Читать книгу Непреодолимая сила - Николай Антонец - Страница 2

Вокруг меня, дыша свежестью и яркими, сочными красками, раскинулось широкое травянистое поле, волнующееся под лёгкими касаниями ветра. Прикрытое сверху одеялом неба и подчёркнутое тут и там возвышающимися шапками древесных крон, оно насыщало воспоминаниями о тихой радости детства, внушало необъяснимый покой, от которого становилось так тепло на душе. Аромат упоённости – как бывает сразу после дождя – устремлялся к лазурному небосводу, теряясь средь белых барашков-облаков. И где-то там, вдалеке, всё отчётливее можно было разобрать звуки прекрасной мелодии – мягкой, спокойной, бережно обволакивающей каждую травинку и каждое деревце на своём пути. Музыка эта текла умиротворяющей рекой, и, словно бы повинуясь её мелодичному зову, я тронулся с места. Двинулся навстречу далёкому горизонту, выгнувшемуся дугой, сквозь высокие – по колено – заросли молодой травы. Обезоруживающее спокойствие навевало лёгкую дремоту, но я не спешил бороться с ней – скорее даже наоборот, поддался лёгкой рассеянности и позволил телу двигаться дальше без участия разума. Справа, будто бы появившись прямо из воздуха, вдруг возникло невысокое деревце с широко раскинутыми ветвями, и я на миг задержался в нескольких шагах от него. Ствол дерева был тронут болезнью, а многие ветки начали засыхать – за считанные секунды, прямо перед моими глазами – и далёкая музыка тут же заиграла чуть громче, будто бы силясь развеять моё сочувствие по отношению к умирающей частице природы.

Мелодия заполнила весь окружающий мир, смешав воедино синеву небес и бескрайнюю зелень полей. Ударила под небеса, по-прежнему сохраняя свою глубокую красоту, но, в то же время, с каждой секундой приобретая всё большую силу. Они побуждали меня к действию, эти складывающиеся в единую композицию ноты, призывали двигаться вперёд, не задерживаясь на месте…

Подчинившись, я сделал робкий шаг вперёд, в сторону от дерева, но тут же обернулся и, обнаружив в своей руке конец старенького садового шланга, окатил понурую крону струёй чистой холодной воды. И корявые ветви сразу же начали оживать: там, где секунду назад мне виделись сухие трещины и мёртвые побеги, теперь распускались прекрасные синеватые бутоны.

Удовлетворённо кивнув самому себе, я продолжил свой путь к источнику чудной мелодии, поливая из шланга всё, что видел вокруг – и там, где вода касалась земли, травы или деревьев, моментально появлялись искрящиеся россыпи капель, так похожие на свежую утреннюю росу. А потом над полем начала подниматься радуга – милая и простая, но всё равно притягивающая к себе взгляд. Прекрасная, как и всё в этом мире. Едином, неделимом и священном мире, созданном ради Неё…

Её императорского высочества, миледи Авроры.

Одно упоминание этого имени – даже вскользь, в уме, – заставило меня задержать дыхание от восторга. А затем, когда воздух всё-таки нашёл путь в мои лёгкие, в нём уже не было былой свежести и чистоты. Запах бескрайнего поля стал слабее, а на фоне его всё чётче проскальзывали отголоски нарастающей вони: в ноздри мои бил запах палёного. Жжёной древесины. Плавящегося металла. И горящей плоти.

Я закашлялся. Попытался закрыть рот и нос ладонями – но это не помогло. Омерзительный смрад пробивался сквозь полупрозрачные пальцы и всё увереннее находил дорогу по моему горлу. Слёзы брызнули из моих глаз, а у основания языка встал противный ком дурноты…

И тут же, будто бы теряя силы без моего внимания и контроля, начала разрушаться картина прекрасного зелёно-синего мира. Сперва она подёрнулась лёгкой дымкой, а потом и вовсе начала расплываться, обретая подчас довольно жуткие черты. Напоминало галлюцинацию из наркотического бреда: голубые небеса, содрогаясь, становились всё темнее с каждым мгновением, тяжелели, нависая сверху сплошным куском обсидианового стекла, а земля наоборот – наливалась новыми безумными красками, хвалилась тысячами оттенков красного и жёлтого, смешивая их в совершенно невероятных, как могло показаться, сочетаниях. Уродливо скрючившиеся деревья начали меняться в форме: разрослись вширь и вверх, заполнив собой всё доступное пространство. Ещё секунда – и они превратились в остовы пылающих деревянных построек, уже почти готовых сложиться внутрь самих себя, подобно карточным домикам… А там, где существовала россыпь водяных капель из иллюзии – теперь бушевало пламя высокого пожара, изрыгающее в ночные небеса потоки чёрного пепельного снега. Да и шланга в моей руке больше не было – вместо него был внушительный огнемёт, встроенный в тяжёлую латную перчатку.

Противно взвизгнув в последнем болезненном крещендо, божественная мелодия умерла последней, окончательно похоронив последние следы недавней солнечной иллюзии.

– Проклятье!.. – выкрикнул я, давясь удушливой вонью. – Неужели опять?..

Перед глазами моими начали выстраиваться ровные графики и схемы, сопровождаемые множеством технических изображений. Одно из них – уже хорошо мне знакомое – отображало состояние основных дыхательных фильтров, встроенных в бронированный механический доспех. Половина из них была забита, другая – просто не справлялась с чудовищным объёмом работы, и потому внутренность моего скафандра всё быстрее заполнялась смрадом сжигаемых зданий и мёртвых тел.

