Читать книгу Русские поэты серебряного века - Анна Ахматова, Николай Гумилев - Страница 3

Полночь бьёт… Заснуть пора…

Отчего-то страшно спать.

С другом, что ли, до утра

Вслух теперь бы помечтать.

Вспомнить счастье детских лет,

Детства ясную печаль…

Ах, на свете друга нет,

И что нет его, не жаль!

Если души всех людей

Таковы, как и моя,

Не хочу иметь друзей,

Не могу быть другом я.

Никого я не люблю,

Все мне чужды, чужд я всем,

Ни о ком я не скорблю

И не радуюсь ни с кем.

Есть слова… Я все их знал.

От высоких слов не раз

Я скорбел и ликовал,

Даже слёзы лил подчас.

Но устал я лепетать

Звучный лепет детских дней.

Полночь бьёт… Мне страшно спать,

А не спать ещё страшней…

Она, как полдень, хороша,

Она загадочней полночи.

У ней не плакавшие очи

И не страдавшая душа.

А мне, чья жизнь – борьба и горе,

По ней томиться суждено.

Так вечно плачущее море

В безмолвный берег влюблено.

Нет двух путей добра и зла,

Есть два пути добра.

Меня свобода привела

К распутью в час утра.

И так сказала: «Две тропы,

Две правды, два добра.

Их выбор – мука для толпы,

Для мудреца – игра.

То, что доныне средь людей

Грехом и злом слывёт,

Есть лишь начало двух путей,

Их первый поворот.

Сулит единство бытия

Путь шумной суеты.

Другой безмолвен путь, суля

Единство пустоты.

Сулят и лгут, и к той же мгле

Приводят гробовой.

Ты – призрак бога на земле,

Бог – призрак в небе твой.

Проклятье в том, что не дано

Единого пути.

Блаженство в том, что всё равно,

Каким путём идти.

Беспечно, как в прогулки час,

Ступай тем иль другим,

С людьми волнуясь и трудясь,

В душе невозмутим.

Их счастье счастьем отрицай,

Любовью жги любовь.

В душе меня лишь созерцай,

Лишь мне дары готовь.

Моей улыбкой мир согрей.

Поведай всем, о чём

С тобою первым из людей

Шепталась я вдвоём.

Скажи: я светоч им зажгла,

Неведомый вчера.

Нет двух путей добра и зла.

Есть два пути добра».

Нежно-бесстрастная,

Нежно-холодная,

Вечно подвластная,

Вечно свободная.

К берегу льнущая,

Томно-ревнивая,

В море бегущая,

Вольнолюбивая.

В бездне рождённая,

Смертью грозящая,

В небо влюблённая,

Тайной манящая.

Лживая, ясная,

Звучно-печальная,

Чуждо-прекрасная,

Близкая, дальная…

Моей вы вняли грустной лире,

Хоть не моей полны печали.

Я не нашёл святыни в мире,

Вы счастья в нём не отыскали.

Так рвётся к небу и не может

Достичь небес фонтан алмазный,

И душу нежит и тревожит

Его рассказ непересказный.

А рядом ива молодая

Поникла под напев унылый.

Её манит земля сырая,

Прильнуть к земле у ней нет силы…

В моей душе любовь восходит,

Как солнце, в блеске красоты,

И песни стройные рождает,

Как ароматные цветы.

В моей душе твой взор холодный

То солнце знойное зажёг.

Ах, если б я тем знойным солнцем

Зажечь твой взор холодный мог!

Есть гимны звучные – я в детстве им внимал.

О, если б мог тебе я посвятить их ныне!

Есть песни дивные, – злой вихорь разбросал

Их звуки светлые по жизненной пустыне…

О, как ничтожно всё, что после я писал,

Пред тем, что пели мне в младенческие годы

И голоса души, и голоса природы!

О, если бы скорбеть душистый мог цветок,

Случайно выросший на поле битвы дикой,

Забрызганный в крови, затоптанный в песок, —

Он бы, как я, скорбел… Я с детства слышал

крики

Вражды и мук. Туман кровавый заволок

Зарю моих надежд, прекрасных и стыдливых.

Друг! Не ищи меня в моих стихах пытливых.

В них рядом встретишь ты созвучья робких мук

И робких радостей, смесь веры и сомнений.

Я в сумерки веков рождён, когда вокруг

С зарёй пугливою боролись ночи тени.

Бывало, чуть в душе раздастся песни звук,

Как слышу голос злой: «Молчи, поэт

досужный!

И стань в ряды бойцов: слова теперь ненужны».

Ты лгал, о голос злой! Быть может, никогда

Так страстно мир не ждал пророческого слова.

Лишь слово царствует. Меч был рабом всегда.

Лишь словом создан свет, лишь им создастся

снова.

Приди, пророк любви! И гордая вражда

Падёт к твоим ногам и будет ждать смиренно,

Что ты прикажешь ей, ты – друг и царь

вселенной!

Оно не в книгах мудреца,

Не в сладких вымыслах поэта,

Не в громких подвигах бойца,

Не в тихих подвигах аскета.

Но между тем, как скорби тень

Растёт, ложась на всё святое, —

Смотри: с востока, что ни день,

Восходит солнце золотое.

И каждый год цветёт весна,

Не зная думы безотрадной,

И, солнца луч впивая жадно,

Спешат на волю семена.

И всходы тайной силой пучит,

И вскоре листья рождены,

И ветер ласковый их учит

Шептать название весны.

Душа свершила круг великий.

И вот, вернувшись к детским снам,

Я вновь, как праотец мой дикий,

Молюсь деревьям и звездам.

Быть может, мир прекрасней был когда-то,

Быть может, мы отвержены судьбой.

В одно, друзья, в одно я верю свято,

Что каждый век быть должен сам собой.

Нет, за свою печаль, свою тревогу

Я не возьму блаженства прошлых дней.

Мы, отрицая, так же служим богу,

Как наши предки – верою своей.

Пускай мы пьём из ядовитой чаши.

Но если Бог поставил миру цель,

Без нас ей не свершиться. Скорби наши —

Грядущих ликований колыбель.

Мои сомненья созданы не мною,

Моя печаль скрывается в веках.

Знать, вера предков родилась больною

И умереть должна у нас в сердцах.

Из рук судьбы свой крест беру смиренно,

Сомнений яд хочу испить до дна.

Лишь то, чем мы живём, для нас священно —

И пусть придут иные времена!

Не до песен, поэт, не до нежных певцов!

Ныне нужно отважных и грубых бойцов.

Род людской пополам разделился.

Закипела борьба, – всякий стройся в ряды,

В ком не умерло чувство священной вражды.

Слишком рано, поэт, ты родился!

Подожди, – и рассеется сумрак веков,

И не будет господ, и не будет рабов, —

Стихнет бой, что столетия длился.

Род людской возмужает и станет умён,

И спокоен, и честен, и сыт, и учён…

Слишком поздно, поэт, ты родился!