Читать книгу Земля – Харриот: билет в один конец - Николай Лелюк - Страница 6

Я пришел в сознание, вокруг меня предстала картина из белых обшарпанных стен и пожелтевшего от времени потолка. В голове звучат чьи-то неразборчивые диалоги, сопровождаемые то звоном, то какой-то классической музыкой, одновременно с этим меня не отпускает чувство опустошенности. Я будто ощущал всю комнату целиком.

Я слегка приподнялся на кровати, чтобы получше осмотреться. В крохотной комнатке из мебели была только белая тумбочка и такая же белоснежная кровать, где я спал, которая расположилась возле открытого на проветривание окна с видом на огромный парк. Отсюда могло показаться, что этаж по меньшей мере третий. Напротив окна находилась дверь, такая же белая, как и все то, что меня окружало. Куда вела эта дверь, для меня оставалось секретом, наверное, в какой-нибудь коридор, ведущий, в свою очередь, еще куда-нибудь.

Вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошла высокая, хорошо сложенная темноволосая девушка лет двадцати, с голубыми глазами и доброй приветливой улыбкой. В руках она держала поднос, на котором расположилась тарелка с рисовой кашей, сваренной на молоке, хлеб со сливочным маслом, нарезанный на маленькие брусочки, с сыром и компот из сухофруктов. Когда-то давно, в моем в детстве, отец нарезал мне подобным образом хлеб с маслом, выстраивая готовые кусочки друг за другом паровозиком. А каша напомнила мне о маминых завтраках – питательных кашах, приготовленных на молоке.

– Вам уже лучше, Алексей? – спросила она, не переставая мило улыбаться.

Я с огромным интересом стал рассматривать мою прекрасную гостью. Сквозь ее черты лица я узнавал ту сотрудницу театра, что работала специалистом по рекламе, всегда приветливая и гостеприимная, тихая и немногословная, готовая выслушать бред любого гостя, забредшего откушать чая в ее кабинете… Я не злоупотреблял ее добрым отношением к людям, ведь, как я уже писал, потратив время на гостей, она вынуждена была оставаться на работе допоздна, доканчивая служебные дела. Поэтому я и сам держался на расстоянии, хотя она мне была весьма симпатична, и другим советовал не отвлекать ее от работы.

Я смотрел на нее и сомневался: «Она это или просто похожая девушка». Время словно потеряло для меня смысл, я позабыл даже о шуме в голове, который сменился легким звоном в ушах. Перед глазами и вокруг меня все поплыло, будто кто-то стал раскручивать вокруг меня комнату. Дыхание стало стабильное, но будто нерегулируемое мной. Я явно почувствовал биение своего сердца, оно бешено стучало в груди и эхом отдавалось в голове с каким-то стальным отзвуком. Через мгновение я уже едва мог различить сквозь обволакивающую меня белую пелену очертания девушки. Обрывки фраз еще доносились до моего помутневшего сознания, но понять их смысл не представлялось возможным.

Вдруг голова перестала гудеть, пульс нормализовался, дыхание выровнялось, а перед глазами возникли четкие, слегка тревожные, но столь же прекрасные черты лица незнакомки. Она сидела рядом на краешке кровати, поправляла подушку и тихонько что-то приговаривала.

Мне вдруг очень захотелось узнать, как зовут прелестное создание, ухаживавшее за мной.

– Как вас зовут? – спросил я у нее.

– Лида, – тихо ответила она, слегка опустив глаза, но тотчас же подняв их снова, улыбнулась.

«Ну точно, девушку из театра тоже зовут Лидия! Может, это все же она? Но что она здесь делает? И главное: где, здесь?»

– А где мы? – не заставил я долго ждать собеседницу нового вопроса.

– Вы в больнице, – послышался спокойный голос девушки.

– И что со мной случилось? – продолжал я осыпать вопросами Лидию.

– У вас тяжелое сотрясение мозга, амнезия – потеря памяти, травма получена в результате дорожной катастрофы, – она аккуратно прикрыла меня одеялом и встала, видимо, собравшись уходить. – У меня еще много пациентов, – подытожила она, направляясь к дверному проему.