Коротким мысленным приказом я перекрыл доступ воздуха извне и подключил броню к внутренним резервам кислорода. С едва заметным шипением высокотехнологичный костюм выпустил из себя летучие загрязнения, и, спустя секунду, позволил мне вдохнуть свободно. Хотя избавить меня от скверного привкуса во рту ему было не под силу – и это откровенно раздражало.

– Что там у тебя, Марк? – раздался в ухе придавленный воем огнемётов голос Кирилла, руководителя операции и единственного человека в отряде, кого я мог бы с уверенностью назвать своим боевым товарищем. – Снова фильтры?

– Да, – мрачно отозвался я, залив струёй пламени покосившийся остов небольшого одноэтажного домика. – Опять засорились.

– И как аромат? – Кирилл негромко усмехнулся. – Помнится, кто-то из наших говорил, что после нас ещё несколько дней никто не может войти в сектор – вонь чуть ли не с ног сбивает.

– Им можно верить, – я хмыкнул в ответ, пытаясь удержать в уме последние нити ускользающей иллюзии. Проклятая поломка оборвала моё путешествие по сказочному полю на середине, и повторно скрадывать чёрную реальность за фальшивой маской мне уже не очень-то хотелось.

Мы двигались по небольшой деревушке – слабому очагу старины в большом современном мире – впятером. Пять зашитых в броню солдат, увешанных оружием, проходили по кривым дорожкам и сквозь стены домиков с одинаковой лёгкостью, оставляя после себя только пепел и прах. Такова была задача, поставленная перед нами Императором во славу Её Высочества Авроры – истреблять всё и вся на пути победоносной имперской армии. Сровнять с землёй сам жизненный уклад противника, вбить его в грязь и придавить сверху кованым сапогом.

Потому что так было нужно.

Потому что иначе не могло быть.

Мне откровенно повезло быть частью этого могучего передового отряда, оператором экзоскелета – самодвижущегося доспеха высотой в два с половиной метра и оснащённого всем, что только могло понадобиться солдату на поле боя. Повезло родиться подданным Империи. Повезло вступить в армию и нести Истину во имя Её и в Её честь…

Я был солдатом веры. Солдатом праведного пути. И то, что мы делали – никак нельзя было назвать геноцидом или даже простым убийством. Мы действовали без объявления войны – потому что человек не заявляет о своих намерениях насекомому, которое намеревается уничтожить – и без малейших сожалений о выжигаемых километрах земли: когда Империи понадобится новообретённая территория – её просто поднимут из пепла. Заселят заново и возродят с мастерством, недоступным прошлым владельцам. В этом была эффективность. В этом была истина.

Закованные в доспехи, подключаемые непосредственно к нервной системе, мы с отрядом Кирилла – и десятками подобных отрядов – шли по территории собственного дома, вычищая с неё весь человеческий мусор. Как и было положено рачительным хозяевам. Мы избавляли мир от паразитов, присосавшихся к имперской собственности. Подчас грубовато – но зато наверняка. С поражающей воображение скоростью.

Для небольших приграничных государств мы стали настоящим ночным кошмаром, обретшим плоть. Воплощённым ужасом. Чистой, неодолимой силой.

Негромко вдыхая кисловатый ионизированный воздух, я прошёлся струёй кислотно-зелёного, с жёлтым сердечником, пламени по стене очередного сельского домика, и тот моментально вспыхнул, будто бы только и дожидаясь малейшего повода к возгоранию, самой крохотной искорки. Огонь ударил под самую крышу, охватив два этажа разом, и в воздух тут же устремилась целая серия пронзительных воплей.

Те, кто решал отсидеться в четырёх стенах – очень быстро начинали об этом жалеть. И, уверен, в мучениях проживали всё то недолгое время, что требовалось химическому пламени, чтобы обратить их утлое убежище в пепел.

Не могу сказать, что меня радовала концепция такой войны – хотя тот же Кирилл получал от неё явное наслаждение – но праведные деяния всегда требовали определённых вложений. Мне, например, приходилось жертвовать свободным временем, терпеть однообразие заданий и перешагивать через собственную брезгливость в отношении догорающих покойников, тогда как от других Империя требовала куда большего.

На окраине деревни раздался глухой взрыв – и к небу, почти неразличимый на его чёрном фоне, потянулся тяжёлый столб дыма. Наверное, кто-то накрыл огнём склад газовых баллонов – или же просто решил пострелять из тяжёлого оружия. Такое тоже случалось регулярно.

Тяжело вздохнув, я прибавил громкости звучащей в голове музыки и продолжил заниматься тем, что, по мнению имперских кадровиков, умел делать лучше всего – вычищать со своей земли следы низкородных захватчиков.

Ночь озарялась сотнями разных красок. Она полыхала красным огнём, заливалась ярко-зелёным и постепенно утопала в слабых жёлтых языках умирающего пламени. Багрилась кровью. Исходила слабо светящимися каплями охладительной жидкости и устремляла к бледной луне мольбы слабого сероватого сияния. И на минуту я пожалел, что идущий следом костяк имперской армии не отправил следом за нами несколько живописцев и поэтов, чтобы запечатлеть разностороннюю красоту этой небольшой, но приятной победы.

От этих мыслей меня отвлёк зычный голос Кирилла: упиваясь оправданным самодовольством, командир передового отряда чистильщиков приказал согнать на слабое подобие главной площади – и единственное место, почти не тронутое огнём – всех тех жителей посёлка, что, так или иначе, смогли пережить первую фазу зачистки. Он очень любил это небольшое послесловие, по которому смело судил как о нашей общей эффективности, так и о глупости местных жителей. Обычно «на десерт» оставалось не меньше десятка представителей человеческого мусора, но в этот раз… В этот раз всё вышло как-то иначе.

