Читать книгу Список приговоренных - Алексей Макеев, Николай Леонов - Страница 3

Прибыв на Пармскую, в глубине двора, образованного двумя элитными «высотками» современной архитектуры, приятели увидели многоэтажку давней, еще довоенной постройки. От угла до угла «высоток» тянулось фигурное ограждение из кованого железа с автоматическими воротами и калиткой, снабженной пультом домофона. Припарковав свой «Пежо» у края тротуара, следом за «четырнадцатой» с маячками на крыше и надписью «Полиция», Гуров кивнул в сторону калитки:

– Вот наглядный образец того, что с человеком делает зоологический страх… Сначала бронированными дверями мы оборудовали свои квартиры. Потом вход в подъезд. И вот – вершина наивной веры в надежность замков и запоров – ворота с кодовым замком. Конечно, от мелкой гопы и пьяных бомжей она убережет, а вот от серьезной уголовщины – едва ли. Настоящие хищники сумеют и электронику обмануть, и вскрыть любые замки.

– Это точно! Зато, если кому-то понадобится «Скорая» или, чего доброго, загорится квартира, то медики или пожарные к этим затворникам хрен пробьются… – тоже выходя из машины, язвительно хохотнул Станислав. – Да и нам работать сложнее. Кстати, в этот-то двор как думаешь попасть? Не будем же карабкаться через ворота, как революционные матросы, штурмовавшие Зимний?

Лев в ответ лишь пожал плечами. Захлопнув дверцу, он включил охранную сигнализацию и направился к калитке, глядя на светящиеся в ночной темноте прямоугольники окон старого дома. Всмотревшись через прихотливое переплетение металлических прутьев ограждения, он увидел на лавочке, в тени под большой акацией, молоденьких парня и девушку. Вполголоса обсуждая какие-то свои дела, они чему-то негромко смеялись. Издав негромкое, упреждающее «кха-кха!», Гуров попросил:

– Молодые люди, а вы нам калитку не откроете? Мы из главка угрозыска.

– А! Вы, наверное, в семнадцатый, к этому… Как его? – направляясь в сторону ворот, напряженно наморщил лоб парень.

– К Зубильскому, – подсказал Лев.

– Да, да, да! Точно! Фамилия того деда – Зубильский, – с нотками пренебрежительной иронии подтвердил тот, нажимая на кнопку электронного запора калитки.

– Кстати! А вы его хорошо знали? – входя во двор, поинтересовался Гуров.

– Ну-у… – Оглянувшись в сторону своей подружки, парень произнес с некоторой неуверенностью: – Лично знаком с ним не был. Хотя, в общем-то, наслышан.

– Это замечательно! – приятельски улыбнулся Лев. – Станислав Васильевич! Давай в сороковую, а я тут задержусь. Если молодые люди не возражают, хотелось бы немного их расспросить. Надеюсь, они не против.

– Добро! – Изобразив рукой энергичный жест, Стас зашагал к подъезду дома с большой цифрой «семнадцать», нарисованной краской на углу.

Молодые люди, явно польщенные вниманием к себе человека из загадочного мира уголовного сыска, поспешили заверить Льва в том, что готовы рассказать ему все, что им известно о ныне усопшем жильце из семнадцатого. По словам парня, назвавшегося Максом, старик Зубильский в здешних краях был в некотором роде знаменитостью. Прежде всего здесь всякий знал о том, что тезка древнегреческого философа Платона много лет проработал где-то в структурах федеральной власти, а потому обладал немалым состоянием.

– …Пацаны говорили, что бабла у него – как мусора! – жестикулируя руками, повествовал Макс. – Но скряга он был – как Плюшкин какой-нибудь.

– Ну, вот… А говорят, что молодежь Гоголя не читает, – одобрительно усмехнулся Гуров. – И в чем же это выражалось? Он что, был очень жадный, мелочный такой?

Рассмеявшись в ответ, в разговор вступила девушка, назвавшаяся Таней.

– А то! Жлобяра этот Зубильский был еще тот… Он никогда в жизни не складывался на какие-то общие затраты на дом. Я сама из семнадцатого, и мой отец не раз говорил о нем: из-за копейки удавится. Когда в прошлом году надо было сложиться на видеонаблюдение за двором, он, как мог, выкручивался, только бы не дать ни гроша. Так ничего и не дал!

