Читать книгу Непреодолимая сила - Николай Антонец - Страница 3

Мы двигались навстречу восходу, отмеряя широкими шагами расстояние, которое обычный человек прошёл бы, только сбив ноги в кровь, и вскоре окунулись в подступающее тепло нежного утреннего света. Его мягкие касания не имели ничего общего с настойчивым жаром пожарищ, и, отчего-то вспомнив слова Кирилла, сравнившего нас с домохозяйками, я поймал себя на безотчётном восторге перед этим скромным великолепием природы. Вот только самого источника света – восходящего солнца – почти не было видно на небосклоне. Там, простирая крылья массивных двигательных блоков, располагалась титаническая передвижная крепость императорской гвардии – «Аврора», мобильный штаб операций, авианесущий транспорт и орудие непревзойдённой огневой мощи, спаянные в одном огромном Н-образном корпусе. Выстроенная по последнему слову техники с применением редчайших материалов и сложнейших механизмов, эта громадная крепость висела над бренной землёй воплощённым манифестом воли Императора и, конечно же, Её Высочества. Одного взгляда на зависший в пространстве недвижимый колосс было достаточно, чтобы впасть в благоговейный шок и почувствовать себя крохотным насекомым на пути величия и мощи.

А прямо под «Авророй», почти неприметные на фоне боевого флагмана Империи, располагался фронт имперской армии: от горизонта до горизонта тянулась чёрная лента из боевых машин, пехотных подразделений и выставленных в ряд крупнокалиберных орудий. Сейчас вся эта сдерживаемая мощь казалась недвижимым проявлением природного каприза – могучей скалой, способной выдержать любой натиск – но я лучше многих понимал, насколько обманчивым было это сравнение… Императорское войско двигалось с поразительной скоростью и неотвратимостью, преодолевая огромные расстояния, и совершало подобные остановки лишь для того, чтобы принять очередной груз из столицы или дождаться разведданных от передовых отрядов. Благодаря мобильной орудийной крепости у армии не было проблем с логистикой – обеспечивая максимальное сенсорное покрытие, та могла принять любое количество воздушных транспортов с провизией, боеприпасами и необходимыми деталями и в считанные часы сгрузить полученные контейнеры на землю. Транспортники курсировали в небе над фронтом регулярно, и даже сейчас, как мне показалось, рядом с «Авророй» можно было разглядеть несколько подвижных чёрных точек.

Затаив дыхание от гордости за свой народ, я взглянул сверху вниз на свою маленькую спутницу, которую до сих пор нёс на руках. Но та, к некоторому моему разочарованию, не могла оценить всего великолепия, что раскинулось перед нами – её вообще как будто бы не существовало в тот момент, и бледная пустая оболочка, сверлящая пустоту взглядам двух голубых зеркал-глаз, оставалась лишь плодом моего воображения.

Продолжив движение, пусть и чуть медленнее, я вскоре добрался до передовой линии наступления – нескольких пехотных шеренг, состоящих из механизированных доспехов вроде моего, но куда менее технологичных и защищённых. Неподвижные, словно бы выточенные из обсидиана воины даже не шелохнулись при моём приближении – их уже проинформировали аналитики «Авроры», подтвердив мою принадлежность к числу имперских военных сил – и лишь расступились, давая дорогу, когда я подошёл чуть ближе. Сразу за этой латной стеной располагались внушительные заслоны имперских танков – металлических чудовищ о двух дулах и четырёх гусеничных блоках – из-за туш которых уже нельзя было различить небес.

На первый взгляд движущаяся по направлению к центру вражеской территории линия фронта не казалась такой уж надёжной – но лишь тот, кто видел эффективность имперской гвардии собственными глазами, мог судить о глубине подобного заблуждения. Подобно линии лесного пожара, армия Её Высочества двигалась по чужой земле, оставляя после себя только выжженные пустоши и пустоту абсолютной смерти. Это была эффективная военная кампания – самая эффективная и простая из всех, в которых нам когда-либо приходилось участвовать.

Вскоре, миновав линию основного наступления, мы вышли к зоне тылового расположения армейских частей. Здесь располагалось всё то, без чего сложно было представить затяжные военные кампании, направленные на решительное завоевание – вместительные походные казармы, кухни, лазареты и центры обеспечения, умело запакованные имперскими умельцами в корпуса исполинских гусеничных транспортников. Эти многотонные черепахи, похожие на ряд громоздких коробок, занимали куда больше пространства, чем само войско, и производили совершенно неизгладимое впечатление: казалось, что под тяжёлой бронёй каждого из этих необъятных тихоходов скрывается по целому арсеналу сверхтяжёлых орудий, и в самой сложной ситуации их можно просто выпускать вперёд – сносить целые города плоскими, будто бы рублеными корпусами, и обращать их в пыль одной только массой чудовищных гусениц. На тупых носах многих транспортников красовались эмблемы взводов и армейских формирований, но в большинстве своём они казались точной копией друг друга – с одинаковым красно-золотым гербом под высоким стеклом капитанской рубки и размашистой белой надписью «Во имя Авроры» на тяжёлых тёмных бортах.

Как и было положено на привале, исполинские грузовики стояли плотным безмолвным рядом – устремляясь к небесам огромной бронированной стеной – и давили почву перед собой языками длинных металлических трапов, на каждом из которых можно было прочесть обращения Императора к своим верным солдатам. Мне – как и многим – поначалу казалось кощунственным попирать ногами слова Его, но, как оказалось, к этому тоже можно было привыкнуть. Пусть и не сразу.

Тут и там – двигаясь перебежками от линии фронта до самых глубоких тылов – сновали рабочие в одинаковых серых робах. Почти незаметные на фоне механических исполинов, они, тем не менее, умудрялись выполнять почти все необходимые работы по снабжению в тылу и на передовой: перевозили пирамиды каких-то коробок, сопровождали небольшие грузовые автомобильчики и принимали все поставки с зависшей меж небом и землёй «Авроры». Самоотверженные и расторопные, эти работники тыла были ещё одной причиной наших побед – именно их безмолвное участие позволяло пехоте и технике не заботиться о насущных проблемах и полностью отдавать себя войне.

Мысленно отсалютовав беззвучным и как будто бы безликим тыловикам, я нашёл взглядом трап своего бегемота-транспортника – того, к которому были приписаны все отряды чистильщиков – и поспешил взойти по его ребристой поверхности к входу в небольшой распределительный ангар, заполненный лязгом, свистом и грохотом. Тут, в ярком свете множества электрических ламп, располагалось приёмное отделение для компьютеризированных доспехов и их ремонтный док; облачённые в жёлтые комбинезоны мастера-механики прямо на месте разбирали и доводили до ума требующие внимания детали брони и механические её компоненты, не стесняясь пускать в ход самые неожиданные инструменты. Наверное, я до сих пор опасался вверять этим людям «Возмездие», и, если бы не полное доверие к выбору Императора, давно приказал бы им держаться от моей брони подальше…

Очередной громкий звук – кажется, визг механически выкручиваемых болтов – заставил девочку на моих руках резко вздрогнуть. И это было первое проявление эмоций с её стороны за последние часы… Первое, но, отчего-то вовсе не обнадёживающее…

Осторожно прижав голову девочки к своей груди – и пытаясь тем самым спасти её уши от инженерного грохота – я прошёл вглубь ангара, минуя развешенные тут и там гидравлические клешни и обходя стороной вместительные подъёмники.