– Вы только посмотрите на эту красоту! – голос Кирилла я услышал прежде, чем добрался до самой площади. – Всего шестеро! Шестеро храбрецов, решившихся выбраться из дома! И подумать только, трое из них…

– Дети… – удивлённо выдохнул я одновременно с командиром, пробравшись сквозь завесу алого огня, восстающего над чёрным кострищем.

Там, в самом центре аляповато освещённого пламенем пожаров каменистого полукруга, сидело на коленях несколько сгорбленных фигур, и вокруг них исполинами из детских сказок возвышались объёмные энергетические доспехи – с V-образными головами, утопленными в массивных плечах, могучими пламенеющими перчатками, соединёнными толстым проводом с топливным баком на спине, и дьявольскими отблесками на гнутых пластинах брони.

Электронный анализатор моментально выдал мне информацию по всем целям в поле видимости и выделил придавленных к земле ужасом людей в качестве возможных целей для атаки.

И первым, что я увидел, продравшись сквозь безвредный для костюма огонь, стал взгляд двух очей цвета той бескрайней, вечной лазури, которой я любовался ещё полчаса назад, пребывая в сладком плену внушённой мощным компьютером иллюзии. Она смотрела на меня – голубоглазая и светловолосая девочка лет, быть может, двенадцати, одетая в лёгкую ночную пижаму – смотрела с испугом и немой мольбой. Единственная из всех – она сверлила взглядом забрало моей брони, как если бы могла рассмотреть мои глаза за слоями защиты и тончайшей электроники. Она будто бы чувствовала мой взгляд – и пыталась найти его по одному только наитию…

И ей… Ей это удалось. Мы смотрели друг на друга, пусть даже она не подозревала об этом, а я боялся признаться в чём-то подобном даже самому себе. Ведь… мне незачем было глядеть в сторону человеческого мусора, чтобы покончить с ним…

– Ты очень вовремя, Марк! – усиленный динамиками голос Кирилла разнёсся над площадью, и мне вдруг стало очень неуютно за себя перед этой девочкой – некомфортно от того, что командир раскрыл моё имя и тем самым обнажил мою душу. Доказал, что все мы – нечто большее, нежели просто бездушный искусственный разум, запаянный в металлическую оболочку. – Мы как раз собирались тут заканчивать.

Растерянно поджав губы, я сделал несколько тяжёлых шагов вперёд и замер на границе того пространства, что готово было стать эшафотом для шести человекообразных насекомых, вставших на пути Империи.

Голубоглазая девчонка – вся измазанная в саже и грязи, с раскрасневшимися от слёз щеками – по-прежнему смотрела на меня, но взгляд её всё быстрее терял осмысленность. Шок выбивал разум ребёнка из тела, оставляя одну только безучастную оболочку. Наверное, это было к лучшему: стрелять в бессмысленное чучело куда проще, чем в мыслящее существо… Во всяком случае, мне очень хотелось так думать.

То и дело возвращаясь взглядом к бледному личику будущей белокурой жертвы, я попытался внимательнее разглядеть остальных жителей деревни. Два мужчины – крупный и тощий, будто б сошедшие с карикатуры «противоположности», женщина в возрасте и пара мальчишек – примерно десяти лет от роду – покорно склонялись перед механическими захватчиками, стараясь как можно ниже склонить головы и забыться в мольбах или тщетных молитвах.

– Каждый раз, как я подумаю, что эти ничтожества – всё, что отделяет нас от победы… – Кирилл шумно, но с явным удовольствием вздохнул. – Меня переполняет радость!

Его возглас мгновенно поддержал дружный хор голосов. Мои коллеги по отряду подняли кулаки-огнемёты, предвкушая следующие слова лидера.

– И когда мы, оставив за собой выжженный след, объединим все земли под этими небесами – придёт час, когда миледи Аврора, наконец, займёт подобающее ей место владычицы всего сущего!

– За Аврору! – тут же взвыл один из бронированных воинов.

– Долгих лет жизни дочери Императора! – поддержал его возглас Кирилл, и все мы разом полыхнули в небо нестройными языками пламени.

Её высочество Аврора… Наш свет, наш путеводный маяк. Утончённая, великодушная и не по возрасту мудрая, она с младенчества воспитывалась лучшими людьми Империи, чтобы однажды встать во главе целого мира. Мира, который готов был бросить к её ногам отец и все его подданные, все до единого.

Если подумать, голубоглазая жертва зачистки могла быть точной ровесницей будущей Императрицы… Вот только на этом, к счастью, их сходства заканчивались – иначе я просто не смог бы простить себе это кощунство: прикончить на месте копию всеми любимой наследницы трона. Да и никто из нас не смог бы, наверное… Никто.

Продолжая возносить хвалу будущей императрице и её славному отцу, Кирилл прошёлся широким полукругом вдоль края деревенской площади, обращая в крошево обломки каменной кладки шагами тяжёлых латных сапог, и вскоре остановился на противоположной её стороне, рядом со скорбно давящимися огнём развалинами местной ратуши. Его зычный голос возносился вверх на струях горячего воздуха, и на миг я увидел перед собой картину глухого средневековья, во мраке которого полупьяные варвары горланили песни во славу своих богов под треск костров и крики раненых… Наверное, Кирилл оскорбился бы подобному сравнению, но я лишь мрачно ухмыльнулся себе под нос.

И тут, оборвав даже рёв бушующих пожарищ, в воздухе раздался стрёкот пулемётной очереди. Левая рука самодвижущейся брони Кирилла – перчатка с небольшой орудийной батареей под металлическим кожухом – незаметно для меня оказалась в боевом положении, и серия из нескольких тяжёлых пуль разнесла торс одного из деревенских жителей прежде, чем тот успел даже вскрикнуть.