– А я помню, когда во дворе заасфальтировали дорожки, кто-то в горячий асфальт, то ли случайно, то ли нарочно, втоптал новенький рубль. И вот на следующий день из дому выходит Мозоль… Ну, его за глаза все так звали. Увидел рубль и начал ключами от квартиры колупать асфальт, чтобы вытащить монету. Не получилось. Так он не поленился вернуться домой, взять там то ли стамеску, то ли отвертку и уже ею выковырял тот рублик.

– Впечатляет! – покачал головой Гуров.

– Но это еще что-о-о! – многозначительно протянул Макс. – Мы с пацанами решили приколоться. К пятирублевке точечной сваркой прихватили длинный гвоздь. На совесть приварили, намертво! Потом, когда его не было дома, разогрели асфальт газовой горелкой и поглубже забили в него монету. Вот уж Мозоль попыхтел! Часа два возился, пока не вытащил. А как увидел гвоздь – сразу все понял. Запсиховал, заматерился! Потом месяц волком на всех глядел и бегал писать жалобы.

– А мама рассказывала, что этот Зубильский даже родной сестре отказался помочь, когда ей потребовались деньги на неотложную операцию, – с осуждением в голосе вновь заговорила Таня. – Она раза два к нему приходила, просила помочь, а он ее даже слушать не стал. Потом говорили, что она умерла.

– Но, может быть, у него самого с деньгами напряг? Может, он только считается богатым, а на самом деле их у него нет? – предположил Лев с сомнением в голосе.

Издав саркастичное междометие, Макс кивнул головой в сторону семнадцатого дома и с некоторым запалом произнес:

– У него в квартире антиквариата – на три магазина хватит! Мне об этом Женька Шарихин рассказывал. Мозоль в прошлом году купил какую-то бронзовую статую. Вроде бы Будды. А она тяжеленная… Попробовал нанять таксиста, чтобы тот поднял покупку на третий этаж, но тот сразу запросил «штуку». А тут рядом оказались Женька с Лехой Суханиным. Оба лбы здоровенные – на штангу ходят. Сторговались за «пятихатку». Короче, как потом говорил Женька, чего у него там только нет! Эрмитаж отдыхает…

Поблагодарив своих собеседников за интересную информацию, Гуров направился к семнадцатому дому. Войдя в вестибюль, он увидел восседающего за столом консьержа – уроженца бывшей советской Средней Азии. При появлении рослого незнакомца тот выжидающе приподнялся, подавшись в его сторону, но удостоверение сотрудника главка угрозыска мгновенно сняло все вопросы и недоумения. Сообщив, что «сороковой квартира» находится на «третья этажа», консьерж вновь опустился на стул.

Лев почти бесшумно взбежал по лестнице на третий этаж и проследовал по широкому коридору к приоткрытой бронированной двери с цифрой сорок. Войдя в просторную прихожую, он чуть не нос к носу столкнулся с подвижным долговязым старшим лейтенантом, который придирчиво обследовал стены, судя по всему, выискивая отпечатки пальцев.

– Полковник Гуров, главк угрозыска, – лаконично представился Лев.

– Эксперт-криминалист Горшенин, – тоже отрекомендовался старлей.

– Вы давно уже здесь? Что-то интересное найти удалось?

– Да, без малого часа два уже будет, как мы тут копаемся… – чуть пожал плечами криминалист. – Знаете, ощущение такое, что чего-то характерного для криминального события тут нет и в помине. Нет следов борьбы, признаков взлома, попойки, да и вообще, посторонних людей. Скорее всего, дедушка «крякнул» чисто по причине возраста, без какого бы то ни было постороннего вмешательства…

Войдя в гостиную, где на диване, раскинув руки, недвижимо лежал мужчина лет семидесяти, с коротким ежиком седых волос и восково-желтым лицом, Лев огляделся. Судмедэксперты – и местный, и главковский Дроздов, который неведомо как успел примчаться сюда раньше их со Станиславом, вполголоса переговариваясь о чем-то своем, профессиональном, укладывали в сумки и кофры инструменты и флаконы с какими-то диагностикумами. Двое пожилых мужчин – явно понятые, о чем-то шушукаясь, сидели в углу комнаты. Еще один эксперт-криминалист обследовал подоконник. Старший опергруппы с майорскими погонами что-то вполголоса докладывал по телефону. Стаса видно не было. Как мог догадаться Гуров, он вел осмотр соседних комнат. Еще раз окинув взглядом гостиную, Лев пришел к выводу, что усопший владел пятикомнатной квартирой «министерской» планировки, действительно напоминающей антикварный магазин, и еще раз убедился в справедливости утверждений Макса, что эта жилплощадь, начиная с прихожей, переполнена всевозможными раритетами. Вдоль стен гостиной стояли шкафы (разумеется, старинные, антикварные!), заполненные разными диковинами, предметами быта и просто безделушками, представляющими собой немалую ценность. Редкие образцы посуды чередовались с замысловатыми пепельницами, раритетные скрипки соседствовали с необычными видами холодного оружия, украшенного золотом и полудрагоценными камнями, а также дуэльными пистолетами с золотой насечкой… Все это покоилось за стеклом шкафов и в специальных пластмассовых боксах, крикливо извещая о своей уникальности и весьма высокой цене.