Я смотрел, как ее стройный силуэт исчезает за белоснежной дверью. Совсем расфокусированный мысленно от последней информации, я сидел на кровати, какое-то время пытаясь выстроить логические цепочки последних событий у себя в голове. «Я… Меня зовут… Лидия назвала меня Алексей, но меня так называли на одной работе некоторые сотрудники только потому, что я пришел, заменив некого Алексея, и они по инерции называли меня его именем, а я не упорствовал, переубеждая их в этом вопросе. Но как меня зовут на самом деле? Санька? Нет, это мой друг, и мы с ним отправились в путешествие и попали в непогоду… а затем нас подобрал… механик Никитон… что-то начинает вырисовываться, затем вспышка, удар, и вот я здесь…»

На тумбочке стоял мой остывший завтрак. Я аккуратно склонился над тарелкой и принялся методично ковырять в ней ложкой. Сам не заметив, как, я впал в глубокую задумчивость, каша казалась нескончаемой, время потеряло границы. Внезапно меня посетило странное чувство, будто что-то постукивает под ногами и меня слегка покачивает из стороны в сторону.

Ощущения не были похожи на те, что посещали меня сравнительно недавно. Я оторвал взгляд от тарелки и увидел, что еду в первоклассном купе, сиденья здесь были обтянуты красным бархатом, а стены, пол, потолок и некоторые элементы декора выполнены из красного дерева. За окном проносились деревья и кусты вперемешку с железнодорожными столбами.

Дверь в купе распахнулась.

– Оплатите заказ! – раздался голос проводницы.

Я моментально перевел взгляд в ее сторону и увидел перед собой Лиду, одетую в костюм проводницы. Только голос ее был теперь холодным и четким, лицо – строгим, а глаза буквально впивались в меня, ожидая хоть малейшей моей реакции на ее присутствие.

– Что? – переспросил я.

– Оплатите палатку, что вы с другом у меня купили, – ответила барышня.

Я повернул голову в другую сторону и увидел Саньку.

– А зачем нам еще одна палатка? – спросил я у него.

– Что опять? – раздраженно ответил Саня.

Вспомнив, что подобный спор уже был, я пошарил в кармане брюк, достал оттуда пятитысячную бумажку и протянул ей.

– А помельче не найдется? – жестким голосом заявила Лидия.

Я стал тщательней шарить в карманах брюк и вскоре начал вытаскивать оттуда по очереди охотничий нож, часы, арбалет, сухпай, аптечку первой помощи… среди прочего ненужного хлама я все же нашел нужную сумму. «Удивительно, как много может поместиться в карманах классических брюк, – подумал я, – и не нужно таскать за спиной тяжеленный рюкзак, кажется, зря я раньше недооценивал практичность костюма».

– Лида, – окликнул я проводницу, которая принялась поправлять прическу, глядя в маленькое зеркало.

– Ну что еще, – нервно отозвалась девушка. Я протянул ей деньги, – сдачу сейчас принесу.

– Нет-нет, там без сдачи, знаете, мне почудилось или, может, приснилось, что я болен и лежу в палате, а вы моя медсестра и ухаживаете за мной…

– Слышь, ты! Алкоголик! – огрызнулась вдруг Лидия. – Свои сексуальные фантазии оставь при себе, а вот насчет болен – ты точно заметил!

Девушка вышла, захлопнув за собой дверь купе. Находясь в полном замешательстве, я стал шарить глазами по купе. «Как я сюда попал, куда направляюсь, и почему это Лида назвала меня больным алкоголиком, я что, пил, что ли? Я ведь вообще непьющий… или пьющий?» Вдруг мой взгляд остановился на Саньке. «Может, он подскажет мне, чем мы были заняты последние несколько часов».

– Мы едем? – спросил я, Санька утвердительно мотнул головой. – А куда?

– Куда-куда? – прохрипел Саня. – Куда надо, туда и едем. У тебя в билете должно быть написано.

Я обшарил все карманы, но билета не нашел.

– Я, кажется, потерял его, – отозвался я после минутной паузы.