Держатели для брони моего отряда – семь высоких конструкций с бесчисленным множеством фиксаторов и механических манипуляторов – были уже почти полностью заняты: свободной оставалась только моя ячейка и выкрашенный в особый красный цвет модуль для доспехов Кирилла. Мой взгляд надолго задержался в этой пугающей пустоте, где уже должен был располагаться командирский экзоскелет «Возмездие», и, погрузившись в тяжёлые раздумья о собственном опоздании и задержке командира, я пропустил приближение одного из механиков.

– Марк! – раздался мелодичный, но строгий отклик, заставивший меня покачнуться от удивления. – Я, кажется, тысячу раз уже просила относиться к нам с минимальным уважением!

– Натали, – отозвался я, не решаясь развернуться к рассерженной ремонтнице. – Давно не виделись…

– И я бы тебя не видела ещё столько же! – фыркнула девушка, похоже, намереваясь обойти меня справа. Следуя по ходу её движения, я будто бы невзначай шагнул чуть в сторону и развернулся к выходу из ангара. Притопнув ножкой, Натали уцепилась за край латной перчатки моего доспеха и продолжила свою тираду: – А теперь ты прячешь взгляд, да? Ну когда, когда уже, во имя Императора, вы перестанете вести себя, как какая-то уличная банда?! Выходите без предупреждений, делаете, что хотите, и возвращаетесь, когда вам вздумается! А ваши механики должны всё это время сидеть как на иголках и ждать, когда их подопечные изволят привезти домой бесценные творения имперских гениев, которые вы, как мне кажется, считаете какими-то дешёвыми игрушками!

Я не смог сдержать улыбку, хотя, видит Император, у меня было более чем достаточно поводов для беспокойства – начиная с отсутствия Кирилла и заканчивая множеством странных взглядов в мою сторону и сторону девочки на моих руках. Не говоря уж о Натали, которая, единожды взявшись за выяснение отношений, не намерена была отступать.

– Почему отряд «Коготь» возвращается всегда полным составом?! – ладошка Натали хлопнула по предплечью моего «Возмездия». – Почему «Гидры» сегодня были по расписанию? Потому, Марк, что они солдаты! А не шайка самовлюблённых детишек, вроде вас!

– Послушай, – начал я, теряя терпение. – Дело в обстоятельствах…

– Нет, Марк, дело в тебе! Знаешь, как это скверно – сидеть целый час после обслуживания чьего-то костюма с руками, испачканными по локоть в саже, и не иметь возможности даже умыться как следует – потому что в любую минуту может подойти следующий чудо-чистильщик с очередным «Возмездием», требующим тщательного обслуживания!

– Да, кстати, – вдруг вспомнил я. – Мои фильтры!.. То есть, фильтры на броне. Снова засорились…

– Знаешь, Марк, – в голосе девушки послышалась гнетущая усталость. – Если собрать в кучу всё, что я выскребаю из твоих фильтров – то, наверное, можно будет слепить полноценный труп в полный рост! Совершенно бесплатно! Как в какой-то рекламной акции, будь они неладны…

– Виноват…

– Да. Виноват. Ты ведь у нас романтик… Включаешь музыку. Проецируешь на глаза всякие красивые картинки. Просто чтобы не видеть грязи, в которой все мы утонули уже по самые уши…

– Натали… – в горле моём запершило от странной тревоги. Девушка-инженер затронула тему, которая могла бы стоить ей не только места работы, но и всех дальнейших перспектив.

– Конечно же, за сладкой иллюзией не разглядеть показаний приборов. И не узнать о необходимости очистки фильтров!.. Пока не стало слишком… поздно…

Задумавшись о словах Натали, я пропустил тот момент, когда она вновь двинулась вокруг меня – и с удивлением встретил взгляд её огромных зелёных глаз, распахнутых шире, чем бывало хоть когда-либо прежде.

Удивление придавало смуглому, отмеченному тёмными пятнами масла личику Натали забавное очарование, которого склочная и боевитая девушка была обычно начисто лишена. В своей бесформенной жёлтой форме и перчатках до локтя, она могла показаться обычным дворовым мальчишкой с коротко остриженными волосами и неизменной сигаретой, зажатой в часто выставляемых напоказ ровных зубах… И хватка у неё тоже была мужская: только-только влившись в коллектив инженеров по обслуживанию экзоскелетов, Натали быстро расставила всех рабочих по своим местам и выбилась в самозваные лидеры целого ремонтного ангара. Крутой нрав, милый голос и уничижающий взгляд колдовских зелёных глаз – в этом была вся Натали, сколько я её помнил. Но в этот день, в ту секунду, как она увидела выжившую после зачистки девочку – что-то в её жизни изменилось… Как и в моей. Навсегда.

– Что это?.. – дрожащим голосом поинтересовалась Натали, отступая от меня так, будто в руках я держал не маленькое безвольное тельце, а настоящую бомбу с таймером, счёт которого шёл уже на секунды.

– Это… ребёнок. Девочка, – отозвался я, потупив взор.

– Да? Серьёзно?! – глаза Натали превратились в пару узких щёлочек. – А я-то всё не могла понять – откуда у тебя!.. Нет, я даже шутить на эту тему не могу! Слишком тупо!

Хлопнув себя ладонью по лбу – и оставив на лице ещё один чёрный след – девушка резко развернулась на месте и принялась ходить кругами по секции, где располагались доспехи моего отряда.

– Это немыслимо! – вспыхнула она через несколько секунд и потянулась за сигаретами отточенным до автоматизма движением, но, вовремя вспомнив о рабочей робе и перчатках, только хлопнула себя ладошками по узким бёдрам. – Марк, ты просто превзошёл себя!..

– У вас снова семейные разборки? – громко спросил кто-то из-за высокой металлической перегородки, и Натали, поперхнувшись от удивления, быстро бросила в ту сторону первый попавшийся под руку болт.

– Нет! – прикрикнула она вслед маленькому металлическому снаряду, не дожидаясь даже, пока тот с лязгом врежется в преграду. – Я не собираюсь связывать свою жизнь с человеком, которого когда-нибудь убью! Этого ждал? Уморительно, правда?! Подавись!

Не выдержав, девушка всё-таки сдёрнула с рук перчатки и, швырнув их под ноги, демонстративно полезла под робу в поисках сигарет и зажигалки.

