Читать книгу Тропинки первой любви - Николай Кузнецов - Страница 5

Близился Новый год. С удовольствием вспоминаю нашу баню. Средние и младшие группы по очереди раз в десять дней купались в общей бане, которую мы все ждали с нетерпением. Подойдём с песней строем в штольне – дороге среди сугробов снега к бане вечером. Холодно на улице, звёзды зажглись на небе, по деревне лают собаки, скрипят сани, где-то пиликает гармонь. По команде бежим в предбанник, в открытые двери входит пар, ничего не видно. Раздеваемся, деревянные шайки в руки и в баню. Хорошо, тепло после улицы, вода горячая, пар, весело, обливаемся тёплой водой, лупимся мочалками изо льна, по очереди передаём кусок чёрного мыла. Благодать какая! Маленьких воспитанников в баню не водили, а купали в кубовой – внутри детдома была небольшая комната между спортзалом и спальней с туалетом для малышей. В кубовой печка с вмонтированным котлом, в котором грели воду, две лавки и стол. В банный день обычно купание 5—6 летних малышей растягивалось на весь день, т. к. больше двух-трёх нельзя было искупать за неимением места.

Кормили нас неплохо, но мяса не было. За неделю до Нового года охотники привезли к празднику в детдом медведя. Шкура у него уже была снята. Весь детдом высыпал на улицу. В санях на всю длину растянулась туша огромного зверя, почему-то белая. Два охотника возбуждены, рассказывают, как добыли из берлоги зверя. Долго мы не могли успокоиться, вспоминая огромного медведя. Через заиндевелые окна я часто, сделав дырку во льду языком, смотрел в лес. Оказывается, рядом с нами, в пяти-десяти километрах в берлогах лежат десятки таких же страшных медведей? Спят и сосут лапу.

И вот в спортзале, рядом со сценой поставили большую, до потолка, ёлку. На зелёных иголках все дружно вешали игрушки, изготовленные самими воспитанниками – разрисованные пустые куриные яйца, шишки-человечки, птички, ёжики, картинки из картона, цветные бумажные гирлянды колечек, тряпичные куклы и рыбки, красную морковку и калину, избушки из спичек и бересты, льняные снежинки. Все выступающие в самодельных масках. На сцене читают по очереди стихи и монологи, под гармошку поют песни соло и группами, танцуют и затем ставят небольшой спектакль. В перерывах Дед Мороз со Снегурочкой достают из мешка почту и зачитывают вслух поздравления учителям, воспитателям, отличникам, передовикам труда. Затем начинается карнавал – хоровод вокруг ёлки. За окнами воет пурга, в зале тесно, коптят шесть керосиновых ламп, душно, но всем очень весело! Ложимся поздно, встаём позже обычного, весь день разговоры о празднике.

А на следующий вечер опять чудо – впервые в жизни смотрю кино! Ёлка и кино – всё это новое и необыкновенное! Как прекрасна всё же жизнь!

Крутили какой-то движок до изнеможения два дня старшеклассники вручную, меняясь поочерёдно, а на белой простыне, натянутой на стене, лихой Чапай скакал с саблей в руках на беляков. Киномеханик читает громко вслух на весь зал текст. Мы ёрзаем от волнения, видя, как белогвардейцы идут в психическую атаку, а Анка с пулемётом медлит стрелять.

Интересно, весело прошла первая зима в детдоме. И вот уже потемнел снег, в воздухе бродит хмельной ветер, пахнет весной. Меньше спится. Иногда просыпаемся рано, до подъёма, от стука приносимых уборщицой берёзовых поленьев к печке. Переговариваемся с Таликом Нестеровы – койки стоят рядом. Слышно, как загудела печка – тепло пошло по спальне. Ребята все спят. Мечтаем о будущем лете. Договариваемся опять убежать из детдома подальше вдоль речки вверх. Интересно узнать, что там?

В последнее время много разговоров о предстоящей Пасхе. Говорят, что даже обед и завтрак будут лучше, чем обычно. Наконец, рано утром входит в спальню Ефимия и будит всех:

– Дети, вставайте! Сегодня Пасха – воскрес Христос! Быстро выходите смотреть, как солнышко играет и радуется этому событию!

Я не особенно понимаю, что говорит Лукушина, но и раньше мать упоминала Бога. Выбегаем все в коридор, прилипаем к окнам и делаем во льду каждый себе дырочку. Всем воспитанникам Ефимия даёт по стёклышку, закопчённому с одной стороны. Глядим через это закопчённое стекло на кромку леса. Солнце ещё не взошло, но всё ярче и светлее над краем леса. Лукушина подзадоривает:

– Дети! Сейчас будет чудо! Так бывает только раз в десять лет, когда нет туч! Внимание!