Подавившись вдохом, я быстро перевёл взгляд на девочку в смешной цветастой пижаме. А та посмотрела на меня – с животным, неописуемым ужасом на миленьком светлом личике, с искривившимися в плаксивой гримасе губами и глазами открытыми так широко, что, казалось, в их пустой белизне уже не осталось места мелочам вроде радужной оболочки и зрачка.

Почему?.. Почему она смотрела так именно на меня?!

Пытаясь заслониться от пронзительного взгляда девочки, я поднёс ладонь к глазам, но, как и в случае с отравленным воздухом из сломанных фильтров, не смог защитить себя. Лишь глухо стукнул латной перчаткой по забралу плоского шлема, заслонив сигналы нескольких датчиков. Десятка-другого из нескольких сотен, непрерывно оценивающих состояние площади из каждой щели моей брони. И от изображений, выводимых прямо на сетчатку моих глаз, нельзя было так просто отмахнуться.

Пожилая женщина, запоздало обнаружив смерть своего товарища по несчастью, издала полный оглушающей горечи вопль – мой костюм даже счёл его воздействие негативным, понизив громкость звука в наушниках – но тут же замолчала навсегда, пригвождённая к земле ещё одной короткой очередью.

Спокойно разобравшись со второй целью, Кирилл уже навёл орудие на следующую мишень, когда в поле зрения моих сенсоров вдруг появилось неожиданное движение. Небольшое тепловое пятно – едва заметное в окружающих разводах пламени – отделилось от ближайших развалин и рванулось к центру площади. Ещё секунда – и в нескольких метрах перед бронёй Кирилла появился ещё один выживший. Облачённый в подпаленную шинель, армейский шлем с противогазом и плотную кожаную пелерину, он встал напротив огромного механического исполина храбрым маленьким портняжкой из детских сказок, расставив руки в стороны и высоко подняв скрытую под сплошной маской голову.

– Остановитесь! – приглушённый противогазом голос одинокого солдата разнёсся по площади настоящей взрывной волной, колыхнув языки беснующегося пожара и заставив нас, имперских чистильщиков, одновременно вздрогнуть в своих металлических скорлупках. – Зачем?! Зачем вы это делаете?!

Сразу три тяжёлых огнемёта, вхолостую сплюнув по огненному облачку, устремили свои жерла в сторону отважного безумца, но Кирилл движением руки остановил своих подчинённых. И повернул голову в мою сторону, с немым укором отметив ту нерешительность, что приковала меня к одному месту.

– То, что вы творите – это настоящее бесчинство! – продолжал кричать солдат, срывая голос и шумно глотая воздух из плохоньких дыхательных фильтров. – Военное преступление! Вы… Вы же чудовища!

Кирилл по-прежнему держал руку чуть приподнятой, и я с удивлением начал понимать, что раскрытая ладонь его латной перчатки даже не дрогнула, не сжалась в массивный кулак – явный приказ для атаки единственной цели.

– Мы ведь ничего не сделали вам!.. Ничего! – сорвав с лица противогаз, нежданный оратор тут же закашлялся и рухнул на колени, давясь слюной, словами и жгучим дымом.

– Забавно, – голос Кирилла, ещё мгновение назад разносившийся над всей пылающей деревней, вдруг стал тише и как будто бы несколько спокойнее. – Нас пытается обвинить в чём-то человек, который прятался всё то время, когда его родной дом сжигали дотла.

Заострённый спереди шлем командирского костюма Кирилла – красный, с белоснежной звездой на лбу и выступающим вперёд плоским рогом-антенной – разделился на несколько частей и, подобно убегающей сквозь пальцы воде, быстро скрылся за головой пилота.

Кирилла нельзя было назвать ни молодым, ни старым. Он был воином – человеком без возраста, научившимся убивать примерно в том возрасте, когда другие дети только начинали осваивать радости познания жизни. Выцветшие белые волосы командира были тронуты сединой, а густые брови цвета грязного пепла располагались над узкими серыми глазами парой разномастных болотных островков. Подбородок Кирилла, испещрённый старыми шрамами, был покрыт грубой щетиной – и от неё, насколько я помнил, наш ведущий не мог отказаться даже на приёмах в высшем обществе.

Вслед за гладким шлемом начали расползаться и остальные пластины брони Кирилла: мощный нагрудник, ряд защитных пластин, формирующих брюшную полость, и мудрёные механизмы ног, почти полностью привязанные к системе громоздких поршней.

С некоторым усилием высвободив ноги из подвижных креплений, Кирилл шагнул из напичканной электроникой туши механического чудовища и, спустившись по стопам гиганта как по надёжной лестнице, ступил на озарённую половиной цветов спектра сухую землю.

В своём чёрном костюме пилота, буквально пронизанном отверстиями для подключения к нервным окончаниям и скрытыми проводами, наш командир вовсе не казался особенно внушительным противником: плотно сбитый, но узкоплечий, он напоминал неумеху-простака из сельской местности, чем, наверное, не раз внушал своим врагам ложное чувство безопасности. И в этот раз противостоящий нам солдат не был слишком уж впечатлён: поднявшись с колен, он растерянно огляделся по сторонам, полагая, что его обманывают, и настоящий лидер чудовищного отряда прячется в другом самодвижущемся доспехе.

– Ты ведь спрятался, – крупный палец Кирилла указал прямо в центр груди растерянного вояки. – Скрылся с глаз, оставив своих родных и близких на произвол судьбы. Но всё-таки пытаешься что-то говорить о военных преступлениях?..

