Читать книгу Гиперболоид инженера Еремеева - Николай Богородский - Страница 5

Пятидесятые годы двадцатого века

Доктор наук Николай Евгеньевич Фёдоров лично принял в своём кабинете новоиспечённого лаборанта. После того как Сашка представился, сразу задал вопрос:

– Здравствуй! Воевал?

– Да, полковая разведка Первого Белорусского.

– Знаешь, – с улыбкой сказал Николай Евгеньевич, – я тоже полковая разведка. Правда, в составе Первого Украинского. В сорок третьем списали вчистую, вот с тех пор и работаю здесь. А перед войной окончил Ленинградский университет. Ты не тушуйся, разведка. Мы же фронтовики, мы знаем, как достигать цели, как отстаивать своё мнение. Я правильно говорю?

– Так точно! – рубанул Александр.

– А вот с этим заканчивай. Ты не в армии, ты в научном институте. Я сам год отвыкал от этого. А знаешь почему? А потому, что здесь руководство может ошибаться, а лаборант может оказаться тысячу раз правым. Знаешь, какое здесь самое главное богатство? Это отнюдь не занимаемая должность, это твои знания и умение применять их на практике, а это сложнейший многогранный процесс, требующий огромного труда и смелых, нестандартных мыслей. Вот так. И если ты готов к такому труду, если ты готов мыслить не так, как все, и не так, как положено, а так, как ты думаешь, тогда мы с тобой сработаемся. Если нет, тогда тебе ещё не поздно поискать другое место.

– Я готов, искренне говорю, что готов к труду, Николай Евгеньевич. – Саша посмотрел Фёдорову в глаза. – А насчёт мышления сами увидите.

– Ладно, Александр Маркович, действительно скоро всё увидим. В лаборатории найдёшь моего зама, Григория Александровича Васина, он тебе поставит задачу. Да, Васин здесь тоже не очень давно, вы же почти ровесники, думаю, что подружитесь.

В большом зале лаборатории, заставленном какими-то неведомыми установками, Саша отыскал Васина и сообщил ему, что его прислал Фёдоров, а сам он пока учится в МИФИ, а здесь будет работать лаборантом.

– Отлично, – резюмировал Васин и протянул ему руку, – будем знакомы. Гриша.

– Саша, – ответил Александр, пожимая широкую и крепкую ладонь Григория.

– Так, что касается работы, занимаемся мы радиоспектроскопией, изучаем синхротронные излучения на небольшом синхротроне, ну и мечтаем о новых открытиях. А ты подключайся к созданию стенда, вон там, возле синхротрона.

– Хорошо, когда приступать?

– А прямо сейчас и приступай. Саша, а скажи, у тебя есть какая-нибудь мечта, какая-нибудь мысль, что не даёт тебе покоя ни днём ни ночью?

– Есть, – ответил Сашка. – А ты смеяться не будешь?

– Нет, не буду. У нас же у всех здесь есть какие-то мечты. О науке, конечно, о явлениях. Мы же все здесь немного того. – Григорий, смеясь, покрутил пальцем у виска.

– Если все «того», то и я того. – Сашка сделал круглые и, как он считал, страшные глаза. – Я хочу сделать гиперболоид, только не на угольных пирамидках, а на организации параллельных лучей света.

– Да ну! Вот это да! Вот нам повезло-то! – Григорий радостно засмеялся и даже похлопал в ладоши. – Значит, прибыл единомышленник. Знаешь, и я, и Фёдоров, и ещё кое-кто тоже мечтаем об этом. Ну надо же! Значит, сработаемся.

Так начал свой путь в науке Александр Маркович Еремеев. Спустя два года он был зачислен инженером в группу Фёдорова и посвящал всё своё время исследованию поведения сверхвысокочастотных колебаний в различных средах.

