Читать книгу Тайный Дозор - Николай Желунов - Страница 6

Книга Эфора Кимского размерами напоминала небольшой чемодан, обернутый телячьей кожей, и представляла собой умело переплетенную коллекцию папирусов. Языком летописи был древнегреческий, но Нелли это нисколько не смутило.

«…записано со слов достопочтенного купца, вавилонянина Хушрипшу, в год триста шестьдесят шестой от начала олимпиад, в городе Яффо. О временах жестоких и мудрых правителей, их бессчетных богатствах и забытых тайнах, когда в пустынях расцветали прекрасные сады вокруг озер человеческой крови, и боги наслаждались зрелищем бесконечных войн и истребления под корень целых царств. Одним из таких царств была земля Аккад, Шумер и Ур, что пользовалась в давние века покровительством семьи солнечных потомков Намму и Ану, коих предания относили к древнейшим из богов Востока. В правление царя Шаркалишарри нечистые племена тутавов, верховодимые неистовым Гадлабом, надвинулись на страну Шумер с южного моря. Зная, сколь сильно укреплены великие шумерские города Ур и Лагаш, Гадлаб призвал на помощь жрецов ночи и получил от них колдовское оружие ужасающей силы. Так было явлено морское чудовище Куш-рам-гудур; тутавские жрецы много лет растили его в потайном заливе Шун, выкармливая мясом пленных воинов и молодых рабынь…»

Нелли перевела дух, бережно перевернула желтый шуршащий лист папируса:

– Подожди минуту, тут много лишнего… Вот отсюда…

«…морской зверь поднял из воды свою змеиную голову и одним ударом хвоста разбил стоявший на правом фланге боевой корабль. Дротики и стрелы не пугали его. Крики умирающих воинов летели из бурлящих волн. Затем Куш-рам-гудур, поднимаясь из глубин залива, опрокинул один за другим еще четыре шумерских корабля. Остальные в панике разворачивались к берегу, оставляя берег и город Ур беззащитными для неисчислимой флотилии тутавов, шедшей с юга под черно-синими парусами. Тогда молодой царь Шаркалишарри повелел верховному жрецу храма Энлиля принести на палубу ларец, украшенный рубинами и изумрудами. Там, в алмазном ложементе, покоился указательный палец самого бога ветра, дарованный им городу Ниппуру, коему он особенно благоволил. Шаркалишарри благоговейно прижал к сердцу перст грозного бога, и ладонь царя окрасилась каплей его священной крови. Придворные и военачальники пали ниц в ужасе: Энлиль покинул мир в незапамятные времена, но палец его был словно только что отсечен от руки. Царь что-то шептал, закрыв глаза. Вдруг воин на носу корабля закричал от изумления: чудовище взмыло над кипящей бездной и поворотилось своей кошмарной мордой к тутавам. Оно с новым бешенством обрушилось на корабли врага, в считаные минуты разметав их обломки по волнам. Лазурная гладь залива покраснела от крови. Никто из тутавов не вернулся к своим очагам, и жестокий Гадлаб нашел гибель среди волн…»

«…все кто находился на корабле, кроме жреца, были казнены по приказу Шаркалишарри, дабы сохранить тайну. Позже легенда о том сражении передавалась от одного верховного жреца к другому, пока новые, более сильные боги не пришли на место старых, одряхлевших…»

«…не было силы во всем мире, чтобы остановить колдовскую тварь Куш-рам-гудур, и только с помощью Перста молодой царь подчинил волю зверя себе, заставил уничтожить флот его же хозяев и затем исчезнуть навеки. После этого царь вернул подарок великого бога в храм – по завещанию Энлиля воспользоваться им в течение своей жизни человек может только один раз…»

– Это все? – спросил я. От шипящих древних имен у меня зачесалось в ушах.

– Все, – повела узкими плечами девушка, – дальше про разрушение храма Двенадцати Девственных Амазонок в Эфесе.

