Читать книгу Земля – Харриот: билет в один конец - Николай Лелюк - Страница 3

«Какое все-таки восхитительно паршивое утро», – поспешил заметить я, лениво поднимая голову с подушки. Через грязное окно вдалеке виднелись старые закоптившиеся трубы завода города Че, ежедневно выпускавшего в атмосферу тонны мерзопакостных газов и токсинов, отравляющих всю окружающую действительность. Оттого окна постоянно были серые с грязевыми подтеками и редко открывались для проветривания крохотной комнатки, в которой я обитал, ибо проку в этом все равно никакого не было, ведь в комнате я находился меньшую часть своей жизни.

Все свободное ото сна время уходило на основную работу, подработку разного рода и на встречи с друзьями и знакомыми, поэтому мое ночное обиталище не отличалось гостеприимством и образцово-показательной чистотой. Но изредка в мою душную, бедно обставленную комодом для белья, кроватью и табуретом комнатенку через всю эту испускаемую заводами пакость все же пробивались утренние солнечные лучи. Но сегодняшним утром солнце вообще похоже забыло, что стоит появиться на небе в этой унылой местности, а может, просто ушло на выходной или туда, где без лишнего труда его лучи могли бы ласкать песчаные пляжи, озерные глади, многочисленных представителей флоры и фауны… И вместо него на улице моросил мелкий грязный дождь, который совместно с расстроенным небом довершал и без того мрачную картину моего не доброго утра.

Каждые новые сутки в городе Че, процветавшем в основном благодаря работе металлургического и химического производства, в самом его центре меня ожидало мое рабочее место, на площадке машинно-декорационного цеха местного «Камерного театра», где я имел честь служить машинистом сцены вот уже полтора года.

Помимо театра я не брезговал любой подработкой, будь то строительство и ремонт, работа грузчиком или дворником, поваром или барменом… Перед тем как устроиться в театр города Че, после девятого класса поселковой школы я уехал от своей многочисленной семьи в один из мегаполисов страны, там поступил в строительный техникум, окончил его, прошел срочную службу в армии, где приобрел специальность батальонного повара, вернувшись на гражданку, покатался по разным городам нашей необъятной родины, где приобретал навыки разных ремесел… а дальше – камерный театр города Че. Связь с семьей я поддерживал регулярно: навещал мать и отца, встречался с братьями, которых у меня было трое, и четырьмя сестрами. Все они были старше меня, и многие уже жили обособленно, но все унаследовали от родителей регулярную плодовитость, поэтому в доме отца и матери всегда был «детский сад», и «цветы жизни» продолжали приживаться и укореняться в этом саду. Поэтому я был счастлив обрести самостоятельную жизнь в большом городе.

Естественно, в поселковой жизни есть свои плюсы, особенно если ты любишь с утра до вечера заниматься скотиной и огородом. Там я привык с детства к методичному труду и приобрел способность одновременно с этим уходить в размышлениях своих по тропинкам рассуждений, переплетающихся и уводящих в глубины самопознания. Данный навык не покинул меня и в других городах на разных работах. И театр города Че не стал исключением.

Последнее время я увлекался походами, охотой, новинками электроники и поэтому все свободные деньги тратил на разного рода снаряжение и гаджеты.

Постепенно в моей комнате появились двухместная палатка со спальным мешком, лесная спецодежда с обувью, самоспас, наручные часы на солнечных батареях со встроенным компасом и термометром. Стену украшали одноручный арбалет, ножи для метания и тесаки, топоры и кирки, а большую часть стены занимала географическая карта мира, размеченная флажками, где я уже побывал. Возле комода располагался походный рюкзак, укомплектованный для того, чтобы в любой момент можно было выбраться в дикую природу. В рюкзаке находились аптечка первой помощи, комплект армейского сухого пайка, подзорная труба с тридцатишестикратным увеличением, фонарь, работающий по принципу динамо-машины, динамо-зарядник для мобильных устройств и гаджетов, трос-пила, походная фляга, походный котелок, швейный набор, ремонтный скобяной набор, набор для эскизов… да, ко всему прочему я не прочь был иногда сделать набросок-другой какого-нибудь пейзажа. Хотя художник из меня был, скорее, любительского характера.

В детстве я любил рисовать планы и эскизы домов, автомобили и роботов, а будучи еще учеником девятого класса, даже поступил в художественную школу, где меня приняли сразу на второй курс, но проучился я там всего год, ведь по окончании девятого класса уехал поступать в строительный техникум.

Но вернемся к нашей серой реальности.

Я усилием воли отогнал прочь навалившуюся на меня хандру, поднялся с постели и первым делом отправился на кухню, чтобы поставить на огонь чайник. Пока вода в чайнике грелась, я сходил в туалет, почистил зубы, заправил кровать… в общем, сделал все то, что делал уже механически практически каждое утро. Затем я, наконец, выпил кружку чая и с заметным неудовольствием был вынужден выдвинуться по направлению к театру.