– Но…

– Таковы все вы, – командир отвёл тяжёлый взгляд. – Ничтожные, мелкие лицемеры. И растите таких же! – он окинул взглядом сжавшихся чуть поодаль детей. – Поэтому мы и существуем. Поэтому существует Империя – чтобы вычистить вашу поросль с лица этого материка. Гнать до дальних его берегов ту малую толику трусов, что выживет после главной чистки – и сбросить их в море.

– Вы не… не посмеете! – солдат растерял всю свою геройскую стать. Разговаривать с обезличенным вооружённым механизмом ему было проще, чем выслушивать монотонную речь презрения от такого же простого слуги своего отечества, воспитанного по совершенно другим законам и понятиям. – Это ведь… бесчеловечно!

– Речь и не идёт о людях, – Кирилл задумчиво поджал губы, глядя собеседнику прямо в полные слёз глаза. – Мы говорим о тебе подобных. И не более.

– Вы будете наказаны за своё высокомерие…

Усмехнувшись, Кирилл посмотрел в мою сторону. Он всем своим видом выражал насмешку и презрение, уничижающий сарказм – не облеченный в слова, но всё равно очевидный – по отношению к храброму воину этой маленькой республики, по вине голого случая попавшей под сапог грядущей войны.

– Нет такой силы, что могла бы нас наказать, – промолвил командир скорее для нас, немых слушателей этого разговора – и почти сразу же выстрелил, даже не взглянув в сторону цели.

Это был росчерк. Мгновение. Ещё секунду назад Кирилл стоял свободно и расслабленно, опустив руки вдоль тела – и тут же в ладони его вдруг оказалась рукоять персонального пистолета. Короткая вспышка, грохот – и республиканский солдат откинулся назад, рухнув наземь мешком, полным костей и мяса.

– Подумать только! – Кирилл всплеснул руками, расплываясь в счастливой улыбке. – Я думал – сорвусь раньше… Не выдержу! Марк, друг, ты посмотри – это ведь младший офицер! Настоящий! И вот, посмотри!..

То и дело озираясь на меня, командир нагнулся над убитым солдатом и, повозившись с ремешками, снял с его простреленной головы красивый форменный шлем с пазами для пристёгивания противогаза. Поддев шлем на кулак, Кирилл просунул палец в пулевое отверстие и, самодовольно улыбаясь, снова посмотрел в мою сторону.

– Мой старший сын – Николас, ему семь, ты мог запомнить – как раз просил меня привезти с войны шлем убитого лично мной офицера! С пятнами крови внутри и всем таким. А я целый день потратил, пытаясь ему объяснить, что моё оружие – то есть пушка «Возмездия» – обычно разносит головы людей в клочья, как гнилые овощи! Бум! – он несдержанно рассмеялся. – И ошмётки! А тут такая радость – дурак в настоящем боевом шлеме сам позволил всадить ему пулю в голову!

– Это… Очень здорово, – неуверенно отозвался я, ощущая странный дискомфорт. Как будто бы всеобщее внимание – не только взгляды членов команды зачистки – выставляло меня в каком-то дурном свете, и от него хотелось скрыться как можно скорее.

– Просто потрясающе, да? – широко улыбаясь, Кирилл обвёл взглядом остальных участников рейда, но те не поддержали его энтузиазм и сохранили сухое молчание.

Продолжая с удовольствием рассматривать трофейный шлем, командир быстро вытянул руку с пистолетом и, не целясь, пальнул в затылок тихо молящемуся мужчине – одному из выживших, про которых, как мне казалось, он должен был уже начисто позабыть.

Дети завизжали почти одновременно. Возможно, от неожиданности, но, как мне показалось, скорее от пугающего осознания подступающей смерти. Они, возможно, даже не знакомые толком с этой концепцией – в единый момент познали её со всех возможных сторон: видели гибель других людей, наблюдали за агонией выжженной земли и чувствовали на своих затылках дыхание замогильного холода.

– Знаете, в чём разница между нами и вами? – с размеренным безразличием произнёс Кирилл, отвлёкшись от созерцания шлема и сделав несколько шагов в сторону сжавшихся в комочки выживших детей. – Мной и вашими мёртвыми мамочками-папочками… Эта разница – здесь! – он указал дулом пистолета на собственную грудь в области сердца, не заботясь о том, что насмерть перепуганные ребята боялись даже взглянуть в его сторону. – Ваши родители были ничтожными трусами – и пестовали такую же двуногую мразь себе на замену! Каждый из них пёкся только о собственной шкуре – и вот что получилось!

Бережно положив шлем на грудь убитого солдата, Кирилл прошёлся по площади вальяжным шагом победителя, уважительно кивнув каждому из своих ведомых – включая меня – после чего вновь подошёл к приговорённым детям. Уселся на колено рядом с трясущимся от ужаса мальчишкой и, резко схватив его за волосы, заставил посмотреть себе в глаза.

– Мы двигаем войска по территории ваших соседей уже больше месяца! – прорычал командир в лицо побелевшему и как будто бы вовсе потерявшему сознание мальцу. – Выжигаем поля, втаптываем в землю мёртвые тела! И до сих пор не встретили достойного сопротивления! Потому что ваши безмозглые родители посчитали, что с ними не может произойти ничего подобного, что идущая с востока агрессия – это всего лишь преувеличение, и вашему карликовому государству нужно просто переждать время смут, спрятавшись пониже в траве!

Тяжело вздохнув, Кирилл чуть ослабил хватку и добавил уже чуть спокойнее:

– Вы же всё равно ни слова не поймёте… Животные… Воспитанные ради потребления…

Он с презрением фыркнул. Подался назад, слегка ослабив бдительность, и как будто бы намеревался произнести что-то ещё, когда схваченный им мальчик вдруг дёрнулся в сторону, оставив в пальцах Кирилла клок вырванных волос, и бросился прочь от центра площади, давясь рыданием и криком.