– Зачем ты привёз её сюда, Марк? – спросила она, не сводя с девочки взгляда. – Это ведь одна из… Это ведь выжившая, да? И ты притащил её сюда… В свою берлогу…

– Думаешь, лучше было бы прикончить её на месте? – с вызовом произнёс я, на секунду позабыв, что дитя в моих руках не просто бездвижный набор костей и плоти, а мыслящее и живое существо. – Оставить горсткой пепла на земле?..

– Представь себе! – Натали шумно закурила, но, не сделав даже нескольких затяжек, вырвала сигарету изо рта и забегала по моему телу взглядом, кажется, пытаясь найти место, в которое тлеющий бумажный цилиндр можно было бы швырнуть без вреда для внутренностей доспеха или моего бесценного груза. Не обнаружив подходящих целей, девушка просто бросила недокуренную сигарету на металл пола – рядом с перчатками – и, громко топая, принялась зло вытаптывать всё под собой.

– Что тебя так злит? – я нахмурился, ощущая чрезмерное напряжение, повисшее в ангаре.

– А ты не понимаешь?! – на миг оставив пол без внимания, Натали яростно хлопнула себя ладонями по лицу. – Да я на её месте лучше бы умерла тысячу раз, чем… оказаться… в подобном месте! Смотреть, как шайка бандитов обращает в пыль мой дом, и… И выслушивать от ненавистных больных фанатиков их учения о якобы единственно верных картинах мира!..

– Нат…

– Я бы сама себя прикончила!

– Натали, хватит! – я повысил голос так резко и вложил в два простых слова такую силу, что заставил замолчать не только свою сорвавшуюся к истерике собеседницу, но и весь чёртов ангар вокруг неё.

Десяток инженеров-механиков разом остановил всю работу, и со всех сторон на нас – будто на светоч в центре беспроглядной пучины – начали коситься удивлённые пары глаз. Даже девочка на моих руках затрепетала от этого возгласа, заставив меня испытать мгновенный стыд.

– Кто-то иной – Кирилл, например – твои слова счёл бы проявлением экстремизма и даже больше того – ереси! – процедил я сквозь зубы, стараясь не повышать тон сильнее, чем того требовала необходимость. – И если подобное произойдёт, то ни я, ни твои вассалы в этом ангаре уже ничего не смогут поделать. Ты понимаешь?..

Натали закусила тонкую губу и сдержанно шмыгнула. Её красивые глаза начали постепенно краснеть от слёз, но причиной тому был, судя по всему, не страх перед опасностью попасться на сквернословии, а сам факт того, что её отчитал, как ребёнка, какой-то никчёмный парень… Наверное, подобного с ней раньше просто не случалось.

– Я давно тебя знаю, – мой голос дрогнул от волнения. – И давно к этому привык. Но прошу тебя – будь осторожнее…

Натали подняла на меня взгляд, и в её изумрудных сверкающих от слёз глазах я прочитал единственный ответ, который боялся там найти: «Ты не понимаешь!..», – беззвучно кричала девушка, не желая принимать мой совет, отмахиваясь от него изо всех доступных сил.

Облизнув ссохшиеся губы, я мысленно приказал «Возмездию» занять пустующий диагностический модуль и отвернулся от Натали. Мы с ней не могли понять друг друга – и не собирались понимать. На этом в разговоре можно было поставить точку.

– Да, и всё-таки, – бросил я, стараясь не смотреть в сторону девушки-механика. – Займись, пожалуйста, фильтрами.

Меня здорово разозлила Натали и её несдержанные слова, но больше всего – то, что в одном она была всё-таки права: под командованием Кирилла наш отряд напоминал скорее банду вольных наёмников, нежели организованную силу, наконечник копья Императора, несущий ярость и силу Его. И эта правота уже не позволяла просто перечеркнуть все остальные пылкие заявления девушки, а саму её признать далёкой от вменяемости…

Я покинул ангар в тяжёлом молчании, представляя, как Кирилл мог бы забить Натали насмерть на том же самом месте, где та посмела бы поставить под сомнение верность Пути Императора – и он ведь, несомненно, прикончил бы её без сожалений и малейшего сомнения, лишил жизни талантливого механика за один только грех инакомыслия… И осознание это тревожным звоночком билось у меня в голове.

Конечно, Кирилл был бы прав! Но… Мне не хотелось терять Натали. Не таким образом! И потому я очень надеялся, что в следующий раз, желая излить свои дурные мысли, она сумеет удержать язык за зубами!..

Стиснув зубы, я посмотрел сверху вниз на безмолвный живой комочек, что покоился у меня на руках, и ощутил странное сомнение в правильности собственных действий. Каким-то диким образом Натали всё же умудрилась подействовать на меня и вселить лёгкую неуверенность в том, что спасённый от смерти человечек может быть не только привязан к прошлому – но и откровенно несчастен! Спасённый представителем самой могущественной стороны на планете, с перспективами, отличными от удобрения пеплом почвы…

Я негромко выругался и покачал головой, удивляясь собственной внушаемости.

Покинув ангар, мы вышли к перекрёстку из трёх низких, обитых прочным металлом коридоров с мелкой решёткой вместо пола, сквозь которую проглядывались сложные механизмы и заросли толстых проводов, и россыпью блеклых прямоугольных ламп у самого потолка. Слева и справа от меня, в глухих тупиках, располагались винтовые лестницы, соединяющие три основных уровня транспортёра с одним техническим, расположенным внизу, прямо меж громадных гусениц. Коридор же напротив – чуть ярче освещённый и лучше вычищенный – был пронизан серией боковых проходов, ведущих к внутренностям жилого блока. Здесь, надёжно спрятанные за слоями внешней брони, у самого основания металлического колосса располагались обиталища личного состава. Я мог бы назвать их каютами, комнатами или апартаментами – как угодно, на самом деле – но, наверное, ни разу так и не приблизился бы к истине… Эти крохотные каморки трёх метров в длину и двух в ширину, лишённые каких бы то ни было удобств, кроме самых необходимых, не соответствовали обычным представлениям о жилье, но, в то же время, предоставляли всё, что могло потребоваться имперскому солдату или инженеру: уединённость, личное пространство и – что самое главное – безопасность.

Мой жилой кластер был по обыкновению тих и тёмен: кто-то возносил молитвы Императору и Её Высочеству Авроре, скрывшись за непроницаемой стальной пластиной двери, другие отсыпались после ночных дежурств или штудировали тома Имперского Слова – и я, наверное, охотно присоединился бы к последним, если бы не странный живой груз, что тихонько посапывал в моих руках, то и дело норовя соскользнуть по гладкому покрытию пилотского комбинезона.

Мгновенно считав мой образ, телосложение и картину сетчатки, старенький, но надёжный сканер удовлетворительно зашуршал, и дверь моей каюты – толстый лист пуленепробиваемой брони – лениво уползла вбок, почти полностью скрывшись в заржавленной стене.