Обычно люди, идущие в театр, испытывают более позитивный спектр чувств, но окажись они на моем месте – энтузиазма от такого похода явно поубавилось бы, ведь меня ждали не моменты созерцания театрального действа, а монтаж декораций к спектаклю, затем ведение спектакля со всеми перестановками и манипуляциями, связанными с машинерией театра, а поздним вечером – демонтаж. Хотя после установки декораций у меня обычно был большой перерыв, от трех до пяти часов, который я заполнял своими делами при условии, что в театре не было прочих дел, например: репетиций с перестановками, или оптимизации рабочего пространства на складе, или инвентаризации… Но эти утренние монтажные работы приносили мне еще меньше удовольствия, чем все выше перечисленное.

Сегодняшним утром по пути на работу меня то и дело подстерегали какие-то неприятности: то я спотыкался на ровном месте, то шнурок на моем ботинке вдруг неожиданно развязывался, то нетерпеливая птичка спешила испачкать мою кепку, или вдруг увесисто-жирная черная кошка, словно по волшебству, спешила легкой грациозной походкой перебежать мне дорогу. Не то чтобы я доверял суевериям, но кто его знает, что может случиться. Хотя все, что должно произойти, обязательно произойдет. Я пошел в обход того места. И все же, вляпавшись напоследок в какую-то липкую грязь, я пересек-таки порог двухэтажного краснокирпичного здания, украшенного башенкой с часами, имеющего на своем парадном фасаде надпись: «Камерный театр».

В предпремьерные дни, а сегодня был именно такой день, все служащие театра особенно раздражительны. Они не замечают вокруг себя любую вещь, не способную им помочь в их трудных делах или которой они не могут найти достойного применения для решения своих проблем.

Я прошел было мимо занятых своими делами сотрудников администрации, пробормотал себе под нос приветственные слова (нет, я не всегда так здоровался, просто сегодня всем было решительно наплевать, кто прошел мимо по коридору и что этот самый «кто» здесь собирается делать, однако приветственный ритуал пожелания здоровья всем присутствующим я обойти стороной не смог), но у последней двери админблока я традиционно остановился. Там, среди прочих канцелярских работников, я каждое утро наблюдал миловидную высокую девушку с голубыми глазами и короткой каштановой стрижкой, всегда приветливую и гостеприимную, занимавшуюся рекламой и менеджментом.

– Здравствуйте, Николай Борисович! – приветствовала она меня.

– Доброго здоровья, Лидия, – споткнулся я, – Евгеньевна!

– Не желаете ли испить кофе? – спросила она скорее из вежливости.

– Благодарю! Не смею вас задерживать! – ответил я, не желая обременять девушку своим присутствием.

Я знал многих, кто, располагая собственным временем, соглашался отнять его у этого доброго человека, а потому часто видел Лидию на работе поздним вечером, доделывающую накопившиеся за день дела.

Наконец я пришел в прокуренный машинно-декорационный цех, где меня уже ждал наш заведующий постановочной частью – низкорослый, коренастый, лысеющий мужичок Батян с сигаретой во рту. Мы молча обменялись рукопожатием. Грязный электрический чайник испускал струю манящего пара. Батян отхлебнул из почерневшей изнутри кружки глоток крепкого черного чая и сказал:

– Садись. Перекури. Через пять минут пойдем работать.

Ждать сегодня нам было больше некого, ведь в небольших театрах часто бывает так, что один человек занимает несколько должностей. Вот и Батян наш не был исключением, и помимо того, что являлся завпостом, был у себя в распоряжении машинистом сцены, а еще до кучи и водителем грузовой «газели», необходимой для транспортировки декораций в другие театры во время гастролей.

Выждав несколько мгновений в состоянии анабиоза для лучшей настройки на рабочий лад, я собирался было уже приступить к выполнению своих должностных обязанностей. Но не успел я толком сосредоточиться, как меня окатил резким радостным возгласом «Колька, привет!» единственный действительно живой человек во всем этом рассаднике уныния. Это оказался мой друг – артист театра Санька, паренек немногим за двадцать, росту в нем было метр семьдесят пять, коренастый, кудрявый и всегда непременно веселый. Он и в этот «последне-помпейский» день пребывал в добром расположении духа и сейчас смотрел на меня широко улыбающимися глазами и вдобавок ко всему скривил рот в радушной улыбке, коей он одаривал всякого хорошо знакомого ему человека. Сашка буквально выхватил меня из кресла и сильно стиснул в дружеских объятьях.

– Друг мой Колька! – начал он, не переставая при этом улыбаться что есть мочи. – Ты помнишь, мы, размышляя о смысле жизни, вдруг пришли к выводу, что нам просто необходимо встряхнуться, развеяться, сделать что-нибудь безумное?

– Конечно помню, – согласно замотал головой я, не торопясь при этом покидать всеобщего угнетенного состояния и тем более выкидывать из головы важные мысли, касающиеся только завпоста, меня и установки декораций – нами же.

