Читать книгу Кому на Руси жить хорошо (сборник) - Николай Некрасов, Николай Алексеевич Некрасов - Страница 9

«Уехал!.. Что значила бледность его

И всё, что в ту ночь совершилось?

Зачем не сказал он жене ничего?

Недоброе что-то случилось!»

Я долго не знала покоя и сна,

Сомнения душу терзали:

«Уехал, уехал! опять я одна!..»

Родные меня утешали,

Отец торопливость его объяснял

Каким-нибудь делом случайным:

«Куда-нибудь сам император послал

Его с поручением тайным.

Не плачь! Ты походы делила со мной,

Превратности жизни военной

Ты знаешь; он скоро вернется домой!

Под сердцем залог драгоценный

Ты носишь: теперь ты беречься должна!

Все кончится ладно, родная;

Жена муженька проводила одна,

А встретит, ребенка качая!..»

Увы! предсказанье его не сбылось!

Увидеться с бедной женою

И с первенцем сыном отцу довелось

Не здесь – не под кровлей родною!

Как дорого стоил мне первенец мой!

Два месяца я прохворала.

Измучена телом, убита душой,

Я первую няню узнала…

Спросила о муже. – «Еще не бывал!»

– «Писал ли?» – «И писем нет даже».

– «А где мой отец?» – «В Петербург ускакал».

– «А брат мой?» – «Уехал туда же».

«Мой муж не приехал, нет даже письма,

И брат и отец ускакали, —

Сказала я матушке: – Еду сама!

Довольно, довольно мы ждали!»

И как ни старалась упрашивать дочь

Старушка, я твердо решилась;

Припомнила я ту последнюю ночь

И всё, что тогда совершилось,

И ясно сознала, что с мужем моим

Недоброе что-то творится…

Стояла весна, по разливам речным

Пришлось черепахой тащиться.

Доехала я чуть живая опять.

«Где муж мой?» – отца я спросила.

«В Молдавию муж твой ушел воевать».

– «Не пишет он?..» Глянул уныло

И вышел отец… Недоволен был брат,

Прислуга молчала, вздыхая,

Заметила я, что со мною хитрят,

Заботливо что-то скрывая;

Ссылаясь на то, что мне нужен покой,

Ко мне никого не пускали,

Меня окружили какой-то стеной,

Мне даже газет не давали!

Я вспомнила: много у мужа родных,

Пишу – отвечать умоляю.

Проходят недели, – ни слова от них!

Я плачу, я силы теряю…

Нет чувства мучительней тайной грозы;

Я клятвой отца уверяла,

Что я не пролью ни единой слезы, —

И он, и кругом всё молчало!

Любя, меня мучил мой бедный отец;

Жалея, удвоивал горе…

Узнала, узнала я все наконец!..

Прочла я в самом приговоре,

Что был заговорщиком бедный Сергей:

Стояли они настороже,

Готовя войска к низверженью властей.

В вину ему ставилось тоже,

Что он… Закружилась моя голова…

Я верить глазам не хотела…

«Ужели?..» В уме не вязались слова:

Сергей – и бесчестное дело!

Я помню, сто раз я прочла приговор,

Вникая в слова роковые.

К отцу побежала, – с отцом разговор

Меня успокоил, родные!

С души словно камень тяжелый упал.

В одном я Сергея винила:

Зачем он жене ничего не сказал?

Подумав, и то я простила:

«Как мог он болтать? Я была молода,

Когда ж он со мной расставался,

Я сына под сердцем носила тогда:

За мать и дитя он боялся! —

Так думала я. – Пусть беда велика,

Не всё потеряла я в мире.

Сибирь так ужасна, Сибирь далека,

Но люди живут и в Сибири!..»

Всю ночь я горела, мечтая о том,

Как буду лелеять Сергея.

Под утро глубоким, крепительным сном

Уснула, – и встала бодрее.

Поправилось скоро здоровье мое,

Приятельниц я повидала,

Нашла я сестру, – расспросила ее

И горького много узнала!

Несчастные люди!.. «Всё время Сергей

(Сказала сестра) содержался

В тюрьме; не видал ни родных, ни друзей…

Вчера только с ним повидался

Отец. Повидаться с ним можешь и ты:

Когда приговор прочитали,

Одели их в рубище, сняли кресты,

Но право свиданья им дали!..»

Подробностей ряд пропустила я тут…

Оставив следы роковые,

Доныне о мщеньи они вопиют…

Не знайте их лучше, родные.

Я в крепость поехала к мужу с сестрой,

Пришли мы сперва к «генералу»,

Потом нас привел генерал пожилой

В обширную, мрачную залу.

«Дождитесь, княгиня! мы будем сейчас!»

Раскланявшись вежливо с нами,

Он вышел. С дверей не спускала я глаз.

Минуты казались часами.

Шаги постепенно смолкали вдали,

За ними я мыслью летела.

Мне чудилось: связку ключей принесли,

И ржавая дверь заскрипела.

В угрюмой каморке с железным окном

Измученный узник томился.

