Читать книгу Спасибо одиночеству (сборник) - Николай Гайдук - Страница 26
Время смеяться и время плакать
Глава 25
ОглавлениеАрхангельская область, Онежское озеро – эти места Русского Севера стали для него – родней родного и никуда отсюда уезжать не хотелось. После выхода на свободу – на поселение, точнее говоря, седобородый Поликарлович обосновался в таёжном глухом уголке. Стал работать на «пилодраме» – так он пилораму называл после того, как случилась кровавая драма с потерянными пальцами. Пилорамное дело давно стало привычным, отработанным до автоматизма. Он принюхался к машинной смазке, перемешанной с запахом свежих опилок, отдающих ароматом первоснежья. И только иногда, во время вынужденного простоя – электричество внезапно вырубалось – благоухание распиленного леса как-то слабо, смутно начинало волновать Полынцева, воскрешая в памяти забытые зелёные поляны, покрытые пожаром весенних первоцветов – там полыхали жарки, красовались марьины коренья, кукушкины слёзы и царские кудри. И неожиданно ярко вспоминалось, что именно здесь, на Русском Севере, он был с женою в пору своей влюблённости и где-то здесь они, похожие на Адама с Евой, свершили тот священный грех, в результате которого сынок родился.
Было это? Или он себе придумал такую сказку, чтобы веселее жить-бедовать в глухоманном уголке Русского Севера? Вроде как было. А может, придумал. Бог его знает, где свет, где потёмки…
С годами этот «светлый князь в потёмках» стал потихоньку чудить. Первое, что бросилось в глаза односельчанам – старик Поликарлович взялся воевать с колючей проволокой: где только приметит – обязательно кусачками остервенело перекусит в нескольких местах.
– Ты уже седой, – ворчал на него хозяин колючей проволоки, – вроде умным должен быть, а ты…
– Это верёвка дьявола! – объяснял Поликарлович. – Эта змея к нам приползла от американцев! А мы ведь люди русские… Не так ли, Ваня? Или Вася? Я забыл…
– Ага! – мрачновато соглашался Ваня-Вася. – Мы, бляха-муха, новые русские. Я только свой огород от скотины этой проволокой отгородил. А новый русский, морда плюский, он скоро колючку поставит на реки, на озёра, на моря. Не искупаться тебе, ни рыбку съесть, ни на хрен сесть. Как хочешь, так и живи.
– Ну, если хочешь, парень, если нравится…
– А если не хочу? Если не нравится?
Полынцев глазами сверкнул.
– Тогда берись за вилы, за топор.
– Да? – Парень усмехался. – Ты, кажется, попробовал? И что в итоге? Сколько отпыхтел?
– Не в этом дело, сокол. Дело в том, что каждая тварь должна знать: если он нагадил – придётся отвечать. А если мы будем сидеть вот так – по своим домам и огородам – нас передавят как цыплят. Нас обдерут как зайца-русака…
– Не обдерут, не надо паниковать.
– Уже ободрали, милок. Картина нарисована. – Какая картина?
– «Грачи прилетели». Ваня-Вася отмахнулся.
– Да ладно… как прилетели, так и улетят…
– Ну, сиди, чаёк шмурыгай или самогонкой зубы прополаскивай, – с горечью отрезал Поликарлович. – Только ты, парнишка, досидишься до того, что выйдешь однажды во двор по нужде, а твой сортир уже не твой – прихватизировали.
– Пускай только попробуют! – Ваня-Вася расхохотался, показывая крепкие звероподобные зубы. – Я им на голову нас… Ха-ха-ха… Насморкаю…
И вдруг этот странный старик Поликарлович неожиданно прекратил перекусывать колючие проволоки. Мало того – он даже взялся нахваливать «верёвку дьявола».
– Это хорошо! – говорил он, потрясая убогонькой рукой. – Пускай знают наших! Плохо только то, что ты не можешь или не хочешь электричество подключить.
– Какое электричество? Куда? – недоумевал хозяин огорода.
– На проволоку, – тихо подсказывал старик, улыбчиво оглаживая бороду. – Это же мило дело. Двести двадцать вольт как дашь в отсталые районы – птичка сядет на хрен и зажарится. А если кто полезет – представляешь? – Культяпый кулак старика стучал по груди. – Вот я бы, например, полез… Ей богу! Меня ведь ни одна холера не берёт! Прямо беда! Зажился как тот вечный жид!
Чудачества его уже зашкаливали за границу нормального разума. Только сумасшедший мог додуматься до такого: несколько лет назад чудило этот на «пилодраме» сколотил себе добротный гроб – доски взял без сучка, без задоринки.
Тёплыми весенними вечерами и летом старик Поликарлович спокойненько – с лицом усталого покойника – лежал в деревянной просторной домовине где-нибудь на задворках пилорамы, смотрел на просторное небо, наблюдал за орлами, парящими в синеве, за облаками и тучами, проплывающими куда-то по своим дождевым, неотложным делам. Крепко сцепивши руки на груди, он всё о чём-то неотступно думал, думал; порою улыбался, а порой слеза катилась по щеке.
– Дед! И не страшно тебе? – брезгливо морщась на домовину, спрашивал какой-нибудь молодой сосед, по делам завернув на пилораму.
Улыбаясь, чудак отвечал словами какого-то церковного мудреца:
– Гроб страшен был прежде, а после того, как полежал во гробе Христос – он стал чертогом царским…
Бывало так, что ласковою летнею порой старик Поликарлович забывался в этом «царском чертоге», сладко задрёмывал, да так и оставался до утра – идти в свою халупу не хотелось. А на рассвете – с первым петухом – он опять звенел-гремел разводными и всякими другими разнокалиберными ключами, что-то подтягивал и что-то смазывал в железных суставах родимой своей «пилодрамы».
Только редко, очень редко доводилось ему спокойно поспать до утра.
Один и тот же сон преследовал его и заставлял просыпаться не в холодном поту – в ледяном. Даже рубаха будто примерзала к телу – с треском отдиралась от груди. «Господи! – Он крестился убогонькой рукой. – Да когда же ты примешь моё покаяние? Когда ты избавишь меня от этих кошмаров?»