Читать книгу Шаг вперёд, два назад - Николай Асламов - Страница 25

* * *

Вечер тянулся, как лошадиная вонь за рейтарами, пока не появились эти двое. Впервые за долгое, очень долгое время игра не просто убивала время, а приносила искреннюю радость и удовольствие всем участникам.

Кости прокатились по пустому бочонку и замерли на тройке и шестерке. Тройку Эмих перекинул, но получил два. Восьмерка – ни то, ни се. Плохо бросать первым.

– Дай-ка я!

Плечистый Штефан загреб кости волосатой лапищей. Эмиху каждый раз казалось, что глиняная кружка треснет, реши померанец сжать пальцы посильнее. В обычное время его можно было бы запрягать в плуг вместо вола, но сейчас Штефан был не в лучшем виде: бледный, на лбу испарина, трясется, то и дело рожу кривит и к бедру тянется. А воняет от него, как от мертвого. Оно и понятно – ногу оттяпать не захотел, вот и гниет теперь заживо.

Стук костей, десятка. Сегодня Штефан в ударе.

– Хо-хо! – обрадовался померанец. – Давай-ка, благородие, покажи мастерство!

Каспар из Гессена молча забрал у него кости и, как всегда, начал долго кружкой трясти. Ну что он там натрясти хочет? Ладно бы кости были его, Эмих встречал таких мастаков, которые поворачивали свои кубики нужными гранями, ориентируясь по звуку, но Каспар не из таких. Эмих его терпеть не мог. Сидит в траченных молью штанах и рубахе по ландскнехтской моде, но по роже видно, как он всех здесь презирает. Коня нет, доспехов нет, зато гонору – на троих! Побритый подбородок выпятил, грудь колесом, а губу нижнюю прикусывает. Волнуется, рыцарь драный, хотя шанс-то хороший! С перебросом – почти четверть. Треснуть бы его по благородной роже, да вот незадача – дерется он лихо. Они на этой почве с Ульрихом когда-то побратались. До сих пор выяснить не могут, кто из них лучше.

Выпало семь.

Шут в первом кону сидел, как вкопанный, только глазами стрелял. А теперь при каждом броске ловко копировал манеру движений и речи, изображая Штефана неуклюжим паралитиком, Каспара величественным занудой, а его, Эмиха, коварным хитрованом. Все игравшие, кроме того, кого шут показывал, веселились от души. Вот только игра у дурака не шла совсем. Надо будет отсыпать ему немного из сегодняшних трофеев…

Штефан сгреб деньги с бочонка, а Эмих окинул взглядом помещение, чтобы ненадолго отвлечься.

Худой и всклокоченный Апостол, как всегда, уткнулся в засаленную Библию. Он прочитал ее столько раз, что страницы начали выпадать, но Апостол снова и снова беззвучно шевелил губами, повторяя одни и те же словосочетания в попытке их запомнить. Безоружный, небритый, босой, в рубище, но с ног до головы увешанный трофейными распятиями – кипарисными и дубовыми, бронзовыми и серебряными, на бечевках и на цепочках (как только шея у него не переломится!), Апостол водил пальцем по строчкам и покачивался взад-вперед в такт только ему слышимой музыке.

Рыжебородый роттмайстер17 Ульрих сидел рядом с ним. Не такой здоровый, как померанец, но тоже крепкий и с очень мощными предплечьями. Когда баварец, как сейчас, точил свой гигантский меч с волнистым лезвием, на запястьях и возле локтей жилы бугрились, как корни дуба. Даже на фоне пышной бело-голубой одежды с обычными для братьев разрезами предплечья казались слишком развитыми, будто по ошибке приделанными не к тому телу.

Пришлый оборванец с повязкой на глазах тоже сидел, прислонившись спиной к стене, но к противоположной. В чем состояло его актерское ремесло, Эмих так и не понял. Колени слепой подобрал и старательно делал вид, что игра ему нисколько не интересна, но стоило костям загреметь в глиняной кружке, как он тут же напрягался, как сторожевой пес, и ждал, какой объявят результат.

В комнате все сильнее пахло жареным. И отнюдь не фигурально.

– Кто сегодня за еду отвечает? – спросил, не выдержав, Эмих.

– Наш роттмайстер, разъедри его дыру! – откликнулся Штефан.

– Брат Ульрих, убирай железку, пока не порезался! – улыбнулся Каспар. – В котле вся вода выкипела.

Пробурчав под нос короткое кощунство о Деве Марии, баварец в последний раз лязгнул сталью о сталь, отставив двуручный меч в угол, где лежали его доспехи, и в следующий миг загремел уже чугуном.

– Кстати о девах, – встрял в разговор шут, использовавший на этот раз баварский говор. – Почему благородные господа при деньгах лишают себя общества любезнейших дам?

