Читать книгу Воскресенье на даче. Рассказы и картинки с натуры - Николай Лейкин, Николай Александрович Лейкин - Страница 4
Воскресенье на даче
Еще у русских
ОглавлениеВсе семейство Михаила Тихоновича Пестикова завтракало, и вдруг старшие его члены рассорились и выскочили из-за стола, не доев даже простокваши.
– Нельзя же жить на даче и никуда не ходить гулять! – кричал Пестиков. – Зачем же тогда было нанимать дачу? Зачем платить полтораста рублей?
– Черт вас знает, зачем вы нанимали, зачем вы платили! – отвечала супруга, Клавдия Петровна. – Пуще всего я вам не прощу того, что вы завезли меня в этот поганый Лесной, где тощища смертная, где никуда нельзя выйти, не выпялившись во все свои наряды.
– Где же бы ты желала жить на даче? В Павловске, что ли? Так там, матушка, нужно еще больше выпяливаться. Там, может быть, и веселее, но зато ты там в парк даже без перчаток не покажешься.
– Зато там порядочное общество, а здесь, в Лесном, что такое? Там все-таки стоит быть навытяжке, стоит надевать корсет, стоит напялить перчатки и шляпку.
– Но должны же мы хоть моцион сделать. В будни я целые дни на службе…
– Вы и идите одни, если вам нужен моцион.
– Нельзя же и тебе без моциону.
– Мне достаточно мой моцион вот здесь на балконе сделать.
– Детям нужен моцион.
– Забирайте детей и идите.
– При живой-то жене да возиться с ребятами? Благодарю покорно.
– При вас нянька будет.
Произошла пауза. Жена, в блузе и непричесанная, с крысиным хвостиком вместо косы, сидела в углу террасы и дулась. Муж ходил из угла в угол и усиленно затягивался папироской.
– Полно, полно, матушка, пойдем. Надо же детей прогулять. Иди, оденься и пойдем хоть до Гражданки, что ли… Туда дорога лесом, в тени…
– Вот в Гражданку-то я именно и не пойду. Что там делать? Смотреть, как в палисадниках пьяные немцы пиво пьют?
– Ну, в Лесной парк пройдем.
– Да в Лесном парке, я думаю, теперь с заблудившейся собакой не встретишься. Затянешься в корсет, выпялишься в платье – и иди в Лесной парк! Что там делать? Какая цель? Еще если бы там был ресторан, то можно было бы прийти, сесть, чаю напиться или мороженого съесть.
– Посмотрим на цветочки. Там отличный цветник.
– Я не садовница.
– На цветы любуются не одни садовницы.
– Ну не девочка, не институтка, чтоб на цветочки умиляться.
– Пойдем в Беклешов сад, посмотрим, как на лодках катаются по пруду.
– Чтобы меня Доримедонтиха с ног до головы пронзительным взглядом осмотрела и на все корки процыгани-ла? Она там днюет и ночует, сидя на скамейке у пруда. В новом платье, сшитом по вашему совету, обезьяной на шарманке выгляжу.
– Вздор. Прекрасное платье.
– Да ведь я вижу, как она меня цыганит. Ведь она, не стесняясь, так вслед и говорит: «Вон разноперая сорока идет».
– А ты ее процыгань.
– С кем? С вами, что ли? Так вы на гулянье, словно истукан, молча идете и только свою папиросу сосете. А она сидит и цыганит всех в целой компании таких же, как и она сама, барабанных шкур.
– Ну, полно, Клавденька… Пойдем пройдемся… Я понимаю, что здесь, в Лесном, место скучное, но уж ежели переехали, то надо же пользоваться тем, что есть. Иди оденься.
Супруга сдалась и отправилась одеваться. Нянька и кухарка сбились с ног, полчаса отыскивая ключи от шкапа, четверть часа таскали по комнатам юбки, потом начали закаливать щипцы для завивки хозяйкиной челки на лбу. Наконец хозяйка вышла с сильными слоями пудры на лице, с густо выведенными бровями, затянутая в корсет, и проговорила, обращаясь к мужу:
– Ну, взгляни на милость, разве я не похожа в этом платье на пестроперую сороку?
– Не нахожу.
– Вы никогда ничего не находите! Я не понимаю, для чего у вас глаза во лбу! – крикнула она.
– Готова ты, душечка?
– Готова-с. Ведите на тоску и скуку. Радуйтесь, что на своем поставили.
– Феденька, Лизочка, Катенька! Сбирайтесь. Мы идем в Лесной парк.
– Как в Лесной парк? Ведь вы сказали – в Беклешов сад?
– Но ведь ты не желаешь встречаться вместе с Дори-медонтихой.
– Напротив. Я именно теперь желаю ее встретить, чтоб пройти мимо нее и плюнуть в ее сторону.
– Пожалуйста, только ты не заводи скандала.
– Нарочно заведу, если она что-нибудь скажет мне вслед…
– Ну, что же это такое! – развел руками Пестиков. – Тогда уж лучше не идти в Беклешов сад.
– Нет, уж теперь-то я нарочно пойду. Вы меня вытащили, а я вас потащу. Дети, собирайтесь! Нянька! Вытри нос Катеньке.
Семейство вышло из палисадника дачи и поплелось по дорожке около дач.
– Клавденька… Только ты, бога ради, насчет Доримедонтихи-то… – начал муж.
– Назло вам заведу скандал… – фыркнула жена.
Муж шел как на иголках.
– Что же это такое! Идти гулять и вдруг сцепиться с посторонней женщиной!
– А вы зачем меня звали на прогулку? Вытащили – вот теперь и казнитесь.
– Если бы я знал, то, само собой, не потащил бы…
– Вон целая компания жидов и жидовок навстречу тащится! И ведь как вырядились, канальи. Наверное, потаскали из своих ссудных касс заложенные вещи… Думаете, приятны такие встречи?
– А ты не гляди на них! Ведь они только пройдут мимо.
– И мимо-то, когда они идут, и то неприятно. Вон одна жидовка даже в шелковом парике.
– Тише. Ну зачем же кричать? Ведь она слышит.
– Пускай слышит. Фу, как запахло чесноком!
– Клавденька…
– Тридцать два года знаю, что я Клавденька.
– Если бы я знал, что это все так будет, то ни за что на свете не вызвал бы тебя. Знаешь что? Я не пойду дальше.
– Идите, идите уж, если выманили меня.
– Дай мне слово, что ты в Беклешовом саду не сцепишься с Доримедонтихой.
– Да чего вы ее боитесь-то?
– Я ее не боюсь, но не желаю скандала. Ну, дай мне слово…
– Я только плюну в ее сторону. Пусть она видит.
– Честное слово только плюнешь?
– Да, уж ладно, ладно! Идите.
– Ты плюнь так, чтобы не было заметно.
– Тогда польза? Мне нужно сердце сорвать.
– Пожалуйста, Клавденька…
Они входили в Беклешов сад.