А тем временем Григорий попытался теоретически обосновать новый принцип генерации и усиления электромагнитных волн, основанный на испускании электромагнитных квантов возбуждёнными квантовыми системами. Тогда никто не догадывался, что изложенные Васиным результаты являются доказательством одного из самых значительных открытий двадцатого века – лазера. Более того, эти результаты были встречены маститыми учёными более чем прохладно или вообще враждебно. Так, один из этих великих, неоднократный лауреат всевозможных премий, включая Нобелевскую, всемирно признанный физик-теоретик, красавец мужчина, успешно сочетающий занятия наукой с интенсивным хождением по бабам, коим он давно потерял счёт, произнёс: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Поскольку слово великого считалось аксиомой, остальные менее великие только пожали плечами: «Световые фокусы молодых физиков, пусть балуются, – может, будет что-то полезное».

Николай Евгеньевич успокаивал донельзя расстроенного Григория:

– Гриша, ты же знаешь, что сейчас главная задача, стоящая перед страной, – это создание атомного оружия и способы его доставки. На это брошены все силы. Сам посуди, нельзя нам сейчас по-другому, иначе сожгут нас, как цыплят. Но придёт час, на это обратят внимание. Не расстраивайся, а продолжай работать.

И час действительно пришёл. Сначала была статья в научном журнале о том, что построить квантовый генератор когерентного излучения возможно, а потом появился и сам квантовый генератор когерентных электромагнитных волн. А с Американского континента стали доходить сведения, что и там тоже создали аналогичное устройство. Более того, были прогнозы, что полученные высокоэнергетические пучки света могут быть использованы в военных целях. И вот тут чиновники зашевелились. Исследования когерентного светового излучения были признаны приоритетным направлением в сфере науки и техники, им был присвоен гриф «Совершенно секретно». Появились средства, были подключены производственные предприятия, поскольку необходимо было делать то, что никто никогда не делал, а именно: кристаллы высокой чистоты, электронику и электронные компоненты, мощные газоразрядные лампы, а также огромное количество иных узлов и деталей, без которых построить лазер просто невозможно.

В начале шестидесятых годов в некоторые ответственные головы пришла мысль о возможности сжигать боеголовки баллистических ракет лазерным излучением. Григорий Васин по заданию руководства написал докладную записку в ЦК КПСС о том, что построить такую противоракетную установку вполне реально. Идею одобрили на самом верху, и закипела работа. Сашка Еремеев, к тому времени уже Александр Маркович Еремеев, кандидат технических наук, возглавлял работы по созданию мощного генератора, без которого сделать лазерную пушку для уничтожения боеголовок было невозможно. Однако к середине семидесятых годов всем постепенно стало ясно, что на данном этапе технического развития реализовать этот проект не удастся.

Эту проблему, сидя поздно вечером в кабинете, обсуждали между собой доктор технических наук Еремеев и академик Григорий Александрович Васин, занявший к тому времени пост директора института.

– Ты знаешь, а мы ведь военным ничего не обещали. Откуда идёт, что мы не сумели это сделать? Просто, чтобы достичь необходимой мощности излучения, нужен не просто взрыв для накачки фотодиссоционных лазеров, а очень мощный взрыв, сравнимый с ядерным зарядом.

– Ну ты, Гриша, загнул. Нам только ядерного взрыва не хватает. Мы же накачивали излучатель взрывом. Сколько взорвали фотодиссоционных лазеров, не счесть! Хорошо, что все в безлюдной местности, в этом Тюра-Таме, в казахской степи. Ты знаешь, я думаю, что всё-таки можно сделать такой генератор, который бы закачивал процентов восемьдесят своей мощности в излучатель. И тогда не придётся ничего взрывать, мощность когерентного излучения будет высокой.

– Наверное, можно, Саш, сделать. Меня не оставляет мысль, что мы ещё почти ничего не знаем о природе формирования излучения. Да, Фёдоров объяснил, да, квантованные уровни, но есть что-то ещё, что предстоит найти. А пока что придётся, наверное, сворачивать работы по уничтожению боеголовок. Ты же всё объяснил комиссии: при взаимодействии излучения с обшивкой возникает плазма, которая немедленно экранирует боеголовку от этого излучения. И чем больше мощность, тем больше плазма, тем больше экранирование. Замкнутый круг получается.