– Не стоит, – остановил я.

Значит, артефакт позволяет подчинить чью-либо волю себе. Один раз, но этого должно быть достаточно.

– Какие-то сказки Шехерезады, – задумчиво сказал я, – жрецы, боги…

– Матвей, я думаю, ты и сам понимаешь, что это были за жрецы и боги.

Я подошел к окну. Вдоль горизонта в тусклом солнечном тумане плыли облака дыма от заводских труб, похожие на исполинских извивающихся гусениц. Воздух стал еще темней, будто в небе разлили банку чернил. На повороте к нашему дому остановился черный блестящий джип, перекрывая выезд на улицу, из него вышли несколько «жрецов ночи». Я узнал среди них длинноволосого Сета и его смазливую подружку.

Итак, дом Кравцовых выделили среди других. «Спасибо» загадочной дивчине в хитоне, помогла Темным понять, где я прячусь… К счастью, в позднем Союзе любили строить огромные спальные муравейники о двенадцати этажах и тысячах квартир, которые не так-то легко обыскать.

Я вставил батарею в телефон и набрал Скифа. Он взял трубку после первого гудка:

– Придумал?

– Ты можешь обещать мне, – попросил я, – обещать твердо, что Дозоры оставят меня в покое, если отвалится девчонка с ручным монстром?

– Даю тебе слово.

Свет и Тьма, но как? Для этого нужно быть Завулоном!

– Ты можешь приказать этой банде уйти?

– Мы теряем время.

– Что насчет Инквизиции?

– Будешь смеяться, но Инквизиция пока ничего не знает.

Смеяться? Впору рыдать. Темные хотят решить все сами, без стороннего арбитража.

– Сейчас не знает, – зашел я с другой стороны, – но если Темным утрут нос, они сразу же побегут жаловаться старшим.

– Пусть это не беспокоит тебя.

– Скиф… кто ты такой?

– Мы теряем время, Кот.

– Хорошо. Мне были нужны гарантии, и я их получил. Еще одна просьба… – Я оглянулся. Нелли тихо, как мышка, сидела на диване, неслышно перебирая струны. – Тут есть одна юная девушка и ее… старый больной родственник. Они не должны пострадать, если Темные атакуют.

– Они не пострадают.

– Ты гарантируешь это?

– Гарантирую.

– Ладно. Дай мне еще минут пять и смотри внимательно, если ты поблизости.

У меня оставался единственный шанс выпутаться из этой истории с честью. Все происходящее было какой-то грандиозной пирамидой лжи – но я уже летел в своей утлой лодочке в центр тайфуна, и поворачивать назад было поздно. Я сходил за футляром, запертым в «спецхран».

– Нелли, – позвал я, – что бы здесь ни происходило, ты единственная Иная, кто поклялся не причинить мне зла. Я не доверяю никому на этом свете, но тебе не доверяю меньше других.

Юная волшебница отложила гитару, встала, растирая кисти рук:

– Что нужно делать?

– Будь рядом, когда это начнется. Последи за мной. Если все пойдет плохо, отбери у меня артефакт.

Нелли нахмурилась:

– Надеюсь, до этого не дойдет.

– Потом верни. Он мне не принадлежит. И если будет совсем тяжело… брось мне Силы сколько не жалко.

– Хорошо. Вернешь потом в двойном размере.

– Ты удивительная девушка, – сказал я, глядя на нее с недоумением, – неужели тебе не интересно, откуда я взял такую древность и почему за мной охотятся оба Дозора?

– Матвей, дядя все рассказал мне. По-моему, это очень благородно, что ты рискуешь жизнью ради твоего отца.

Я замер на месте:

– Вы можете говорить с Книжником через Сумрак?

– В пределах дома – конечно.

– Логично… Что же, не будем терять времени.

