Читать книгу Ультиматум Гурова (сборник) - Алексей Макеев, Николай Леонов - Страница 2

День близился к концу – как рабочий, так и световой. Унылый, тусклый день поздней осени рано завершал свой путь, превращаясь в вечер уже после четырех часов. Конец ноября вообще отличается хронической нехваткой солнечного света, а она, в свою очередь, негативно отражается и на работоспособности, и на настроении в целом. Полковник Гуров очень четко это ощущал, особенно в последнюю неделю, когда световые дни становились особенно короткими, а рабочие, наоборот, увеличивались, затягивались за счет большого количества дел, причем, что самое обидное, – нудных и рутинных, из числа тех, которые полковник терпеть не мог. Навалилась куча писанины, год неуклонно подходил к своему логическому завершению, и нужно было привести в порядок все материалы и документы. То есть писать, писать и писать… Данная работа не требовала особой умственной напряженности, зато отнимала кучу времени и раздражала полковника своим однообразием и бессмысленностью, поскольку, чего уж греха таить, некоторые так называемые документы Гуров считал откровенно бестолковыми и никому не нужными. Он привык работать если уж не головой, то хотя бы ногами и руками, причем не с помощью шариковой ручки, а оружия. А вообще в своей профессии сыщика полковник предпочитал думать. Думать, размышлять, анализировать, строить версии и разрабатывать их, выстраивать логические цепочки, приводящие к разоблачению преступников и разрушению их злодейских замыслов. И сейчас, методично перепечатывая страницу за страницей, Гуров как никогда ощущал, что занимается не своим делом.

Еще больше от этого занятия страдал его лучший друг и сослуживец, тоже полковник и опер по особо важным делам Станислав Крячко. Вот уж кого эта работа просто выворачивала наизнанку и лишала всяческой радости жизни. Уж кто-кто, а Станислав Крячко был явно не создан для писательской деятельности. И если в другие, менее напряженные периоды он мог еще увильнуть от этой работенки, то сейчас это было совершенно невозможно: их шеф и также многолетний друг генерал-лейтенант Петр Николаевич Орлов строго-настрого поручил сыщикам подбить все материалы к сдаче, а многие из них касались дел, лично раскрытых Гуровым и Крячко, посему свалить это на кого-нибудь из младших чинов было нельзя. Вот и приходилось Станиславу Крячко, вздыхая, чертыхаясь, а иногда и откровенно матерясь, ерошить свою и без того вечно лохматую, хотя и изрядно поредевшую шевелюру пятерней и продолжать оформлять отчеты, объяснительные и прочие бюрократические бумаги.

Гуров, ненавидевший бюрократизм не меньше Станислава, вел себя гораздо спокойнее, принимая данное занятие как неизбежное зло, издержки, которого имеются в любой профессии. Потому он молча и сосредоточенно стучал по клавиатуре компьютера, в то время как Станислав все больше ерзал на стуле, периодически раздраженно комкая очередной испорченный листок и бросая его в мусорную корзину.

За окном, тем временем, совсем стемнело. Станислав поднял голову и с надеждой посмотрел на часы. Гуров головы не поднимал – часы были перед ним, высвечиваясь на экране монитора. Он видел, что рабочий день его уже закончился, однако хотел все-таки доделать намеченный на сегодня план. Оставалось немного, где-то на полчаса работы, и полковник не собирался откладывать это на завтра. Он вообще мечтал поскорее расквитаться с писаниной и приступить к чему-то более привычному и полезному.

Крячко выразительно кашлянул, явно намекая на то, что пора бы сворачивать всю бухгалтерию и отправляться домой, но Гуров проигнорировал его намек. Тогда он решительно поднялся со стула, сдвигая ворох своих бумаг в сторону, и заявил:

– Мне сверхурочные не платят!

– Да иди ты уже! – махнул рукой Гуров. – Все равно только бумагу портишь!

– И уйду! – тотчас подхватил Станислав. – Я просто подумал, может, тебе самому надоело бумагу пачкать? Вместе бы по домам отправились.

– Ну, вместе нам только до ворот УВД, – заметил Гуров. – А дальше каждый по своим машинам.

– Ну как знаешь, – пожал плечами Станислав и, нахлобучив кепку, вышел из кабинета, оставив Гурова один на один с отчетами.

Лев не слишком расстроился после его ухода – одному работалось даже лучше, спокойнее: можно сосредоточиться и не отвлекаться на посторонний шум, который постоянно создавал Крячко своей возней.

Быстро перепечатав три коротких справки и подшив их к материалам дела, он собрался подбить последний на сегодня отчет и с чистой совестью отправиться домой, оставив на завтра лишь сущие мелочи, которые можно будет сделать за первую половину дня.

«Интересно, кроме меня, полковника и руководителя криминального отдела, и дежурного какой-нибудь дурак еще остался в управлении?» – с усмешкой подумал Гуров, потягиваясь на стуле и разминая затекшие мышцы.