Двое других детей вжались в землю ещё сильнее. Даже девчушка в пижаме, что смотрела на меня всё это время живым воплощением совести, уткнула голову в камень плит и зажала уши ладошками. Она уже знала, чем всё закончится. Знала лучше, чем погибшие на месте взрослые. Потому что не разбиралась в политике и не имела никаких представлений о заложниках. Именно отсутствие этих иллюзорных барьеров позволило ей осознать со всей чёткостью: в эту ночь одни люди пришли убивать других людей.

Кирилл снова стрелял не глядя. В своей нервирующей безразличной манере, он просто вскинул руку и нажал на курок. Раз, другой, третий. С точностью и скоростью профессионального солдата он всадил целую обойму в спину мальчишке прежде, чем тот успел даже дёрнуться от первого попадания.

– Я разговаривал с тобой, невежественное насекомое, – утомлённо произнёс Кирилл, поднимаясь с колен и отряхивая от сажи щитки своего облегающего костюма.

Дым его как будто бы не заботил вовсе, как и жуткий смрад, стелящийся над полем учинённой резни… Хотя в этом смысле по-настоящему поражали дети – вонь и гарь душили их, приковывали к месту, но маленькие смертники по-прежнему пытались бороться с собственной слабостью…

– В следующий раз, – Кирилл взглянул на трясущуюся всем телом девочку сверху вниз. – Когда – и если! – я захочу объяснить, почему это вы ждёте смерти передо мной на коленях, а не я перед вами – проявите хотя бы подобие вежливости!

– Ты это говоришь так, будто вы с ними ещё встретитесь, – с усмешкой подметил один из боевых пилотов, воспользовавшись громкой связью.

Кирилл расхохотался в ответ – скорее напоказ, нежели от искренней забавы – и уже так, с полураскрытым ртом и задорным прищуром, приставил дуло пистолета к затылку белокурой девочки. Будто в замедленной съёмке я наблюдал за тем, как хрупкое тельце содрогнулось на месте, и крохотные пальчики смертницы напряглись на висках, оттягивая быстро седеющие пряди.

– Но всё-таки, – голос того же пилота раздался будто бы из совершенно другой реальности, из-за плотной водяной ширмы. – Нужно быть полным отморозком, чтобы вот так вот выстрелить в ровесника своего сына, Кир! Я бы так не смог…

– Я тоже не мог когда-то, – с улыбкой ответил Кирилл, всё глубже утапливая курок в рукоять оружия. Ещё секунда… И, взорвав мой внутренний мир на тысячи мелких осколков, из пистолета командира раздался слабый, едва заметный щелчок.

Значит, я действительно не ошибся в подсчётах… И Кирилл выстрелил оставшийся боезапас в несчастного мальчишку… А я… я просто не знал, как чувствовать себя после такого… Вырвавшийся из моего горла вздох облегчения был преждевременным и, наверное, совершенно излишним…

Но с этой блеклой сединой в волосах… С ней голубоглазая девочка ещё плотнее приблизилась к образу величественной Авроры, юной богини с прядями цвета свежевыпавшего снега и кожей такой изумительной белизны, что нельзя было передать словами…

Наверное, меня следовало бы сжечь как еретика… Сжечь на месте. За столь дикое сравнение наполовину поседевшей маленькой оборванки с олицетворением будущего Империи!..

Задохнувшись от собственной наглости, я резко мотнул головой и заставил себя вернуться к реальности. К догорающей деревне и двум крохотным фигуркам, чьи сгорбленные тени разносились по площади лучами хищной колдовской звезды.

– Вот незадача, – Кирилл утомлённо выгнул спину и спрятал небольшой пистолет – малозарядное оружие пилота на самый крайний случай – в скрытую кобуру на пояснице. – Ладно, тогда будем действовать по привычной схеме – огонь, огонь и ещё раз огонь… И, раз уж у нас тут выискались слабонервные, пусть этим займётся кто-нибудь, у кого детей нет.

Взгляд Кирилла моментально скользнул по зрительным сенсорам моего доспеха, и я понял, что выбор командира уже был сделан – и он вовсе не был случайным. Кирилл собирался наказать меня за непрофессионализм, за промедление, сдержанность… и сочувствие. Его он, наверное, чувствовал так же явно – и с тем же лютым омерзением – как и окружающий смрад смерти.

– Марк, займёшься этим? – обнажив зубы в холодной ухмылке, Кирилл встал у своего распахнутого экзоскелета и скрестил руки на груди. Он всем своим видом говорил: «Я не собираюсь ничего предпринимать. Решай. Действуй.»… И это отчего-то раздражало.

Безмолвно тронувшись с места, я впервые за всё время управления «RCG-34» – или экзоскелетом «Возмездие» – ощутил на своих плечах его невероятную тяжесть. Каждый шаг давался мне с невероятным трудом, как если бы управляемые компьютером сервоприводы разом отказали, и мне приходилось поднимать каждой ногой по тонне чистого веса.

Встроенный компьютер, анализируя поступивший от лидера звена отряд, услужливо вывел на сетчатку моего глаза информацию о состоянии встроенного вооружения. И вежливо подчеркнул, что использование миниатюрных ракет, спрятанных в одном из наплечников, может быть слишком затратным и неэстетичным, нерациональным даже ввиду наличия боезапаса для ручной пушки в левой перчатке и огнемёта – в правой.

Одёрнув тошнотворно услужливые рекомендации, я попробовал закрыть глаза и сосредоточиться на поставленной задаче, но выводимые прямо под веко образы мёртвой площади не позволяли уйти в себя, забыться и вычеркнуть всё лишнее.