– Да, Эмих, где баба? – прохрипел Штефан.

Такого поворота Эмих, мягко говоря, не ожидал.

– Вы ж сами сказали ее заткнуть! – удивился он. – Ну, я и того… За бруствером она валяется.

– Ты нормальный язык понимаешь или вы, швабы, поголовно тупые? – заревел Ульрих. – Я сказал, чтобы она не хныкала, как монашка на исповеди, согрешившая со свечкой. Запугать, поучить уму-разуму, можно и ножом потыкать немножко, коли охота, но убивать-то зачем?

– Да, брат Эмих, кого теперь прикажешь пользовать? Не тебя ли? – поддержал гессенец.

– Заткни хайло, пока есть чем пользовать!

Эмих уже готов был потянуться за ножом, но в этот момент слепого, сидевшего ближе всех ко входу, грубо оттолкнули в сторону. Прямые белые кресты на одежде, короткий меч и алебарда, которую пришлось наклонить, иначе в дверь не пролезла бы. Швейцарец, из трабантов18! В переполненном доме сразу повисло гробовое молчание, прерванное только стуком костей.

– Брат Ульрих, не овечьим ли дерьмом завоняло? – спросил Штефан, шумно принюхиваясь.

– Не, скорее бараньим, – ответил Ульрих, у которого даже шутка звучала угрожающе.

– Не знал, что господа ландскнехты так тонко разбираются в запахах дерьма, – добавил от себя шут, – но усы стоящего в дверях господина из Берна мне тоже кажутся намазанными.

– Кто роттмайстер? – выдавил, наконец, вошедший швейцарец. – Почему не в карауле?

– А почему благочестивые братья должны отчитываться перед каким-то швейцарцем? – ответил Штефан, поднимаясь во весь свой немалый рост.

– У рейтаров конь пропал.

Трабант, хоть и молодой, нисколько не испугался померанца, хрустевшего пальцами. Ни одним мускулом не дернулся и за оружием не потянулся. Еще и заявился один, а не с друзьями. Где только хауптман19 нашел такого? Обычно швейцарцы звереют от первой же иголки в зад, и начинается потеха, а этот, видимо, из камня сделан.

– Ты ли дал коню силу и облек шею его гривою?

– Погоди, Апостол, со своей гривой! Мы-то здесь при чем? – спросил Ульрих.

– Ваш караул – с вас пропажа, – разъяснил трабант.

– Знаешь что, любезный, – сообщил Ульрих, складывая руки на груди, – топай-ка ты к себе в горы и не елозь нам по ушам этой белибердой.

Швейцарец как ни в чем не бывало вышел, и все оставшиеся проводили его хохотом и подробным разбором происхождения трабанта по женской линии. Когда дело дошло до прапрабабушки, шваб, до того разошедшийся, что бока заболели, вдруг почувствовал сильнейший сквозняк. Хотя нет, это был не ветер. Ощущение было такое, будто в воздухе резко похолодало.

Огонь в очаге опустился к самым углям, а от дверного проема внутрь потянулись сверкающие завитки инея. Заморозки посреди лета!

Эмих, прекративший смех, только хотел было обратить всеобщее внимание на эту странность, как вдруг в дом вошел скелет.

Голый костяк без нижней челюсти и левой руки по-хозяйски огляделся внутри, уперев единственную руку в тазовую кость. Он поворачивался на одном месте, разглядывая всех присутствующих по порядку, пока не остановил черные провалы на Эмихе. Оглядев его с головы до ног, костяк уверенно двинулся вперед.

У шваба все внутри оборвалось.

«Нет! Только не я!»

Скелет внезапно остановился, по-прежнему буравя Эмиха пустыми глазницами. Будто услышал и ждал продолжения разговора. Медленно поднял руку, указав вытянутым пальцем на Каспара.

«Да, его! Его в первую очередь!»

Палец переместился на Штефана.

«И его тоже! Ему терять нечего!»

Скелет тыкал в одного ландскнехта за другим. Замерший, как мышь, Эмих, боясь выдать присутствующим страшного гостя, бился в беззвучной истерике:

«Всех! Всех забери!»

Скелет, вопросительно наклонив голову, стал поднимать руку, собираясь указать на него, Эмиха.

«Нет, нет, нет!» – замотал головой шваб. – «Что хочешь, дам, что хочешь, сделаю, только не я! Не я! Мне еще рано!»

Скелет внезапно повернул череп к слепому оборванцу в углу, который снова сидел, сжавшись у стены, и пошел к выходу.

– Хватит рожи корчить, Эмих! У дурака это лучше получается, – захрипел рядом Штефан. – И где только Франца носит с нашим пивом?