Я сбегал умыться, потом сделал стакан сладкого чаю и быстро проглотил пару бутербродов. Не представляю, какой объем энергии может этот окаменевший палец вытянуть. Будем надеяться, у меня хватит Сил. Если нет – мой отец умрет. Возможно, я тоже.

Сначала я ничего не почувствовал. Перст лежал в моей ладони – холодный, твердый, словно мертвый кусок камня. В Сумраке древний артефакт виделся темным продолговатым пятном в пульсирующем алом лепестке ауры на моей ладони. Я не представлял, как он действует, но верил – к любому магическому инструменту можно в практической ситуации найти подход.

Я на миг приложил его к сердцу, как тот шумерский царь; бросил к нему мысленный посыл, короткий толчок: проснись – будто обращался к живому существу.

И Перст Энлиля дрогнул в ответ, принимая подаренную мной толику Силы.

У меня пересохло во рту: я видел, я чувствовал, как в моих ладонях оживает плоть давным-давно (многие тысячи лет назад) ушедшего в Сумрак Великого Светлого. Мир качнулся перед глазами.

Помоги, шевельнулись мои губы.

Пусть чужое станет моим – до поры. Возьми мою Силу. Живи! Пусть небольшой частью тебя – вернись в этот мир. Смотри моими глазами, дыши моими легкими и дай взамен то тело, о котором прошу.

Перст Энлиля отчетливо дрогнул и повернулся в пространстве, словно стрелка компаса.

Я облизнул сухие губы. Окаменевший палец древнего Иного указывал вниз, во двор, где меня терпеливо поджидала погоня из «замка».

Да.

Ты не ошибся.

Поток Силы заструился сквозь мои пальцы, похожий на серебристые сверкающие нити в сером тумане.

На короткий миг я увидел себя со стороны: я полулежал на диване, сжав ладони; рядом, с интересом глядя на меня, сидела Нелли. Затем я почувствовал дуновение горячего ветра. Я никогда не бывал в пустыне, но почему-то сразу узнал ее: да, это вечная, тысячелетняя пустыня, здесь в тени пятьдесят градусов, а на солнце все семьдесят, как в печи. Здесь на раскаленных руинах древнего храма дремлют в песке пустынные гадюки с черными бусинками глаз, а если прислушаться – между стен еще звучит эхо слов мертвого языка, что когда-то решал судьбы этой части мира.

Потом наступила темнота.

* * *

Холодно. Так холодно.

Но сильнее холода – ненависть.

Я могу ждать вечно, пока ветер и солнце не разрушат эти огромные сияющие дома, выстроенные великанами.

Я привыкла к колючему холоду и липкой снежной каше под ногами, пусть они и мешают сосредоточиться на поиске.

Мне кажется – вот-вот я увижу его… найду наглого вора и вырву из плеч его руки, залью снег его кровью… но словно темное облако накрывает глаза на мгновение, и я снова жадно ищу, снова пытаюсь разглядеть его в гигантских каменных коробках, набитых людьми. Разглядеть и дать команду Малышу – взять, наказать, отобрать похищенное у Хозяина.

Ненависть сильнее холода!

Вчера он трусливо бежал от меня, но я не отставала, я видела далекий огонек впереди и кроваво-алый след плоти великого бога в Сумраке. Я почти догнала его… Он где-то здесь, он спрятался в одной из тысяч смрадных каменных нор, но я чувствую его запах, его страх, его отчаянную надежду. Ему не уйти отсюда никогда.

Хозяин будет гневаться, когда узнает, что я упустила его в «замке». Хозяин будет ласков со мной, когда узнает, как жестоко я отомстила.

Несмотря на лютый холод, при мысли о Хозяине внизу живота разлилось тепло, и я провела ладонью по своей щеке, вспоминая его прикосновения.

Уходи отсюда немедленно.

Эта мысль пришла ко мне неожиданно, оформленная и четкая. Она обещала освобождение от холода, отдых и покой.

Тебе нечего делать в этом городе. Здесь опасно. Домой.

