Читать книгу Мой театр. По страницам дневника. Книга II - Николай Цискаридзе - Страница 8

Вернувшись в Москву, 13 апреля 2004 года, я первый раз после травмы пришел в репетиционный зал Большого театра. Навещая меня в парижской клинике, Элизабет Платель, тоже недавно перенесшая операцию на колене, сказала: «Николя, я приглашена на „Benois de la Danse“. Выйдешь со мной в Москве танцевать аdagio из „Раймонды“?» Церемония должна была состояться 28 апреля на сцене ГАБТа, я начал заниматься 13-го…

Когда М. Т. Семёнова ушла из театра, мне дали вести ее класс. Как только я получил травму, в 11:00 моего класса не стало, весь «семёновский полк» разошелся по другим педагогам. Наш Зал № 4, самый неудобный из всех в театре, пустовал. Я попросил свою приятельницу, концертмейстера Лену Сердюк, тогда Праздникову, мне помочь. Она бескорыстно приходила каждый день, играла, я в одиночестве делал экзерсис.

Спустя неделю ко мне подошли балерины Степаненко, Андриенко, Петрова: «А чего ты один занимаешься? А мы?» – «Да неудобно, девочки, я делаю все еле-еле…» Они: «Ничего». Стали ходить со мной заниматься. Все, кто учился у Семёновой, опять собрались.

Пока я лежал во французской клинике, в труппу приняли Пашу Дмитриченко. Его так «хорошо» учили в Московской академии хореографии, что он тут же порвал ахилл. Вернувшись в театр после операции, Паша женился на артистке Оле Клыпиной, которая его ко мне и привела: «Ты, Коля, восстанавливаешься, и Паша восстанавливается». – «Ну, приходите ко мне». Они тоже стали ко мне на класс ходить, потихоньку набралось много народу.

Меня не было в театре с ноября по март. В мае кое-кто из старшего поколения педагогов ГАБТа вдруг очнулся и пошел к руководству на меня жаловаться, человеку вдруг резко понадобился именно наш зал, маленький, неудобный, и именно в 11:00…

Пришлось, как и прежде, идти к директору театра Иксанову: «Анатолий Геннадьевич, я отсутствовал полгода. Полгода пустовал зал. За полгода педагог не сообразила, что ей хочется заниматься в 11:00. Вам не кажется это странным?» Зал остался за мной, но по театру пошли слухи, что Цискаридзе не успел вернуться, как начал скандалить.

Но меня эти дрязги не волновали. Я думал, как привести в порядок ногу. В Большом театре была целая система лестниц: от первого этажа до крыши (путь длиною в пять ярусов). Каждый день, шагая через две ступеньки, я поднимался на самый верх, потом спускался, опять поднимался, наступая всегда с левой ноги, чтобы ее, прооперированную и слабую, закачать.

Наверное, к этим тренировкам меня подтолкнула история, как-то на досуге рассказанная Семёновой. Она всю жизнь ходила на каблуках. Никаких тапочек или туфель на плоской подошве. Себе не разрешала и своим ученицам тоже. Но однажды, Марине тогда 70 лет было, она где-то очень сильно подвернула ногу, повредив голеностоп. Врачи объявили, что теперь до конца своих дней Марина Тимофеевна будет не то что в обуви без каблука, с палочкой ходить! Они не знали характера этой женщины. Семёнова придумала себе «тренажер»: из тонкой веревки соорудила что-то типа петли с «хвостом», которую надевала на стопу, а длинный ее конец брала в руку. Наступая на травмированную ногу, она тянула веревку на себя, и стопа делала шаг. По прошествии какого-то времени Марина появилась в театре, как и прежде, в туфлях на каблуках. Ни о какой палке и речи быть не могло.

28 апреля мы с Платель вышли на сцену ГАБТа в «Раймонде». Стоя за кулисами, шутили, что, объявляя нас, надо бы сказать: «Спонсор показа – sécurité social». То есть французская социальная страховка, благодаря которой были оплачены наши с Лизой операции.

Никакого особенно волнения в момент выхода на сцену я не испытывал – встал и пошел танцевать. Другое интересно, перед приездом Платель я попросил Галю Степаненко пройти со мной adagio из «Раймонды». И понял – у меня только одна нога, другой практически нет, на ней не было мышц, она постоянно немела. А в дуэтном танце задействованы все коленные связки. Мое оперированное колено тряслось, связки еще неокрепшие, едва срослись.