Мой дом на время военной кампании остался неизменным с тех пор, как я покинул его перед последним заданием: утопленная в стене справа койка была тщательно заправлена, а лежащая у её изголовья книга в потёртом красном переплёте – бережно заложена целой россыпью небольших разноцветных закладок. Тумбочка напротив входа – сплошной кусок металла с тремя выдвижными ящичками, впаянный в пол – была прикрыта отрезом рубиновой ткани с золотым шитьём, а прямо на ней, купаясь в ярких отсветах кровавой краски, сверкала небольшая круглая лампа. Слева же, теряясь в поверхности стены, располагался неглубокий шкаф, поделённый на две секции, предназначенные для разделения полевой и парадной одежды. На полу лежал обесцветившийся от времени коврик, на котором уже почти не осталось ворса – наследие давно минувших времён, каким-то невероятным чудом ставшее частью творимой истории.

В каюте пахло маслом и чем-то ещё, чем-то кислым и как будто бы металлическим на вкус – механические запахи проникали из машинного отделения сквозь щели пола в любое время, даже когда транспортники стояли без движения – но это неудобство не шло ни в какое сравнение с рёвом работающих двигателей и грохотом внутренностей машины, почти неразличимыми сейчас, но весьма явственными в пути.

Наверное, это место нельзя было назвать подходящим для ребёнка – тем более, юной девочки – но я, к сожалению, не мог предоставить лучших условий.

Осторожно пройдя внутрь помещения, я со всей возможной аккуратностью положил девочку на кровать, а сам, позволив себе вздох облегчения, поспешил избавиться от липкого костюма и переодеться в свободную одежду для тренировок – отчего-то взгляд упал именно на неё, а утомлённому нервной ночной работой разуму было уже не до капризов.

Когда я вновь повернулся к кровати, девочка уже как будто бы спала – во всяком случае, её глаза были закрыты, а маленькие кулачки уже почти перестали дрожать. Осторожно переложив томик Имперского Слова с кровати на тумбу, я прилёг рядом с выжившей – на самый краешек кровати – и ощутил странную гордость за собственное решение… Я был прав, решив подарить девочке жизнь, и доказательство моей правоты сейчас тихонько сопело рядом, измотанное и выбитое из жизни, но всё равно невыразимо милое и светлое. Чумазое личико казалось спокойным и умиротворённым, и я уже потянулся к нему, желая смазать пальцем особенно жирное пятно гари, когда в дверь вдруг постучали. Негромко, но настойчиво.

Я медленно втянул воздух сквозь зубы, разрываясь между возмущением и любопытством. С одной стороны, мне совсем не хотелось отстраняться от новообретенных комфорта и спокойствия, а с другой – было крайне интересно узнать, совпадало ли моё ощутимое предчувствие о личности неведомого гостя с действительностью.

Решившись, я осторожно отстранился от девочки и поднялся с кровати. Попробовал размять соскучившиеся по действию мускулы в надежде, что этого времени гостю хватит, чтобы назвать себя или вовсе уйти прочь, но, подгоняя меня, стук повторился вновь – глухой, наполовину съеденный толщиной двери, но всё столь же напористый, сердитый даже.

Я тяжело вздохнул и в два шага миновал расстояние до выхода. Тронул пластину магнитного замка и, ничуть не удивившись, встретил за отъехавшей в сторону пластиной брони два пылающих изумруда глаз, будто бы сверкающих ещё ярче в неухоженном полумраке жилого корпуса.

– Так и знала! – прошипела Натали, отпрянув назад. На ней уже не было рабочей робы – только свободные штаны и лёгкая белая маечка, едва-едва прикрывающая небольшую округлую грудь – но у меня всё равно не получилось увидеть в гостье кого-либо ещё, кроме задиристого юнца-механика.

– Что ты знала?.. – устало поинтересовался я, уже чувствуя направление грядущего разговора.

– Знала, что ты потащишь её, – пальчик Натали указал на девочку, что лежала в моей кровати. – В своё грязное логово!.. И… бросишь там, как куклу…

– Я просто уложил её спать!

– Просто уложил!.. – девушка злобно фыркнула, не переставая осуждающе покачивать головой. – Поразительно! А ты не подумал, что у неё могут быть какие-то ещё потребности?.. То есть… Ты даже не позволил ей смыть с себя остатки спалённого дома и… что если девочка просто хочет в туалет?.. Или испытывает голод?! У неё же нет этого вонючего костюма, вроде ваших, который мог бы принимать все выделения и без проблем их утилизировать!..

– Нат, Нат, позволь мне возразить, – я примирительно поднял ладони, надеясь, что боевой азарт собеседницы не зашёл ещё слишком далеко. – Я обо всём подумал: еду принесу позже, а обо всех остальных надобностях она, думаю, сообщила бы мне сама. Без твоего вмешательства.

– Сообщила… сама?! – лицо Натали исказилось и как будто бы стало старше: под глазами залегли глубокие тени, а в уголках губ прибавилось глубоких морщин. – Ты кем себя возомнил, Марк? Кем?.. – тихий голосок девушки с каждым словом набирал силу. – Родным братом?! Или, быть может, отцом?! Членом чёртовой семьи?.. – чуть не сорвавшись на визг, Натали сделала над собой усилие и продолжила уже совсем тихо: – Ты урод. Чудовище. Мразь, которая лишила её всего. С чего бы ей вообще с тобой разговаривать?..

Сделав шаг в коридор, чтобы тихо закрывшаяся дверь скрыла наш с Натали спор от спящей девочки, я раздельно произнёс:

– Я. Спас. Ей. Жизнь…

– Ты говоришь это так, словно вытащил её из какого-то стихийного бедствия… Но это… Это не так… Тебе всю жизнь придётся воздавать хвалы небесам, если девочка вообще промолвит хоть слово…

– Хвалы… небесам?.. – я зацепился за странное словосочетание, отчего-то почувствовав себя очень глупо – нет, не от пылкой тирады Натали, а одной только этой фразы. – Зачем кому-то вообще… разговаривать с небом?..

– Это единственное, что тебя зацепило, да?.. – Натали закусила губу и отвела взгляд в сторону. – Ну конечно, как же иначе… Знаешь, Марк, у моего народа так принято. Мы верим, что оттуда, сверху, на нас смотрит Пятёрка Творцов – и именно их волею с людьми происходит то, что должно происходить…

– Твой народ?.. – удивлённо переспросил я, окончательно запутавшись. Я никогда прежде не интересовался прошлым Натали и её взглядами на жизнь – в этом не было необходимости – и теперь получал больше ненужной информации, чем мог осилить за раз.