Да, мне приходилось убивать беззащитных – такова была природа чистильщиков, неотвратимой длани устрашения – но никогда прежде потенциальная жертва не встречала меня таким взглядом, полным мольбы и смирения. Обычно люди сгорали прямо в домах, исторгая ужасные вопли и омерзительный смрад, а выбегающими смертниками занимался Кирилл или ещё кто из его окружения…

Как оказалось, для непосредственной ликвидации цели – лицом к лицу, честно и прямо – мне не хватало духа. И никакой приказ не мог бы вселить в меня достаточную храбрость, чтобы перешагнуть через себя и оборвать этот крохотный, уже почти потерявшийся в собственном тусклом свете огонёк чьей-то жизни.

Мысленно отключив системы наведения и оборвав контроль над вооружением, я тяжело вздохнул и промолвил в микрофон шлема:

– Я… Не хочу так, Кир. Это чересчур.

– Да? – Кирилл вздёрнул брови, сохраняя на лице то самое саркастичное выражение, с которым отправил меня вершить судьбы невинных детишек. – Значит, для тебя минутку побыть мясником, а не солдатом – всё-таки трудновато?..

– Невыполнимо, – признал я, зачем-то усмехнувшись вслух. Наверное, пытаясь тем самым сгладить собственный страх перед командиром. – Но серьёзно… подумай, Кир, это ведь дети… Да никто из нас не смог бы…

Я ожидал поддержки от братьев по оружию, но те лишь неуклюже покашливали и бормотали что-то в открытый канал, то ли браня меня, то ли вслух готовясь к худшему.

– Тебе повезло, – Кирилл улыбнулся ещё шире и обманчивее, чем прежде. – Повезло, что я не отдал тебе приказ, Марк, а обошёлся одной лишь просьбой. Сделаем вид, что ничего не было. Но тогда встаёт вопрос – что нам делать с этими двумя?.. Если предположить, что никто из нас не в состоянии справиться с этой работой…

– Пусть идут, – вдруг произнёс один из пилотов, кажется, Стайн. С выключенным бортовым компьютером я не мог даже сказать наверняка – чьи голоса слышал в канале. – Это ведь пацан и девчонка… Вреда от них не будет. Пусть расскажут жителям следующей деревни или, скажем, армейским – может, те выведут против нас хоть что-нибудь… А то резать этих гражданских, как свиней, уже утомляет…

– Отклонено, – отрезал Кирилл, помахав рукой в сторону одного из тяжёлых доспехов. – Ты сам заметил, что это маленькие дети, а значит, вряд ли смогут своими силами добраться до населённого пункта – и при этом обогнать нас. Единственное, что их ждёт там – это смерть. Так зачем же оттягивать то, что случится само собой – и, быть может, в куда худших обстоятельствах?..

Какие обстоятельства в принципе могли быть хуже этих?.. У меня не находилось ответов на этот вопрос. Ни одного.

Наверное, вжавшаяся в землю девочка думала так же. Если вообще сохранила до сих пор здравый рассудок… В любом случае, она уже не тряслась так сильно, как прежде, и как будто бы прислушивалась к нашему обсуждению. Чуть отвела ладошки от ушей, чтобы не пропустить ни слова.

– Мы обмякли без достойного противника, – мрачно отметил командир, забираясь во чрево своего «Возмездия». – Солдаты, захваченные врасплох, домохозяйки и их милые чада – они отбивают настоящую волчью хватку! Тебе уже не хочется вцепиться врагу в горло – потому что он слаб! Болен! Никчёмен… Наша разведка и диверсионные отряды работают слишком хорошо – и вот результат: мы даже двух малолеток не можем прикончить на месте, без лишних слов. Начинаем разыгрывать какую-то драму о важности жизни…

Рубиновое забрало сошлось перед лицом Кирилла, и я вновь услышал его голос – на этот раз куда более мощный, потоком магмы бегущий по каналам внутренней связи:

– Пусть мне ответит Марк, – произнёс лидер звена, приводя в боевую готовность системы механизированной брони. – Если бы ты был ведущим в этой операции и мог принимать решения – что бы ты сделал?

Несколько обескураженный прямым, точно стальной шип, вопросом Кирилла, я взял длительную паузу. Несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться и подобрать нужные слова, после чего выпалил первое, что пришло в голову:

– Я забрал бы их с собой. Оставил в тыловом отряде. Чтобы…

– Показать Величие Империи? – фыркнул Кирилл, будто бы прочитав вымышленную причину прямо из моей головы. – Продемонстрировать мощь, с которой им довелось встретиться – и выжить?.. Марк, ты меня поражаешь. Ещё полчаса назад я думал, что взял с собой проверенных в бою солдат, а не группку матушек-наседок! Хочешь таскаться с ребёнком? Дерзай! Выбирай, кто больше нравится. Но второй со своего места не тронется. Я не позволю превращать передвижной штаб в детский сад! Ты понял?

– Так точно! – выкрикнул я, чувствуя, как пересыхает от ужаса горло.

– А поскольку я уже понял, кого Марк заберёт, – голос командира отдавал ледяным холодом. – Нам осталось решить только один вопрос – как быть с мальчонкой? Может, у кого-нибудь из вас есть ещё фантастические предложения? А? Сайрус? Стайн? Ковальски?..

Закованная в броню рука Кирилла резко передвигалась по широкой дуге, указывая то на одного металлического исполина, то на другого – и я собственной шкурой чувствовал, как вздрагивают при упоминании своих имён напряжённые пилоты. Потому что вздрагивал вместе с ними, как если бы каждый раз Кирилл обращался только ко мне… Ко мне одному.

