Читать книгу Каледонский Безумец. Историко-мифологический роман о Британских островах - Николай Анатольевич Костыркин - Страница 4

Именно в тот год почти день в день пал Круг Дракона. Фантазёры поздних лет называют их рыцарями Круглого стола. Да, Круг Дракона – это не «он». Это «они». Лучшие из лучших Острова, который ещё при моей жизни назовут в мою честь – Пределом Мирддина. Но о том позже.

Круг Дракона распался вместе с гибелью Артура, Артоса-Медведя, погибшего вместе с Медротом, который тому приходился то ли племянником, то ли сыном. Кто их разберёт, если старший родич провозглашает младшего своим единственным преемником и принимается постепенно посвящать в тайны своего правления? Такой наследник – больше чем сын, даже если он не единокровник.

…Но в той схватке погибли Артос и Медрот, и легенды о том прошли сквозь века и дошли до ваших дней. Правда, никто из вас так и не знает доподлинно, бились ли они на одной стороне или же против друг друга. И вы не поверите: мы, жившие тогда, тоже не знали правды.

Говорили разное, потому что, едва завершилась та битва в долине реки Камлан, в краю, который саксы называли Сомерсет, Летний край, ибо невежественно полагали, что именно там живут их боги, по всему Придайну, от белых скал Океана до вересковых пустошей, некогда рассечённых Стеной Антонина, забродили босоногие перекати-поле. В надежде на обглодок с богатого стола они шастали от одного динаса к другому и даже наведывались в саксонские бурги, коих строилось тогда уже немало.

И, вечеряя с хозяевами, роняли они байки со своих оголодавших уст. Говорили они мало, но часто. Вкушали пищи ещё больше. Глядели перед собой пустыми глазами, и голоса их скрипели, словно несмазанные петли амбарных дверей. Были эти странные гости похожи больше на призраков древнего Народа кожаных лодок, чьи потомки до сих пор живут в закатной и полуденной частях Зелёного острова Иверддон, и среди далёких полночных гор, и на равнинах Придайна – от их самоименования, придин, наш Остров и получил своё первое название; мы же давно зовем их круитни – размалёванными, а римляне переводили это слово на свой язык – пикты.

…Жалкие лохмотья едва прикрывали их нагие тела. Никто не мог понять, сколько им лет, но речь их была ясна всем – в каждом краю говорили они на местном наречии словами, привычными для жителей тех мест. Даже с саксами они держали разговор по-саксонски, а с ватажниками, прибывшими с Зелёного острова, – на столь непривычном для нас наречии скоттов. И никто не мог заглянуть им в глаза – пропасть бездонная была в них, такая, что закладывало уши, а разум цепенел от ужаса.

Говорили эти не то люди, не то призраки древних пиктских вождей об одном и том же, но каждый новый таинственный гость, от которого местная челядь шарахалась, как от мертвецкого дуновения из полых холмов, приносил новую, отличную от прежних историю.

Одни повествовали, будто Артос и Медрот сперва схлестнулись из-за какой-то знатной властительницы, в которую влюбились оба. Другие рассказывали, что Артос и Медрот вместе со своими дружинами приняли неравный бой против саксов, совершавших дальнюю вылазку в долину реки Камлан. Были и те, кто клялся, что своими глазами (да-да, теми, в которые было страшно заглянуть!) видели, как Большой Медведь, пронзённый копьем Медрота, нанёс ему сокрушительный удар мечом в непокрытую шлемом голову, и прославленный клинок рассёк несчастному череп, и мозги брызнули в разные стороны…

Много дорог протоптали эти нежданные носители слухов и домыслов. И как были они везде, так и не стало их в один миг нигде. Пропали, сгинули. Ушли в холмы? Кем они были, так и не ясно. Ясно было одно: смерть Большого Медведя всколыхнула древние силы нашего Острова – недовершённое Артосом требовало продолжения.

К тому времени, как я вернулся из Иверддона домой, минуло двадцать зим, и то поколение вождей, друидов и колдунов Йессу Гриста, которое знало амераудура Артоса и воителей Круга Дракона, почти иссякло в мире единожды рождённых. Одни сгинули в пылу междоусобиц, иные скончались естественным образом – благо для этого было достаточно просто переесть на пиру зимней порой. А те немногие, кто ещё был жив, молчали о том, что знали наверняка. Но даже их память и сведения не смогли бы напитать наследие Острова так, как сделали это разрозненные слухи и байки незваных гостей-призраков, будораживших воображение всех живших в ту пору, – от гордых верховных вождей, претендовавших на титул вледига, до распоследнего пленника-раба, чья жизнь начиналась и заканчивалась уборкой хлева.

В этом средостении пересудов рождалось самое главное сказание нашего мира. Рождалось оно, как и положено новой жизни, почти год. Первый год моей жизни.

И весь тот год моему рождению не могла нарадоваться моя бабка Керридвен, богиня мудрости и волшебства…