Ответом ему послужил скрип открываемой двери, и в кабинет вошел сам генерал-лейтенант Орлов. Он посмотрел на Гурова с выражением облегчения в глазах, как будто был счастлив, что полковник задержался на рабочем месте, довольно хмыкнул, осторожно присел на стул напротив него и вкрадчиво спросил:

– Работаешь, Лева?

– Как видишь, – насмешливо отозвался Гуров.

Он уже понял, что Орлов зашел к нему не для того, чтобы интересоваться продвижением готовности документов, а по какому-то вроде бы рабочему, но в то же время и личному делу. Ибо легкая виноватость, сквозившая во взгляде и позе Орлова, выдавала его с головой.

– Ну и чем еще ты решил нагрузить меня под конец столь блестящего в профессиональном плане трудового дня?

– Почему сразу нагрузить? – развел руками Орлов.

– Ну потому что я ни за что не поверю, что ты пришел проявить любопытство, не устал ли твой лучший опер и не требуется ли ему помощь.

– Я, Лева, своими лучшими сыщиками всегда интересуюсь, – заметил Орлов. – И помощь всяческую всегда готов оказать. И уверен, что и они мне ее окажут в случае чего.

– И какая же помощь требуется тебе позарез именно сейчас? – Гуров отодвинул клавиатуру, понимая, что допечатать пресловутый отчет сегодня уже не получится – у Орлова явно было что-то поважнее, отказаться от чего ему вряд ли удастся.

Орлов вздохнул, повозился на стуле, потом склонился к Гурову и сказал вполголоса:

– Нужно помочь одному хорошему человеку…

– Тебе?

– Ну, разумеется, и мне, – слегка замявшись, кивнул Орлов. – Но под хорошим человеком я имел в виду другого. В общем, Лева, у меня к тебе просьба. Как личного, так и профессионального характера. Ты знаешь, как я тебе доверяю…

– И как я уважаю Остапа Ибрагимовича! – подхватил Гуров.

– Лева, – поморщился генерал, – ну не время сейчас для твоих шуток! Хотя они, как всегда, очень тонкие и в точку. Ты у нас профессионал не только по части сыска…

– Да ладно тебе расшаркиваться, говори уже, что нужно-то? Полагаю, речь не об очередной писульке, которую требуется состряпать?

– Нет. Дело в том, что ко мне обратился один человек. У него, понимаешь, проблемы… щепетильного характера. А ты, кроме писанины, все равно сейчас ничем не занят. Вот и выслушай, помоги, подскажи. От отчетности я тебя освобожу! – тут же добавил Орлов. – Знаю твою нелюбовь к этой работе.

– А почему меня? Освободи Крячко – он тебе ноги будет целовать!

– Дождешься от него! – проворчал генерал. – Нет, Станислав, при всем к нему уважении, в роли помощника по данному вопросу мне не кажется подходящей фигурой. Тут вникнуть требуется, не рубить с плеча. Я же говорю – проблемы щепетильного свойства!

– Неверные жены? Внебрачные дети? Нетрадиционная ориентация? – принялся перечислять Гуров, невольно нахмурившись, – он терпеть не мог проблем подобного рода, житейско-бытовых. Его интересовали сложные, лихо закрученные дела.

– Нет-нет! – тут же замахал руками Орлов, предупреждая возможный отказ своего любимца. – Совершенно ничего подобного!

– А то я уж подумал, что твой клиент – персона, как это сейчас принято выражаться, медийная и боится огласки какого-нибудь не слишком приятно пахнущего факта из своей бурной биографии.

– Ничего подобного! И человек не публичный, и никакими неприятными фактами из личной жизни тут не пахнет!

– Ну, так раскрой мне этого таинственного незнакомца, – усмехнулся Гуров. – Не томи душу!

Орлов слегка помолчал, потом негромко произнес:

– Это некто Конышев Виктор Станиславович. Вполне уважаемый человек, бизнесмен. У него риелторская контора, называется «Зодчество».

– И что же у него случилось?

– Да я сам толком не пойму, дело какое-то мутное… Не поймешь, откуда ветер дует.

– То есть темнит твой клиент, – сделал вывод полковник. – Не хочет откровенничать, а надеется на нас переложить все собственные проблемы.

– Да нет же, Лева! Он действительно сам не знает, чего от него хотят!

– Меня больше волнует, чего он хочет от нас? В частности, от меня?

– Для начала я прошу тебя его просто выслушать. Вы-слу-шать, Лева! – подчеркнул Орлов. – Ну а дальше уже ты сам сделаешь все надлежащие выводы.

– Ну допустим, – немного помолчав, сказал Гуров. – И когда он хочет побеседовать?

– Сейчас, Лева.

– Как – сейчас?

– Да очень просто. Он в кабинете у меня сидит. Ждет, так сказать, аудиенции.

– Что же он, более подходящего времени не мог выбрать? – возмутился Гуров. – На часы посмотри! Восьмой час! Я и так задержался. И ладно бы речь шла о действительно серьезном деле, а то непонятная какая-то ерунда!

