Читать книгу Записки продавца - Николай Куценко - Страница 3

А начиналось все вовсе не в корпорациях, продажами в которых я руководил, и не в университете, который в течение 5 лет убивал во мне живой интерес к людям и окружающему миру, а все в том же далеком детстве, все в том же Звездном городке.

Сколько же мне тогда было? Думаю, не больше десяти. К нам в дом прибежала подруга мамы и шумно и сбивчиво стала рассказывать, что у нас в Звездном планируется поездка для детей в Польшу – туристическая! Что было в те времена страшной редкостью. И путевки на эту «редкость» остались всего две. Одна – как она планировала – для ее дочери, а другая – для меня:

– Тома, ну пусть Коля едет с Верунькой, им вдвоем веселее будет, да и мне не страшно Верку отпускать с ним: хоть еще и маленький, но все ж мужчина, – засмеялась она.

– Сонь, да не знаю… Страшно как-то. А вдруг там с ними что-нибудь случится, как мы потом жить-то будем? Нет, не хочу, не поедет он никуда! – отрубила мама.

В словах соседки я почувствовал издевку, а Верка всего-то старше меня была на год. Но обижаться было некогда: от одной мысли, что я могу поехать за рубеж, где, кстати сказать, никто из всей моей родни ни разу не был, у перехватило дух:

– Мам-мам, ну, пожалуйста, отпусти! Я всю жизнь мечтал! Я даже на море ни разу не был, а тут – Польша! – взмолился я и затряс ее за руку.

– Коля, хватит! Сказала нет, значит – нет, – отстранилась мама.

Я… Я не выдержал и заплакал. Где справедливость? Мои друзья каждое лето ездили на море, и потом долго еще рассказывали всякие истории про далекие города, звучащие, как названия планет, – Сочи, Ялта, Евпатория, Геленджик… А я каждое лето маялся у бабушке в деревне на Украине. И тут я в отчаянии закричал:

– Если ты меня не пустишь, я убью себя. Не хочу больше так жить!

Мама от неожиданности потеряла дар речи, а тетя Соня подпрыгнула на диване:

– Тамара, да отпусти ты его! Вдруг и вправду убьет себя, – они сейчас, знаешь какие?.. Чего угодно можно ожидать… Как вы с Валентином после этого жить будете? – воспользовалась моментом тетя Соня.

– Да Бог с тобой, какие ты вещи страшные говоришь! Ладно, пусть едет, а то и правда уж десять лет, а кроме деревни ничего не видел, – неожиданно быстро сдалась мама.

И они принялись обсуждать с тетей Соней детали предстоящей поездки. Оказалось, что помимо оплаты за поездку надо будет взять с собой некоторые вещи для того, чтобы на таможне обменять их на местные деньги – злотые. В Союзе валюту купить было нельзя, и только таким путем можно было хоть что-то получить на карманные расходы. Среди рекомендованных вещей предполагались: матрешки, брелоки с советской символикой, открывашки с гербами и почему-то детские сапоги, ну и другая всякая всячина, не представляющая особенной ценности, ну, может быть, кроме сапогов. Никто этот список не обсуждал и не критиковал, поскольку другого шанса получить заветные злотые не было.

На следующий день мы с мамой поехали по рынкам покупать все это барахло. Много решили тоже не набирать, так как думали, что останется время и на музеи. И этот «всякой всячины» набралось примерно на сумку.

Через неделю родители повезли нас с Веркой в Москву на пункт сбора. Погода стояла отличная, и все участники будущего путешествия в радостном нетерпении собирались в группки на улице и о чем-то беседовали. Группа была уж очень разнородна по составу и возрасту: от семи до шестнадцати. Но родителей это почему-то не удивило. К нам вышли два экскурсовода, Ирина и Марина:

– Уважаемые родители, надеюсь, что дети взяли с собой достаточно товаров, которые, как мы и обещали, можно будет обменять на таможне на злотые. В остальном программа наша довольно многообразна: мы посетим три города, осмотрим основные достопримечательности и даже увидим бункер, где скрывался Гитлер, – сказала уверенно Марина.

Родители тихо переговаривались, помогая складывать баулы с товарами в автобус. Водитель прогревал мотор и был готов тронуться в путь. Через час мы выехали из Москвы.

