Читать книгу Сказочки для отчаянных. Издание второе, исправленное и дополненное - Николай Кокурин - Страница 7

В детстве я мало кушал. Не потому что не было что поесть или была блокада Ленинграда, я жил немного не в Ленинграде и совсем в другое время, но кушал мало. Так мало, что постоянно падал в голодные обмороки. Кушать было некогда, я был очень занятой ребёнок, я дружил с Музой – играл в футбол-хоккей и на гитаре, занимался в цирковой студии при Дворце Культуры Химиков у Анатолия Николаевича Грачёва, собирал марки, значки и машинки, каждый год влюблялся в разных девочек, писал, соответственно стихи, дрался с одноклассниками и шарил по карманам в раздевалках, собирал мелочь, чтобы сходить в кино или купить виниловую пластинку. Когда денег не было пластинки я воровал в городском Универмаге и меня даже один раз поймала продавщица, в которую я уж собирался влюбиться, отвела к администратору, тот снял с меня куртку, потому что я не хотел говорить своего адреса, сказал, что родителям-то уж я скажу, где куртку оставил и они придут. Не сказал. Не пришли. Сказал, что хулиганы на улице раздели. То есть ещё и врал, поэтому кушать мне было совсем не досуг. И я падал в обмороки прямо на школьных линейках. И меня носили на руках в школьный кабинет врача, давали нюхать нашатырь. Наверно, думали, что у меня от этого Аппетит появится, чтобы я ел и не падал. Но Аппетит не приходил, а Муза всегда была со мной.

Бывало даже мама прибегала ко мне на тренировки, звала покушать и жаловалась тренерам, что я не ем. И тренера меня уговаривали сходить покушать. Я говорил, что Аппетита нет. А они говорили, что Он приходит во время еды. Но я не замечал. Толи к ним какой-то другой Аппетит приходил, толи они врали.

Но став чуточку постарше, я тоже стал замечать, что даже если не хочется кушать, а надо, то где-то вдалеке всё же начал маячить Он, Аппетит. Хотя и не особо близко приближался. Тогда я стал экспериментировать и провоцировать Его придти – чаще стал питаться, пусть и понемногу, но раз шесть за день. То там хлебнёшь, то здесь откусишь.

В тоже время стал замечать, что Муза раз от разу, благодаря моим перекусам, как-то притихала. И чем дальше, тем больше. Футбол-хоккей и цирк уже были позади, гитара всё реже бывала в моих руках, девки не радовали, стихи не писались. Аппетит всё-таки пришёл и я научился курить, пить и валяться на диване с кем ни попадя, не различая полов и на потолки не обращая вниманья.

Разжирел как боров перед Рождеством, аж 126 кило весил, и вдруг осознал, что эксперимент слишком уж затянулся. Пригляделся, а Музы-то и нет вовсе. Хотя и продолжал по инерции чего-то бряцать на гуслях и горлопанить со сцены всякую чушь супротив правительства, соседей, погоды, законов природы и Бога, гравитации и всех прочих не подвластных регулировке стихий.

Пора было сменить репертуар и сворачивать эксперимент. Или начинать новый, основанный на обратной теореме. То есть, если Аппетит приходит во время еды, а Муза уходит, то, чтобы вернуть Музу, нужно, чтобы Аппетит ушёл. Так или нет, нужно было проверить.

И, вспомнив детство золотое, я, подражая Иисусу, искупался в речке, точнее переплыл Оку в чём мама родила, то есть в шортах, и подался в гористые леса на том берегу Оки жить под кустом и морить себя голодом. Чтобы этот поганый Аппетит сгинул в своё адское пекло и ко мне вернулась быстрокрылая Муза.

Целых три дня Он меня мучил, искушая воспоминаньями и соблазняя набухавшими на деревьях почками, всё же весна. После стало полегче, Он стоял в сторонке, выжидая моментов. Иногда прятался за деревом или кустом, чтобы усыпить мою бдительность, и выскакивал неожиданно, едва попадалось мне на глаза что-нибудь более-менее съестное – травинка ли, слизень или сорока. Но я был стоек и непреклонен. Но Музою и не пахло. Ни на что меня уже не тянуло, интерес к жизни угасал.

Сорок дней и ночей я не пил и не ел, как Иисус в пустыне, среди мышей лесных и насекомых я слонялся неприкаянный от сосны к берёзке, от пенька к оврагу и наоборот. Негде голову было приклонить и попу, но я преклонял, где уж придётся. Даже во сне, если Аппетит прокрадывался туда, был Он мне совсем не интересен, и Он уходил не солоно хлебавши.

Музы всё же не было видать. Однако под конец сорокоуста голодания Муза соизволила мне присниться, и мы били там вместе. В месте злачне, месте покойне, отнюдуже отбеже болезнь, печаль и воздыхание, но жизнь бесконечная. Словами иначе это никак не скажешь.

Я был на седьмом или 318-м небе, не знаю, не считал, не до того было. Просто блаженствовал, став с Музой единым целым. И никакого Аппетита к земным вещам в тот момент совсем-совсем не испытывал, даже тени, ни малейшей вибрации.

Был ли это сон или инобытие, глюк или реальность, не вем. Ведаю только одно, что ничего другого мне в этой жизни не надо, всё суета сует и томление духа, всяческая суета. Кроме этого. Если бы этого не случилось на тот момент я уже решил покончить с собой, ибо не видел выхода и смысла в Бытии в целом и в моём в частности. Уже подыскивал место где брошусь с обрыва или утоплюсь. А теперь не знаю к чему это явление Музы случилось. Толи как поощрение за суицидальные мысли, мол, вперёд, после добровольной смерти будет всё именно так; толи чтобы отговорить от этого, мол, потерпи немного и Муза вернётся сама собой.

Так или иначе, и этот эксперимент удался, и теорема подтвердилась. Теперь теорию можно утверждать как аксиому: Муза приходит во время поста (т.е. измождения плоти) и молитвы (то есть умственного отстранения от суетных мыслей) и никак иначе. Что и требовалось доказать. Хотите верьте, хотите проверьте. А я теперь живу только одним – ожиданием и предвкушением вечного блаженства в единстве с Музой. Впрочем, и само предвкушение уже почти как блаженство, его отблеск и отражение, предтеча вечной жизни в Раю. Так для рабов Аппетита таким предвкушением, например, является запах пищи, которую они в скором времени поглотят.

Муза и Аппетит по-сути очень похожи, оба эти настроения, духи, влекут человека к действию и приносят удовлетворение, возбуждают интерес к жизни, развивают интеллект. В чём же тогда разница? Ни в чём, это одна и та же сущность. Только пользуемся мы Ею по-разному. Муза или Гений совершенствует в Любви, бескорыстии, самоотдаче даже до смерти крестной; Аппетит загребает всё под себя, в себя, себе, своим, лишь бы с голоду не подохнуть. Ну, тогда подохнешь от обжорства. Можно подумать такая смерть лучше. Хороша ли здесь Середина, золотая ли она? Прав ли, Сказавший, что: «невозможно служить одновременно Музе и Аппетиту, ибо если одного возлюбишь, то другого возненавидишь»? Если прав, то посредственность, (обыватели, мещане) в любом случае служит Аппетиту, потому Он как ложка дёгтя в бочке мёда портит всё содержимое.

08.08.2019. 18ч.09м. Дорофеево