Малыш что-то почувствовал. Он поднял свою большую и красивую, покрытую шишками голову и вопросительно посмотрел на меня.

Верно. Здесь плохо. Здесь холодно.

Я повернулась и сделала несколько шагов прочь по хрустящему сугробу.

Нет.

Я словно налетела на стену.

Я – Сати. Моя жизнь – охрана и защита имущества Хозяина. Ненависть, любовь, презрение, восхищение, месть, покорность, ожидание, превращение, покой.

Ноги сами понесли меня обратно.

Да уходи же, глупая девчонка. Забудь про Хозяина. Забудь про ненависть и месть.

В этот раз я даже не сдвинулась с места.

Нет.

Я – Сати. Моя жизнь – охрана и защита имущества Хозяина. Ненависть, любовь, презрение, восхищение, месть, покорность, ожидание, превращение, покой.

Малыш глухо зарычал, разворачивая упругое тело кольцами вокруг меня, будто танцующая кобра. Малыш чувствовал какую-то угрозу, мой защитник, мой хороший. Я не чувствую опасности. Я не понимаю, почему он беспокоен.

Бедная маленькая хорошенькая Сати. Кто превратил тебя в послушную куклу-убийцу? Как жестоко с тобой поступили, как подло заставили рисковать жизнью, мерзнуть в этой хламиде на двадцатиградусном морозе, ради чего? Где твоя мама, твой отец, твои братья, почему они не защитят тебя? Там, где они, сейчас тепло и радостно – только там. Надо найти их, да… надо вернуться…

Шквал жалости к себе накрыл меня. Я слепо побрела куда-то, ударилась щекой о ствол обледенелой березы, обняла его.

Нет, нет, нет.

Не помню я никакой мамы, никакого тепла. Ничего этого нет – и не было никогда. Я – Сати. Моя жизнь – охрана и защита… моя жизнь – холод, моя жизнь – ненависть! Я найду вора и свершу над ним месть.

Темные фигурки собрались у каждого подъезда, их много – десятки, они разбиваются на группы и бегом поднимаются по ступеням. Они тоже ищут вора. Пусть ищут. Когда найдут – мы с Малышом не останемся в стороне.

* * *

Я ничего не понимал. Судя по всему, мне легко удалось овладеть разумом Сати. Она даже собралась уходить.

Но вернулась обратно.

Ее сознание не могло закрыться, не могло противиться Персту Энлиля – пусть даже она сама была Стражем артефакта. Никто не устоял бы перед этой изощренной магией. На какое-то короткое время я в буквальном смысле стал этой черноглазой девчонкой, я чувствовал морозный воздух в ее легких, я слышал сбивчивый стук ее сердца… словно моя душа заняла ее место в худеньком теле.

Однако спустя несколько мгновений будто пришел противоположный приказ, и девчонка вернулась к своей цели: найти, отнять, убить, отомстить. Может быть, червь воздействует на нее? Нет уж. Червь – только бешеная, скрученная в угрожающий образ энергия, сумеречное оружие, приданное в помощь охотнице за вором. Энергия приходила откуда-то, питая тело чудовища, не давая замерзнуть Сати, энергия мощная и словно неисчерпаемая, и я завидовал своим преследователям: сам я сейчас тратил Силу очень экономно.

Что можно сделать? Сати – не человек, это понятно – она легко перемещается между сумеречным и физическим миром.

Иная? Пожалуй… но очень странная. Ее аура по-прежнему тусклая, красно-зеленая, размытая. Куцая какая-то аура, скажу я вам. Да кто же она такая?

Сати то появлялась в физическом мире, то проваливалась в Сумрак, находясь как бы сразу в двух мирах, контролируя и меня, и своего чудовищного спутника. Над ней висела легкая Сфера невнимания, скрывавшая ее от людей – но не от меня. Она хотела, чтобы я видел ее и знал: она пришла за мной.