Тем же самым складом антиквариата выглядели и смежные с гостиной комнаты – две спальни, детская и кабинет. Даже просторная кухня-столовая, куда вела дверь из прихожей, изобиловала всевозможными редкими и ценными предметами. Невольно возникало ощущение, что обитатель этой квартиры только тем и занимался, что узлами, мешками, чувалами, баулами денно и нощно таскал сюда покупки из антикварных магазинов.

Заглянув в одну из спален, Лев увидел Стаса, который, стоя перед достаточно крупным – почти полуметровой высоты – бронзовым изваянием Будды, изображенного в позе «лотоса», рассматривал творение восточных мастеров. Скульптура покоилась на специальном постаменте в виде этажерки, искусно сработанном из дорогого красного дерева, с множеством полочек, которые тоже были уставлены всевозможными фигурками и изваяниями – из мрамора, яшмы, нефрита, бронзы и слоновой кости. Верхнюю занимали индуистские боги, наподобие Вишну и Шивы, с которыми соседствовала многорукая Кали, выточенная из черного камня. Ниже в ряд стояли нефритовые слоны и слоноликий Ганеши, выточенный из сердолика, обезьяний царь Хануман, птица бога Вишну Варуна, с восседающим на ней богом-хранителем, сработанные из халцедона, миниатюрные копии индуистских и буддийских храмов из слоновой кости… На особом месте красовалась каменная копия Тадж-Махала из куска мерцающего мрамора.

И все же самым примечательным в этой комнате был именно Будда. Загадочный восточный человек-бог отстраненно взирал металлическими глазами на все, что простиралось перед его ликом. Его металлические губы были сложены в традиционно-невозмутимую восточную улыбку. Но так было только на первый взгляд. Встав рядом со Стасом, который, судя по всему, последние несколько минут рассматривал именно этот экспонат, Гуров неожиданно для себя обнаружил, что, вопреки древним канонам, улыбка этого Будды выглядела не бесстрастно-отстраненной, а ироничной. Мастер, создавший изваяние, какими-то неуловимыми штрихами сумел придать ей именно такой характер.

Вновь и вновь окидывая Будду изучающим взглядом, Лев находил все новые и новые подтверждения своей догадки. Покосившись в его сторону, Крячко мотнул головой в сторону изваяния и негромко прокомментировал:

– Прикольный получился Будда, да? Как будто смотрит на нас и хочет сказать: «Мужики, чего вы мечетесь как угорелые? Зачем суетитесь, куда торопитесь? На что свою жизнь тратите? Она у вас слишком коротка, чтобы разменивать ее по мелочам…»

– Определенно, в этом ты прав… – согласился Гуров. – Надо думать, усопший в его взгляде постоянно видел неодобрение своего неправедного житья. Поэтому вообще непонятно, зачем он его купил? Только лишь ради вложения денег?

Он вкратце рассказал приятелю об услышанном от Макса и Тани. Молча выслушав Льва, Станислав язвительно резюмировал:

– В общем, жил он, как говорится, ни богу свечка – ни черту кочерга. И помер, по сути, точно так же…

– Ну, а вот как ты считаешь, его смерть могла быть следствием каких-то естественных причин? – Гуров прошелся по комнате взад-вперед, рассматривая полотна классиков, размещенные почти под потолком, коллекцию фамильных фужеров, с выгравированными на них графскими гербами, поблескивающие искорками бриллиантов, золотом и эмалью ордена времен Екатерины Великой и серебряные ларцы, украшенные финифтью с портретами последней императорской семьи.