– Это ведь так удивительно – встретить среди подданных Империи не-имперцев, да?.. Или ты думал, что цвет моей кожи – это результат воздействия света от сварки? Полноценный стойкий загар, без проблем и переплаты! Вот это успех, не так ли? – тон Натали скатился от едкого сарказма к тяжёлой, гнетущей обречённости. – Мы просто существовали у границ вашей Империи сетью разрозненных общин. Старались устраивать быт, верили в Пятерых и не делали никому зла. Пока не пришли солдаты…

– И почему же ваша Пятёрка не защитила своих фанатиков?.. – я зачем-то попытался надавить на девушку. Как будто бы злая желчь могла запросто выбить всю еретическую дурь из головы Натали.

– Я не знаю, – Нат пожала плечами и отстранилась от меня, пряча взгляд. – Наверное, Они дали нам такое испытание, чтобы проверить нашу веру и в нужный час… освободить всех истинно праведных от этих оков…

– А может, военный кулак Империи во главе с самим Императором просто оказались сильнее ваших оккультных духов?.. – мой вопрос подействовал подобно удару – заставил девушку согнуться вдвое и схватиться за майку на животе в приступе дикой ярости.

Выстрелив мне в голову взглядом ярких зелёных глаз, Натали не произнесла ни слова. Только ноздри её бешено вздувались от частых гневных вдохов, но этого было недостаточно для победы в споре. Я был прав, и с этим уже ничего нельзя было поделать.

– Какой же ты… упрямый дурак, – процедила девушка сквозь зубы, щурясь от бессильной злобы. – Типичный имперец…

Мне нечего было сказать в ответ. И, вместо этого, я попробовал перевести тему:

– Но твоё государство… твой народ… Выходит, вы стали одним из первых камней у основания императорского трона?..

– Вы так отзываетесь о жертвах своей агрессии? Мило, мне нравится, – Натали горестно фыркнула. – Но ты прав. Мы попали под удар одними из первых. Я тогда была совсем ещё ребёнком и плохо помню детали, но… Этот кошмар до сих пор приходит ко мне во снах. Грубыми, размазанными картинами. Тогда в одночасье не стало ни моего города, ни большой семьи, ни духовных братьев по церкви…

– Но ты выжила, – с нажимом произнёс я, пытаясь подчеркнуть важность самого факта.

– Это не жизнь, Марк, не жизнь! Крутиться среди людей вроде тебя, озабоченных только лживыми идеями какого-то фальшивого пророка, не имеющего отношения ни к Пятёрке, ни даже к их самым дальним посланникам… Лучше бы я умерла вместе со всеми…

Я хотел сделать шаг вперёд и влепить Натали хорошую пощёчину за ересь в адрес Императора и его священных догм, но не смог. Не смог даже сдвинуться с места.

– Я понимаю эту девочку лучше, чем кто-либо другой, – Натали поджала губы, сдерживая рыдания. – Меня ведь тоже «спасли» чудовища вроде тебя…

Она умела говорить с кавычками. Произносить слова так, что слушателю оставалось только поёжиться от пугающей двойственности их смысла.

– И посмотри, чего ты добилась! – я всплеснул руками, пытаясь прогнать секундную оторопь. – Стала ведущим инженером имперской гвардии! Уважаемым человеком и ценным специалистом!

– Да, – Натали безрадостно усмехнулась. – Я просто гений машиностроения. Довожу до ума технику, которая прольёт кровавые дожди по всему материку просто потому, что этого захотелось кучке жадных до власти маньяков… Моей участи можно только позавидовать, не так ли, Марк? Это ведь так здорово – наблюдать, как с твоей лёгкой руки машины смерти отправляются в очередной рейд, чтобы сотворить с кем-то ещё то, что некогда сделали с тобой. Просто потрясающе, Марк. Изумительная участь. Хотя я жадина и не пожелала бы её даже тебе… И… никому больше…

– Ты утрируешь, – сухо одёрнул собеседницу я. – Если бы всё было так плохо – ты просто перестала бы этим заниматься.

– Да, – Натали нервно закивала. – Да, да, наверное! Наверное, я утрирую… Преувеличиваю! И мне действительно нравится вычищать человеческие останки из вашей брони! М-м-м, горелое мясо!.. Лучше и не придумаешь! Но, проклятье, знаешь, что злит меня больше всего, Марк? Знаешь?

– Нат, хватит!..

– Меня бесит, что я ничего – абсолютно ничего! – не могу с этим поделать!

С сиплым воем хлопнув себя ладонями по щекам, Натали рухнула на колени и тут же отвернулась к противоположной от меня стене. Сжалась в крохотный комочек, и уже так, сквозь слёзы, продолжила:

– Было время, когда я ещё могла всё это оборвать, покончить с собой и раствориться в пустоте, но… Теперь уже слишком поздно! Слишком! Я увязла в этой грязи по самое горло! И не смогу выбраться… Потому что это – часть моей жизни… И ты… ты тоже… Как я могу бросить всё это? Кто вместо меня будет заниматься улучшениями вашей брони?.. Прикручивать разные забавные устройства, которых нет и не может быть в чертежах – потому что тупой имперский очкарик-учёный не представляет, что такое полевая работа и что необходимо настоящему солдату… Я привыкла к такой жизни, Марк. И это… Разрушает меня изнутри… Сжигает каждый новый день до состояния грязного праха…

Исповедь Натали оставила меня без слов. Но она и не ждала ответа от имперского вояки. Просто выпалила разом всё, что копила в себе долгие годы – и только потому, что нашла, возможно, единственного слушателя, который не отправил бы её в печь с табличкой «еретик» на шее…

– Ненавижу вас всех, – выдохнула Натали, утирая слёзы. Она уже пережила главный удар приступа истерии и теперь просто пожинала сопутствующие плоды: мучилась дикой головной болью, разбухшими от слёз веками и неровным, полным всхлипов дыханием.

Она пришла сюда не из-за девочки. Нет. Та была только катализатором, последней каплей в чаше терпения, что позволяла Натали встречать каждый новый день с высоко поднятой головой.

– Ты… только перед Кириллом… ничего подобного не произноси, – зачем-то посоветовал я. Просто чтобы разбавить угнетающую глушь после минувшей бури.

– Кирилл?.. – кажется, Натали не сразу поняла, о чём вообще идёт речь. – Кир… Кирилл?! Опять?.. Ты только о нём и говоришь круглые сутки?.. Что за болезнь, Марк?..

Натали обернулась через плечо, взглянув на меня с неподдельной обидой и даже едва заметным возмущением.

С трудом выдержав этот взгляд, и не отвернувшись, я пожал плечами и с максимальным спокойствием произнёс:

– Я просто забочусь о тебе, только и всего…

– Обо мне, – Натали закатила глаза. – Если бы ты заботился обо мне, то не засорял бы фильтры… всякой… мерзостью, – последнее слово она произнесла с явной неприязнью к самой себе, наверное, чувствуя вину за столь пренебрежительное отношение к тому, что могло быть человеческими останками. Пусть и очень малой их частью.

