Читать книгу Очевидец - Николай Александрович Старинщиков - Страница 3

Так началась для меня суббота, одиннадцатого февраля, а в десятом часу того же дня я сидел в кабинете прокуратуры. Следователь был тот же самый, что ночью осматривал Мишкин труп, и звали его Дмитрий Геннадьевич Вялов. Фамилия, впрочем, абсолютно не вязалась с его профессией.

Следователю было за сорок. Под глазами мешки. Вороша на столе бумаги, он курил, роняя повсюду свой пепел.

– Не могу взять в толк, – удивлялся Вялов. – Привезли как человека, а он за пистолет…

Действительно, Кабана увезли от греха подальше. Но тот вытащил пистолет и начал стрелять, словно он в тире.

– Говорят, у него коттедж в частном секторе, – подумал я вслух.

– Коттедж? – Вялов уставился на меня. – Точно, в районе Майской горы.

– Поэтому я не хочу, чтобы обо мне знали раньше времени, – выдавил я из себя.

– В смысле?

Никотин и бессонная ночь лишили Вялова логики. Он не хотел понимать очевидных вещей.

– Где коттеджи – там братки, – рассуждал я.

– Ну… И что?

– При таком раскладе дожить бы до приговора…

Следователь елозил глазами по столу. Потом снова закурил, поднялся из-за стола и стал ходить по кабинету.

Я никогда не курил и был вынужден дышать канцерогеном. Хотя, если разобраться, это было абсолютной мелочью по сравнению с ночным происшествием.

– Выходит, что ты боишься, – подвел черту Вялов, насыщаясь дымом.

Я не спорил. Пусть думает. Зато я исполню свой долг.

– Ты у нас кто? – рассуждал Вялов. – Ты у нас обычный гражданин. А показания гражданина в суде многого стоят. Твои показания для дела имеют принципиальное значение. Эти показания решающие.

Следователь вернулся в кресло.

Я стоял на своем:

– Мне хочется, чтобы обо мне не узнали раньше времени.

– Согласен. Идем к прокурору…

Вялов раздавил сигарету в пепельнице и поднялся.

Пеньков Владимир Петрович, прокурор района, оказался не лучше следователя – ему хотелось показаний прямо здесь и немедленно. Мало того, он почему-то стал утверждать, что ночной стрелок Паша Коньков, будучи спортсменом-биатлонистом, за всё время мухи не обидел. Прокурор произнес это так, словно Паша был в прошлом герой, и теперь этот герой оказался на осадном положении.

Было странно слышать эту ересь от прокурора. Тем более что с утра я забежал к оперативнику Блоцкому, и тот рассказал мне, как полгода назад против Паши возбуждали уголовное дело, потом дело с помощью прокурора развалили, хотя светила Конькову целая пятилетка. Короче, о Паше тюрьма плакала горючими слезами.

– Что же нам делать с тобой? – мямлил картавый прокурор.

Я молчал.

– Бояться в общем-то нечего, – рассуждал прокурор. – Коньков за руками теперь.

– Я сказал о своих условиях, – продолжал я. – Абсолютная анонимность.

Слова попали в цель. Прокурор побежал глазами по книжным полкам.

– Где-то был у меня закон, – бормотал он. – Их же пекут как блины в Госдуме, а денег не выделяют…

Прокурор поднялся и пошел вдоль мебельной стенки, выудил меж толстых томов тонкую кипу листов.

– Распечатка, – сказал он. – Один экземпляр. Но защита будет против, заметьте… Дело в том, что, по большому счету, это ведь нарушение прав обвиняемого – он же не будет знать, кто против него дает показания. Согласитесь, это не совпадает с конвенцией…

Перед глазами у меня вдруг мелькнул и пропал Миша Козюлин. Опер Блоцкий рассказывал, что Мишка умер сразу. Пуля пробила бумажник с денежными купюрами, потом сердце и ушла навылет. Зато прокурор теперь пел про защиту обвиняемого.

