы присоединиться. А, Петя?

Петя помолчал и, выдержав паузу, враждебно посмотрел на Палыча.

– Я вижу, что ты недоволен, – Палыч прицелился двумя, сложенными вместе, пальцами и сощурил глаз.

– Ты, Палыч, не обращай на Петю внимания. Он опасается нерегулярности питания при выполнении розыскных мероприятий. Отбрасываю мысль, что он обиделся на коллегу за предположение о поиске уголовной статьи – это, безусловно, не в правилах душевного Петра Петровича. Возвращаясь же к возможному отъезду, хочу отметить, что нам-то не привыкать, – и Лева подмигнул, обозначив родство с Палычем.

После этого он пружинисто подскочил с места. Напористо покрыл расстояние до напрягшегося Палыча и ткнул того кулаком в грудь. Они изобразили легкую борьбу.

– Вам бы только развлекаться, – обронил Петя, угрюмо наблюдая короткую схватку.

– Петя, смотри на это, как на неизбежность, работать-то надо, и нетолько в четырех стенах, – попытался успокоить слегка запыхавшийся Палыч. – Хоть развеешься от своей пыли!

Спарринг-партнеры вернулись и осмотрели коллегу на предмет запыленности. Петя попытался дотянуться через стол до товарищей, но безуспешно. Лева с Палычем уселись на подоконник и закурили.

Петя собрался, наконец, для нанесения ответного удара, что выразилось в легкой улыбке. Но начал он знакомым удрученным голосом:

– Теперь понятно, чего ты так радуешься…

– Ой, не надо, не надо!.. – попытался упредить нападение Палыч.

– Экскременты надоело изучать, – победно выдал Петя и скорбно вздохнул.

Неизвестно, над чьей судьбой – Палыча или своей – он печалился больше.

– А что, правда, что наш дурачок, тоже в работе? – осведомился Палыч у Левы через плечо. Он слез с подоконника, подцепил дротик из настольного канцелярского прибора и теперь метился в мишень на двери.

– Ох, не любишь ты Василия Сергеевича. Даже непонятно за что? А ведь он так добр всегда к вашему брату криминалисту! Жалеет вас, убогих, – огорченно посожалел Лева, покачивая головой в знак неверия в реальность подобного развития событий и распушил усы в предвкушении реакции.

Палыч остановил бросок в точке отрыва дротика от пальцев:

– Это провокация! Попрошу занести это в протокол.

Лева тут же предложил Пете взяться за эту работу. Тот тут же нарочито пододвинул к себе лист бумаги.

– Я с большой, товарищеской, дружеской симпатией, – пошел по нарастающей Палыч, которого, похоже, тема взволновала, – отношусь к геноссе Коротких. Так что эту грязную выходку и происки недоброжелателей, желающих посеять и тому подобное, и на этом, так сказать, подняться, я бы заклеймил… – Палыч соревновался с Левой в перегруженности предложений и витиеватости спича. – И попросил бы не вбивать клин, и не растаскивать, а также не передергивать. Все знают, – здесь Палыч обратился за помощью даже к Пете, – как я уважаю Василия Сергеевича!

Дав отповедь, Палыч снова прицелился, посчитав тему исчерпанной.

Но надежды его оказались преждевременными. В лучах интереса коллеги Лева одобрительно продолжил:

– Молодец, Палыч! Даже после того случая! Доброе сердце у тебя. Просто молодец, ничего не могу сказать…

Палыч вновь не смог исполнить бросок и дозированно взорвался:

– Какого-такого случая?!.. Не было никакого случая. И все!

– Ну, мы не знаем, общественность, я имею в виду, что там было, то есть происходило, у вас, там, в туалете… Это когда тебя не было, – предельно участливо добавил он для млеющего Пети, – в нашем крыле.

Злопамятный Петя лыбился от удовольствия.

Палыч аж покраснел от возмущения:

– А ничего в туалете не было, и не могло быть. Он туда не попал!