Одна мысль в ее сознании – найти и отомстить. Хотя постойте… еще воспоминания о ласках хозяина. Допустим, Маклер превратил молоденькую девушку, неполноценную Иную, в свою рабыню, в биоробота, у которого только две функции. Основная: защищать артефакт, и в довесок – сексуально удовлетворять своего владельца.

Апелляция к детству, к теплу очага, к родителям не сработала. У нее нет таких воспоминаний. Значит, ее изъяли из семьи в грудном возрасте. Или… у нее никогда и не было семьи.

Я беззастенчиво рылся в памяти Сати, я словно погружался в мутный пруд, где плавали хаотично кусочки образов: ухмыляющийся Маклер, пыльный чердак в «замке», печальная прохлада Сумрака. Целые дни проводить на чердаке – это немыслимо!

Краем глаза (я смотрел глазами Сати) я видел, как Темные принялись обшаривать подъезд. Как бы ни было искусно укрыто жилище Книжника и Нелли, скоро его обнаружат. А я понятия не имел, что мне делать.

Маклер обращался с девочкой, как с вещью. Конечно, Темные способны на любую мерзость, но даже у рабыни может в ее рутине быть какое-то разнообразие. Она могла бы выходить на прогулку во двор, смотреть телевизор, а не сидеть все время под крышей, как спящая птица.

Только если… ей это не нужно. Если Сати и в самом деле в каком-то смысле вещь. Химера.

Подзабытое знание нашлось на дне памяти. Я где-то читал о химерах несколько лет назад, но тогда не придал значения. Зря.

Нет особого интереса создавать искусственного человека – людей в избытке слоняется по улицам. Но вот искусственного, во всем послушного Иного-раба…

Накатил приступ тошноты.

Я никогда не смогу по-настоящему овладеть сознанием Сати. Это не разумное существо в полном смысле слова: у нее нет свободы, которую я мог бы отнять и заменить своей волей. Есть только программа, и Сати будет возвращаться к ней опять и опять.

Проблема усложнялась. Занятый ее решением, я не видел и не слышал, как Нелли взяла мой мобильный телефон, набрала в истории звонков последний исходящий номер и коротко сказала что-то в трубку. Я не видел и не слышал, как она подбежала к входной двери, держа наготове маленький шестизарядный револьвер; как лязгнули язычки отпираемых замков – и в квартиру быстро вошла высокая темная фигура.

* * *

Холодно.

Холодно – и страшно.

Вдалеке со стоянки выкатилась длинная желтая машина с круглыми фарами, похожими на глаза хищной птицы. Остановилась у обочины дороги, и от остановки к ней поспешили люди в тяжелых зимних облачениях, с мохнатыми шапками на головах.

Я опустила глаза вниз и поняла: мои ноги медленно переступают по снегу. Несколько шагов – и я оказалась у самой дороги, укрытой тонким ледяным саваном.

Зачем я пришла сюда?

Малыш тревожно заскулил, выполз на дорожное полотно, перегородив его в Сумраке.

Но машины едут не через Сумрак.

Я не понимаю саму себя.

Все чувства погасли, осталась лишь липкая пелена страха перед глазами. Нужно было вернуться на детскую площадку, на мой сторожевой пост – но мною овладело равнодушие ко всему.

Я – Сати. Моя жизнь – охрана и защита…

Конечно, Сати. Вору не уйти от тебя. А сейчас нужно, чтобы ты вышла на дорогу.

Повелевающий голос звучал в самой глубине души. Он был как шепот вечности; как лезвие ножа, неторопливо раздвигающее ребра.

Желтая машина – автобус, наполненный людьми, медленно тронулся с места. Заурчал мотор, и в морозном воздухе поплыли сизые облачка бензинового дыма.

Ноги вынесли меня на обледенелый асфальт.

И автобус уже катился вперед, быстро набирая скорость.

Нет, нет, нет. Мне не нужно туда, стоп.

Я сделала шаг назад.