– Нет? Это радует, – оглушительно хлопнув металлическими ладонями, Кирилл указал в сторону глухой и немой ночи за пределами бушующих пожарищ. – Тогда возвращайтесь на базу, наседки. Вам не понравится то, что здесь сейчас произойдёт…

Отозвавшись с монотонной обречённостью, мои спутники по звену начали медленно разворачиваться к выходу из деревни. Наверное, они сейчас настраивали автопилот на дорогу к мобильному штабу императорской гвардии, как бывало после всякой операции, но для меня… в этот раз всё было совершенно иначе.

Как мне следовало обращаться с потрясённой девочкой?.. Что делать? Как вести себя – учитывая, что именно я мог спалить её родных заживо… И что если она потеряла рассудок от всего пережитого? Что если стресс прикончил её разум, оставив белое пятно пустоты?.. К подобному я не был – и не мог быть! – готов…

Нагнувшись, я попробовал как можно бережнее потянуться к замершей комочком девочке, но огромная лапища доспеха двигалась слишком резко и агрессивно – она не была предназначена для подобных операций и, наверное, казалась скорее надвигающимся кулаком палача, нежели мягкой дланью спасения.

Я тихо выругался и, не обнаружив иных вариантов, мысленно приказал доспеху выпустить меня наружу. С пронзительным свистом ионизированный воздух из резервов брони начал смешиваться с поступающим извне жарким дыханием пожаров – и я невольно скривился от пугающей, сбивающей с ног вони. Приправленная едким дымом, она лезла в нос, горло и глаза, заставляла рыдать, кашлять и шмыгать одновременно. Не знаю, как Кирилл умудрялся говорить и выглядеть достойно в подобной атмосфере – но, наверное, мне не помог бы справиться с подобным кошмаром даже подробный разбор всех его методик… Чтобы выживать в аду нужно быть чем-то большим, чем просто подданным Империи – например, хищником, способным отстрелять всю обойму в спину крохотного мальчишки…

Утерев глаза плотным рукавом эластичного комбинезона – что, надо сказать, не принесло никакой пользы – я попробовал привлечь внимание девочки, но, наверное, даже самого мягкого «Эй!» в её случае было бы недостаточно… Поэтому, свесившись из кабины «Возмездия» почти что наполовину – меня держали только провода, присоединённые к разъёмам ног и поясницы – я потянулся к небольшой голове несостоявшейся жертвы и кончиками пальцев коснулся её побелевших у основания волос.

Девочка вскрикнула. Негромко – сдавленно даже – и ещё плотнее вжалась в раздробленный камень площади. Её выгнутая спина вновь затряслась, как от множества ударов, а пальчики побелели на висках. Мне даже стало неспокойно: показалось, что в таком состоянии девочка без труда могла бы вырвать себе прядь-другую и даже не заметить этого – или, что было ещё хуже – содрать в кровь кожу над ушами.

– Ну же, – мягко произнёс я, чувствуя себя полным идиотом. – Не нужно бояться… Всё самое плохое уже позади… Тут… Многое произошло… Но тебе больше никто не причинит вреда…

Маленькая копия Её Высочества принялась тихонько и часто всхлипывать. Мои слова как будто бы притягивали её к поверхности глубокого тёмного омута забытья, и чем ближе она оказывалась к его мёртвой глади – тем сильнее становились все отрицательные чувства: горечь утраты, желание провалиться сквозь землю и сводящее с ума неверие в реальность происходящего. Отчего-то я прекрасно понимал эти её чувства, как будто бы в череде операций зачистки вдруг получил возможность взглянуть на происходящее с обратной стороны баррикад – и испил эту чашу до самого дна.

Мальчик, что находился рядом, уже не подавал признаков осознанной жизни. Он просто сидел в небольшой пахучей лужице и смотрел в землю. Без движения, без нервной дрожи – будто бы сознание уже оставило его, ввергнув тело в состояние безучастного ко всему овоща.

Поспешив отвести взгляд, я приказал мобильной броне нагнуться ещё ниже, и, с трудом подломив одно колено, с максимально возможной осторожностью взял выжившую девочку на руки. Она была лёгкой и как будто бы игрушечной – белая кожа и маленькое тельце напоминали о дорогих фарфоровых куклах, так популярных у девочек Империи, а черты заплаканного личика были будто бы срисованы с образов шарнирных игрушечных красавиц, коими славились далёкие островные государства на востоке.

И, на какой-то миг, я почувствовал в своих руках тепло самого большого сокровища на свете – одной крохотной, беззащитной жизни, с которой нас свела сама судьба.

Вновь заняв вертикальное положение в эргономичном креплении для спины пилота, я дождался, когда иглы нейроадаптеров с автоматической точностью подключатся к разъёмам вдоль моего позвоночника – и поспешил мысленно приказать броне двигаться к точке первоначального базирования. Закрыть кабину не было возможности – внутри просто не нашлось бы места для девочки – и я даже против собственного желания, зажмурив глаза и заставив себя мысленно напевать случайную песенку, смог расслышать в громогласном дыхании пожарища единственный долгий сполох огнемёта Кирилла.

Всё было кончено. Выживших в разорённой деревне не осталось.

Наверное, я действительно размяк без реальных боевых столкновений. Уступил гражданскому человеколюбию, потому что забыл – каково это, опасаться за собственную жизнь. Технологии приучили меня к безопасности, и, видит Император, я бы не хотел ничего менять… И вспоминать то время, когда нам приходилось проливать настоящие озёра своей и чужой крови ради каждого клочка земли, принадлежащей Империи по праву…