– Лева, ну, пожалуйста, ради меня! Понимаешь, он меня выручал не раз. И даже не лично меня, а наш отдел. Помнишь, помещение нам нужно было под спортклуб для тренировок молодых оперов? Так вот это Конышев помог! И вообще…

– И вообще, он типа наш спонсор, – заключил Гуров. – То есть получается, что и мой вроде как тоже, хотя мне на этот клуб глубоко плевать.

Орлов не стал ничего комментировать, он лишь продолжал не мигая смотреть на Гурова.

– Ладно, – махнул рукой тот. – Зови сюда своего домушника!

– Эк ты его окрестил! – с притворной укоризной отозвался генерал, не в силах, однако, скрыть своего удовлетворения. – А ведь у этого слова совсем иное значение в криминальном мире…

– Про криминальные специальности я в курсе не хуже твоего, просто пошутил. Короче, зови, пока я не передумал. У Марии, на счастье, сегодня спектакль до десяти, так что полчасика я ему уделю. Но не больше.

– До десяти больше двух часов, – заметил Орлов, поднимаясь со стула.

– А ужинать мне, по-твоему, не нужно? Я, вообще-то, собирался домой за этим заехать, теперь придется в кафе. Издержки, между прочим, придется понести финансовые…

– Ладно, не ломайся, как капризная барышня! – Орлов перешел на строгий начальственный тон, потому что уже успокоился. Гуров дал согласие на беседу, и теперь можно не опасаться, что он откажется. И если даже выяснится, что дальнейшая помощь Виктору Конышеву невозможна, совесть генерал-лейтенанта будет чиста, поскольку он всегда сможет сказать, что сделал все от него зависящее.

Орлов вышел из кабинета Гурова, оставив того один на один с папкой готовых документов и не слишком радужным настроением. День вообще прошел нудно, у Гурова под вечер даже начала побаливать голова, а перспектива непонятной беседы с неким риелтором не внушала оптимизма.

Он снова потянулся и поморщился, услышав, как противно хрустнули кости, подкинув в столь и так не слишком приятный момент напоминание о том, что ему, увы, уже не двадцать лет…

Послышался вежливый стук в дверь, и Гуров, приняв ровное положение, крикнул:

– Да, войдите!

На пороге показался невысокий человек в очках, достаточно интеллигентного вида. Лев не особо задумывался, как должен выглядеть типичный среднестатистический риелтор, но подсознательно ему рисовался образ этакого ловкого дельца-проныры с хитрыми, цепкими глазками. Виктор Станиславович же скорее походил на какого-нибудь пресс-секретаря государственного деятеля.

– Добрый вечер, – довольно приятным тенором произнес вошедший. – Полковник Гуров? Лев Иванович?

– Он самый, – кивнул Гуров. – Проходите.

– Для начала позвольте вас поблагодарить за то, что согласились принять меня во внеурочный час. Я отлично понимаю, что значит задерживаться после работы ради совершенно незнакомого человека. Постараюсь сэкономить ваше время и перейду сразу к делу. Хотя это не так-то и просто, потому что я, честно говоря, в замешательстве. Я чувствую, что мне угрожают, точнее, пытаются мне навредить, может быть, убрать с дороги. Но вот что конкретно от меня хотят и кто – понять не могу. Ну вот, хотел говорить четко и конкретно, а получается, что только запутал вас, – виновато улыбнулся Конышев.

– Давайте все-таки попробуем перейти к сути, – махнул рукой Гуров. – Итак, вам угрожают? Чем?

– Не то чтобы напрямую угрожают… – замялся Конышев. – То есть никто мне ничего не говорил и не требовал…

– Звонки, письма с угрозами не поступали?

– В том-то и дело, что нет! В этом смысле все тихо. Но я интуитивно чувствую, что кто-то что-то имеет против меня!

– Ну, у любой интуиции есть вполне рациональная основа. Поверьте мне, законченному материалисту, – любое, так сказать, предчувствие на чем-то основывается. Так называемое шестое чувство вполне материально. Просто вы располагаете некими фактами, подсознательно их анализируете, и на основании этого у вас формируется вывод. Это не просто «я так чувствую, и все!», это вполне объяснимо и с точки зрения логики, и психики, и даже физики.

– Вы психолог? – с удивлением спросил Конышев.

– Я оперативник, – чуть снисходительно ответил Гуров. – И сейчас пытаюсь помочь вам конкретизировать происходящее, докопаться до фактов. А они есть! Непременно есть. Вот давайте вы мне сейчас все-таки изложите свои предчувствия – пусть путано и не совсем четко, а я уж постараюсь вычленить во всем этом рациональное зерно.

– Ну что ж, – сказал Конышев, – давайте попробуем. Только вы уж не судите строго, если я действительно буду путаться.

– Весь внимание, – кивнул Гуров, вытягивая под столом длинные ноги и откидываясь на спинку стула.

…Когда все это началось? Виктор Станиславович сам неоднократно задавал себе этот вопрос и всерьез забеспокоился. Когда? И с чего? Да, пожалуй, около месяца назад. И с пустякового, в общем-то, эпизода. Он застрял в пробке и приехал в свой офис с опозданием на целых полчаса. В этом не было бы ничего особо страшного – в конце концов, он хозяин конторы и отчитываться ни перед кем не обязан, – если бы не встреча, назначенная на точное время. И теперь получалось, что клиент ждет его уже пятнадцать минут. Не катастрофа, конечно, но все-таки неприятно.

