Читать книгу Гиперболоид инженера Еремеева - Николай Богородский - Страница 6

Шестидесятые – восьмидесятые годы двадцатого века

В один из ярких весенних солнечных дней, когда окрепшие после прошедшей зимы лучи нашего небесного светила по имени Солнце, пронизывая удивительно чистый и прозрачный в этот день московский воздух, отыскивали в тёмных уголках двора последние кучки снега, чтобы превратить их в лужицы, отражающие ярко-голубое, почти бирюзовое небо без единого облачка, из разных подъездов большого нового дома на Ленинском проспекте вышли на прогулку во двор две пожилые женщины с детьми.

Одна крепко держала за руку четырёхлетнего внука, торжественно несущего в другой руке игрушечную лопатку. Бабушка тихонько наставляла его:

– Вовочка, во дворе ещё не подсохло, ходить надо по дорожкам, а то запачкаешь своё новое пальто и мама будет ругаться.

– Холосо, бабушка, я буду бегать по долошкам. – Вовочка вырвался от бабушки и побежал, не разбирая дороги, прямо по лужам к большой куче песка, оставленной во дворе то ли ремонтниками, то ли строителями.

Другая женщина даже не старалась удержать идущего рядом с ней мальчишку, только крикнула ему:

– Юрочка, осторожней, не поскользнись!

Юрочка бегом направился к той же песчаной куче, прокричав на бегу:

– Дай мне фолмочки! Я буду иглать!

Обнаружив у песка своего ровесника с лопаткой, Юрочка решил с ним познакомиться:

– Меня зовут Юла! А тебя как?

– А меня Вова, – проворчал себе под нос мальчишка, недовольный появлением ещё одного претендента на песчаное изобилие, которое Вова считал уже своим.

– Вова, а давай ты будешь глузить фолмочки песком, а я буду делать куличики.

– Нет, сам делай, – ответил Вова, даже не посмотрев в Юрину сторону. – Я буду стлоить башню, понял?

Обе женщины подошли к своим подопечным.

– Здравствуйте! – первой заговорила бабушка Вовы. – Меня зовут Виктория Александровна, а это мой внук Вова.

– Здравствуйте! – ответила вторая. – А меня зовут Анна Николаевна, я у Матюшиных веду хозяйство.

– То есть вы домработница, я правильно поняла?

– Пусть будет так, если вам так больше нравится, – обиженным голосом ответила Анна Николаевна.

– Не обижайтесь, прошу вас. – Виктория Александровна примирительно улыбнулась. – Ничего обидного в этом слове нет, наоборот, это очень почётная профессия. Я, если бы была в правительстве, даже учредила бы почётное звание для людей этой профессии.

– Видите, как вы правильно думаете, – немного ожила Анна Николаевна, но сразу же помрачнела. – Вот если бы так считала моя хозяйка! А то и обеды, завтраки, ужины приготовь, и квартиру всю убери (а в ней четыре комнаты, да кухня, да ванная, да туалет), пыль везде протри, да проветри, да три раза надо гулять с этим сорванцом, а даже спасибо не дождёшься. Вечные придирки: то посуду неправильно вымыла, то сервант якобы в пыли. И каждый день мне напоминает, что вытащила меня в столицу, что она теперь в элитном обществе вращается, а я как была неумёха, так ничему и не научилась. Обидно.

– Да, очень обидно, когда твой труд не ценят да ещё и унижают на каждом шагу, – посочувствовала Виктория Александровна. – А вы давно здесь?

– Да нет, меньше года. Отца Юркиного, Кирилла Сергеевича, перевели в Москву из Иркутска. Здесь он стал начальником управления в министерстве, а жёнушка его, Клавка, совсем нос задрала: видите ли, в высшее общество попала. А сама ни дня не работала, а до замужества коровам хвосты крутила в колхозе, а теперь, вишь, из грязи в князи. И меня тоже оттуда сорвали: в столице, мол, будешь жить. А что толку от этой столицы? Я здесь света белого не вижу, там лучше было.

– Не расстраивайтесь, Анна Николаевна, всё наладится. – Виктория Александровна посмотрела на собеседницу. – А мы вот здесь два года уже. Сын мой, Павел, получил здесь двухкомнатную квартиру, а жена его, Татьяна, уговорила вызвать меня, чтобы, значит, пожила я с ними да за ребёнком посмотрела. Они же целый день на работе, а мальчишку в детский сад Таня не хочет отдавать, говорит, что нет ничего лучше домашнего воспитания.

– А кем работает ваш Павел?