Возникла тяжёлая пауза, прерываемая только шмыганьем Натали и моими неловкими покашливаниями. Коридор был пуст и глух к нашим спорам, и, если за окружающими нас дверями жилых каморок кто-то и мог нас услышать – то не подавал никакого вида. И… Я совершенно позабыл об обитателях этого места – тех, кто мог бы рассказать о нервном срыве Натали тем, кто был бы в этом крайне заинтересован…

Будто бы прочитав мои мысли – хотя, скорее всего, легко догадавшись обо всех сомнениях по выражению моего лица – Натали криво усмехнулась и промолвила едва слышно:

– Я отправила всех рабочих из этого блока на дополнительную проверку деталей грузовика, а местные солдаты или на задании, или крепко спят…

– Всё предусмотрела, – заключил я, ощутив странный дискомфорт. Меня как будто бы использовали в одном из шагов продуманного плана – и это несколько обескураживало. Пусть даже речь шла о Натали, а не какой-то там штабной шишке.

– Наверное, это было мне необходимо, – девушка грустно улыбнулась самой себе, глядя в ровный металл стены. – С этой работой… Иногда забываешь, что можешь испытывать какие-либо эмоции, и… Я предполагала, что сорвусь…

– Я… понимаю, – ответил я, хотя едва ли мог понять и десятую долю того внутреннего мира Натали, что мне открылся за один только этот разговор на повышенных тонах.

– И всё же… – губы Натали дрогнули. – Девочка… Предоставь её мне… Хотя бы на полчаса. И… я позабочусь о ней… попробую…

– После всего, что ты наговорила?..

– Знаю, знаю, – девушка хохотнула, давясь слезами, и подняла руки над головой, словно преступница, пойманная на месте ограбления. – От меня теперь очень странно ждать чего-то хорошего, но… Я не буду её убивать. И толкать к самоубийству тоже – хотя видят небеса, очень того хочу… Ты получишь её в целости и сохранности…

Я только хмыкнул в ответ, пытаясь одновременно выказать открытое сомнение в словах собеседницы и лёгкую растерянность, допускающую вероятность её искренности.

– Я не чудовище вроде вас, Марк, – Натали провела по лицу дрожащей ладонью и, наконец, поднялась во весь рост. – Мне не нужно убивать детей, чтобы самоутвердиться. И… я понимаю, что к лучшему уже… ничего не изменить. Ни одним из возможных путей. А потому… я просто попробую сделать, что смогу, чтобы скрасить её безумие и не допустить того, чтобы оно привело к моему нынешнему состоянию. А дети… они ведь как машины… Очень сложные, технически нестабильные машины. И… я же обожаю всё, что связано с механизмами… Ты знаешь…

Да, я знал. Знал лучше, чем кто-либо другой. И потому почувствовал себя особенно виноватым перед этой девушкой – сломленной, но не сломанной, живущей в своём вывернутом наизнанку мирке и до сих пор цепляющейся за некие абсурдные верования, только чтобы сохранить хоть какую-то память о собственном прошлом. Вынужденной отдавать всю себя работе над машинами убийства, только чтобы протянуть хотя бы ещё один день наедине с собственным воплощённым кошмаром.

– Хорошо, – я угрюмо кивнул. – Я… предоставлю её тебе… Только…

– Понимаю, Марк, – ладошка Натали – почти невесомая, хотя и весьма крупная для девушки с её телосложением – легла на моё плечо. – Я всё прекрасно понимаю. И, согласись, женщина, идущая с ребёнком на руках, вызывает куда меньше ненужного интереса, чем потный омерзительный солдафон.

Наверное, это было очень глупо с моей стороны, но, взглянув в зелёные глаза Натали и встретив её слабую улыбку, я смог подумать только об одном: о том, как странно было видеть в этой смуглой девушке с жёсткими тёмными волосами коренную жительницу Империи… Нет, не то чтобы я вдруг перестал узнавать в ней человека – подобной радикальностью взглядов отличались многие подданные Императора, но отнюдь не все – просто с этого момента я начал воспринимать её несколько иначе. Увидел ту странную чуждую притягательность, к которой был слеп раньше.

Не в силах отделаться от новых зудящих впечатлений, я неуклюже улыбнулся и, не глядя тронув электронный замок двери, позволил Натали пройти в мои апартаменты. Несколько секунд спустя та вновь появилась в коридоре – уже с выжившей девочкой на руках – и, сияя непонятным для меня выражением благоговейного трепета на лице, побрела к выходу из мрачной металлической трубы, в которой мы оба – да и не только мы – были заключены. Она не проронила больше ни слова и даже не взглянула в мою сторону; просто прошла мимо, будто меня вовсе не существовало на карте её вселенной – и растворилась в пустоте тускло освещённого перекрёстка.

Я простоял на одном месте ещё несколько минут, прислушиваясь к собственным ощущениям и окружающим звукам – среди которых главенствовало глухое урчание механизмов под ногами – и неспешно вернулся в каюту. На тумбе меня ждала перечитанная много раз копия «Имперского Слова» в редактуре Её Высочества Авроры – труд, заслуживающий беспредельного уважения и внимания – и, почувствовав в руках массу увесистой книги, я закрыл глаза и начал негромко зачитывать по памяти выдержки из учения многих поколений императорской семьи.

Ибо плоть была слаба, и только разум, точно клинок, выкованный в горниле уверенности и силы, мог противостоять искушениям трусости, безволия и пустой гордыни. Только благие помыслы и доверие к брату своему под солнцем вечным могли спасти от разложения души и гибели тела. И не было в мире лучшего способа разобраться в себе, чем Слово Его, дополнившее изречения Его предков, истинно верное и подкреплённое мудростью Его подрастающей наследницы…

На миг замявшись, я резко зажмурился и, не сдержавшись, процедил сквозь зубы:

– Ты же знаешь, дура, о существовании Слова – и всё равно продолжаешь верить в свою Пятёрку?..

Хотя, конечно же, было сказано Им: «И останется животное животным, и не научишь грязного варвара человеческому бытию – только Истина в вере отличает Человека от грязи, ошибочно сотворённой по образу и подобию его, и только в конечной смерти грязь сия познает силу Истины и неправоту свою»…

Чуть успокоившись, я открыл книгу на нужной странице и прочитал поправку, сделанную с поистине высоким великодушием Её Высочеством Авророй:

– «Но не смертью единой вольны вы лечить души агнцев заблудших, не только муками и страданием, коими полнится земля наша – но и учением. Но не тем, что допускает правоту несчастных грешников, но тем, что позволяет им проникнуться силой Его и познать краски мира действительного»…

Воистину, мудрость юной Авроры не знала границ – и Натали непременно должна была ощутить всю глубину и мощь Имперского Слова, понять Его заботу о своих подопечных и проникнуться всей бессмысленностью слепого языческого верования!