Виктор Станиславович порадовался хотя бы тому, что на парковке оказалось свободное место, и поспешил его занять. Осторожно размещая свой «Лексус» на подходящее место, щелкая пультом сигнализации и направляясь к дверям конторы, Конышев уже мысленно готовил извинения перед клиентом. Открыв дверь приемной, он с удивлением обнаружил, что она пуста. Признаться, в груди у него даже радостно екнуло – наверное, клиент, владелец сети бильярдных, ищущий помещение для очередного своего детища, сам застрял, так что и извиняться теперь не придется.

– Люда, сделайте, пожалуйста, кофе, – попросил Виктор Станиславович секретаршу, пересекая приемную и подходя в дверям своего кабинета. – На двоих – ко мне сейчас должны подъехать.

– Таранов? – неожиданно спросила Людмила.

– Да, – удивленно, обернулся Конышев, уже взявшийся было за ручку двери. – А что такое?

– Так он уже уехал, Виктор Станиславович, – сообщила секретарша.

– То есть как – уехал? Вы что, не предупредили его, что я буду с минуты на минуту?

– Разумеется, я так и сказала, только он не мог ждать. Знаете, мне даже показалось… – с ноткой сомнения добавила секретарша, – что он вроде даже обрадовался вашему отсутствию.

– Да? – Брови директора конторы взлетели вверх. – Ну что за глупости! Это уже полет вашей фантазии. Хотя поведение его действительно выглядит странно. Ладно, я ему позвоню и все узнаю.

Виктор Станиславович вошел в свой кабинет и уселся в кожаное кресло. Оказавшись на привычном месте, он смог, наконец, отдышаться и привести в порядок мысли и нервы. С Тарановым, видимо, произошло какое-то недоразумение, которое непременно разрешится. Скорее всего, его просто вызвали куда-то срочным звонком.

Александр Юрьевич Таранов занимался бильярдным бизнесом не так давно. Он был профессиональным спортсменом, несколько лет назад завершившим свою пусть не блестящую, но все-таки достойную карьеру. Потом занимался тем, что тренировал ребят, но заработок этот вид деятельности приносил не слишком высокий, посему и пришлось Таранову податься в бизнесмены. Сначала открыл свой спортивный клуб и несколько лет вкладывал в него практически весь доход, потом решил потихоньку расширяться. Но не абы как, а с умом. Пораскинув мозгами, которые у него определенно имелись, Таранов сделал ставку на востребованность и высокую цену. Под эти параметры отлично подходил бильярд, которым он неожиданно для себя увлекся. Бильярдный клуб показался ему самым подходящим вариантом, и он не прогадал. Не прошло и трех лет, как бизнес Таранова стал приносить высокий доход и расширяться, а сам Александр Юрьевич стремительно зашагал вперед и вверх. Вот он уже преуспевающий хозяин целой сети бильярдных, объединенных названием «Золотой кий», в данный момент ищущий подходящее помещение для открытия еще одного клуба.

С этим вопросом он и обратился в контору Конышева, которого ему рекомендовал общий знакомый. И Виктор Станиславович нашел, можно сказать, идеальный вариант: и от центра недалеко, и место людное, и не слишком высокую цену назначил… Помещение, правда, не отремонтированное, потому и цену скинул, но ведь Таранову все равно нужно все внутри переоборудовать, стилизация под бильярдную требовала полной переделки того, что было внутри.

Дело казалось сделанным. Александр Юрьевич едва взглянул на помещение, как Конышев сразу понял – купит. Не просто возьмет в аренду, а именно приобретет в собственность. Ну это и к лучшему: в аренду сдавать, конечно, тоже выгодно, но когда помещение неотделанное и его согласны взять в таком виде, лучше его продавать, с ремонтом возиться некогда, да и зачастую накладно получается.

Одним словом, с Тарановым все складывалось как нельзя лучше. Оставались сущие пустяки – подписание документов у нотариуса и в регистрационной палате. Формальности, короче. И именно сегодня они с Тарановым должны были все это разрешить. Собственно, можно и перенести встречу на более позднее время – скажем, на послеобеденное.

Конышев потянулся к мобильному телефону, лежавшему на столе, и набрал номер Таранова. Александр Юрьевич почему-то долго не отвечал на звонок, хотя телефон его не был отключен, но потом все же ответил, правда, голос его звучал суховато и как-то ненатурально.

– Приветствую, Александр Юрьевич! – начал Конышев.

– Здрасьте, – после паузы отозвался Таранов.

– Я приношу свои извинения, что задержался утром, – пробки, знаете ли, совсем доконали. Но мы могли бы перенести наши дела на любое другое время. Когда вам будет удобно?

Таранов замолчал, замешкался, в трубке на несколько секунд повисла тишина. Потом вдруг он скороговоркой произнес:

– Я не могу принять ваше предложение, Виктор Станиславович, извините.