– Ты хочешь свернуть работы?! А ты с глузду не съехал случайно, а? Белены объелся? Мы по этой программе продвинули лазеры, как никто в мире. У нас теперь и полупроводниковые, и неодимовые, и газовые, и… только чёрта с лазерными рогами не хватает. А ещё интерферометры, дальномеры, системы наведения. А сколько предприятий на эту тему работает, забыл? И ещё ты забыл, наверное, самое главное: нас теперь во всём мире называют основателями квантовой электроники. Мы первые, Гриша, первые во всём мире, даже в хвалёных Штатах нет того, что есть у нас. А ты хочешь перекрыть финансирование? Программу эту возглавляет сынок сам знаешь кого, ну и пусть возглавляет. Министр обороны поздравлял нас, когда мы в этом Тюра-Таме попали в пятикопеечную монету? Поздравлял. Если надо, покажем ещё какие-нибудь фокусы. А всем надо говорить, что ещё немного, ещё чуть-чуть – и всё будет хорошо. Электронику лазер выжигает? Выжигает. Выводить из строя технику неприятеля может? Может. Что ещё надо? А мы дальше продолжим исследования.

– Саша, а ты не боишься, что нас назовут очковтирателями, а? Да я первый отправлюсь рубить лес в солнечный Магадан.

– Не трусь, этого сейчас не будет. Времена не те, руководство другое, да и результаты у нас есть, есть что показать. А кроме того, Гриша, я хочу тебя убедить в том, что самое перспективное для страны применение лазера ожидается в народном хозяйстве: в станкостроении, связи, медицине. Именно в своей созидательной ипостаси, а не в военных целях лазер войдёт в каждый дом советского человека. Так что у гиперболоида обнаруживается самое что ни на есть мирное предназначение. И огромное непаханое поле по использованию в различных отраслях. Там, где лазер будет создавать, а не сжигать или уничтожать. А на программу ты не покушайся: на мирные цели денег не дадут, а на военные – пожалуйста! Так что дальше будем работать, товарищ академик Васин.

А потом они долго смотрели друг на друга, и неожиданно оба рассмеялись.

– А не принять ли нам по пятьдесят за лазерную программу? – спросил Еремеев.

– Нужно принять, только давай сначала за женщин, ладно? И по сто пятьдесят, – ответил Григорий.

– За баб так за баб, доставай!

Григорий отпер небольшой сейф, извлёк на свет божий бутылку туркменского коньяку, налил по стопочке и провозгласил тост за женщин.

– А теперь давай за нас, за мужиков!

Звякнули стопочки, оба крякнули, посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Гриша, а ведь сегодня пятница, конец рабочей недели, правда?

– Да, пятница! Наливай!

Начало двадцатых годов двадцать первого века

Скорый поезд Москва – Екатеринбург

– Вот так, Георгий, в нашей стране появилась целая отрасль, которая занималась квантовой электроникой, и на тот момент нам не было равных во всём мире. – Светлана отдёрнула шторку на окне, посмотрела на заходящее солнце, на бесконечный лес, мимо которого летел скорый Москва – Екатеринбург. – А за всеми этими достижениями стоял труд многих людей, бесчисленные опыты, радости открытий, пуски новых производств. А началось всё с небольшого стенда, на котором был получен эффект когерентного излучения. Вернее, Фёдорову и Васину позволили получить этот эффект, так как знали, что это изобретение будет приносить пользу людям.

– Я сейчас не понял, Светлана, кто это им позволил получить когерентное излучение? Что значит «позволил»? Они же его открыли – впервые в мире! Как это им кто-то мог позволить получить то, что ещё никому не было известно?

– Вот и вы, Георгий, заблуждаетесь, а вернее, жестоко ошибаетесь. Сделать это открытие им позволил ОН, тот, кто создал этот мир. Это ОН в награду за труд и одержимость позволяет человеку овладеть некоторыми секретами мироздания. А в запасе у НЕГО этих секретов ещё очень много, и, конечно, ОН их знает досконально, ведь ОН их сам и создал.