«Жена к вам приехала!..» Бледный лицом,

Он весь задрожал, оживился:

«Жена!..» Коридором он быстро бежал,

Довериться слуху не смея…

«Вот он!» – громогласно сказал генерал,

И я увидала Сергея…

Недаром над ним пронеслася гроза:

Морщины на лбу появились,

Лицо было мертвенно бледно, глаза

Не так уже ярко светились,

Но больше в них было, чем в прежние дни,

Той тихой, знакомой печали;

С минуту пытливо смотрели они

И радостью вдруг заблистали,

Казалось, он в душу мою заглянул…

Я горько, припав к его груди,

Рыдала… Он обнял меня и шепнул:

«Здесь есть посторонние люди».

Потом он сказал, что полезно ему

Узнать добродетель смиренья,

Что, впрочем, легко переносит тюрьму,

И несколько слов одобренья

Прибавил… По комнате важно шагал

Свидетель – нам было неловко…

Сергей на одежду свою показал:

«Поздравь меня, Маша, с обновкой, —

И тихо прибавил: – Пойми и прости», —

Глаза засверкали слезою,

Но тут соглядатай успел подойти,

Он низко поник головою.

Я громко сказала: «Да, я не ждала

Найти тебя в этой одежде».

И тихо шепнула: «Я всё поняла.

Люблю тебя больше, чем прежде…»

– «Что делать? И в каторге буду я жить

(Покуда мне жизнь не наскучит)».

– «Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?

(Ведь каторга нас не разлучит?)»

«Так вот ты какая!» – Сергей говорил,

Лицо его весело было…

Он вынул платок, на окно положил,

И рядом я свой положила,

Потом, расставаясь, Сергеев платок

Взяла я – мой мужу остался…

Нам после годичной разлуки часок

Свиданья короток казался,

Но что ж было делать! Наш срок миновал —

Пришлось бы другим дожидаться…

В карету меня подсадил генерал,

Счастливо желал оставаться…

Великую радость нашла я в платке:

Целуя его, увидала

Я несколько слов на одном уголке;

Вот что я, дрожа, прочитала:

«Мой друг, ты свободна. Пойми – не пеняй!

Душевно я бодр и желаю

Жену мою видеть такой же. Прощай!

Малютке поклон посылаю…»

Была в Петербурге большая родня

У мужа; всё знать – да какая!

Я ездила к ним, волновалась три дня,

Сергея спасти умоляя.

Отец говорил: «Что ты мучишься, дочь?

Я всё испытал – бесполезно!»

И правда: они уж пытались помочь,

Моля императора слезно,

Но просьбы до сердца его не дошли…

Я с мужем еще повидалась,

И время приспело: его увезли!..

Как только одна я осталась,

Я тотчас послышала в сердце моем,

Что надо и мне торопиться,

Мне душен казался родительский дом,

И стала я к мужу проситься.

Теперь расскажу вам подробно, друзья,

Мою роковую победу.

Вся дружно и грозно восстала семья,

Когда я сказала: «Я еду!»

Не знаю, как мне удалось устоять,

Чего натерпелась я… Боже!..

Была из-под Киева вызвана мать,

И братья приехали тоже:

Отец «образумить» меня приказал.

Они убеждали, просили,

Но волю мою сам Господь подкреплял,

Их речи ее не сломили!

А много и горько поплакать пришлось…

Когда собрались мы к обеду,

Отец мимоходом мне бросил вопрос:

«На что ты решилась?» – «Я еду!»

Отец промолчал… промолчала семья…

Я вечером горько всплакнула,

Качая ребенка, задумалась я…

Вдруг входит отец, – я вздрогнула…

Ждала я грозы, но, печален и тих,

Сказал он сердечно и кротко:

«За что обижаешь ты кровных родных?

Что будет с несчастным сироткой?

Что будет с тобою, голубка моя?

Там нужно не женскую силу!

Напрасна великая жертва твоя,

Найдешь ты там только могилу!»

И ждал он ответа, и взгляд мой ловил,

Лаская меня и целуя…

«Я сам виноват! Я тебя погубил! —

Воскликнул он вдруг, негодуя. —

Где был мой рассудок? Где были глаза!

Уж знала вся армия наша…»

И рвал он седые свои волоса:

«Прости! не казни меня, Маша!

Останься!..» И снова молил горячо…

Бог знает, как я устояла!

Припав головою к нему на плечо,

«Поеду!» – я тихо сказала…

«Посмотрим!..» И вдруг распрямился старик,

Глаза его гневом сверкали:

«Одно повторяет твой глупый язык:

«Поеду!» Сказать не пора ли,

Куда и зачем? Ты подумай сперва!

Не знаешь сама, что болтаешь!

Умеет ли думать твоя голова?

Врагами ты, что ли, считаешь

И мать, и отца? Или глупы они…

Что споришь ты с ними, как с ровней?

Поглубже ты в сердце свое загляни,

Вперед посмотри хладнокровней,

Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой…»

Ушел он, грозящий и гневный,

А я, чуть жива, пред иконой святой

Упала – в истоме душевной…