– То есть? – не понял Конышев.

– Ну, я отказываюсь покупать это помещение, – буркнул Таранов.

– Осмелюсь полюбопытствовать – а почему? Оно же идеально вам подходит.

– У меня поменялись планы. Извините, Виктор Станиславович, мне сейчас неудобно разговаривать, всего доброго.

Связь прервалась. Конышев некоторое время сидел, не отрывая трубки от уха и ничего не понимая. Что значит – поменялись планы? Раздумал оборудовать еще одну бильярдную? Нашел дешевле? Да ну, не может быть! Все варианты других риелторских контор были Конышеву хорошо знакомы, и он точно знал, что там Таранову ничего лучше предложить не могут. Любой вариант будет хуже. Да он и не хотел гнаться за дешевизной, ему нужно было удобство. А предложение Конышева – самое удобное и выгодное.

Он встал из-за стола и прошелся по кабинету взад-вперед. Поведение Таранова казалось более чем странным и необъяснимым. Решив, что ломать голову над причинами, побудившими клиента отказаться от сделки, сейчас бессмысленно, Конышев подумал, что лучше всего будет на время оставить Таранова в покое. Пройдет время, и все разъяснится. А пока не мешало бы все же осторожно прощупать почву, разузнать по своим каналам, что там и как. Вдруг это просто какие-то личные причины, не имеющие к нему, Конышеву, никакого отношения?

Ладно, сейчас лучше сосредоточиться на других делах. В конце концов, даже если Таранов пойдет до конца и наотрез откажется подписывать документы, Конышев найдет, куда пристроить это помещение. С таким сотрудником, как Лев Абрамович, и не найти! Ха! Да у него с руками его оторвут!

Лев Абрамович Гольдман работал у Конышева пятый год, и, откровенно говоря, именно с его приходом положение Конышева на рынке стало укрепляться, а кривая доходов решительно поползла вверх. Гольдман обладал поистине врожденным чутьем, безошибочно определял не только объекты, которые легко можно будет продать, но и, что называется, чуял клиента. Он умудрялся сбывать такие объекты, на которые другие риелторы не стали бы и время тратить, относя их к категории неликвида по причине полной убитости. А Лев Абрамович умело обрабатывал клиента, убеждал, что это именно то, что ему нужно, подсказывал, как правильно использовать то или иное помещение, чтобы оно пошло на пользу. И что самое удивительное, ему с блеском это удавалось. Еще ни разу на объект, сбытый Гольдманом, не поступало жалоб от разгневанных клиентов. Более того, они все оставались довольными и по истечении времени превращали приобретенные объекты именно в то, что им советовал ушлый Лев Абрамович. Словом, все были счастливы, Конышев получал стоимость помещения и благодарности клиентов, а Гольдман – свой процент от сделки, к слову сказать, немалый.

Вот и в деле Таранова Лев Абрамович сыграл немаловажную роль. Именно он подсказал Конышеву, что купленный три месяца назад нижний этаж бывшей фабрики по производству технического стекла, пока что являвшийся бесхозным, замечательно подойдет для Александра Юрьевича в качестве бильярдного клуба. Интересно, как воспримет Гольдман новость о том, что Таранов по непонятной причине вдруг отказался от сделки?

Не успел Конышев об этом подумать, как дверь отворилась и в кабинет бесшумно, своей плавной кошачьей походкой вошел сам Лев Абрамович. Кажется, у него было чутье не только на клиентов, но и на непосредственное руководство.

– Доброе, доброе утро, драгоценнейший Виктор Станиславович! – безбожно картавя, поприветствовал он Конышева.

– Проходите, Лев Абрамович, – стараясь скрыть свое настроение, проговорил тот. – Не могу, увы, разделить вашу радость, ибо утро для меня не слишком-то доброе. Впрочем, для вас тоже!

– Что такое? – Гольдман с театральным испугом нахмурил брови.

– Таранов отказывается покупать ваше помещение! – Конышев сделал акцент на слове «ваше», хотя это ничего не меняло: владельцем пресловутого объекта был именно он, Виктор Станиславович, и срыв сделки бил в первую очередь по его карману.

Лев Абрамович был изумлен таким развитием событий. Он потер вспотевший лоб, поморгал глазами и растерянно переспросил:

– То есть как?

Конышев раздраженно махнул рукой, не желая отвечать на показавшийся ему бестолковым вопрос.

– Но по какой причине? – продолжал допытываться Гольдман. – У них что, какие-то претензии? Как они объясняют свой отказ?

– Да никак не объясняют! Планы изменились, и все! Стандартная, ни к чему не обязывающая отмазка! Никаких претензий не предъявляют, просто не хотят покупать, и все! Но нам с вами от этого не легче, поскольку, сами понимаете, теперь это помещение нужно кому-то втюхивать!

Гольдман нервно забарабанил ладонью по бедру. Маленькие проницательные глазки его при этом бегали из стороны в сторону, он явно что-то сосредоточенно обдумывал.