Все правильно, Сати, все идет прекрасно. Хозяин хочет, чтобы ты встала у него на пути. Так нужно сделать – только так можно поймать вора. Теперь выходи из Сумрака!

В этой мысли не было логики – но ее нельзя было оспорить. Высоко подняв голову, я выскользнула из Сумрака и почти бегом вышла на проезжую часть. Где-то позади жалобно взревел Малыш, и тут же его хриплый голосок оборвался.

Здесь было холоднее, чем в Сумраке! Голые ступни мои чуть не прилипли к ледяной поверхности дороги. Ветер подхватил невесомый подол хитона, рванул его – будто хотел столкнуть меня обратно в снег.

Теперь водитель автобуса заметил меня. Наверное, для него это выглядело так, словно я просто появилась из ниоткуда посреди дороги. Рот его широко раскрылся, глаза стали круглыми, как обкатанные морем камешки.

На остановке пронзительно заголосила женщина.

Мне снова стало страшно. Что я делаю здесь? Что за глупые мысли привели меня сюда – успела подумать я, глядя, как в оглушительном визге тормозов автобус заваливается набок, как он обрушивается на меня, закрывая солнце, словно огромное убитое животное. Мелькнули перекошенные лица пассажиров за стеклом – уже близко-близко, кто-то из них прикрыл руками голову, готовясь к удару, кто-то судорожно ухватился за поручень.

В последнюю долю секунды перед ударом мир исчез.

Я без сил, задыхаясь, упала в привычную серую круговерть – к взволнованно скулящему Малышу.

Я возвратилась в Сумрак.

* * *

Не смог я ее убить. Нет, я понимал: или она меня, или я ее, но… не смог. Сам удивляясь проснувшемуся умению хладнокровно лгать, я привел Сати на край гибели. И здесь пожалел. Возможно, потому, что в каком-то смысле я сам был ею.

Я не сомневался – как только автобус размажет тело Сати по асфальту, оборвется поток Силы, питающей червя, а я вернусь в свое тело. Цель была очень близка… но я сам же отбросил себя от нее. В Сумраке автобус не причинил девчонке никакого вреда.

Словно издалека долетели до моего сознания глухие звуки многих голосов. Кажется, кто-то колотил в дверь квартиры Нелли, и не только руками. «Дневной Дозор, немедленно откройте!» Я поборол жгучее желание бросить Перст Энлиля и готовиться к драке. Нет. Думай, что можно сделать. Второго шанса воспользоваться артефактом у тебя не будет.

Я мысленно отхлестал себя по щекам.

Жди теперь следующего автобуса! Или машину!

Как назло, улица была в этот холодный выходной день пуста. Не удивлюсь, если ее уже перекрыли. Да и удастся ли второй раз внушить то же самое Сати? И я сам не чувствовал в себе сил снова подтолкнуть девчонку к суициду.

Я поднял худенькие, посиневшие от холода руки девочки и посмотрел на них ее же глазами. Что, что я могу еще предпринять? Она слушается, хоть и неохотно – лишь отказывается сделать самое главное, самое нужное – уйти. Что может убедить ее?

Наверху полыхнуло, вспухла черная клякса тьмы. Дневной Дозор пошел на штурм, грубой силой взламывая магическую защиту Книжника. Люди на улице один за другим опускались на снег, засыпали, подкладывали под головы варежки и сумки. Сработанный кем-то из Темных «морфей» погружал в сон жителей всего микрорайона – не действовал лишь на Иных из Дозоров и на Сати.

Сколько у меня еще времени?

Хуже всего было то, что Силы у меня почти не оставалось. Я провел в Сумраке уже много времени – едва ли не больше, чем когда-либо в своей жизни, и Перст Энлиля отбирал немало энергии.

Реальность становилась зыбкой. Мой изможденный рассудок уже не всегда мог с уверенностью определить, кто я – Иной Матвей Гордеев или девушка-химера. Эта шизофреническая раздвоенность усугублялась взаимным желанием друг друга уничтожить.