– Да инженер он, на заводе работает, а Таня акушеркой в роддоме.

– А как же он смог получить квартиру в этом доме, когда здесь сплошь одни начальники да академики?

– Не знаю, Анна Николаевна, я не спрашивала. Дали и дали, они наконец выбрались из подвала на Самотёке, хоть теперь в нормальных условиях живут.

– Ой, заболтались мы, ты смотри, смотри, что делается! – закричала Анна Николаевна, увидев, что Вовочка лопаткой кидал песок в Юрочку, а тот, вместо того чтобы отойти, бросал в него формочки.

Оба бутуза были извлечены из песчаной кучи, наскоро очищены от песка и отведены домой.

Вот так познакомились двое мальчиков, живущих в большом доме на Ленинском проспекте. После этой встречи Виктория Александровна и Анна Николаевна часто выводили погулять во двор Вову Герасимова и Юру Матюшина, и, пока мальчишки гоняли по двору, женщины обсуждали текущее состояние дел.

Выяснилось, что Павел Герасимов действительно работает на заводе инженером, только завод этот не совсем простой, а секретный и Павел Фёдорович там не просто инженер, а заместитель главного конструктора. Ну а Кирилл Сергеевич Матюшин трудится на своём посту добросовестно, буквально пашет с утра до вечера, и прошёл слушок, что якобы недалёк тот день, когда назначат Кирилла Сергеевича заместителем министра. А жена его Клавдия, вместо того чтобы радоваться за мужа, всё пилит своего благоверного: мол, женат он на работе, а не на ней, Клавдии, поздно приходит, усталый ложится в кровать и дрыхнет как убитый до утра, а утром быстренько собирается, и нет его снова до позднего вечера.

– Я как-то намекнула Клавке, что с мужем нельзя так разговаривать, – делая большие глаза, тихонечко говорила Анна Николаевна, – да куда там! Она только цыкнула на меня. Не лезь, говорит, куда не просят, за собой смотри, опять пыли на серванте с палец толщиной. И ничего не с палец, совсем немного было там пыли. А тут ещё моду взяла: как только муж за дверь, так она причепурится, глазки подведёт, губки красной помадой намажет – и шасть из дома! Говорит, ходит на какую-то лечебную физкультуру. Врёт всё! Чего там лечить, здоровая как лошадь, на ней пахать и пахать! Сдаётся мне, что завела она любовничка. Вот ведь какие дела у нас, Виктория Александровна!

Не только Анна Николаевна, но и подрастающий Юрка иногда из своей комнаты слышал громкий бас отца, требующего от мамы объяснений, где она «ошивается» и что это за лечебная физкультура, сколько она стоит и «на хрена ей, здоровой бабе, это лечение». «Ты без толку тратишь мои деньги, слышишь, мои, на какую-то хрень. Ты забыла, кто тебя из твоего говна вытащил, кто тебя в люди вывел?! Это ты сейчас строишь из себя министершу, а вспомни, кем ты была в этой дыре», – гремел возмущённый голос. Мама отвечала ему что-то (через стенку не слышно), а отец снова громыхал на всю квартиру: «Ах, тренеры там хорошие! Сама подумай, что ты несёшь. Ты там любовника завела, вот что! Тратишь мои деньги на него!» Потом всё успокаивалось. Иногда после подобных разговоров спустя некоторое время из комнаты родителей раздавались слабые женские стоны. Что там в это время происходило, Юрка понял позже, когда был в шестом классе.

С наступлением летних дней семейство Матюшиных переехало на министерскую дачу в подмосковное Бекасово, а Герасимовы на семейном совете решили, что отправят сына на два месяца на море, в Анапу. Один месяц с ним будет Виктория Александровна, а потом приедет Татьяна. Конечно, Татьяна поинтересовалась, когда у мужа будет отпуск, но, получив ответ, что он не знает, потому что надо сначала сдать госзаказ, спорить не стала, махнула рукой и все надежды по части присмотра за сыном возложила на бабушку.

Мальчики Вовка и Юрка сдружились, часто встречались, а иногда, особенно в дождливые или морозные дни, ходили друг к другу в гости. Предпочтение отдавалось Юркиной квартире, несмотря на ворчание Анны Николаевны, поскольку там был простор, там были заграничные игрушки, там в одной из комнат можно было поиграть в импровизированный футбол, а также включить фильмоскоп, посмотреть диафильмы. Больше того, можно было запустить кинопроектор и посмотреть настоящее кино, например «Пёс Барбос и необычный кросс». Про телевизор и говорить нечего. Такой роскошной аппаратуры у Герасимовых не было. Зато у них была весьма обширная библиотека, которую собирал ещё отец Павла, Фёдор Витальевич, а сын продолжил эту семейную традицию. В высоких, до потолка, книжных шкафах можно было найти детскую литературу, классиков, современных авторов и, конечно, сочинения Ленина – Сталина.