– А я что, тебе новый распечатаю, что ли? На свадьбу вроде мы едем, вот мы и выпили вчера с тобой по такому случаю.

– На чью свадьбу? – совсем растерялся я.

Тут Санька захохотал во все свое охрипшее горло.

– Ну не на мою же! На твою, конечно.

«Вот так номер, мало того, что я еду неизвестно куда, так еще и женюсь втайне от себя».

Я присел на диван и, уставившись в окно, стал пытаться вспомнить хоть что-нибудь, связанное с происходящим. Но в голове носились лишь размытые обломки неясных воспоминаний. Может, я сплю, и на самом деле, правда, лежу в больнице.

Через какое-то время мне стало казаться, что из этих обломков начинает что-то вырисовываться: дом, сад, отец и мать, братья с сестрами, толпа людей, свидетели, алтарь, невеста, священник… «Линда, Лина… Как же ее звали? Имя начинается на Ли… Лида! Я женюсь на Лидии! Стоп! Я ведь только еду на свадьбу, я не могу все это помнить, этого никогда не было… А что тогда было? Кто я, и что со мной произошло?»

Я впал в состояние полной отрешенности, абсолютной задумчивости. Уже исчезли стук колес, в дымке воспоминаний растворилось купе, и прекратилось беспрестанное покачивание из стороны в сторону. Бессмысленный взгляд мой был устремлен в окно, где в холодном пейзаже застыл старый парк, откуда доносилось пение птиц.

Я очнулся от глубокой задумчивости. Меня вновь окружали белые стены больничной палаты. Я сидел на подоконнике в ночной рубашке и кальсонах. На тумбочке стоял по-прежнему нетронутый завтрак.

«Я снова в больнице! Если я спал, то почему на подоконнике? Может, я хожу во сне? И почему нет явного порога засыпания и просыпания? Не заметить, как уснул, я еще могу, но не заметить, как проснулся… А может, на меня так действуют лекарства?»

Мои раздумья были прерваны скрипом входной двери. На пороге появился среднего роста седобородый мужчина в оптических очках с затемненными линзами, в сером костюме с накинутым на плечи белым халатом. Весь образ вошедшего очень напомнил мне моего отца, я даже чуть не спросил: «Привет, отец. Как дела?» Но гость меня опередил.

– Добрый день. Как вы себя чувствуете? – спросил внезапный посетитель.

– Здравствуйте… – меня опять посетили сомнения, как в случае с Лидией. – Я видел сон, то есть я не совсем уверен, что это был именно сон… или что он не продолжается…

– Что вы видели во сне? Расскажите поподробнее, – мужчина приготовился записывать карандашом в блокнот.

– Как это поможет мне? Я не понимаю, что у меня вообще в голове происходит! – был мой ответ.

– Все мы воспринимаем окружающий мир по-разному, – начал седобородый врач. – Это зависит от способности мозга получать и перерабатывать сигналы и нервные импульсы, посылаемые от органов чувств по нервным окончаниям к отделу мозга, анализирующему всю эту информацию и распределяющему по разным отделам памяти. Эту способность я называю восприятием. В человеческом мозге огромное количество отделов, и у каждого отдела свои функции и задачи. Таламус является своего рода входным каналом всей сенсорной информации, поступающей из внешнего мира, он же управляет вниманием. Миндалевидное тело – это эмоциональный центр мозга – отвечает за реакцию борьбы или бегства. Благодаря теменной доле коры головного мозга, мы можем ориентироваться в пространстве, так же она участвует в создании некоторых психических образов. Фронтальная часть поясной извилины содержит самоидентификационную информацию – это центр самосознания человека. Гипокамп играет важнейшую роль в формировании памяти. Первичная зрительная кора головного мозга отвечает за принятие сигналов от сетчатки глаза в период бодрствования. Префронтальная кора ответственна за логическое мышление, постановку целей и задач. Двигательная зона коры головного мозга переводит намерения в реальные действия. Ассоциативная зона коры связывает информацию, поступившую извне с памятью, с целью создания мыслеформенных образов, которые мы ощущаем, когда спим и бодрствуем. От одних отделов мозга зависит, какое действие последует в следующий момент времени. От других – анализ ситуаций. От третьих – принятие решения. И так далее. Во сне мы видим образы, сложившиеся из событий, произошедших в прошлом, из переживаний и даже потаенных желаний и фантазий, а все это может пролить свет на вашу прежнюю жизнь.