– Конечно! Если судить по реальным обстоятельствам, то иного мнения тут просто быть не может, – категорично определил Станислав. – Вон и эскулапы пришли к выводу, что умер он от остановки сердца. Случилось это, как они считают, часов шесть назад… – Он указал взглядом в сторону судмедэкспертов, которые не спеша снимали халаты, продолжая свой флегматичный диалог.

– А вот я, глядя на все эти богатства, думаю несколько иначе… – не согласился с ним Лев. – Кстати! На твой взгляд, сколько все это может стоить? Ну, так, навскидку? Мне думается, не менее двадцати-тридцати миллионов, пусть и рублей. Согласен? А ведь общеизвестно, что там, где пахнет огромными деньгами, естественная кончина их владельца – слишком большая для него роскошь.

Стас, хмуро взглянув на приятеля, несколько даже возмущенно всплеснул руками:

– И в чем же ты видишь признаки того, что Зубильского кто-то грохнул? Консьерж показания дал – последние двенадцать часов чужие в дом не заходили. Признаков присутствия посторонних в квартире не установлено. Следов борьбы нет. Каких-либо телесных повреждений, признаков асфиксии, гематом и прочего экспертами не обнаружено. Чего городить забор на пустом месте? Ты еще скажи, что некий киллер-чернокнижник навел на него сглаз и порчу.

Но Льва его запальчивость ни в чем не убедила.

– Да, следов тут никаких, но это отчасти даже настораживает – все-то тут и чисто, и гладко… Согласись, что при таких богатствах умереть от банальной остановки сердца – слишком большое счастье. Соседей опрашивали?

Изобразив гримасу досадливого разочарования, Крячко пояснил, что в этом доме двери для дачи показаний открывать не принято. Люди тут живут непростые, все со своими «тараканами», прибабахами и самомнением. Да и как не заважничать, если каждый первый в этом доме имеет неплохие связи на уровне города, каждый второй вхож в любой кабинет столичной власти, а каждый третий, прямо или хотя бы косвенно, не чужд власти федеральной? Так что тут не очень-то разгуляешься по части дознаний и допросов.

Единственная из жильцов, с кем удалось поговорить, – соседка из сорок первой квартиры. Собственно говоря, она и вызвала полицию. Часов в восемь вечера, вернувшись от дочери, пенсионерка заметила, что дверь Зубильского почему-то немного приоткрыта, но никакого значения этому не придала – мало ли что там может быть? Однако уже часу в десятом, глядя по телевизору детективный боевик из сериала про улицы, где вечно разбиты фонари, женщина неожиданно испытала нешуточное беспокойство. Выйдя в коридор, она увидела, что дверь все так же приоткрыта. Постучавшись и не услышав ответа, соседка заглянула внутрь. Пройдя в гостиную, она с ужасом обнаружила там хозяина квартиры, который уже начал коченеть.

– Мне кажется, ее дергать уже не стоит, – сочувственно махнул рукой Стас, – она и так в полном смятении. С ней и местные опера разговаривали, и я ее уже расспрашивал…

– Все ясно… – согласно кивнул Лев. – Эту пенсионерку беспокоить не будем. А что касается всех остальных – попробуем обходной маневр.

Выйдя в гостиную, он поймал вопросительный взгляд майора, который уже закончил свои телефонные разговоры и перелистывал на столе какие-то бумаги.

– Полковник Гуров, главк угрозыска, – представился Лев, как бы отвечая на его немой вопрос.

– Майор Бояров, – бодро откликнулся тот. – Товарищ полковник, общую часть работы мы уже практически закончили, остались лишь кое-какие мелочи… От вас какие-то дополнительные распоряжения будут?

– Вы с соседями по этому этажу, по второму и четвертому, пытались общаться? – Гуров вскользь окинул взглядом коллекцию старинных икон, соседствующую с целым лесом подсвечников, канделябров и бра у стены напротив (ну и понатащил мужик всякой всячины!)

– Пытались… Но нам никто не открыл! А напирать – тоже, знаете ли, в этом доме весьма рискованно.

– Да, с этим не поспоришь. Хорошо! Сейчас что-нибудь придумаем…

Лев спустился по лестнице в вестибюль и запросил у консьержа список всех жильцов, со второго по четвертый этажи. Тот, немного повздыхав и недовольно морщась, требуемое все же предоставил. Быстро выписав себе в блокнот десятка три фамилий, Лев снова поднялся наверх и, подозвав к себе Стаса с майором, раздал им по листочку с номерами квартир.