Когда пришло время идти в школу, Юрка с Вовкой оказались в одной школе, специальной, с углублённым изучением английского языка. Больше того, они попали в один класс. Примерно к пятому классу мальчики стали проявлять разные наклонности к изучению предметов. Так, Вовку больше всего интересовали физика и математика, а Юрка увлекался историей Древнего мира и английским языком. Ребята по-прежнему дружили, вместе делали уроки, вместе гоняли по двору в свободное время.

Но в седьмом классе этой безоблачной дружбе пришёл конец. Мальчишки подрались из-за того, что им обоим понравилась одна и та же девочка, Катя Калинина. Сказать правду, Катя даже не догадывалась, что у неё появились такие поклонники, а Юркины попытки проводить Катю после школы домой неожиданно были пресечены Вовкой, который не мудрствуя лукаво просто оттащил друга от Кати да ещё и порвал ему красивую импортную куртку. Драка вышла серьёзной, с расквашенными носами и фингалами под глазами. Приятели месяца три не разговаривали, но потом был заключён мир и возобновлена дружба. Тем более что семья Кати тем временем переехала в другой район Москвы.

Несмотря на то что мальчишки, как им казалось, забыли про драку, прежних отношений между ними уже не было. Видимо, разрушилось что-то, что восстановлению уже не подлежало. Вовка предпочитал сидеть дома и изучать математику сверх школьной программы, ну а Юрка стал учиться на троечки, для проформы, чтобы не расстраивать отца, а в свободное время бегал в кино или на дискотеку. А ближе к десятому классу Вовка начал замечать, что Юрка становился каким-то двуличным. В глаза он говорил ребятам одно, а за глаза, когда никто из предыдущих собеседников его не слышал, говорил о них гадости. Постепенно в классе стали его сторониться, какие-либо разговоры при нём утихали и возобновлялись только в Юркино отсутствие. Вовка пытался поговорить с ним на эту тему, но Юрка только рукой махнул и сообщил ему, куда должны пойти «эти недоумки».

Во втором полугодии десятого класса у Юрика появился личный автомобиль. Кто-то ахнул, кто-то отвёл глаза, сделав вид, что ничего не произошло, когда Юра лихо затормозил у входа в школу и вошёл в класс, покручивая на указательном пальце ключи от авто. Весь его торжествующий вид говорил: «Ну что, съели? Утёрлись, кретины? Теперь вам понятно, кто такой Юра Матюшин?» Хотя от дома до школы было недалеко, Юра упорно ездил туда на своей машине. Однажды, пока Юрка парковался, рядом собралась небольшая стайка одноклассников и одна из девчонок звонко, на весь школьный двор, произнесла:

– Слышь, Юрок, а в булочную ты тоже на машине ездишь?

Дружный смех окружающих был ответом на эту реплику. Юрка же не сказал ничего, только гордо задрал нос и торжественно прошествовал мимо толпы насмешников.

В тот же год в семье Герасимовых произошло печальное событие: умерла бабушка Виктория Александровна. Володя ходил сам не свой, тяжело перенёс похороны, пришёл в себя только спустя неделю. Получалось так, что со смертью бабушки ушли и его детство, и его юность, ушли в те края, откуда возврата не бывает.

Примерно в это же время Кирилл Сергеевич объявил Анне Николаевне, что его семейство в её услугах больше не нуждается и она может вернуться домой, в Иркутск.

Опешившая от такой новости старушка плюхнулась на стул и схватилась за сердце:

– Как это больше не нужна? А как же я жить буду? На что? Мне же пенсию за пятнадцатилетнюю работу на вас никто платить не будет! Я же сына вашего вырастила, за вами ходила, а вы вот так выгоняете на улицу, пошла вон, старая кляча!

По щекам Анны Николаевны потекли слёзы, она всё никак не могла поверить, что с ней на старости лет обойдутся столь жестоко.

В разговор вмешалась Клавдия:

– Ты чего тут мокроту развела, а? Мы тебе деньги платили? Платили! Платили ровно столько, сколько договаривались. Задержек не было. А сейчас всё, Юрочка вырос, а ты состарилась, тебе на отдых пора, – визгливым голосом рыночной торговки выговаривала она плачущей Анне Николаевне. – Вот тебе подъёмные, вот билет. И завтра же чтобы тебя тут не было!