– Ну, так вот: бросай свои дела, собирай все необходимое и поехали!

– Постой! Куда поехали? У меня премьера! И у тебя, кстати, тоже, – поспешил ответить я, теряя в уме план установки декораций к спектаклю.

– Жду тебя на сцене, – бросил мне Батян, гася сигарету в одной из набитых бычками чашек, заменявших пепельницу.

– Я работаю в дубле. Пойдем! Дорогой все расскажу, – продолжил Санька, утаскивая меня прочь из монтировочной.

Наконец, когда мы вышли на улицу, я сел на скамейку, а он встал прямо напротив меня, сделал еще более эпичный вид и выдал на одном дыхании: «Мы едем в далекое сказочное приключение, а точнее, к бескрайним морям, тропическим лесам и непролазным джунглям, и все это – автостопом».

Мысль эта была, конечно, безумней некуда: на носу премьерный спектакль, денег как не бывало, да и погода не располагала, не говоря уже о том, что из нашей страны к тропическим лесам и непролазным джунглям автостопом вообще попасть довольно проблематично… Однако в тот самый миг, когда Санька объявил мне о наших грандиозных планах, в небе на мгновение в аккурат над его головой вдруг показалось солнце. Оно было едва различимо в покрытом поганой изморосью небе, но все же лучилось над его головой, словно нимб. И тут меня невольно посетили мысли о том, что это сам господь всемогущий мне сейчас через Саньку поведал о паломничестве нашем. Конечно, совпадение это было или взаправду, меня уже не интересовало, иногда нужно бросить все и развеяться, чтобы стало ясно, что делать дальше. Тем более терять мне было нечего – семьей к своим двадцати трем годам я так и не обзавелся, а схоронив год назад мать, я сделался редким гостем у своего отца или у кого-либо из братьев и сестер. Я стал в некотором роде отшельником. А посему причин особо веских отказывать своему другу в этом безумии я не видел.

– А пойдем, уговорил! – ошарашил я его столь скорым согласием на авантюру подобного рода. – Только помогу Батяну сегодня с декорациями и позвоню одному товарищу, который ищет работу. Порекомендую его на свое место.

– Отлично! – ответил Сашка. – Встретимся у меня дома через три часа.

С этими словами Санька так же внезапно исчез, как и появился. Солнце тут же выключилось, и небесное полотно вновь приняло размазано-серый вид.

Я вернулся к работе. Мы с Батяном довольно быстро закончили с установкой декораций, после чего я сообщил ему о своем намерении уйти и дал номер телефона потенциального монтера. Я давно чувствовал, что этот разговор вот-вот случится, ведь не скрывал, что ищу другую работу, так как мне не нравится то, что труду моему в этом месте соответствует несоразмерно малая заработная плата, а также невообразимо грубое отношение власть имущих по отношению к вверенному им служащему персоналу.

Я спустился в административный корпус, вошел в хорошо освещенный и дорого обставленный мебелью кабинет, где меня уже ждали директор театра в лице невысокой женщины лет пятидесяти, а также рослая властная и не скупая на грубости женщина лет шестидесяти, которая занимала пост главного режиссера театра. В подобных заведениях новости распространяются быстрее ветра. Ты еще только думаешь о чем-то в одной стороне театра, а в другой уже об этом говорят.

Начальницы приказали мне сесть, видимо, чтобы тем более доминировать над моей личностью, и, как две злые мачехи, завели очень неприятный разговор, пропитанный моралью и нотациями.

– Мы знаем, – начала главреж, – что ты собираешься от нас уйти! И хотим знать, куда?

Конечно, было глупо отчитываться перед ними, однако было бы еще глупее отмалчиваться. Поэтому я ответил, что собираюсь уехать в другой город. Дальше началось что-то в стиле: «Кому ты там нужен? Ты без нас пропадешь! Мы тебя приняли в свою театральную семью…» В общем, не сказали ничего жизнеутверждающего, а напротив, только деморализующее. Итогом всему этому оказалось написание мной заявления об уходе по собственному желанию. Уволился я за один день, взяв в счет двухнедельной отработки дни отпуска, которые еще не успел отгулять. Потратив на бюрократические дела еще добрых сорок минут, я наконец выбрался из театра и взял курс на улицу, где жил Саня.

Через пятнадцать минут недалеко от места назначения навстречу мне попался сам Саша.

– Где ты пропадал? – крикнул он, завидев меня издали. – Я уже решил идти тебе на выручку.

– Да я увольнялся из театра! – ответил я, не зная еще точно, радоваться мне этому событию или нет.

Санька ненадолго удивился, а потом разразился бодрящим смехом.

– Ну ты даешь! Молодец! Ну, это даже к лучшему, пойдем!

Мы бодро вышагивали по мостовой, обсуждая возможные маршруты и повороты событий. Театр остался где-то далеко позади вместе с мыслями о моем увольнении с работы. Да и плевать, давно надо было что-то менять в своей жизни. Нас ожидал мир, полный приключений и незабываемых событий.