Ошарашенный столь детальным ответом, я стал рассказывать доктору свои видения. Когда я закончил, доктор спросил:

– И более вы ничего не помните?

Я отрицательно мотнул головой. Гость закрыл блокнот, встал и последовал к выходу.

– Прошу, пройдемте за мной! – сказал он.

Я незамедлительно выполнил его требование. Мы прошли через длинный темный коридор и в конце его вошли в кабинет.

Седобород произвел первичный осмотр, сделал несколько манипуляций, выявляющих отсутствие зрительного восприятия у пациента, и подытожил:

– Вы ничего не видите! Вы просто не можете видеть что-либо!

– Но я же вас вижу! – настороженно ответил я. – Вижу вас столь же отчетливо, как и каждую деталь в вашем кабинете. Я даже вижу, что на кактусе, на том, что у окна сохнет от жажды, зияют недавно затянувшиеся раны от укусов какого-то зверя!.. А, точно! Кошка! У вас ведь есть кошка?

– Нет! Вы не видите никаких следов на кактусе! – задумчиво произнес доктор. – Вы просто не можете их видеть! Из-за занавесок видны только очертания кактуса, но не следы на нем! К тому же кактус развернут ущербной стороной к окну.

– Но они там есть, и я их вижу ну или чувствую. Я еще не привык к этому странному мироощущению. Так у вас есть кошка?

– Да… Но вы не следите за молоточком!

– Нет. Не слежу.

– Ага! Вот!..

– Но я ощущаю, как вы водите им из стороны в сторону перед моим носом.

– Но вы не следите за ним глазами!..

– А зачем мне следить за ним глазами, я и так распознаю любые морфологические изменения среды вокруг себя.

– В этом тесте заключается суть проверки вашей реакции, а также взаимодействия вашего зрительного восприятия с окружающей средой.

– Какой теперь в этом смысл?

– Как какой? Вы же должны видеть глазами!

– Как? Разве глаза не даны человеку для красоты, – пошутил я. – Как огненно-пышный воротник у Саламандры, которым самец привлекает внимание самки.

Повисла неловкая пауза, доктор выпучил на меня свои глаза.

– Вот сейчас вы явно используете свои глаза как средство невербального общения. Я понимаю – глаза могут выражать некоторое эмоциональное состояния человека – это своеобразный язык общения и самовыражения без слов… как жестикуляция.

Доктор откинулся на спинку кресла, явно что-то для себя определяя. Через минуту он встал, подошел к окну и отогнул тюль, впуская в комнату солнечный свет. Док взял с подоконника кактус и вернулся за стол.

– Жена притащила домой котенка.

– Кошку! – поправил я.

– Да, кошку… И эта кошка привязалась ко мне, как к родному. Она приходила ко мне по ночам, ластилась, мешала спать. Днем не отходила от меня ни на шаг и все время крутилась под ногами. Все бы ничего, если бы не кактус. Она стала грызть мой любимый кактус. Я рощу его много лет, ухаживаю за ним…

– Ну вот. Вы сами все сказали. Это ревность.

– Ревность? – удивился седобород.

– Да! Вы говорите о кактусе с такой любовью, как говорили бы о родном ребенке, а кошка – нежелательный элемент в вашей жизни – подкидыш. Она чувствует себя обделенной вашей любовью. Попробуйте с ней поговорить, поухаживать за ней.

– Все! Довольно! – сказал Док. – Ваши друзья беспокоятся о вашем здоровье, и поэтому вы здесь, в лучшем научно-исследовательском институте нейрофизиологии и кибернетики страны.

– А что со мной произошло? – спросил я доктора.