– Ну, на этот счет есть разные сведения, – измывался Лева, ероша усы.

– И долго же ты там сидел? – дружелюбно спросил Петя. – Экскременты поди изучал?

– Эх, Петя, Петя, я-то тебя всегда держал за достойного, вменяемого сослуживца… И ты туда же! Подумаешь, какой-то кактус! Вон он, вон стоит! Полстакана спирту всего… А он, смотри, только крепче, я бы сказал, забористее стал. Можно так выразиться, стал совершеннолетним. Наливать ему теперь можно.

– Так ты, значит, камрада Брюховца имел в виду? – фальшиво догадался Лева. – А он к тебе до сих пор относился с нескрываемым уважением. Окурки найденные приносил, и все такое… Весь мусор…

– Пошли вы! – Палыч в сердцах, не целясь, метнул дротик и пошел к двери.

– Мазила, – констатировал Лева. – Даже не пытайся переставить. Я отсюда вижу.

Петя раскачивался на стуле, явно настроившись на долгую и желанную экзекуцию криминалиста.

– Мишень перевесьте, а то покалечите кого-нибудь. Я пошел.

– Может в домино сыграем? – бросил в последней надежде Петя.

– С вами играть – себя не уважать. Мухлевщики! Камни у вас крапленые.

Лева понял, что Палыч сейчас таки уйдет, хотя и поверженным, но не раскрывшимся, и решился спросить того напрямую:

– Так что ты знаешь, какое дело, о чем ты хотел нам поведать?..

Но криминалист, промолчав, отмахнулся и удалился, хлопнув дверью.

– Смотри, какая-то сволочь что-то ему наболтала. Про домино, – огорчился Петя от потери верного мальчика для битья.

– Ушел, гад, не дал положительным эмоциям разгуляться, – поскорбел Лева. – Неужели и правда выдвигаться будем, интересно? Пойду я в отдел к начальству.

– К Валере? – задумчиво уточнил Петя, уже принявшийся с тоской рассматривать кипу бумаг на столе, не зная как вновь подступиться.

– Позондирую его. Неглубоко. Если он здесь. Держи тут круговую оборону!

Петя кивнул и молча углубился в перекладывание листков по разным стопкам. Он шевелил губами, беззвучно отсчитывая число проделанных пассов. До конца рабочего дня оставалось немного, глядишь все и закончится спокойно.

Конечно было более чем непонятно,отчего именно Брюховца повел на какой-то инструктаж Коротких… Какое еще дело?.. Нехватает им материалов, и так девать некуда…

Брюховец же был так взбудоражен неожиданно открывающимися перспективами предполагающейся операции, совмещенной в его воспаленном воображении с лихими захватами, не исключающими погонь, – а там и до стрельб недалеко, – что вприпрыжку торопился домой, отправленный Коротких переодеться в цивильную одежду. Он тоже на все лады думал о таинственном новом деле, преследовании каких-то мутных криминальных фигур со странными кличками – Плешивый и Зеленый.

Задание следить Коротких и Брюховец, ставшие напарниками, получили от непосредственного начальника их отдела – мрачного Валеры, вечно отстутствющего в управлении из-за постоянных отлучек по связям с законспирированными агентами.

От возбуждения Брюховец не обращал внимания на мелкий дождь и встречных прохожих, не исключая, что для него было не характерно, женского пола. Он бодро углубился в родной квартал тихого центра. Не глядя поприветствовал бабок, решавшихся выйти на улицу, и влетел в подъезд.

Пока лязгающий от натуги, сопряженной с ветхой старостью, тускло освещенный лифт взбирался на девятый, последний этаж, Брюховец ожесточенно рылся в карманах.

На лестничной площадке на полу у окна стояла плошка полная окурков и пепла. Соседи курили, не слушаясь увещеваний и угроз старшего лейтенанта Брюховца. Хотя он и похлопывал о ладонь для придания весомости своим словам служебными документами.

Ключи нашлись после минутного стояния у порога квартиры. Завалились за подкладку.