Весь автобус был завален барахлом, заполнившим каждый сантиметр свободного (некогда) пространства. Особенно много его было у экскурсоводов. «Наверно им нужно много злотых, – они же старше всех» – подумал я. Но об истинных причинах нашей поездки ни я, ни другие ребята, конечно, знать не могли.

Ночью мы остановились на польской таможне и простояли там несколько часов. Ирина с Мариной, явно нервничая, все время бегали курить, а водитель, отчаянно жестикулируя, о чем-то говорил с пограничниками, периодически матерясь в сторону. По его виду несложно было догадаться, что нас по каким-то причинам пропускать не хотят. Все мы тоже как-то поднапряглись: ехать домой никому не хотелось. В результате многочасовых переговоров «консенсус» был найден: водитель вытащил два ящика водки и отдал пограничникам. И мы, наконец-то, пересекли границу с Польшей, за которой уже медленно начинало вставать первое мое «заграничное» солнце.

Автобус проехал несколько километров и остановился у ближайшего ларька, чтобы пассажиры могли выйти и купить себе воды, но злотые были только у экскурсоводов и некоторых старших членов группы. И тут я вспомнил про наши вещи, которые мы должны были обменять на таможне на деньги и побежал к Ирине:

– Ирина, надо вернуться назад: мы с Веркой забыли обменять вещи на злотые!

– Не переживай, будет еще у вас с Веркой возможность все поменять и не раз, – успокоила она меня.

Что она имела в виду, я тогда не понимал, но вдруг я увидел ее и сразу обо всем забыл: в витрине ларька гордо стояла красная банка колы, которую до этого видел только по телевизору. В этот момент я понял, что мечтал об одном: открыть банку и попробовать! И что скоро мечта сбудется: надо только обменять мое «барахло» на вожделенные злотые. Ну, и настроение сильно улучшилось.

Вечером мы заехали в лес, который вел к бункеру. Дорога все время петляла, – как нам сказали, это было сделано для того, чтобы уменьшить шансы попадания авиабомб в машину, на которой в давние времена мог ехать… Гитлер. О нем я что-то слышал, но не мог тогда вспомнить что именно.

Бункер был переоборудован под дешевую гостиницу – в каждом номере могло проживать от четырех до шести человек, а туалет с душем были в конце коридора. Меня поселили в номер с двумя мальчиками-близнецами и с кем-то еще мужского пола. Близнецы привезли с собой сумку с детскими сапогами, которые, как выяснилось позже, были очень ходовым товаром и разошлись в первый же день. Хотя близнецы и были самыми маленькими – им было чуть больше семи, но все время бегали курить, что всех нас сильно удивляло и напрягало. По очереди мы помылись в единственном душе и быстро заснули, устав от длинного пути.

Разбудили нас в четыре утра, когда на улице было еще темно. Не понимая причины столь раннего выезда, мы на скорую руку пытались позавтракать. Верка принесла остатки охотничьей колбасы, а у кого-то из близнецов нашелся кипятильник и сухой батон. Соседи дали нам заварку и – с миру по крошке – мы кое-как перекусили. А на улице уже потихоньку поднималось солнце.

Мы ехали долго, наверно часа два, а может и больше. Верка все гадала, куда же нас везут, и какой город или музей мы сегодня увидим. В предчувствии чудес мы были счастливы, радуясь всему вокруг, даже пробегающим за окнами картинками «чужой жизни». Около семи утра мы подъехали к крупному рынку.

– Ребята, у нас примерно час до открытия, поэтому быстро выгружайте товар. У нас седьмая линия, места можете занимать любые, – скомандовала Марина.

– А что мы будем делать? – поинтересовался я.

– Продавать то, что везли сюда, – ответила Ирина. – Ты же сам хотел все поскорее обменять? Вот и вперед!

Для большинства туристов это была не новость, и они стали привычно вытаскивать свои баулы и чемоданы. А вот мы с Веркой так и застыли с открытыми ртами. Потом обреченно вздохнули и стали вытаскивать свое «барахло» и устраиваться рядом.