Мы дрожим от возбуждения и, наконец, все вскрикиваем – над кромкой леса показался край солнца! И впрямь чудо! Солнце дрожит, подпрыгивает вверх, вниз, как мячик! Это чётко видно через закопчённое стекло. Солнце играет, смеётся, радуется и приветствует детей – пришёл праздник, пришла весна!

У нас в это лето собралась довольно хулиганистая компания. На вечерней поверке только нас разбирали и ругали. Начались весенние палы, и мы часто, увидев из окон класса дым в лесу, без разрешения срывались с урока тушить пожар. Первый, как всегда, кричит Яшка, который плохо учился и постоянно смотрел в окна:

– Ребята! Горит лес! Айда, за мной!

Самые отчаянные срываются с мест. Учительница кричит:

– Что вы делаете? Вернитесь! Всем сидеть! Успокоиться!

Но куда там! Бежим, не слушаем. Особенно часто трава и лес загорались в районе Уголков вдоль ручья за прудами. Прибегаем. Всё в огне, дыму. Начинаем сражаться с огнём, представляя, что мы на войне. Все раскраснелись. Хлещешь ветками по огню отчаянно, одежда в грязи, подгорела, все захлюстаны, т. к. под ногами вода, уже подпалены волосы, пот заливает глаза! Но вот уже неприятель отступает – огонь затухает! Мы победили! Крик, возбуждение до предела! Возвращаемся, все чумазые и обгорелые, чувствуем себя победителями!

Но странно! Нет ни музыки, ни цветов, которыми встречали наших солдат с войны и какие мы видели в журнале перед кино! Мы, оказывается, не победители, а побеждённые, то бишь нарушители дисциплины. На крыльце детдома стоит хмурый директор в окружении воспитателей. Будет взбучка!

В сентябре, октябре занятия в младших классах были через день, т.к. начиналась уборка льна. Старшеклассники же работали ежедневно эти два месяца до снега. Нас водили на Косари дёргать лён. В начале трудовой недели на общую линейку детдомовцев приходили оба председателя колхоза с двумя – тремя бригадирами. Они распределяли всех, кому что делать, где, в каком количестве и т. д. Строем уходили через мост вверх по течению Шегарки в сторону деревни Жирновки и через два-три километра приходили к Дегтярному ручью на Косари (когда-то здесь был хутор и гнали дёготь из бересты). Каждому воспитаннику давалась индивидуальная полоска, отмеряли саженем, завязывали пучок льна «от» и «до» – и, давай, дёргай! Ох, и трудно же было тянуть лён из вязкой болотистой почвы, когда тебе всего девять лет и силёнок нет! Одно дело, когда раз – два дёрнул пучок, а надо было наклоняться и дёргать, дёргать сотни, тысячи раз! К концу дня все обессиливали – пучок льна ухватываешь всё тоньше и тоньше. Вот уже в детской измученной, исколотой ладошке три-четыре стебелька льна и те не тянутся, проклятые, из тяжёлой глинистой земли.

Обед привозили в поле. Отобедали и дотемна опять работать! Вечером возвращаемся усталые, ужинаем и сразу отбой – спать.

На следующий день учёба до обеда, затем два-три часа хозяйственные работы на собственном участке детдома за баней – убираем картошку, морковь, капусту. Наконец, наступали долгожданные два часа свободного времени до ужина. Наступала настоящая свободная жизнь! Подбирались компании от трёх человек до пятнадцати и начинали шастать по деревне. Мы были всегда голодные, и с удовольствием делали набеги на огороды на окраинах деревни, чтобы они выходили к лесу. Воровали горох, брюкву, турнепс, морковь (огурцы уже прошли). Заходим издалека лавой, рассыпаемся и ползком, с затаённым дыханием, пробираемся между жердями забора в огород. Быстрее-быстрее что-нибудь ухватишь, и бегом назад, т. к. уже кто-то замечен. Крик, шум! Хозяин гонится за нами. Летишь кувырком через кочки всё дальше в лес, всё дальше от погони. Затем сойдёмся на поляне, хохочем, рассказываем.