Разговор этот происходил в присутствии Юры. Он по молодости лет не до конца понял весь трагизм этой безобразной сцены, но след в его сердце остался. Остался на всю жизнь. А со временем Юра сделал для себя вывод: он самый любимый, самый главный в жизни, если ему что-то нужно, это надо достать, купить, отобрать, невзирая на то что другие заплатят за это деньгами, здоровьем или даже жизнью.

Наступил светлый и тёплый июнь, прошли выпускные экзамены в школе, отгремел выпускной вечер. Юра и Володя превратились в высоких, стройных и красивых молодых людей. Пора было выбирать свою дорогу в жизни. У Володи никаких сомнений по этому поводу не было: он идёт в технический вуз. Учитывая своё увлечение математикой и физикой, решил поступать в МИФИ. Сообщил об этом родителям и получил их согласие. Правда, мама робко спросила, не хочет ли он пойти в медицинский, но Володя ответил, что его душа к этой профессии не лежит. Вступительные экзамены в МИФИ проводились в июле, времени было мало, поэтому Володя Герасимов сразу после выпускного засел за учебники.

Юра Матюшин не имел никакого желания готовиться к экзаменам, более того, он решил, что ему пора как следует отдохнуть. Всё-таки школу окончил, надо расслабиться. Для расслабухи предполагалось посещение ресторанов, баров и прочих заведений аналогичного типа, благо в деньгах у него недостатка не было: папа в связи с окончанием школы щедро вознаградил сына. Правда, судьба распорядилась так, что веселуха закончилась, толком не успев начаться.

В один из летних вечеров Юра появился в ресторане «Будапешт», где познакомился с очень симпатичной девушкой. Они сидели за столиком и болтали, когда к ним подошёл шкафообразный парень и заявил, что эта девушка – его невеста. В следующий момент Юра был извлечён из-за стола и уже на улице получил удар по темечку. Дальше была пустота и чернота.

Когда Юра очнулся, он увидел склонившихся над ним двух мужчин. Один из них был его отец, другой представился майором милиции. Само собой, деньги у Юры пропали все до копеечки.

На следующий день был серьёзный разговор с отцом, ради этого Кирилл Сергеевич даже не поехал на работу.

– Что ты думаешь делать дальше? – сурово спросил Кирилл Сергеевич своего отпрыска.

– Не знаю – таков был ответ.

– Зато я знаю! – Кирилл Сергеевич повысил голос. – Ты пойдёшь учиться.

– Да кто меня возьмёт, я же троечник!

– Возьмут, уверяю тебя, возьмут! – Матюшин-старший сурово посмотрел на Юрку. – Я об этом позабочусь! А ты будешь учиться. И не дай бог, покинешь стены института без диплома!

Тогда я тебя выгоню на улицу, а дорога в эту квартиру тебе будет заказана! Ясно? Я не шучу!

Юрик вздохнул. Да, отец не шутит. Он сделает это, даже бровью не поведёт. В Юриной памяти неожиданно возникла плачущая Анна Николаевна, а рядом с ней каменное лицо отца. Да, он не шутит.

– Ну, если ты всё можешь, тогда я хочу учиться в Институте международных отношений. Это же так здорово – быть членом дипломатического корпуса!

– Пойдёшь туда, куда я скажу. Тоже мне член! Корпуса! Прыщ на ровном месте! Размечтался! Пойдёшь в технический вуз, приличный, закончишь его. Потом я устрою тебя в какой-нибудь Внешторг. Куда, кстати, поступает Володя?

– Он говорит, что хочет в МИФИ.

– Вот и отлично, и ты туда же пойдёшь. Я хорошо знаю ректора этого института.

– Папа! – закричал Юра. – Не надо, я не хочу, я не буду, это скучно!

– Я всё сказал. Ты сделаешь, как я сказал! Иначе… – Кирилл Сергеевич показал на дверь.

– Хорошо, папа, сделаю, – обречённо ответил Юра.

Так оба приятеля стали студентами МИФИ. Самое смешное, что они снова, как и в школе, оказались в одной группе. Хоть они и оставались друзьями и знали друг друга давно, с нежного возраста, с четырёх лет, с той кучи песка, где они впервые встретились, они уже были совершенно разными людьми, с разными взглядами на жизнь, с разным отношением к окружающим, каждый имел своё особое мировоззрение.