– Перебьётся, – произнес я, обрубая прокурору пути для маневра.

– Это я так, – смягчился тот. – Может, мы сами чего-то еще не знаем. Пусть так и будет… Пишите заявление на мое имя, и мы присвоим вам псевдоним. И будем допрашивать вас в суде с помощью зеркальной комнаты, которой пока что нет.

У меня глаза полезли на лоб. Сообщение удивляло своей обыденностью.

– Зеркальную комнату пока что нам не построили, – продолжал прокурор. – Но псевдоним мы вам обеспечим, об этом не беспокойтесь… Почитайте закон. И возвращайтесь с заявлением.

Вместе со следователем мы двинулись к выходу из кабинета.

– Как бы то ни было, – произнес мне вдогонку прокурор, – вы должны дать показания сегодня же. Как нам вас называть в таком случае?

Он действовал мне на нервы, но я промолчал.

– В таком случае прямо так и запишем…

Я напрягся, не понимая хода его мыслей.

– Сидоров Петр Иванович! – картаво орал он вдогонку. – Устроит вас псевдоним?!

Если б меня назвали горшком, даже и это меня устроило бы, потому что торчать у бандитов на виду не входило в мои планы. Неискушённый в хитросплетениях практической юриспруденции, я пока ничего другого придумать не мог. Однако природная интуиция подсказывала, что именно так и следует поступить.

Мы вернулись к Вялову в кабинет и стали писать показания. В графе фамилия стояли теперь не мои данные, а Сидорова Петра Ивановича. В псевдониме, придуманном прокурором на скорую руку, чувствовалась насмешка.

– Вообще-то ты прав, – говорил теперь следователь. – Возможно, я и сам поступил бы так же, окажись на твоем месте. Короче говоря, не стесняйся и действуй на полную катушку, потому что, кроме тебя, действительно больше некому…

Следователь теперь не казался мне ни сонным, ни вялым. Мы записали в протокол все обстоятельства дела – вплоть до того, как я вернулся домой. Отметили даже факт, что убийца назойливо спрашивал, куда его везут.

– Прикинь. – Следователь перешел вдруг на «ты». – Он теперь утверждает, что менты возили его в лес…

– Куда?

– Зинин Саня, – сморщился Вялов, – адвокатишка хромоногий… Короче, научил говорить про лес. Больше придумать ничего не смог… Мол, что в лес возили – мозг освежить…А по времени не совпадает. Мы уже проверяли, армянина трактирного допросили, – а не выходит. Короче, твои показания подтверждают нашу версию, так что обвинение по триста семнадцатой будет верным – посягательство на жизнь работника правоохранительного органа.

– Нескольких, – добавил я.

– В этом ты прав, старина, прости…

Следователь опять потянулся к пачке с сигаретами, но та оказалась пустой. Вялов откинулся на спинку кресла, затем поднялся, подошел к окну и прикрыл форточку.

– Никак не пойму, – рассуждал Вялов. – Неужели решил с пьяных глаз, что не в милицию его привезли, а в лес?

– Ничего не могу сказать, – ответил я, поднимаясь.

Вялов подошел к столу, сгреб тонкие листки ксерокопии закона «О защите потерпевших, свидетелей и других лиц» и протянул мне.

– Читай…

Взяв бумаги, я развернулся и шагнул к двери.

На столе у следователя лежал протокол допроса, подписанный вымышленной фамилией, а также мое заявление о предоставлении государственной защиты и постановление о сохранении в тайне данных о моей личности.

Постановление было помещено в коверт – на нем теперь были оттиски прокурорской печати. Статья, по которой собирались обвинить Пашу Конькова, сулила этому паразиту лишение свободы на срок до двадцати лет либо пожизненное лишение свободы. С учетом количества потерпевших и моратория на смертную казнь, оставалось надеяться, что пожизненное лишение свободы этому поросенку обеспечено.