– Ну, есть парочка вариантов… Не слишком, правда, перспективные… Может быть, все-таки удастся переубедить Таранова?

– Может быть. Хотя я в этом не уверен. Со мной он отказался разговаривать, возможно, у вас что-то получится, учитывая ваши способности психологически воздействовать на людей. Вот вы, Лев Абрамович, и займитесь этим вопросом. Не сейчас, а спустя немного времени. Но сильно не затягивайте! – поднял палец Конышев. – Скажем, завтра-послезавтра.

– Понял, понял, – закивал Гольдман. – Постараемся сделать все, как говорится, в наилучшем виде. Можно, к примеру… – Он закатил глаза к потолку, уже обдумывая, чем и как завлечь Таранова, но Конышев перебил его:

– Обдумайте это позже. Сейчас есть ряд текущих моментов, которые нужно решить немедленно. На сегодня у нас намечены еще две сделки по квартирным вопросам, одна квартира на Большой Никитской, другая – на Строгановском проезде.

– Помню, помню, там все документы готовы – комар носу не подточит! – заявил Гольдман.

– Отлично, тогда поделите их с Красницким и действуйте. Он, кстати, на месте?

– Пока не было. Но он предупреждал, что может задержаться. Обе сделки намечены на два часа, так что, по его словам, раньше ему тут и делать нечего.

Конышев досадливо поморщился. Алексей Владимирович Красницкий, его заместитель, отличался любовью к дорогой технике, аксессуарам и парфюмерии, всегда был стильно одет и гладко выбрит, безукоризненно вежлив и услужлив, особенно когда дело касалось дам. Отличный вкус и безупречные манеры делали его весьма приятным и в общении с клиентами: Алексей Владимирович всегда разговаривал на «вы», избегал панибратства и уж тем более не позволял себе хамского обращения. Женщинам – как сотрудницам, так и клиенткам – он всегда говорил комплименты, замечая в каждой индивидуальные достоинства. В дни рождения и Восьмого марта не скупился на цветы и шоколадки, частенько предлагал подвезти какую-нибудь милую коллегу до дома. За это его любили и ценили, хотя порой ухаживания Красницкого приобретали характер откровенного волокитства.

Но был момент, который в глазах руководства, то бишь Виктора Станиславовича Конышева, напрочь убивал все достоинства Красницкого: к работе он относился с ленцой, не слишком утруждал себя поисками подходящих объектов и клиентов, частенько приезжал в контору к обеду и при этом никогда не задерживался дольше положенного по графику времени. Кроме того, он отличался некоторой рассеянностью, и в подготовленных им документах порой встречались погрешности. Зная об этом, Конышев частенько поручал Гольдману перепроверить документацию Красницкого, дабы вовремя исправить допущенную им оплошность. Алексей Владимирович был холост, проживал один в небольшой, но шикарно отремонтированной квартирке недалеко от центра, которую приобрел на предыдущем месте работы, также в риелторской конторе, откуда ушел по причине не слишком высокой зарплаты.

С Гольдманом все было по-другому: тот свою работу знал и выполнял на «отлично», готов был носом землю рыть в поисках выгодных сделок, на клиентов не жалел ни личного времени, ни дара убеждения. Сделки, заключенные лично им, никогда не разваливались, а документы можно было даже не читать, не сомневаясь, что там все в порядке. Он не допускал огрехов в виде объявившихся, как снег на голову, неожиданных наследников или прописанных в проданной квартире детей или иных родственников. Клиенты его были психически здоровы и вменяемы, а если и выяснялось, что это не так, Лев Абрамович пресекал подобные сделки на самом начальном этапе.

Однако при всех этих весомых достоинствах и Гольдман не мог считаться идеальным сотрудником. Лев Абрамович грешил тем, что, зная о своих возможностях, порой позволял себе совершать сделки в обход конторы Конышева. Разумеется, минуя при этом кассу и кладя весь доход себе в карман. Виктор Станиславович знал об этом, но не спешил увольнять Гольдмана – слишком ценен он был для него как сотрудник. Поначалу Конышев еще пытался вызывать Льва Абрамовича и высказывать ему, что такое поведение, вообще-то, не приветствуется ни на одном рабочем месте. Лев Абрамович широко распахивал свои карие глаза с длинными загнутыми ресницами, картинно хлопал ими, прикладывал руки к груди и божился, что он честный человек и никогда не позволит себе никакой нечистоплотности по отношению к такому уважаемому человеку, как Виктор Станиславович.

Доказать факт левого дохода Гольдмана было непросто: клиенты, которым сделки в обход кассы тоже были выгодны, помалкивали. Конечно, при желании, приложив определенные усилия, Виктор Станиславович мог бы добиться своего и вывести Гольдмана на чистую воду, однако не делал этого. Обдумав все в очередной раз, прикинув с разных сторон, он неизменно приходил к выводу, что, как ни крути, а прибыль от сделок Гольдмана он получает куда бо́льшую, чем убыток. Посему Виктору Станиславовичу оставалось лишь вздыхать и снисходительно относиться к мелким грешкам своего наиболее ценного сотрудника. А Гольдман в этом смысле был ценнее Красницкого.