– Вам – второй этаж, – лаконично пояснил он, взглянув на майора. – Станиславу Васильевичу – четвертый. Я отрабатываю третий. Суть такова. Будем работать в русле персонального общения. Согласитесь, если приходит некто неизвестный и через дверь обращается к жильцу на уровне «эй», десять против одного, что ему не откроют. Если обращается по имени-отчеству, то соотношение будет совсем другое, минимум пять на пять. Работаем!

Когда Крячко, на ходу вчитываясь в номера квартир и фамилии, проворно взбежал наверх по лестнице, застеленной ковром, Гуров запоздало вспомнил, что не дал приятелю еще одного, самого ценного указания, которое давал всегда и всюду: игнорировать местных дам. Стас, будучи натурой крайне увлекающейся, без конца попадал в истории, порой очень даже скандальные. Впрочем, как бы ни показалось это удивительным, в подобных ситуациях ему всегда невероятно везло, и он неизменно выходил сухим из воды.

Лев уже собрался поспешить следом за Крячко на четвертый этаж, дабы все-таки напомнить тому о необходимости вести себя достойно, но передумал. Приняв к сведению то обстоятельство, что Стас и сам должен иметь голову на плечах, а также учитывая, что здесь, в «министерском заповеднике», подобные вольности крайне маловероятны, он направился к двери с номером тридцать один. Нажав на кнопку звонка и услышав чьи-то шаги, громко и четко выкрикнул:

– Анатолий Константинович? Вас беспокоит полковник Гуров, Главное управление угрозыска. Вы не могли бы ответить на пару вопросов?

Дверь неохотно приоткрылась, и на пороге показался лысоватый гражданин лет пятидесяти пяти в пижаме и шлепанцах. Молча выслушав просьбу нежданного гостя рассказать о соседе по этажу, хозяин квартиры, пожимая плечами, сообщил, что, в общем-то, в чужую жизнь совать нос он не привык, однако пару месяцев назад из квартиры Зубильского доносились звуки какой-то ссоры. Впрочем, кто, с кем и почему выяснял отношения, он не знал. Да и не интересовался.

Поблагодарив его, Лев направился к следующей двери с номером тридцать два, но вновь выглянувший в коридор Анатолий Константинович своевременно сообщил, что там никого нет – хозяева за границей, а домработница приходит только днем.

В тридцать третьей квартире жильцы оказались дома, однако дверь оперу никто не открыл. Попросив выйти значащегося здесь Романа Алексеевича, Гуров услышал донесшееся из-за двери брюзгливое:

– Я не обязан общаться с теми, кого не знаю. Всего доброго!

«И тебе шило в задницу, зануда!» – мысленно парировал Лев, направляясь дальше. Из жильцов имеющихся на третьем этаже пятнадцати квартир с ним пообщаться согласились семеро – то самое количество, которое он и предполагал. Правда, не все из тех, кто откликнулся, смогли сказать что-то дельное. Большинство знало о жизни Зубильского лишь по слухам. Лично с ним поддерживали хоть какие-то отношения считаные единицы, но и они мало что знали о некогда очень влиятельном «сером кардинале» еще из советского, а потом и российского правительства.

Лишь обитательница сорок второй квартиры прояснила суть скандала, случившегося в стенах обиталища Зубильского. По ее словам, Платон Модестович уже лет десять состоял в разводе со своей женой. Их расставание было шумным и скандальным. Жена, как можно было понять из ее реплик во время ссоры, претендовала на изрядную часть антикварных богатств мужа. Однако тот оказался весьма хитер, оформив ценности таким образом, что они не попадали под понятие «совместно нажитого имущества». Единственное, что отошло к ней – квартира в Лефортове и часть денежных средств, в сумме «какого-то там» десятка миллионов рублей.

Дети Зубильских – сын и дочь, после окончания престижных вузов уехали за границу. Теперь у них там свои семьи, свой бизнес, и в Россию они возвращаться уже не собираются. Но однажды Зубильские-младшие вдруг прикатили к своему папочке. И не потому, что очень соскучились, а чтобы уговорить его написать завещание в их пользу. Тем же днем к экс-мужу нашла повод заглянуть и экс-жена. Как видно, консенсуса членам семьи Зубильских достигнуть так и не удалось, тихое семейное чаепитие (если только оно имело место быть) завершилось буйным выяснением отношений.