Я отложил полный Истины том в сторону и, откинувшись на кровать, удовлетворённо прикрыл глаза.

Не знаю – как, но я ощутил приближение Натали даже сквозь лёгкую полудрёму. Почувствовал странное тепло в груди и как будто бы даже услышал шлёпанье маленьких ножек девочки по холодному металлу пола… Это было тянущее, настойчивое наваждение, под действием которого мне пришлось подняться с кровати и подойти к двери за миг до того, как чья-то ладонь легла на панель сигнала-вызова.

Комнатку сразу заполнил звук – мелодичный перезвон, окончательно прогнавший остатки моего сна. Но, не дав ему толком заявить о себе, я открыл дверь и, словно бы почувствовав, куда нужно смотреть, встретил отсутствующий взгляд больших небесно-голубых глаз, слабо мерцающих в дёрганном свете электрических ламп.

Девочка узнала меня не сразу – это читалось в убийственном безразличии, сковавшем её личико – но, поддавшись воспоминаниям, она вдруг всхлипнула и растерянно мотнула головой. По щекам её побежали бусинки слёз, но, к счастью, это не был припадок бесконтрольной истерики – просто последствия невероятного стресса, которые выжившая жертва рейда даже не могла толком осознать.

– Ну вот, опять, – кисло улыбнувшись, Натали присела на одно колено рядом с девочкой и, достав из широкого кармана носовой платок, принялась бережно вытирать её щёки. – Твоя подопечная проплакала всё это время… Почти без перерыва. Пока я мыла её и пыталась разговорить – получались у нас только слёзы… Стало чуть спокойнее только тогда, когда я пообещала вернуть её сюда как можно быстрее…

– Да? – я удивлённо хмыкнул.

Окатив меня по-настоящему странным – я не мог найти в нём ни намёка на знакомые эмоции – взглядом, Натали вдруг привстала с колена и с нажимом произнесла мне в самое лицо:

– Похоже, у неё проявляется один из этих чудовищных синдромов – ну, вроде того, при котором заложник испытывает симпатию к своему захватчику… И, знаешь, меня это просто бесит!..

– Тебя бесит, что ей хочется быть рядом со мной?.. Что здесь она может чувствовать себя спокойнее?..

– Можешь считать, что так, – Натали отодвинулась от меня и тут же сменила маску на лице – вновь стала чуть рассеянной, но доброй девушкой с мужскими замашками и лёгкой неуверенностью в себе. – Как бы то ни было, мы с ней неплохо провели время: приняли ванную, навестили столовую с чёрного хода и даже заглянули в мою комнату…

– Тут есть что-то ещё, кроме холодного душа?.. – подняв брови, я сделал шаг назад – насколько позволяло пространство комнаты – и жестом пригласил гостью внутрь. Та, впрочем, осталась безучастной. И девочка, что стояла рядом, тоже не думала двигаться с места.

– Бак, в котором обычно промывают детали для доспехов и техники, – с наигранной гордостью объяснила Натали. – Мы с ребятами иногда очищаем его от химических растворов и просто заполняем горячей водой – выходит просто изумительная ванна, в которой для полного счастья не хватает только пены…

Натали запнулась. И закусила нижнюю губу, пожалев о сказанном. Нет, не о тираде про замыслы инженерного отдела – скорее, о единственном слове, которому в её словаре, наверное, просто не было места. «Счастье», – едва ли девушка могла в полной мере знать, что это такое – и… это, наверное, на мгновение выбило её из равновесия.

– А имя? – задал вопрос я, обратив всё своё внимание на личико юной спутницы Натали – светлое и очень правильное, кажущееся совсем другим без пятен копоти и кровавых разводов. – Она… не назвала своего имени?..

– Ни слова, – ответила Натали, потупившись. – Вообще… Ни единого…

Крепко зажмурившись, девушка подтолкнула безымянную спутницу в спину и, не прощаясь, скрылась в пустом коридоре. Только звук её удаляющихся шагов ещё можно было разобрать снаружи, а потом с шумом закрывшаяся дверь лишила меня и этого контакта с Натали. Будто бы слабая нить, протянувшаяся меж нами, лопнула, не успев толком проявиться…

Я уселся на диван и смущённо прокашлялся, не представляя, что теперь делать с тихонько всхлипывающей девочкой. Наверное, мне пригодилась бы помощь Натали и в дальнейшем – но обратиться к иноверке с подобной просьбой сам я не мог…

– Надо было одежду твою постирать, – зачем-то произнёс я, окинув взглядом грязную пижаму девочки. – А то сейчас снова вся запачкаешься…

Не дождавшись ответа, я протянул руку к своей необычной гостье – та, к счастью, не стала отстраняться – и взял её крохотные пальчики в свою ладонь. Они дрожали – мелко-мелко – и казались невероятно холодными, даже тепла моей руки было недостаточно, чтобы справиться с этим замогильным холодом. Даже второй моей ладони оказалось мало – мои пальц начали замерзать быстрее, чем крохотная ручка девочки – отогреваться…

– Не бойся, – произнёс я почти что одними губами, силясь преодолеть засевший в горле ком. – Теперь тебе нечего бояться… Никто и ничто не причинит тебе вреда… Поэтому просто доверься мне… Пожалуйста…

Выпустив безвольную – и всё столь же холодную – руку девочки, я неловко поднялся с кровати и жестом предложил новой обитательнице каморки прилечь к стене, чтобы потом улечься рядом с краю, но та как будто бы даже не видела меня, хотя и буравила взглядом пустоту неподалёку от моего левого плеча.

– Ладно, – я, почувствовав себя несмешным клоуном на детском утреннике, с деланной радостью хлопнул в ладоши и указал на тумбочку позади себя: – Тут есть одна замечательная книга! Хочешь, я тебе почитаю?..

Девочка оставалась безучастной.

– Или ты сама?.. Ты ведь… умеешь читать, да?.. В Империи дети твоего возраста уже сами начинают книги писать – и семьями обзаводятся!.. – конечно же, я сильно преувеличивал, но в моём арсенале было катастрофически мало инструментов для общения с ребёнком – тем более, пребывающим в состоянии тяжёлого шока – и простейший вымысел показался тогда чуть ли не лучшим решением.

Не дождавшись ответа, я поднял с тумбочки толстый том Слова и, по механической памяти открыв нужную страницу, начал читать, впрочем, даже не глядя на истончившиеся от регулярного использования страницы:

– И суждено было и будет впредь всякому отпрыску человеческому оставаться продолжением воли предков своих и вершить свою судьбу во имя их, дабы не постыдился Человек за самого себя и не покрыл позором род свой! И будет дитя Человеческое равно в правах отцу и матери своим, и получит оно право быть лучше, умнее и сильнее ради общего блага… И получится…

Я запнулся на полуслове, обнаружив, что на месте кромешной пустоты в глазах девочки появились искорки нового выражения – как мне показалось, сильной растерянности. Она, похоже, понимала определённые слова из книги Истин – но не могла связать их в цельные формы… Но осознавала, наверное, что я намеревался донести что-то действительно важное…

– Мне объяснить попроще?.. – воодушевившись малейшим проявлением эмоций в глазах молчаливой спутницы, я припал на одно колено и оказался на одном уровне с её озадаченным личиком. – Другими словами, да?.. Или?..