Георгий с недоверием посмотрел на Светлану, помолчал, потом ещё раз взглянул на неё. Ему показалось – нет, не показалось, было именно так, – что в глазах Светланы играли весёлые огонёчки.

– Я не сумасшедшая, Георгий, у вас будет и время, и возможность убедиться в этом. Вы готовы слушать меня, не устали?

– Я не устал, ведь наша беседа становится всё более и более интересной. Я готов вас слушать хоть всю ночь. А вы можете немного рассказать о себе?

– Конечно, расскажу. – Она улыбнулась какой-то загадочной улыбкой. – Только моя судьба прочно связана с судьбой моих родителей.

У Александра Марковича и Надежды Сергеевны, моей мамы, сначала родился сын, Серёжка. Я уже говорила об этом. А я появилась на свет позже, у нас с братом разница в возрасте почти десять лет. Однажды наступил момент, когда моя семья распрощалась с коммуналкой на Басманной улице и переехала в трёхкомнатную квартиру в недавно построенном доме на Ленинском проспекте. Эту квартиру отец получил от Академии наук как перспективный учёный и фронтовик, имеющий государственные награды. Мне потом мама рассказывала, что для неё переезд из коммуналки в отдельные, как она говорила, «хоромы» был подлинным потрясением. С одной стороны, привыкли и прикипели и к тесноте комнаты, и к общей кухне, и к соседям, с которыми были хорошие отношения. А на новом месте всё было в диковинку. Огромная, как казалось маме, квартира, которую она не знала, как убирать, потому что пол был паркетный, его же нельзя мыть мокрой тряпкой, как это делали на Басманной. Дом сдавали второпях, кирпичные стены ещё не успели просохнуть, на них были наклеены обои, которые по мере высыхания стен отваливались со страшным треском, причём почему-то исключительно по ночам. Маленький Серёжка, войдя первый раз в новую квартиру, обошёл все комнаты, заглянул на кухню, в ванную комнату и туалет, скорчил недовольную рожицу и спросил маму: «Зачем мы приехали сюда? Здесь холодно и неуютно, давайте поедем назад, домой».

Но потом всё наладилось. Для ухода за полами были куплены полотёр и пылесос, обои переклеили, потолки побелили, приобрели кое-какую мебель и в полной мере поняли и почувствовали, что такое отдельное просторное жильё.

А потом на свет появилась я. Несмотря на занятость, родители старались уделять нам, детям, внимание. По выходным отец рассказывал Сергею о физике и математике, купил книжку Перельмана «Занимательная физика», решал вместе с ним задачки. Однако по мере взросления Сергей всё меньше и меньше интересовался наукой, а после окончания десятого класса заявил на семейном совете, что собирается стать военным. Отец сказал, что, если Сергей так хочет, пусть так и будет, а мама поплакала и поцеловала его, что обозначало её согласие. Сергей Александрович Еремеев уехал из родительского дома и поступил в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище.

Я тоже не проявляла интереса к точным наукам, зато увлекалась музыкой, литературой, а в пятом классе даже пыталась сочинять стихи. А потом выдержала бешеный конкурс в тридцать два человека на место и поступила на факультет журналистики в МГУ И не смотрите на меня так, Георгий, не просил за меня отец, к тому времени уже доктор и лауреат. Он жёстко сказал, что если я так решила, то и добиваться всего должна сама.

– Мне и в голову не приходило, что за вас мог просить отец, – сказал Георгий. – Я же вижу, что вы добились в этой жизни всего сами. А что было потом?

– А потом всё как обычно. Работа в газете, творческие командировки, побывала два раза замужем, родила троих детей, они сейчас уже взрослые, уже и внуки появились. Всё шло нормально, пока не наступили девяностые. Но чтобы вам, Георгий, были понятны дальнейшие события, придётся вернуться в середину шестидесятых, в тот самый дом на Ленинском проспекте, где получили квартиру мои родители.