Отомкнув запоры тяжелой железной двери, он вошел в коридор, при всей своей узости оставляющий впечатление склада забытых с зимы вещей. Юркнул в свою комнату, распахнул дверь в другую и заскочил на кухню. Дожевывая котлету, извлеченную по пути из сковороды на плите, он деликатно постучал в ванную, заканчивая осмотр недвижимости. Тетки нигде не было.

В общем-то это была тетка бывшей жены, с которой они расстались уже как три года. Жена подалась в Америку, однажды, внезапно для них, то есть и для своей собственной тетки, уехав. Американца, правда, подцепила в Москве. Это единственное пятно, которое до сих пор смогло серьезно подпортить Брюховцу существование. В остальном, будучи записным оптимистом, полотно жизни он считал светлым.

Жена все ходила вечерами на курсы английского языка, а, оказалось, встречалась с претендентами, сосватанными брачным агентством. А потом сгинула вместе со всеми вещами. Она, наверное, и мебель бы вывезла, но та была неподъемно громоздкой и к тому же теткиной, как и квартира, в которой они жили. Или, точнее, прижились. Жена тоже не была москвичкой, и сначала обрадовала тетку сама, а потом и мужа, то есть Брюховца, привела в нагрузку.

Тетка ничего, не роптала. Старой закалки человек. Восемьдесят скоро, скрючило всю. Но была человеком доброй души. Своей семьи у нее за общественной активностью в годы производственной допенсионной деятельности не случилось, так что она даже обрадовалась, надеясь на появление в доме детских голосов.

Но иметь детей жена отказывалась. Приводимые аргументы, которыми она оскорбляла Брюховца, задевали его мужское достоинство. Она и фамилию менять отказалась, словно к разводу начала готовиться со свадьбы.

Так и прожили два года втроем. А потом стали жить вдвоем. Жена позвонила только однажды. Сказала, чтоб не беспокоились. Обещала помогать. Тетка в ответ попросила сначала вернуть кое-какие вещи. С тех пор контакты бывших родственников не возобновлялись.

Деньги тетка брала только на хозяйство. Так что семейно жили…

Брюховец выудил из подливки еще одну котлету. Аккуратно, стараясь не капнуть соусом, положил ее на хлеб и пошел к себе.

Комната после захламленного коридора отличалась спартанской обстановкой. Раскладной диван, постоянно пребывающий в плоскостном состоянии, напротив – рыжий платяной шкаф послевоенных времен прошлого века, у окна – приземистый письменный стол, на подоконнике – музыкальный центр. Угол за дверью представлял собой ящик Пандоры. Оттуда торчали две пары лыж с палками, но без креплений, а под ними бесформенная груда из ботинок, мячей, ракеток теннисных и бадминтонных, коробок… Стены угла и дверь изнутри оклеены плакатами, изображающими суперменов разного разлива. Был даже человек-паук, бесстрашно зависший над дверью. Место выглядело подходящим для охоты на мух.

Брюховец быстро переоделся в гражданское – брюки, рубашка, легкий свитер, – подсел к столу и набросал записку для отсутствовавшей тетки. Полагалось предупредить, так как она, из-за отсутствия более достойных кандидатур, переживала за, как она по-родственному говорила, зятя. Он перечитал написанное, наморщив лоб, и, взяв записку, вышел в коридор. Положил клочок бумаги на пол у двери. Оценивающе посмотрел на вход, потом на записку, отворил дверь и, сгорбясь, вернулся, имитируя ковыляющую походку тетки. Он потоптался на месте, не разгибаясь, и передвинул бумажку немного поближе к обувнице. После этого удовлетворенно хмыкнул, разогнулся, и уже удалялся в свою комнату за ключами, как его застал врасплох резкий басок:

– Куда это ты намылился? – голос был неестественно молод, прямо-таки времен задорных первых пятилеток, и разительно контрастировал с тщедушным сморщенно-скрюченным теткиным видом.