– Я хорошо слышала, как Мила… Ну, жена Зубильского, кричала своему Платошке: «Что б ты СПИД подцепил от своих проституток, сволочь!» – приглушив голос, почти шепотом сообщила соседка.

– Хм… – чуть заметно улыбнувшись, хмыкнул Гуров. – Это надо понимать так, что в свои шестьдесят восемь Зубильский встречался с молодыми женщинами?

Соседка в ответ лишь развела руками.

– Сама ни разу не видела, чтобы он кого-то сюда водил… Ну, а если где-то вне дома и встречался, то об этом ничего сказать не могу. Что от нее услышала, то и передала.

Задав еще несколько вопросов, Лев поблагодарил ее и отправился дальше. Впрочем, в оставшихся трех квартирах ничего дельного узнать не удалось. Кто-то объявил, что болен и поэтому выйти не может. Кто-то уведомил, что «такой козел, как Мозоль» его никогда не интересовал. Хозяин сорок пятой квартиры, лишь выглянув из-за двери и буркнув что-то маловразумительное, тут же вновь исчез за ней…

Когда Гуров собрался уже спускаться вниз, появился майор Бояров. Избытка оптимизма он не источал, но тем не менее выглядел вполне довольным. По словам майора, из пятнадцати квартир второго этажа дверь ему открыли в пяти. Правда, что-то дельное узнать удалось лишь от одного человека – хозяйки двадцать седьмой квартиры. Та оказалась хорошей знакомой экс-супруги Зубильского. Рассказав кое-что из жизни этой пары, она снабдила Боярова телефоном Эмилии.

– Ну, так позвоните ей, пусть приезжает, и немедленно! – распорядился Лев, кинув обеспокоенный взгляд на лестницу – Стаса не было подозрительно долго.

Кивнув, майор достал из кармана свой сотовый и, набрав номер, замер в ожидании. Гуров еще раз оглянулся и, взглянув на часы, решительно поднялся на четвертый этаж. Как он и опасался, Стаса там не было. Конечно, Крячко вполне мог напроситься к кому-то из жильцов на «рюмку чаю», и подозревать его в неких не вполне пристойных проделках было бы излишним. Но… Лев слишком хорошо знал своего закадычного друга, чтобы питать наивные надежды на подобные обстоятельства. Увы!

Когда он вернулся на третий этаж, Бояров по мобильнику что-то дотошно объяснял своей собеседнице на том конце связи. Наконец майор устало опустил телефон и, нажав на кнопку отбоя, сокрушенно помотал головой:

– Ну, елки-моталки! Ну, блин, артистка! Представляете, никак не могла наслушаться о том, что ее бывшего мужа уже нет в живых. Раз пять переспросила: «Он что, и в самом деле лежит и не дышит, да?» Похоже, долгонько ждала она этой вести. Сейчас примчится…

Гуров невольно рассмеялся. Действительно, наша жизнь – сплошной парадокс. От грустного до смешного – один шаг. Для главного фигуранта сегодняшних событий происшедшее с ним – неописуемая трагедия. А вот для тех, кто теоретически должен бы сейчас оплакивать утрату, его кончина стала поводом к восторженному ликованию.

Следом за майором он направился в квартиру, но в это время сзади него на лестнице послышались крадущиеся шаги. Лев оглянулся и увидел Станислава, который с независимым видом неспешно шагал по ступенькам вниз. На его лице было написано что-то наподобие: «Да знает ли кто-нибудь, сколь ценную информацию мне удалось раздобыть! А каких тяжких трудов это стоило?!» Но Гуров углубляться в психологические изыски настроен не был. Развернувшись к Стасу, он измерил его изучающим взглядом и коротко спросил:

– Опять?

– Не опять, а снова! – с вызовом парировал Крячко, подходя к нему. – Чего насупился как сыч? Все нормально. Взял интересную информацию. Ну, что опять не так?

– А ты не догадываешься? – В голосе Льва звучала нескрываемая ирония.

– Не-а… Даже не берусь! – нахально ухмыльнулся Станислав. – Не надо, не надо таращиться на меня, как на чудо заморское. И вообще, мне стоит или не стоит рассказывать про то, что удалось узнать о нашем усопшем?

– Стоит, стоит… – все так же насмешливо «подбодрил» Гуров. – Только сначала сотри со щеки губную помаду. Есть чем? Как всегда, у бедного Никитки – ни иголки, ни нитки… Вот, возьми, приведи себя в порядок!