Однажды налетели на горох, увлеклись, зашли в самую середину поля. Шум, крик, визг, не столько едим горох, сколько мнём. И вдруг задрожала земля – аллюром мчит к нам на лошади сторож, свистит, кричит. Вот он, уже рядом! Нас было много. Человек 30 кинулись врассыпную, кто куда. От страха ноги у меня в вязком горохе запутались, упал и не в силах бежать, зарылся вниз в гущу гороха, к самой земле. И вдруг краем глаза увидел, что конь скачет прямо на меня, и ничто не помешает ему раздавить меня. Заорал, завизжал отчаянно. Прямо над собой увидел огромные копыта и дикую оскаленную морду коня, с которой сорвалась пена на мою голову. Умный конь перемахнул через меня – только мелькнуло огромное красное брюхо, а рядом с моей головой гулко ударились в землю задние копыта. Сторож тут же развернулся, наклонился, выхватил меня из гороха, заматерился, посадил рядом с собой. Я дрожал от озноба. Сторож не бил меня, но страшно матерился:

– Чертяки! Нечисть! Навязались на наш колхоз! Грёбаный детдом! Одни воры и хулиганы! Наши дети все трудятся день и ночь, а эти только проказничают!

Галопом отвёз меня в детдом и сдал Микрюкову. Ох, и был же мне разнос на линейке! Директор приказом лишил меня просмотра очередного – второго в моей жизни фильма «Свинарка и пастух», из-за чего я разревелся перед строем.

И вот назло Микрюкову мы снова решили бежать из детдома! Лён дёргать осточертело, и мы решили отдохнуть этим же составом. Шурку я звал, но он рос послушным и дисциплинированным мальчиком и отверг моё предложение. Убежали в сторону Жирновки за два-три километра от детдома. Недалеко от Косарей мы ещё раз насладились полной свободой. Забрели в самую гущу высоченного конопляника, выломали, выдергали в середине полянку, обмолотили коноплю, а из стеблей сделали шалаш. Днём мы принесли с колхозного поля много картошки, а вечером разожгли костёр и пекли её. На листе жести жарили коноплю и с большим удовольствием хрумали её с жаренной рассыпчатой картошкой. Есть ли что на свете вкуснее этой необыкновенной еды? Было очень здорово. Кругом темнота, немного жутко, снопы искр летят далеко вверх. Мы все, раскрасневшиеся, сидим и уплётаем горячую картошку с коноплёй. Нам весело, все что-то рассказывают и беспрерывно хохочут. Мечтаем, строим планы на будущее, вспоминаем, как сейчас мечется зловредный Микрюков. Надо спать уже, но очень всем захотелось пить, и мы пошли к речке. До чего же жутко ночью в высокой – в два роста человека, конопле! Таки кажется, что где-то блеснули глаза волка или медведя! Глухо шумит, шевелится, пугая, стена конопли. Забились в шалаш, прижались друг к другу, заснули. Ночью дрожим от холода, весь день проспали. К вечеру решили сами возвратиться в детдом, т. к. страшно всем стало ночевать вторую ночь вдалеке от деревни. Всем четверым опять объявили выговор, лишили конфеты и очередного фильма «Подвиг разведчика».

В октябре, уже перед самым снегом, Шмаков повёл всех воспитанников через пустое поле за детдомом к скирде соломы. На зиму мы делали себе новые постели. Старую труху из матрацев и наволочек выбили, а затем заново набили свежей соломой, сильно утаптывая и уплотняя. Шмаков за каждым следил, проверял и приговаривал:

– Сильнее, сильнее притаптывайте! Ногами уплотняйте так, чтобы матрац был круглый, как бочка! Зима долгая. Кто поленится – спать будет к лету на трухе.

Затем, когда все управились, он разрешил побаловаться в скирде соломы. Что тут началось! Мы залазили на скирду и скатывались вниз! Это не забывается никогда! Веселье, крик, шум, визг девчонок, охи и стоны от ушибов! Старшеклассники ловили мышей, коих было множество в скирде, вставляли в задний проход соломинку и надували их. Мышь раздувалась до круглого шарика и не могла бежать. Все хохотали и издевались над бедными мышками. Затем Шмаков привёл нас в детдом, выдал каждому по иголке, нитке и заставил прошивать матрацы особым способом. Ухватываешь ровный слой соломы и обшиваешь его нитками по периметру так, чтобы получилась идеально ровная поверхность, как стол. Затем с другой стороны матраца. При заправке все постели в комнате были ровные и это красиво смотрелось. Первое время, пока не примнётся туго набитая солома, было очень трудно спать. Некоторые матрацы были даже выше спинок кроватей и дети падали во сне с кроватей. А ближе к весне матрацы у всех становились такими тонкими, что панцирную сетку боками чувствуешь.