Она разглядывала удачно размещенную записку.

– Таисия Петровна, я – на задание! – выглянул в коридор Брюховец.

– Какие там задания тебе?.. Лучше б ты в ГАИ устроился! Все ж заработнее, – проявив осведомленность в реалиях полицейских буден, продолжила привычные нотации тетка, снимая с помощью Брюховца демисезонный плащ.

– Таисия Петровна, это теперь – ГИБДД. И потом – оклад у них ниже!

Тетка аж распрямилась, силясь посмотреть в неразумные глаза. Неопределенно промычала что-то, видимо, плохое и ушла в свою комнату, покачивая головой. Оттуда донеслось саркастическое: «большие перемены», а затем несколько раз – «оклад».

– А вы куда ходили, Таисия Петровна? В поликлинику?

– На массажм, – послышалось из комнаты.

Тетка когда-то закончила полиграфический институт, числила себя работником культуры, но, тем не менее, щеголяла подобными перлами, включая «гинекологическое дерево», не гнушалась и «полувера». До «тубаретки», правда, не опускалась.

– Ночевать, значит, не будешь? – возобновила разговор скрывшаяся тетка.

– Возможно и не приду.

– Хоть бы девку какую нашел себе.

– Таисия Петровна, я – на операцию.

Дверь приоткрылась, обозначая вопрос.

– На задание! Я же говорил. То есть – писал.

– А что, ты вращаешься там среди одних мужиков, что ли? – тетка появилась в коридоре в байковом домашнем халате. – Куда идешь-то? Зачем?

– Вам что – на доклад надо?

– Точно говорю, в ГАИ тебе надо. Совсем мозгов нет, – тетка покачала головой. – Как они там тебя держат? Я же должна знать? Волнуюсь я.

– Не надо волноваться, – успокаивающим тоном сказал Брюховец. – Я буду звонить, если что. – Тему он решил не развивать и просигнализировал часами. – Опаздываю.

Удаляясь под причитания тетки о невзятом зонте, пропущенном обеде, сухомятке и будущей язве с такой работой, он размышлял над вопросом, не завербована ли тетка комитетом. Дабы из первых рук узнавать о всех горячих делах управления, в которые Брюховец посвящен. Шеф давал установку на бдительность недавно.

Раздуваясь от гордости за оказанное доверие – у Коротких оказалось какое-то иное важное мероприятие, – Брюховец торопился на встречу с информатором. Мысленно прокручивая в дороге вводную часть сценария предстоящего разговора с агентом, который странно мычал в трубку, явно находясь под парами алкоголя.

О решении ехать на частнике, Брюховец вскоре пожалел. Долго плелись в общем потоке исхода из города после работы, и поэтому добрались нескоро.

Брюховец расплатился с говорливым бомбилой, коротавшим таким образом время в пробках, и, не замечая протянутую за чаевыми руку, двинулся к летнему павильону с полупрозрачными, трепыхающимися как полотнища, пластиковыми окнами. Кафе располагалось на газоне, вытянутое вдоль пустеющего тротуара спального района.

Внутри, разгоняя полутьму, струился неяркий свет редких светильников с ядовито-желтыми абажурами под невысоким потолком. Освещалась стойка бара и два десятка зеленых пластмассовых столиков со стульями. Чувствовалась какая-то камерность обстановки, вроде затишья перед бурей. Когда становится неестественно тихо.

Брюховец сразу заметил Тубуса. Того нельзя было не заметить. Посетителей практически не было, собственно их не оказалось совсем. Их, наверное, отпугивала фигура коренастого громилы с явными признаками отсутствия интеллекта, согнувшегося над столом в центре зала. На рабочей поверхности его стола скопилось около десятка опустошенных стаканов. Невдалеке переминался официант с отрешенным лицом, осматривая дальние углы заведения. Видно, волновался по поводу стаканов.

Отважный Брюховец подсел за столик. Увидев, что новый гость остался жив, официант приблизился, с явной опаской поглядывая на засидевшегося посетителя.