Он достал из кармана чистый носовой платок и протянул приятелю. Тот поспешно протер правую щеку, на всякий случай проделав то же самое и с левой, и, оглядевшись по сторонам, вполголоса заговорил:

– Короче, Лева, ты не поверишь, но я даже и не думал о чем-то «таком»! Честное слово! На четвертом, кстати, люди живут вполне вменяемые. Народ в основном откликался и пытался мне помочь, но не всегда знал, чем именно. И вот уже перед самым концом постучался я в одну дверь. Вышла деваха, лет тридцати. Ну… подмигивает мне и предлагает: а не опрокинуть ли нам, типа того, по рюмашке?

– Но ты решительно отказался! Да?

– Нет, Лева, – укоризненно покачал головой Стас, – я спросил, не может ли она рассказать что-нибудь про Зубильского, о его последних днях жизни? Ну, она пообещала, что, если выпьем на брудершафт, тогда и расскажет кое-что интересное. А мне куда деваться? Интересы-то дела превыше всего… Ну, зашли, опрокинули. Как все остальное получилось – я и сам не очень понял. Вообще-то она меня фактически принудила. Зря смеешься! Я ей еще сказал: Катенька, а может, не стоит? Она решила, что стоит, а потом…

– Стас, давай ближе к сути! – Гуров поморщился и коротко отмахнулся. – Итак, потом она тебе сказала… Что конкретно?

– Конкретно? Короче, она как-то раз у антикварного магазина на улице Молотиловской случайно стала свидетелем разговора Зубильского с тремя какими-то парнями, по виду – уголовниками. У всех троих на руках были татуировки. Всего разговора она не слышала, но, как ей удалось понять из обрывков того, что до нее доносилось, Платон Зубильский где-то за городом совершил ДТП и серьезно повредил их машину. Они требовали, чтобы он не только восстановил их «тачку», но и выплатил моральный ущерб. Случилось это месяца три назад. Вроде бы факт ДТП был зафиксирован гаишниками.

– Интересный момент… – задумчиво кивнул Лев. – Надо будет проверить.

– Кстати, Лева! Ну, ты-то, я надеюсь, про сегодняшний случай с Катюхой Петру не расскажешь?.. – начал Станислав, однако Гуров сердито отмахнулся:

– А то как же! Обязательно настучу. Я же только этим и занимаюсь, больше мне делать нечего… Хорош глупости городить! Ну, накуролесил – что с тобой поделаешь? Давай делом заниматься, а не ерундой страдать.

В глазах Стаса, выслушавшего эту тираду с показным смирением, вдруг промелькнуло что-то жульнически-шутовское. Заподозрив какой-то подвох, Гуров молча посмотрел на него изучающим взглядом, а Крячко в ответ состроил рожу и, громко хохотнув, укоризненно помотал головой:

– Ну, Лева! Ну и купился же ты задешево! Ой, чудо ты в перьях! Да ни хрена никаких «приключений» у меня не было и в помине. Понял? Да, было дело, позвала меня к себе в гости одна женщина. Ну, как – женщина? Бабушка – «божий одуванчик»… Причем с особым «бзиком» – пока с ней чаю лечебного не выпил, говорить вообще ни о чем не желала. Чай я пил с ней, чай! Ферштеен? А чтобы не разочаровывать тебя в неких там ожиданиях, когда уходил, попросил у бабули помаду ее внучки и подкрасил себе щеку. Еще вопросы есть?

– Бабушка, говоришь? – с долей недоверия улыбнулся Гуров. – Ну, ладно, верю. Раз уж так, безгрешный ты наш, то приношу свои искренние. На колени, надеюсь, падать не надо? Нет? Ой, спасибо, добрая душа!

– Да уж, на здоровье, на здоровье! – в той же интонации парировал Крячко.

– Все! Кончаем эту болталогию. – Гуров коротко рубанул рукой. – Значит, в активе Зубильского есть серьезное ДТП. Сейчас должна приехать бывшая жена нашего покойничка, может, она об этом что-то знает?

– Жена? Примчится оросить безутешными слезами чело усопшего? – саркастично хохотнул Крячко.

– Где уж там безутешными! – пренебрежительно отмахнулся Лев. – Бояров только успел сообщить, что ее Платон преставился, так она там чуть не в пляс пустилась. Думаю, на его похоронах будет очень весело – прощальные рыдания и стоны ему не светят.