Я заставил Сати встать на ноги и пройти несколько шагов. Зачерпнул ладонями снега, бросил в лицо. Устало посмотрел на засыпающих вокруг перевернутого автобуса людей.

Сати, уходи отсюда. Уходи, пожалуйста, и забудь дорогу к этому дому.

Нет. Я умру, но не предам Хозяина.

Неужели нет ничего в твоей жизни важнее блага Хозяина? Ничего не радует тебя – ничего, что ты взяла бы взамен возможности отомстить?

Нет. Хозяин создал меня. Я навеки его вещь.

Проклятье. Проклятье!

К подъезду осторожной походкой приблизились двое Светлых дозорных. У одного из них мерцали на правой руке несколько подвешенных боевых заклятий. Второй негромко говорил что-то в трубку мобильного телефона.

Боевые маги. Подойти к ним? Объяснить все и попросить убить меня (Сати)?

Не станут они этого делать. Их прислали наблюдать и не вмешиваться.

Приступ тошноты вновь скрутил меня – но я не мог даже вывернуть наизнанку свой желудок, я был в чужом теле! Новая страшная идея пришла мне на ум: я мог остаться в теле Сати навсегда, вытеснив ее личность, бросив свое прежнее тело умирать в квартире Нелли. Нет, пожалуйста, нет…

Сати, уходи. Уходи. Уходи.

Да, я – Сати. Моя жизнь – охрана и защита имущества Хозяина. Ненависть, любовь, презрение, восхищение, месть, покорность, ожидание, превращение, покой.

На крыше дома, на фоне апельсиновых облаков, появились маленькие темные силуэты. Они проворно опустились на тросах, повисли напротив окон квартиры Нелли. Сразу же что-то замерцало, посыпалось искрами, земля под ногами ощутимо дрогнула. Штурмующие все меньше стеснялись в средствах.

Силы покидали меня. Солнечный свет в глазах померк на мгновение, затем словно нехотя появился вновь.

Я почти отключился, но почувствовал слабенький теплый ток энергии, наполняющей меня. Спасибо, Нелли.

Сати, а не пошла бы ты к черту.

Я – Сати. Моя жизнь – охрана и защита имущества Хозяина. Ненависть, любовь, презрение, восхищение, месть, покорность…

Ты – не Сати.

Обессиленный, уже почти потерявший связь с девчонкой, я успел сказать:

Твое имя… Кристина. Ты родилась и выросла в городе Костроме. Отпусти Малыша навсегда и уезжай туда первым же поездом. У тебя нет никакого Хозяина и никогда не было. Нет Сумрака и колдовства. Нет Иных и рабства перед ними. Ты свободный человек. Человек! Сейчас ты забудешь все, что с тобой было до этого момента, – и будешь помнить только мои слова. А теперь, Кристина, проснись и уезжай из города навсегда.

Мгновение головокружения: я видел комнату Нелли и себя в ней – я лежал на диване, весь мокрый от напряжения; девушка положила мою голову себе на колени.

В следующий миг я упал на пол, тяжело дыша, борясь с тошнотой. По комнате полз едкий дым, где-то рядом ритмично стучал в стену тяжелый молот.

– Ты молодец, Кот, – произнес надо мной низкий мужской голос.

С усилием я поднял голову и увидел грубоватое красное лицо. Левый глаз незнакомца был прикрыт черной повязкой. Рефлекторно я прижал к груди Перст Энлиля.

– Ты справился, – сказал он, – Сати уходит. Хотя идея с автобусом была более надежной. Я наблюдал за тобой все это время. Ты держался неплохо.

– Скиф? – выкашлял я.

– Рад познакомиться лично. Однако нам пора уносить ноги. Через минуту здесь будет Дневной Дозор.

Он сделал пасс ладонью – и в воздухе посреди комнаты ярко вспыхнула белая рамка портала.