– Вы будете платить? – осведомился он, наклоняясь со счетом в руках над осоловелым громилой.

– Чего? Опять?.. – встрепенулся тот. – Ты что-то сказал или мне послышалось?

– С вас…

– Сейчас, – оборвал официанта клиент, посмотрев ему под ноги. – Сейчас. Поищем, – обнадеживающе добавил он и принялся шарить по карманам черной кожаной куртки. – Куда, к черту, все подевалось?

Официант героически ждал, молча смотря в сторону бара. Поддержка отсутствовала. Бармен отлучился по неотложным нуждам. Брюховец же отвлеченно почесывал щеку, не торопясь вмешиваться, разговаривать он собирался наедине.

– Сейчас, – вновь бросил громила и выдал на-гора пистолет, достав его откуда-то из-за пояса. Он положил ствол на столешницу и продолжил безуспешные поиски.

– Я, наверное, попозже подойду, – пробормотал официант, держащий стол в поле своего бокового зрения.

Он сделал озабоченное лицо, отметив в воздухе движением указательного пальца видимые одному ему точки. Как бы припоминая какие-то невыполненные дела. И, пятясь, отправился на поиски бармена.

Брюховец оценил обстановку, быстро поднялся и, догнав официанта, сунул ему в руку несколько смятых купюр, с сожалением расставшись с частью выделенной подотчетной суммы. Официант с заметным облегчением отдал счет и поспешно ретировался за стойку. Вероятно, чувствуя себя там как в ростовом окопе.

Тубус из партера исподлобья наблюдал за действующими лицами.

– Садись, – махнул он Брюховцу рукой.

Брюховец вернулся за стол.

– Мда, – буркнул громила, – ты кто такой? Первый раз тебя вижу.

– Здесь.

– Что ты сказал? – с угрозой спросил Тубус.

– Здесь первый раз видишь, Тубус. Я тебе звонил только что. Мне нужен Плешивый, – последние слова Брюховец замогильно прошептал, наклонясь к собеседнику. – Ты не знаешь, он в Москве?

– А, так это ты звонил? – Тубус похлопал глазами, сфокусировался на собеседнике и поманил его пальцем еще ближе. Затем подался вперед, уставился на лежащий на столе пистолет и просипел: – Плешивый всем нужен.

После такого напряжения он, выпятив нижнюю губу, откинулся на стул, покачивая головой в подтверждение сказанного.

– Интересно, куда деньги подевались? Работы нет, – пояснил он Брюховцу и, подвинув локтем пистолет, брякнул рядом наручники.

Пошарив в многочисленных карманах еще, вслед за горкой золотых коронок, достал черный шелковый шнур.

– Ага, – обрадовался Тубус найденной вещи. – Специализируюсь, – добродушно добавил он и поводил в воздухе руками, растопырив пальцы.

– Чего? – не понял Брюховец.

– Работа такая, – сказал Тубус и попытался дотянуться руками до шеи Брюховца.

Того сразу осенило, и он, отшатнувшись, деликатно остановил Тубуса.

– Никого не надо? – спросил наемный убийца.

Брюховец потер ладонью спасенную шею и отрицательно мотнул головой, хотя и вспомнил мстительно о зловредных соседях.

– Безработица, – вздохнул Тубус и стал собирать свой арсенал со стола. – Надеюсь, временная. Плешивый бывает на «Корабле». Работа будет, приходи. Телефон знаешь, вроде…

Поднимаясь, довольный Брюховец встретился с затравленными глазами официанта, выглядывающего из-за барного бруствера. Но задание было крайне успешно выполнено, и опер со спокойной душой вышел на свежий воздух под вечереющее небо, покрытое толстым серым слоем непроницаемых для солнца и днем облаков. Брюховец набрал номер, и Коротких выдал новые вводные.

Накрапывал дождь. Но он не мог помешать дальнейшей, не менее опасной работе сыскаря.