– Вы попали в автокатастрофу. Вместе с друзьями, которые вас и привезли сюда. Вы выехали в непогоду на трассу, и там вас застал врасплох ураган. Только друзья ваши целы и невредимы, а вы пролежали в реанимации две недели. У вас наблюдаются улучшения, однако я заметил, что проблема гораздо более серьезная, нежели считают ваши друзья, – у вас изменилось мироощущение.

– И в чем же моя проблема?

– Пока рано делать поспешные выводы, нужно провести полное обследование, но на это понадобится время и, конечно, ваше согласие.

– Мое согласие?

– Да.

– Согласие на что? На лечение? – уточнил я.

– На обследование… исходя из результатов которого мы сможем назначить необходимое лечение… если оно потребуется.

– Какую научную ценность я могу представлять для вас и института?

– Об этом речи не идет, речь идет о вашем здоровье.

– Когда речь идет о здоровье, обращаются к врачам в больницах и клиниках, а не к профессорам в научно-исследовательских институтах.

– Так делают те, кто, не пытаясь разобраться в причинах болезненных расстройств, стараются залечить их следствия.

– Хорошо, я согласен на ваше обследование, – сказал я после минутного размышления. – Где подписать?

– Вот здесь, – нараспев отозвался доктор, протянув мне ворох бумаг и авторучку. – Ну вот и хорошо, теперь мы можем пойти и взять у вас все необходимые для исследования анализы, сделать МРТ и еще кое-какие процедуры. Прошу проследовать за мной.

После недолгого блуждания по коридорам НИИ, мы наконец попали в большую лабораторию, сверху до низу уставленную дорогим оборудованием. Здесь мне сделали МРТ и провели пару тестов на логику, внимание и нестандартный подход к решению простых задач, облепив при этом меня с ног до головы всевозможными датчиками. После освобождения от этого проводного плена мы вернулись в кабинет доктора. За окном стало темнеть. Доктор сел в свое кресло, предложил сесть мне напротив, после чего включил звукозаписывающее устройство.

– Если вы не против, я буду фиксировать все наши беседы на диктофон, – уточнил доктор, – это может помочь в исследовании не упустить суть.

– Не против, – ответил я.

– Алексей! Вас ведь так зовут? Расскажите, пожалуйста, о себе, – начал док.

– Это не мое имя! – ответил я. – Алексеем меня часто называли на одной работе, так как я пришел на место некого Алексея и многие сотрудники продолжали меня звать его именем… но это не мое имя! Разве друзья, которые привезли меня сюда, не сообщили вам мое настоящее имя? Или у них тоже амнезия, как и у меня?

– Нет. Я уверен, мы все с вами сможем объяснить, если успокоимся.

– Объяснить? А может, нет никакого НИИ, нет палаты, нет сестры и вас тоже нет?

– Как это нет, когда я здесь?

– Вы часть моего сознания, сгенерированного мною же. Ваше сходство с моим отцом, а Лидии с Лидией?! Этим объясняется то, что я вижу мир перед собой не глазами, а воспринимаю его вокруг себя целиком, а также отсутствие порогов засыпания и просыпания. Я нахожусь в собственном воображении – во сне, если хотите.

– То есть как это вокруг себя? И что значит, в вашем сне? Я же не могу быть в вашем сне. Я ведь себя ощущаю. Мыслю, следовательно, живу! Должны быть другие объяснения происходящих аномалий в вашей голове, – возмутился седобород. – Что вы видите конкретно?

Я не стал спорить, может, доктору, правда, виднее.

– Ну, я ощущаю весь ваш кабинет в целом: передо мной вы за большим письменным столом, позади вас книжный шкаф, справа окно, за мной дверь…

– Но вы не видите дверь, пока не повернетесь к ней лицом. Вы просто знаете, что она находится сзади вас.

– Я знаю, потому что ощущаю. Зачем мне поворачиваться к ней лицом, если я чувствую все, что окружает меня, и мне остается только сосредоточить свое внимание в определенном направлении и больше ничего.

– Этого не может быть! – почти воскликнул доктор.

– Как не может, ведь это есть.

Доктор сидел в своем кресле, всем своим видом выражая недоумение. Казалось, он чем-то заинтригован… но чем?