Кроме того, что немаловажно, Лев Абрамович весьма индифферентно относился к дамам. Нет, он, конечно, тоже умело сыпал комплиментами, если это требовалось в интересах сделки, но при этом никогда не волочился ни за сотрудницами, ни, упаси бог, за клиентками. Он давно овдовел, у него были две замужние дочери и внуки, жившие отдельно от него, но вот личная жизнь его, если таковая и имелась, была покрыта глубоким мраком. Лев Абрамович при всей своей словоохотливости был человеком скрытным, и если не хотел чего-то афишировать, вытянуть из него это было невозможно.

Помимо упомянутых Гольдмана и Красницкого, у Конышева работала секретарь Людмила, главный бухгалтер Ирина Семеновна, парочка-тройка часто меняющихся мелких риелторов нижнего звена, а также приходящий юрист, которого вызывали по мере надобности его услуг. Словом, штат небольшой, каждый сотрудник находился на своем месте, и, несмотря на отдельные недостатки каждого из них, в глубине души Конышев был уверен – он не хочет ничего менять. Для него, как человека, ценящего стабильность, даже текучка среди младшего состава была неприятным моментом. Он подумывал над тем, чтобы увеличить доход начинающих риелторов, но потом решил, что это не эффективно: как ни крути, а новичкам не обойти таких опытных работников, как Красницкий, и уж тем более таких мастодонтов, как Гольдман. А амбиции молодых никуда не денешь, они мечтают о перспективах, стараются использовать свой возраст по максимуму, чтобы достичь высокого социального статуса и желательно побыстрее. Вот и не задерживаются в компании Конышева, где им в ближайшее время никак не светит занять высокое положение.

Вот с месяц назад опять ушла девушка, проявившая себя весьма толковой и активной, и на ее место пришлось брать новенькую. На первый взгляд вроде бы эта Надя и ничего, с работой справляется, клиентов находит, две сделки успешно заключила. А дальше – кто его знает… Если окажется, что бестолковая, то держать ее – себе в убыток, придется расставаться. Если же проявит себя успешной, сама уйдет через какое-то время. Словом, куда ни кинь – всюду клин. Пока что Конышев не видел возможностей изменить положение, и приходилось мириться с ситуацией.

Виктор Станиславович поймал себя на мысли, что в последнее время ему много с чем приходится мириться, и это касается не только работы. Взять, к примеру, его личную жизнь. Точнее, то, что от нее осталось. Бывшая жена, с которой Конышев развелся около восьми лет назад, причем по ее инициативе, продолжает испытывать его терпение. Тогда, почти девять лет назад, все получилось не слишком красиво, а сейчас и того хуже. Но сейчас вспоминать об этом не ко времени, и Виктор Станиславович вернулся к невеселому рассказу о событиях, происходивших в его офисе в последние недели.

После случая с Тарановым – сделка с ним, кстати, так и не состоялась, несмотря на все уловки Гольдмана, – произошло еще несколько «обломов». Один касался продажи жилой квартиры, второй – помещения под рок-клуб. Похожая ситуация – клиенты, осмотрев помещения и оставшись довольными, вдруг в самый последний момент перед совершением сделки отказались от покупки, сказав, что нашли другой вариант…

Нет, всякое, конечно, бывало за время работы. И сделки срывались, и клиенты уходили из-под носа… Но чтобы три случая подряд? Такого не было. И интуиция подсказывала Виктору Станиславовичу, что тут дело нечисто. Кто-то явно копает именно под него.

Но если риелтором он был неплохим, то навыками сыщика не обладал совсем. И вообще, привык считать, что каждый должен заниматься своим делом. То есть ему нужен был профессионал. И, перебрав в голове всех своих знакомых, Конышев остановил выбор на генерал-лейтенанте Орлове. Он, конечно, понимал, что сам Орлов вряд ли станет заниматься его проблемами, но, имея в подчинении целое управление оперов и следователей, разумеется, сможет найти подходящего человека. Таким человеком оказался Лев Иванович Гуров…

…Гуров сидел, молча склонив голову с начинающими седеть висками, Конышев выжидающе смотрел на него.

– Ну и что вы от меня хотите? – спросил полковник.

– Как что? – растерялся директор конторы. – Разобраться в этом вопросе!

– Боюсь, что я ничем не смогу вам помочь, – скептически покачал головой Лев. – Не мой курятник. То есть все эти внутриструктурные «непонятки» – не по моей части. Я даже не представляю, что реально могу сделать для вас. Скорее всего, это кто-то из ваших конкурентов перебивает у вас клиентов, вот и все. Если тут вообще есть чье-то вмешательство.

– Но вы можете завести дело? – не отставал Конышев.

– Конечно, нет! – пожал плечами Гуров. – На каком основании? Никакого состава преступления пока не видно. Вы же не можете с уверенностью утверждать, что кто-то намеренно строит против вас козни! Кроме того, вы не можете никого конкретно назвать, кто мог бы стоять за этим. Вам угрожали? Нет. Что мы имеем в действительности? Мы имеем ряд сорванных сделок, от совершения которых отказались ваши клиенты. Вот и все. А они имеют полное право не соглашаться приобретать ваши помещения. Вы, что же, хотите, чтобы я предъявил претензии этому самому Таранову и остальным? Это просто смешно!