У нас было два места, примерно пару метров длиной и в метр шириной. Мы разложили свой товар. Примерно через час стали подходить первые покупатели. Держались они гордо и неприветливо. Первое, что спрашивали, указывая на выбранную вещь, – «Иле», то есть «Сколько?» Так как польского никто из нас не знал, приходилось писать сумму на бумажке. Товар стал потихоньку расходиться. В основном потому что мы «» истинных цен не знали и придумывали навскидку. К обеду у нас с Веркой уже появились первые деньги, и мы побежали в местный буфет, чтобы купить что-нибудь вкусное. И тут я увидел второе чудо – хотдог. То есть не тот, что в девяностые продавали на вокзалах бабушки, а тот, что сейчас продают в специальных ларьках типа «Стардогс», когда на сосиску насыпают всякой всячины, да и сама сосиска чем-то похожа больше на маленькую колбасу. Все первые деньги мы с Веркой потратили на колу и на хотдоги, оставив на потом мечту купить еще одно чудо – киндерсюрприз, яйца с игрушкой, которого мы не видели даже по телевизору.

Так незаметно прошел день, и нас увезли обратно в бункер. Весь вечер я провел блуждая по его окрестностям и находя разные вещи, которые в Союзе отыскать было проблематично. Так хотелось взять почти новые, но рваные кроссовки, да брезгливость взяла верх, и я к ним даже не прикоснулся. Перед сном мы с близнецами, которые долго подсчитывали вырученные барыши, попили чаю.

Утром все повторилось: в районе пяти наша группа была уже в автобусе, и мы ехали в новый город, – вернее, на новый рынок. Все было как в первый день. Правда, «экскурсоводы» решили тех, кто накануне реализовал почти весь свой товар, и были свободны, подключить к тем, у кого еще что-то осталось: они должны были подбегать к блуждающим по рынку полякам и, делая милую мордашку, подтаскивать их к нашей линии. Мне это занятие сразу пришлось не по душе, но Верка заметно в нем преуспела, и вскоре у моего места стали толпиться покупатели, разбирая остатки товара. Впрочем, тоже задешево.

К вечеру у нас с Веркой появились деньги на подарки родителям и какие-то сувениры для себя. Я купил серебряную цепочку, шарик лизун и еще что-то. Несмотря на чудовищность всего происходящего, мы с Веркой были по-своему счастливы и даже смогли в обед посетить первую достопримечательность – католическое кладбище, расположившееся на краю рынка. Мы бегали вдоль могил, осматривая кресты, которые по непонятным для нас причинам сильно отличались от наших. Главное, – мы наконец-то увидели первые проявления западного искусства, пусть и в таком странном месте.

Вечером начались неприятности, и появились первые слезы: у многих пропали все деньги, заработанные за два дня нелегкого труда. К несчастью в их число попала Верка и близнецы, поэтому жить мы теперь могли только на то, что осталось у меня. Хотя этого было немного. Верка сильно плакала не столько от потери денег, как от того, что кто-то из наших «экскурсантов» мог с нами так поступить. Близнецы расстраивались и все чаще бегали курить. Нам оставалось продержаться последний день, на него деньги еще были: я хорошо спрятал свою заначку, и до нее не добрались. Поплакав и успокоившись, мы легли спать уже за полночь.

Утром мы въехали в Варшаву, вернее, на ее центральный рынок. Нам с Веркой продавать было нечего, а моих денег должно было нам хватить на пару хотдогов и колу. Про киндерсюрприз пришлось забыть.

Несмотря на проблемы, настроение было хорошим, и мы разгуливали по рынку, любуясь всякой всячиной, попадавшейся на пути. В какой-то момент я увидел бегущих к нам близнецов: они кричали, стараясь нас о чем-то предупредить. Как выяснилось позже на рынке орудовали местные рэкетиры, отбирая у наших деньги. Мы кинулись к старшим.

Но то, что наши «старшие» были старше нас, им не помогло – большинство лишилось всего заработанного. Такую мелочь как мы, трогать не стали, видимо, чтоб наши крики не привлекли внимания. Марина с Ириной решили, что продолжать торговлю в таком месте нет смысла, и в обед мы отправились в свой бункер. Деньги же остались только у экскурсоводов.

Вечером мы уже были на польской границе, голодные, но все же счастливые, что смогли не только выехать из Союза, но и приобрести по-своему бесценный опыт. Нет, не продаж, конечно. А того, как надо выходить из сложных ситуаций и помогать друг другу вдали от дома.

Опыт взаимовыручки и некоего братства – ценнее любых тренингов и денег, и на всю жизнь формирует ваш внутренний стержень. Ведь кто-то тогда не выдержал и стал воровать, а кто-то отдал последнее, что было. И пусть жизнь рассудит всех, но мы с Веркой смогли увидеть всю суть человеческих отношений и сделать свои первые детские выводы о том непростом пути, по которому нам еще предстояло пройти.