Вдруг внимание мое привлекла вошедшая в кабинет девушка, ассистентка доктора.

– Стоять! – громко вскрикнул доктор, вскочив со своего места и вскинув руки в сторону своей помощницы, затем быстро переключился на меня. – Не двигайтесь! Опишите человека, стоящего за вашей спиной, – обратился он ко мне.

Я сконцентрировал свое внимание на девушке, которая застыла за моей спиной в немом оцепенении.

– Девушка в светлом халате, – начал я, – с пачкой бумаг в руках… Тонкими пальчиками она теребит уголки листов, будто что-то ее беспокоит… («А если бы она облизнула свои пухлые губки, – подумал я, – то, пожалуй, свет заиграл бы на них мягкой геометрией бликов». ) – Милая улыбка, аккуратный носик, – продолжил я описание девушки, – длинные темные волосы виднеются под колпаком («Интересно увидеть, как бы они спустились ей на плечи». ), великолепного телосложения, – я почти перешел на заговорщический шепот, – с великолепной грудью и бедрами… и, конечно, глаза – большие выразительные глаза…

– Это невероятно! Это похоже на волшебство! – он подошел к своей ассистентке и взял у нее кипу бумаг, стал перебирать ее и всматриваться в отдельные листы. – Это подтверждает мою догадку! – добавил он, вчитываясь в бумаги.

– Какую догадку? – поспешил осведомиться я.

– Вы обладаете уникальным даром. Вы видите за счет того, что посылаете в окружающую среду электромагнитные импульсы и, воспринимая отражающиеся от предметов волны, видите всю панораму мира вокруг себя.

Он сел в кресло, принимая победную позу, лицо его обезобразилось дурацкой кривой улыбкой.

– Нам нужно провести много экспериментов! Здесь пахнет грантом!

– А я еще могу отказаться? – неуверенно запротестовал я.

– Нет, мой дорогой! Я не могу потерять такой шанс!

– Какой шанс?

– Вы уникальный человек, если я не ухвачусь за вас, то за вас ухватится кто-нибудь другой. Они найдут вас и будут проводить свои злосчастные опыты! Зачем вам эти страдания? Они загубят вашу жизнь, заберут мою славу себе. Вы прославите какого-нибудь недоучку, став замученной подопытной крысой, а я так и буду влачить свое бесперспективное существование с минимальным окладом старшего научного сотрудника нашего НИИ до самой пенсии. Вас проведут по всем телеканалам и радиостанциям как необыкновенный феномен, но только ради наживы за ваш счет, вы вспыхнете яркой звездой на небосводе серых масс людей лишь на мгновение, но очень быстро погаснете для всех… люди быстро сменяют вектор своих интересов… А я не получу грант на перспективные исследования в области изучения мозговой активности человека, не стану лауреатом Нобелевской премии! Меня выбросят как старый сношенный башмак на грошовую пенсию.

– А вы уверены, что это не вы видите мир не как все? – с опаской заговорил я.

– Нет! Я вижу нормально, а вы уникальны.

– А как быть с тем, что все окружающее, скорее всего, плод моего воображения, и в любой момент я могу изменить ход событий, передвинуть любую стену, удалить любого персонажа? – спросил я.

– Но ведь мы в некотором роде тоже элементы вашего сознания и для чего-то нужны.

Вдруг я стал слышать громкие гулкие звуки. Чьи-то голоса проникали в кабинет извне, и яркие вспышки света, обрамляющие нескольких человек в бело-синих халатах с вмп на лице и хирургическими шапочками на голове, подобно молниям, возникали у меня в сознании, на долю секунды вытесняя кабинет.

– Что происходит? – произнес напоследок доктор.

– Я возвращаюсь! – ответил я.

– Реакция зрачков на свет хорошая… – проникло в мое сознание извне.

– Давление стабилизировалось, аппарат искусственного кровообращения и дыхания работает нормально, – продолжала поступать в мой мозг аудиоинформация.

В голове потемнело, звуки ушли, я будто застыл в пространстве и времени недвижим и неощутим.