– Разумеется, вы правы! – кивнул Конышев. – Я, собственно, предполагал, что вы так и отреагируете…

– А как я еще могу отреагировать? – удивился Гуров. – Могу лишь посоветовать вам навести справки в вашей среде – может быть, кто-то в курсе того, что некие нечистоплотные люди переманивают у вас клиентов. Но даже если выяснится, что это так, я не смогу привлечь их к ответственности. Просто потому что нет такой статьи, понимаете? Они имеют такое же право искать клиентов и совершать сделки, как и вы. Понятия «личный клиент» в юриспруденции не существует.

– Я знаю, я знаю! – с жаром подхватил Конышев и даже приподнялся на стуле. – Но я просто хотел, как бы это выразиться, обратиться к вам не совсем… официально. Хочу выяснить, кто за этим стоит! Я не собираюсь добиваться, чтобы этих людей упекли за решетку. И, уже тем более, не хочу вешать на вас «глухаря», как у вас говорится…

Лев с трудом подавил улыбку. Повесить на него «глухаря» у Конышева все равно бы не получилось, ибо для возникновения такового нужно официальное нераскрытое дело. А такого дела в случае с Конышевым просто не может быть.

– Помогите мне, пожалуйста, – продолжал тем временем Виктор Станиславович. – Ведь у вас для этого гораздо больше возможностей. Мне просто нужно знать, кто решил меня потеснить! Поверьте, дальше уже я разберусь сам!

– Замечательно! – прокомментировал Гуров. – Вы потом в криминал вляпаетесь, верша самосуд, а я еще вам в этом поспособствую!

– Ну что вы говорите, какой криминал! – укоризненно блеснул очками Конышев. – Для решения своих проблем я выберу исключительно цивилизованные методы. Я вообще считаю, что всегда можно договориться. Люди должны уметь договариваться! Вот и с вами, думаю, это будет возможно. Вы поможете мне, а я – вам. Петр Николаевич жаловался, что у вас кабинет в плохом состоянии и что нужно помещение для хранения вещдоков, – поможем! Есть очень удобный склад, за вполне доступную цену, и я даже еще готов скинуть процентов пятнадцать от стоимости… Петра Николаевича такое предложение определенно заинтересует!

«Петра Николаевича, похоже, в последнее время интересуют только финансовые нужды управления, – недовольно подумал Гуров. – Ему впору переквалифицироваться в завхозы – у него отлично получается торговаться и выклянчивать нужные средства! А Конышев не так прост, как кажется! Не зря так ловко ввернул имя Петра Николаевича – знает, кто генерал, а кто подчиненный! Я еще поговорю с Петром на эту тему!»

Он задумчиво посмотрел на Конышева, потом на часы – лимит, отведенный для беседы с директором риелторской конторы, давно был превышен, и поднялся из-за стола:

– Ладно, Виктор Станиславович, я попробую что-нибудь сделать.

На лице Конышева отразилось облегчение.

– Вот и хорошо! Я же говорю – люди должны уметь договариваться. Вот, возьмите, так сказать, аванс… – Он достал из кармана конверт и положил на стол, однако Гуров решительно покачал головой:

– Это вы лучше Петру Николаевичу адресуйте. А мы уж с ним сами потом договоримся.

Конышев удивился, неуверенно посмотрел на конверт и медленно проговорил:

– Не знаю, не уверен, что это правильно. – Но конверт все-таки положил обратно в карман. – Да! – спохватился вдруг он. – Я же не сказал вам адреса нашей конторы. Записывайте!

Гуров, уже надевавший плащ, обернулся к нему с вопросом:

– Зачем он мне?

– Ну как же! Вы, наверное, захотите побеседовать с моими коллегами… Хотя бы с главными – Гольдманом и Красницким.

– Да зачем мне ваши Гольдман с Красницким! Вы лучше дайте мне координаты всех клиентов, которые разорвали с вами сделки. Ну а заодно и координаты конкурирующих фирм. Если и начинать копать, то с этого конца. Можете сейчас не напрягаться, завтра утром позвоните и продиктуете мне по телефону. Вот моя визитка, – протянул Конышеву белый прямоугольник Лев и взялся за ручку двери.

Конышеву ничего не оставалось, как выйти в коридор. Они вместе спустились по лестнице, и по дороге Виктор Станиславович еще пытался что-то объяснять Гурову, но полковник слушал вполуха. Он уже переключился мысленно на встречу с женой, и заниматься проблемами директора конторы ему было совершенно неинтересно. Для этого есть завтрашний день. Поэтому на улице сразу же сел в свой автомобиль, коротко попрощавшись. Виктор Станиславович, несколько, казалось, разочарованный, постоял немного, глядя вслед скрывшемуся за поворотом автомобилю, после чего сел в свой «Лексус» и поехал домой.