Голова девочки медленно повернулась из стороны в сторону. Так тяжело и странно, как если бы под тонкой светлой кожей скрывались насквозь проржавевшие механизмы.

– Нет?.. – удивлённо переспросил я, отстраняясь. – Почему – нет?.. Это же… Истины…

– Папа… – хриплый голосок девочки оборвался после этого слова, сменившись частыми – с хрипотцой – вздохами, но вскоре вновь обрёл пусть незначительную, но всё-таки силу: – Папа такие книги… – было видно, что выжившая малышка пыталась сделать над собой очередное чудовищное усилие, – Сжигал… на заднем дворе…

Я сдавил переплёт Имперского Слова так сильно, что из резко схлопнувшихся страниц выскользнули почти все закладки.

– Почему?.. – протянул я, чувствуя, как клокочет внутри тупая злоба, но не желая выпускать её наружу.

– Потому… – девочка вздрогнула и отвернулась, чтобы не встречаться со мной взглядом. – Потому, что это… писанина для слабых умом, готовых поверить в любую глупость ради собственного спокойствия…

Это были не её слова. Не её. Дитя просто процитировало своего отца – заслуженно принявшего смерть в геенне огненной! – и не отдавало себе отчёт в произнесённой ереси… Да. Именно так. Девочке было слишком тяжело понять всю мощь Империи и осознать, что государство, занявшее уже половину исследованной суши, не стоит сравнивать с кучкой дураков, тешащих себя лживыми страницами фальшивой религии!

– А Натали? – я, наверное, сменил тему слишком уж грубо, и девочка тут же вздрогнула, потупив взор. – Эта женщина с коричневой кожей. Худая. Невысокая. Она тебе понравилась? Вы ведь во многом похожи.

Моя немногословная гостья вновь замолчала, но в этот раз её начала колотить сильнейшая дрожь… Дрожь страха и адреналинового возбуждения. Ведь замолкнуть после несдержанных слов – совсем не то же самое, что молчать с самого начала. Это безмолвный вызов, чуть ли не прямое оскорбление.

– Ты не хочешь говорить о ней? – поинтересовался я уже чуть спокойнее, усиленно заставляя себя отойти от недавней злобы и вновь стать мягким и дружелюбным наставником. – Или пока не знаешь?..

По-прежнему пряча взгляд, девочка легонько пожала хрупкими, точно у фарфоровой куколки, плечами.

– Хорошо, – я примирительно вздохнул и уселся на кровать рядом с собеседницей. – Не будем об этом… Но скажи хотя бы, как тебя зовут?.. Твоё имя… Я – Марк. Та, что водила тебя мыться – Натали. А ты?..

Слегка обиженная моим тоном и снисходительным – точно к младенцу – обращением, девочка нахмурилась и едва слышно буркнула:

– …йя…

– Что?.. – переспросил я, придвинувшись чуть ближе.

– Май… Майя, – произнесла малышка чуть громче, сделав коротенький шажок назад. – Меня зовут Майя…

Она не назвала фамилию. Потому что подсознательно понимала – в этом больше не было смысла. Не осталось никого и ничего, с кем её связывал бы этот набор букв, и имя – единственное, что ей осталось. Как у любой другой вещи – камня, дождя или солнца…

– Хорошо, Майя, – промолвил я, взвешивая на языке это новое имя – непростое, интересное, текучее. – Я рад, что мы друг друга поняли…

– Нечему радоваться, – отозвалась Майя, сжав крохотные кулачки. – Мы ведь на одном языке говорим… Почему бы мне не понять?..

– Ты прекрасно знаешь, о чём я…

– Мы одинаковые…

– Нет, – я улыбнулся, приняв слова девочки за глупую шутку. – Нет, это не так.

– У нас один цвет кожи, слова те же и даже… даже на руках по пять пальцев! – в Майе вновь заговорила сдавленная ненависть к тем, кто, по её мнению, захватил её родном дом. – Так почему же?! Зачем вы… делаете… это?..

Всхлипнув, она сползла на пол – сперва опустилась на колени, а потом и вовсе уселась у самого шкафа.

– Ты поймёшь, – прошептал я негромко, намереваясь высказать своё мнение и в то же время стараясь не быть услышанным. – Обязательно поймёшь чуть позже…

Вскоре Майя окончательно обессилела от слёз и стрессов: притихла, вжимаясь в холодную дверь шкафа, и как будто бы даже дышать перестала. Обратилась в красивую маленькую статую, чуждую не только интерьеру моей конуры, но и убранству всей имперской ставки как таковому. И нельзя сказать, что мне вовсе не было жалко её, эту маленькую жертву войны, но какой-то рычаг в моей голове – замкнувшийся контакт или ослабившаяся гайка – не позволял ощутить её боль в полной мере; подталкивал к чуть раздражающему замешательству: зачем нужны были эти слёзы и бессмысленные истерики, когда всё закончилось куда лучше, чем могло бы, и теперь перед девочкой открывались новые, недосягаемые в прошлой никчемной жизни перспективы?!

Наверное, мне не дано было её понять… И одно только принятие этого факта отличало меня от большинства имперских подданных – делало совершенно другим человеком. Слабым. Податливым. Готовым к компромиссу.

Мне не хотелось быть представителем такого рода, но воспитание давало о себе знать: родители не поскупились в живописаниях важности человеческой жизни и ответственности перед самим собой, и после их смерти это притупило часть моих бойцовских инстинктов, заставило обратиться к собственному стыду и тем идеям, что они пытались доносить до мира даже с последним вздохом.

Я был плохим сыном. Плохим солдатом. И плохим наставником для маленькой Майи. А Империя… Империя обычно не прощала подобных ошибок.

Я, надеясь отстраниться от ужасных мыслей хотя бы во сне, бережно перенёс бездвижное тельце девочки на кровать – в уютное пространство у самой стены – а сам лёг с краю, на бок, так, что едва-едва не скатывался на пол. Впрочем, утомлённому организму было достаточно и такого сомнительного удобства: не успев даже выбрать точку наилучшего баланса, я прочно завяз в ловчей яме тяжёлого сна.

Мне сходу начали грезиться картины войны. Войны без начала и конца, что бесконечным кровавым потоком неслась сквозь искалеченные тела людей, вытягивая скорбящие души и лишь набирая силу с каждой последующей жертвой…

Мне снилась реальность.